Мои ненавистные шрамы

И даже после второго поцелуя Хаджиме с Иссэем Дуракава хранил молчание. Если бы Ивайзуми не был уверен в своём соуле, он бы тоже занервничал, как Мацукава. Но удочку на пути к дому все-таки решил забросить: — У Такаши появился первый порез. — А? — Тоору витал где-то далеко в своих мыслях. — Ой, у него же день рождения, точно! Как я мог забыть? Ива-чан, мы должны пройтись по магазинам, прежде чем пойдем к тебе. — То есть мы пойдем ко мне? Тебя кто-то приглашал? Но капитан уже тащил его в сторону ближайшего торгового центра. Это означало, что как минимум три часа Ивайзуми просидит на разнообразных пуфиках и диванчиках в отделах сувенирной дребедени и шмотья, а под носом у него будут периодически появляться страхолюдские фигурки инопланетян, томики дурацкой манги и какие-нибудь дорогущие золотистые кроссовки. Блистай как бабочка, жаль как придурок — жизненное кредо Ойкавы Тоору. Однако соул справился с поиском подарка мелкому быстрее, чем предполагалось. — Смотри, это как раз для Таки-чана, — Петухава потряс перед Хаджиме бирюзовой футболкой с серебристой надписью Lucky boy. — Специально подбирал цвет, что ли? Поступит в Аобаджосай, там успеет поносить такое. — Да нет же, ему просто очень пойдет! И, сам подумай, Ива-чан — получить шрам так рано… Это огромная удача. Ивайзуми хотел было дать паршивцу по шее, но серьезный взгляд карих глаз, так контрастировавший с дурашливым дуракавским тоном, заставил его передумать. — Идем, нам еще нужно купить свечки, — он взял притихшего друга за руку, как обычно делал в детстве, и повел на кассу. Неужели Иссэй был прав? — Ивайзуми-сан сделает клубничный торт? — в кондитерской Тоору немного отморозился. — Да, поэтому пирожные ты сейчас берешь зря. — Ива-чан, — Ойкава даже остановился, чтобы снисходительно глянуть на своего Аса, ничего не понимающего в сладкоежках и правилах хорошего тона, — я ведь не могу заявиться на праздник без чего-нибудь вкусного к чаю. Тем более, ты говоришь, будто меня не ждут. Кстати, уверен, что это какая-то ошибка… Пререкаясь и споря, они дошли до двухэтажного дома Ивайзуми с рябиной у ворот во дворе. Дерево посадил отец Хаджиме, когда женился. Оно обозначало верность, и, по мнению Тоору, подходило этой семье на все сто процентов. — Тадаима, — привычно сказали оба хором, переступая порог. — Тоору, у меня появились порезы! Средний Ивайзуми, выскочивший из кухни, был взъерошен и счастлив, темно-карие глаза лучились восторгом. — Прямо с утра, представляешь? Наверное, она совсем взрослая… Хаджиме фыркнул, переобуваясь в прихожей, а самый младший брат, свесившийся с перил второго этажа, рассудительно заметил: — По статистике, однополые соулы составляют двенадцать процентов от общего числа, так что не факт, что это девушка. — О, ну конечно, это девушка, о чем тут говорить? Красивая и с шикарной фигурой, — Такаши немедленно надулся, поправляя на голове съехавший набок хвостик. — Ты обещал отцу подстричься, — старший брат неодобрительно дернул среднего за отросшую челку. — Ива-чан, отстань от него хотя бы в день рождения, — Ойкава наконец выпустил именинника из объятий и вручил тому пакет с подарками. — Ивайзуми-сан, поздравляю с рождением сына. Вы потрясающе выглядите, как всегда. Вышедшая на шум невысокая хрупкая женщина с ласковой и немного насмешливой улыбкой приняла пышный букет бело-розовых азалий и чмокнула нагнувшегося к ней Тоору в щеку. — Спасибо, милый. В любой день приятно, когда самый красивый парень префектуры дарит тебе любимые цветы, — на ее чистой и гладкой, как у молодой девушки, коже загорелся румянец удовольствия. — Так, сначала мыть руки, а потом за стол, — скомандовал Хаджиме, под смех младшего брата ухватив за шкирки рассыпавшегося в комплиментах маме Ойкаву и Такаши, возмущенно бухтевшего о том, что самый красивый мальчик это он.

