Набрэон

Я опустил ноги в воду и с тех пор не оборачивался, пускай и зная, что уже давно не один. Это была третья наша встреча, и она же обещала стать последней. Ближайшее поселение людей, на самом деле, было не так уж близко, но он упрямо обещал приходить ко мне часто. Что ж, трудно сказать, как это по человеческим меркам, но, пожалуй, он не солгал. — Ладно. Ты знаешь, что я здесь? — Знаю. А самое забавное, что для тебя это совсем не новость. — Тогда почему ты не поворачиваешься? — он несколько недовольно хмыкнул и прислонился — это я слышал — к одному из деревьев. — Потому что мне нравится смотреть на реку, и потому что я знаю, что ты пришёл с не самым простым разговором. — Не таким уж и трудным… — и все равно он смутился. — Я очень рад, если для тебя он станет простым. Но не думаю… — Зависит от твоего ответа, конечно… Это важно. Но нетрудно. — Я удивлён. — Тем, что я хочу поговорить с тобой о том, что для меня важно? — он абсолютно искренне удивился. Я покачал головой, но скорее для себя, чем для него: иногда интересно смотреть за своим отражением. Не чтобы полюбоваться, а лишь чтобы узнать, как выглядят твои эмоции. — Тем, что для тебя это важно. Он снова фыркнул, почти негодующе, я же поднялся и отошёл на несколько шагов от берега. Холодная, но свежая вода уже коснулась ткани штанов. Весёлое серебристое течение уносило куда-то вдаль почти зелёные веточки. И пение реки и птиц… — Так ты невинен? … легко и обычно разбилось о человеческий голос. — А ты ищешь права причинить мне боль? — но я так и не обернулся, потому что именно этого вопроса и ждал. — А ты ищешь опасность в любом моем слове? — Не ищу. Люди любят этот вопрос… — А вам все равно? — Как ни посмотри, все просто: без любви нет смысла, а любовь одна и навсегда. — Слышал, — он сел на траву и как-то печально вздохнул. — Значит, ты ещё не влюблен? — Как знать… — я улыбнулся, склонившись и выловив из воды несколько белых цветков. — Но не в браке? — Определённо, — совсем уже смеясь, подтвердил я. Почему ему интересно, конечно, не загадка. Загадка в той настороженной грусти, что звучит в его словах, произнесенных с притворной лёгкостью. — Хорошо, когда любовь в традициях, и тебя не заставят. — Тебя заставляют жениться? — лишь теперь я к нему повернулся, ненадолго, чтобы увидеть глаза, но он даже не попытался встретить мой взгляд, поднял плечи и опустил голову. — Женись. — Я не хочу. — Да? — Конечно!.. Я сделал ещё несколько шагов и опустился на невысокий и влажный камень. Вода все так же отражала зеленость. — А почему тогда ты не откажешься? — Откажусь! — А почему не отказался? — я снова повернулся, улыбаясь ему, без строгости, но со всей печалью понимания. — Не так-то это легко! Идёт против всего… — Жениться на юноше — тоже против всего. Для людей… — А для вас? — А для нас жениться на человеке. Против разума. Против самой жизни. — И ты хочешь сказать, что не готов? — Не входи в воду в обуви, — ответил я, и лишь когда он двинулся ко мне уже босиком, продолжил. — Я не готов, так же, как и ты. Только тебе нужно было подтверждение чистоты. Он сделал ещё несколько шагов, остановился, дрожа, но не желая сдаться. Я провожал взглядом ещё один цветок, распадавшийся на лепесточки. Ближе и ближе, он вдруг коснулся моего плеча. — Друг мой… — Что означает твоё имя? — совсем против моих ожиданий спросил он. Уйти от печальных мыслей, быть может, и лучше. — Янтарь. — Почему? — Из-за глаз… Нет, сейчас уже не увидишь, — я отвернулся от него ещё больше, чем прежде. — Ты эльфам даже не друг… — Нет способности к языкам. Следующий цветок я выловил и опустил себе на колени. Его стебель оказался совсем мягким, но ещё не рвался. А вдалеке плыл, наверное, целый букет… — Не уходишь? — Ты и так посчитал, что мне недостаёт решимости. — Нет, нам обоим. Когда решимости не хватает одному, есть шансы. — Я!.. — Прости меня, — я прямо посмотрел на него. — Но наши пути уже разошлись, — и тут же вновь склонился за тем самым «букетом». Из него выйдет венок. Должно быть, слишком хрупкий, не пахнущий, но нежный. — Почему? Ты сам расстроен этим… — Я всегда буду вспоминать об этом с грустью, — согласился я, переплетая скользкие стебли. — И ты мне нравишься, и люди. Вы так серьёзны, но так наивны, и всегда так спешите. Это как смотреть за крылышками мотыльков. Мне жаль потерять… — Разве ты не говорил мне, что можешь стать человеком? — почти с подозрением, точно поймал меня на лжи, спросил он. Но я только улыбнулся и покачал головой, так и не подняв её. — Могу. Могу, но зачем? Знаешь, что… Наблюдать мне можно и так, пусть не близко. А вот жить как вы мне было бы трудно. — И ради любви? — твёрдо спросил он. — В том-то и дело. Среди нас принято ставить любовь впереди всего, впереди родных. Но когда я смотрю на тебя, я думаю, что мои родители будут очень опечалены. Они не смогут пойти за мной. — Значит, остаёшься один, на ещё тысячу лет? — Нет, — эхом откликнулся я. Венок был готов, и я встал с камня, и двинулся к берегу. Меня уже ждал другой. Не имевший со мной странного сходства, едва достававший мне до пояса, забавный, но твёрдо держащийся в мире. Не человек. Не эльф, вернее, не вполне эльф — ведь если они вновь станут добры, то, наверное, смогут вернуть свою прежнюю сущность… Особенно, соединившись с кем-то из добрых существ. Странное он дитя. Мокрый венок воздушно лёг на тёмные волосы. Торопиться нам некуда, и, держась за крепкую ладонь, я перестаю слышать прощальные слова человека. Растворяясь в лесу я знаю, что выбор был сделан ещё до последней встречи. И не из-за того вопроса, который желал задать человек, но лишь из-за того, чего желал я сам.