i'm ready for anything for you

***

      Пауло — ветер, скользящий по волосам, путающийся в темных локонах. Это умеющий два языка превращать в пламя, — маленький Бог, готовый сцеловать всю печаль с лица, оставив лишь маленький терпкий свет. Чудо, готовое бежать за своим Человеком хоть на край света, а за ним идут толпы, толпы людей, обожающие и искренние, жаль лишь только, что своего Человека Пауло выбрал, увы, не из них.       Его Человек — могущественная гора, гордо на которую взгромоздиться Дибала был бы рад, но пока только мнется у самого подножья, стирая свою честь в крохи. В кого же ты превратился, яркий лучик? Обретя своего хранителя света, несчастный потерял себя. Его Человек — Криштиану Роналду.       Узнав о приходе в клуб этого Великого Человека, Дибала радовался искренне и чисто, как щенок с улицы, сумевший обрести свой теплый дом, честно не понимая, почему товарищи по команде к нему по очереди подходили и хлопали по спине, жалея будто. Мальчик в ладоши по-детски хлопал и автограф попросил в первый же день, когда самому Роналду смог пожать руку в неформальной обстановке, а тот ухмыльнулся тигриной улыбкой, по голове его потрепал и в глаза жадно заглянул, исследование проводя. А десятый номер искрился весь, как звездочка на ночном небе, единственная в этом гнилом падшем мире.       Говорят, что «если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно», так вот, Пауло Бруно Дибала — звезда, а зажег его никто иной, как Криштиану Роналду. Спичкой чиркнул пару раз в раздевалке после матча, а для горючего больше и не надо, дальше оно само. Пауло нравилось растворяться в мощных руках Криро, он был ветерком в руках сильного урагана, безусловно. И он таял, как снег, который Пауло видел в своей жизни короткой не так уж и часто, а Роналду грел, грел, грел, заставляя гореть. Пылающие отметины на ключицах выступающих сладко смотрелись и в зеркале, и в отражающиеся в глазах Криштиану, а тот поскорее взгляд отводил и малыша к стене прижимал, рукой рот закрывая, думать только о своем ненасытном теле заставляя. Вдавливал в нее буквально, даря жгучие поцелуи, а рукой к паху пробирался, расстегивая свой ремень, шептал на ухо пошлости грязные, к чему малыш Пауло не привык совсем, поэтому смущался, улыбался, а ушки руками прикрывал. А Криштиану очень нравилось Дибалу стеснять…       Пауло специально на тренировки пораньше приходил, чтобы к Рону прижаться крепко, обнять нежно-нежно, до слез в уголках глаз, а тот отшатывался, сплевывал на землю после поцелуев младшего, словно к нему целоваться лез не мальчик за сто миллионов евро, а шлюха из придорожного мотеля, готовая отсосать прямо на трассе за пару зеленых бумажек, ведь Криш срать на них хотел.       А еще он срать хотел на все те чувства, что Пауло отдал ему за так, ничего взамен не попросив. Дибала прижимался к холодному стану в душе, обхватив хрупкими кистями широкие плечи и вдыхая запах своего Человека, а тот зубы сжимал до скрежета и писка, но не отталкивал, терпел. И Пауло же рад все еще такому отношению к себе, ведь на нем розовые очки, запотевшие, через которые нельзя коричневый мир с серыми точками увидеть.       Дибала кричал от счастья зыбучего такого, когда Роналду в дом к нему завалился с шампанским и алым букетом роз с шипами колючими, как двухдневная щетина на выступающих скулах-островках. А Криш с порога кинулся целовать, обнимать, ласкать, зная, что аргентинец поведется.       — Я ради тебя на все готов, — вдруг прошептал Дибала, удобно устроившись на груди португальца на шелковой постели, переплетая их пальцы, — клянусь.       Если бы Пауло увидел ту острую искру в очах своего Человека, то испугался бы, пораженный таким светом, как от молнии. Но он был слеп напрочь, к своему большому сожалению.       — Клянешься? — переспросил Роналду, сцеживая из себя каплю человечности.       — Да, — однозначно и уверенно кивнул Пауло, — я же люблю тебя.       Слова эти впервые сорвались с губ аргентинца так легко и смело, будто он лежит на груди не самого Великого футболиста в истории, а рядом с третьесортным парнишей из запаса.       — Откажись от места в старте.       — Что? — полумертвым голосом переспросил Дибала, приподнявшись на локтях на пару сантиметров, чтобы заглянуть в пустые глаза своего убийцы, не понимая до конца о чем речь.       Криштиану не стал повторять свою просьбу, он лишь поджал губы, которые еще недавно вытворяли то, что делать совсем нельзя.       — Серьезно, Криш? — взвыл аргентинец, схватившись за голову.       Пауло Бруно Дибала — самый настоящий дурак, который по-дурацкому и безответно влюбился до безумия сильно и больно, не понимая, что Рон его использует, как презерватив, а потом выкинет, ведь удовольствие уже получил.       — Да пошел ты! — выплюнул Пауло, вставая с кровати и подходя к подоконнику, параллельно подбирая свои вещи. — Я не сделаю этого.       Дибала уставился в окно глупо-глупо, проглатывая горькую обиду. Он знал, что Криштиану победит и свое получит, потому что слишком любим и обожаем всеми, а Пауло в особенности. Аргентинец морщится, когда перед уходом Роналду целует его мочку уха и проводит языком по щеке. Пауло понимает, что все было зря, что он провалился в яму, вязкую и глубокую, выкарабкаться из которой, казалось бы, нереально.       Пауло заперся в душе после тренировки, зная, что никто искать его не будет. Сегодня он вялый, плохо отработал и вообще не старался. Еле волочил ноги, сославшись на плохое самочувствие. Все поверили, и Дибала это понимал. Аллегри сказал, что Пауло надо бы вернуть оптимальную форму, поэтому в ближайших играх он посидит на банке. Аргентинец стойко принял это, ведь сам решился на такой рискованный шаг.       И только Криштиану знал истинную причину всего этого, был уверен, что свое получит в любом случае. И своим он считал место в старте, ведь это он — лучший, а не малыш Дибала.       Пауло вышел из душа в одном полотенце, волосы потемнели от влаги, а мурашки покрыли все тело, возвращая к реальности. Парень прошлепал к своему шкафчику, пытаясь выкарабкаться из всего этого кошмара, куда он сам себя и загнал. Но вдруг на его плечи легли тяжелые руки, Дибала знал, кому они принадлежат, ведь только эти ладони заставляли кипеть и дрожать, вырубали мозг.       — Спасибо, — слово очертило ямочку над губой, спускаясь к подбородку, — спасибо тебе, Пауло.       И ради этого спасибо стоило гробить свою карьеру?       Определенно, да.