***

Дождавшись отца, они сели ужинать. Тоору с Такой наконец-то приткнулись, перестав шушукаться, и только бросали на главу семейства Ивайзуми немного виноватые взгляды. Как известно, встретить соула удается почти каждому. Если он жив и не попал в сложную ситуацию, то судьба наверняка приведет его к тебе. Для тех же неудачников, которые не нашли свою вторую половинку или отказались от нее, был только один вариант — клубы знакомств, состоявшие из таких же отщепенцев. Все остальные «нормальные» люди предпочитали создавать семьи со своим соулом, ведь это твоя идеальная пара, глупо искать кого-то еще. Однако Хаджиме знал историю, в которой всё пошло по нестандартному сценарию. Мама иногда рассказывала ее вместо сказки перед сном. Жил да был один молодой человек, добрый и смелый. С детства он мечтал защищать слабых, помогать обездоленным, спасать попавших в беду. Если бы какой-нибудь страшный и зловредный кицуне оказался перед ним, молодой человек покрошил бы его без всяких сомнений. Все в округе знали этого юношу, и каждая девушка надеялась быть его родственной душой. Но он был занят спасением мира и о соуле не думал до тех пор, пока у него не начали появляться шрамы. Каждый день новые яркие полоски безжалостно расчерчивали его кожу, но даже после этого герой не отправился на поиски, справедливо рассудив, что чему быть, того не миновать, и если уж ему суждено встретить свою судьбу, то так оно и будет. Однажды он приехал в деревню навестить свою пожилую бабушку. Работы по хозяйству было много, он успел и вскопать грядки, и залатать дыру в заборе, и наколоть дров для вечернего купания, а затем, утомившись, присел отдохнуть на потрескавшуюся от времени скамейку под старой раскидистой магнолией у ворот. Задумавшись, молодой человек стал разглядывать девушку, работавшую в соседнем палисаднике. Руки её проворно пололи сорняки, старенькое платье и соломенная шляпа были аккуратно заштопаны. Ни одного шрама не смог он разглядеть на её чистой, как первый снег, коже. Вдруг на ветку дерева вспорхнула птичка и защебетала. С нежной улыбкой подняла на нее девушка свои тёмные оленьи глаза и замерла в удивлении, увидев напротив юношу. Испуганно вскочив и вежливо поклонившись, она убежала, оставив героя очарованным её скромностью. За ужином молодой человек узнал от бабушки, что девушка эта из другого села, что у неё умерли родители, и родной дядя взял её к себе. Вот так она и поселилась в доме по соседству. И была всем в деревне по нраву, кроткая и работящая. Но был у девушки некий изъян — шел ей уже двадцатый год, а шрамов на теле не появлялось. Виданое ли дело, за пять лет не получить ни одного. Наш герой подумал, не беда, коли так. Ведь её пара могла и задержаться в пути, в жизни всякое бывает. Но уж очень молодой человек хотел еще раз полюбоваться милыми ямочками на щеках, заглянуть в бархатные карие очи. Что в этом дурного? С соседями надо дружить, независимо от того, нашелся соул или нет. И начал он ходить за ней, безмерно смущенной таким вниманием. Застенчиво убегая каждый раз, она не давала ему и шанса завести разговор. И только случай помог юноше в столь нелегком деле. Бык, пасшийся на лугу, отчего-то взъярился, сорвался с привязи и выскочил прямо на дорогу, где в это время наш герой уговаривал свою прелестную соседку познакомиться. Племянник девушки, с которым она вышла на прогулку, играл неподалеку, и надо же было такому случиться, что он оказался прямо на пути у быка. На счастье мальчика, наш будущий страж правопорядка не растерялся. Он отпихнул ребенка в сторону и упал сам от удара рогом в плечо. Схватив палку, валявшуюся рядом, он с силой треснул намеревавшегося затоптать его быка по башке аккурат промеж глаз. Животное замешкалось, и этого мгновения парню хватило, чтобы вскочить на ноги и стремглав понестись в направлении к загону. Бык, взбешенный до глубины души, бросился за ним и, не успев ничего сообразить, был встречен у стойла градом ударов и оскорблений. Подоспевшие на помощь смелому юноше крестьяне утихомирили скотину, и парень вернулся к перепуганной насмерть девушке. «Мадам, на чем мы с вами остановились?» — только и успел галантно спросить он перед тем, как завалиться в короткий обморок. Кровь стремительно пропитывала ткань рубахи, и ясно было, что нужно срочно отправляться к врачу. Отец спасенного ребенка побежал заводить машину, а побледневшая от волнений юная соседка со всем вниманием обработала и перевязала очнувшемуся молодому человеку рану. Она была так глубоко ему признательна, что поехать с ним вместе в больницу посчитала своим священным долгом. И в пути она смотрела на героя во все глаза, а он тем временем тонул в её оленьем взоре и болтал всякие геройские глупости. С тех самых пор они подружились, и остаток лета пролетел незаметно. Говорили они обо всём на свете: о книгах, о больших городах, об учебе нашего героя в полицейской академии, о мечтах и планах. Изредка высказываясь и незаметно смягчая его категоричные суждения своим тихим ласковым голосом, девушка всегда внимательно слушала молодого человека, пока её тонкие пальцы без устали порхали над пяльцами с вышивкой. Юноша уже окончательно забыл о поисках своей родственной души. Он был влюблен. Влюблен отчаянно в ту, что была предназначена ему не природой, а судьбой. И первый поцелуй, украденный им в зарослях малины, был самым сладким и самым желанным. Не колеблясь более ни минуты, он сделал своей милой предложение. Но она отказала ему и, как в самом начале, испуганно убегала, лишь завидев молодого человека на горизонте. Конечно, девушка не могла никак взять в толк, почему он решил променять своего соула на нее, простую селянку. Несколько лет прошло, пока она поняла — этот парень не отступится и без нее своей жизни больше не мыслит. Наш герой был на седьмом небе от счастья, получив согласие! После свадьбы он увез любимую в Сендай, построил с ней дом, посадил дерево, родил трех сыновей. Новые шрамы появлялись на нём каждый день, но самым большим по-прежнему был след от бычьего рога на плече. Хаджиме никогда не спрашивал отца, каково это, всю жизнь получать свидетельства того, что где-то на свете есть его родственная душа, и строить отношения с другим человеком, но ответ на этот вопрос он знал и сам. Хоть родители и не были соулмейтами, между ними существовала особая связь, которую мог видеть любой, стоило только присмотреться повнимательнее: они понимали друг друга с полуслова, угадывали желания, да толком и не ругались никогда… Они бережно хранили свою взаимную любовь, и это был их общий выбор. — Така-чан, из тебя бы вышел отличный диагональный! — поток мыслей бессовестно прервал Ойкава, не оставлявший попыток переманить Такаши в волейбол. — Из меня и так уже вышел отличный атакующий защитник! — слегка покрасневший от удовольствия средний Ивайзуми переманиваться всё так же не хотел. Хаджиме невольно засмотрелся на наглый вихор, маячивший прямо перед глазами, потому что Ойкава подпёр щёку кулаком, ссутулившись. — Така-чан, соглашайся! Я научу тебя всему, что знаю сам! — Да отвали ты от него, сколько можно? Какой из него диагональный, он же тощий, — заворчал раздражённый старой пластинкой Ас Аобаджосай. — И выпрямись! — для убедительности он треснул тут же захныкавшего Тоору по спине. — О-о-о, Ива-чан, ты меня совсем не любишь! — Жене своей так причитай, — он недовольно уткнулся в тарелку, нахмурив брови. — Он не тощий, а стройный, ты ничего не понимаешь в красоте! — тот никак не желал угомониться. Разве может у них с Ойкавой получиться семья в конечном счёте? Хаджиме представил двухметровую хозяюшку Тоору, который, спрятав вихор под платок, носил бы ему бенто на работу, а он говорил бы: «Спасибо, милая», — и чмокал бы его в щёку. От такой картины Ивайзуми передёрнуло и слегка перекосило. Вот такого он уж точно не желает! Быстро покончив с едой и едва успев допить чай, беспокойно ёрзавший Такаши утащил Тоору наверх, оставив Хаджиме в одиночку помогать маме разбираться с посудой. Ну и слава богам, тошнило уже от вида этих довольных заговорщицких морд, сколько можно по десятому кругу обмусоливать одно и то же? Расправившись с уборкой, Ивайзуми поднялся по поскрипывающим ступенькам и уже собирался толкнуть дверь в комнату среднего брата, чтобы забрать своего Ойкаву, как вдруг замер, навострив уши. — А давай поцелуемся? — голос Такаши звенел, переливаясь от смеха. — Я сегодня хочу передать ей так много приветов, как смогу. И тут же плечо Ивайзуми обожгла царапина. — Ойкава Тоору! — взревел он, врываясь внутрь. — Ива-чан, я… — округлившиеся глаза, приоткрытые влажные губы его соула, и этот невинный тон подняли в груди Хаджиме бурю негодования. — Вы оба… Вы оба способны относиться к другим людям хотя бы с сочувствием? Что веселого в порезах? Что смешного в том, что вы играете с чужими сердцами? Пожар ярости погас, оседая на душе тяжелыми хлопьями разочарования — в глупой игре брата, в беспечности Тоору, в своем внезапно вспыхнувшем раздражении. Сжав кулаки, Хаджиме выскочил в коридор и направился в свою комнату. На виноватое поскребывание в дверь он не обратил никакого внимания. Что-то вертелось на уме, какая-то мысль никак не желала формироваться в связную. И только спустя полчаса, когда с площадки под его окном донесся стук баскетбольного мяча, Ивайзуми понял то, что до сих пор ускользало от него. Накинув на плечи олимпийку, он вышел во двор и, хмуро глянув на звезды, насмешливо мерцавшие в ночном небе, двинулся на свет фонаря, неярко освещавшего понурого Таку. Броски брата по кольцу, обычно четкие и меткие, летели мимо, словно заговоренные. На секунду тонкая фигура в свободной не по размеру одежде остановилась, опустив лохматую голову, плечи сжались, распрямились, и упрямый взмах рук отправил мяч точно в корзину. — Классно, — хрипло похвалил Хаджиме. — Хочешь вместе? — Я с волейболистами не играю, — ребенок, конечно, был всё еще обижен на старшего, и совершенно справедливо. Его покрасневшие глаза смотрели в сторону, не желая выдавать расстроенных чувств, но поникший взгляд больно колол Ивайзуми виной. Без колебаний, Хаджиме крепко обнял застывшего в удивлении Такаши. — Ты имеешь право мечтать о соуле и поддерживать с ним связь, — шепнул он в холодное ухо сопевшего ему в подмышку брата. Быть связанным с кем-то на всю жизнь, отправлять весточки в пустоту и не получать ответа… Как немой отчаянный крик, который никто не слышит. Такаши не хотел, чтобы его пара мучилась от ужасного холода одиночества, такого, какой чувствовала мама, какой чувствовал… Тоору. С родственной душой Ойкаве не очень повезло.