Перекрестки миров

Это злая эпоха великих людей, Обогнавших свои времена — Королями от Бога назвались не те, Но кому здесь решать, как не нам?! Марко Поло

Меньше всего на свете Птолемей ожидал чего-то подобного, но больше всего он должен был ожидать именно этого. Он так давно не был живым, что его было действительно сложно испугать, но сейчас он впервые за долгое время испытал настоящий страх. Мельком взглянув на ощерившихся суккубов, Птолемей снова перевел взгляд на Унаса. Африт нервничал, и это было странно: у Соломона характер далеко не сахар, но он не Кард, чтобы наказывать гонцов за плохие вести. Клеопатра оживленно наклонилась к нему.  — Птолемей, я посмотрю, ты просто мастер быть в двух местах одновременно! — нарочито громко сказала она. — Научишь меня, а то, боюсь, такими темпами точно нарвусь на гнев нашего великого государя. Голос ее был весел, а взгляд зол и цепок: явный признак того, что ей действительно интересно, что происходит. Ему бы самому было интересно, если бы он не догадывался…  — Это и вправду смешно, Соломон, — как можно спокойнее ответил Птолемей, — не мог же я действительно… Соломон остановил его движением руки.  — Ты — нет, но вот твой джинн в твоем же облике — вполне. Они ведь все знают твое истинное имя? У Птолемея давно не было сердца, но сейчас оно рухнуло вниз. Мысли Соломона пересеклись с его, и надо было срочно переводить их в другое русло, но вряд ли его слова в этой ситуации стоили больше, чем утреннее пение птиц в садах.  — Именно, — подала голос Жанна. — Мы все знаем его истинное имя. Джинны могли быть чьи угодно. Птолемей посмотрел на нее с благодарностью. Жанна сухо кивнула ему. До сих пор эта стальная дева в теле маленькой девочки оставалась для него темной лошадкой. В отличие от многих она не заводила ни друзей, ни идущих с ними в комплекте врагов, и никто не мог предугадать, чью сторону она примет. Сама Жанна говорила, что всегда следует зову своего сердца, но для Птолемея, привыкшего полагаться в равной степени на разум и чувства, эта трактовка была слишком размытой. Соломон качнул головой, принимая аргумент к сведенью.  — Что-то еще, Унас?  — Да, хозяин. В зале было найдено это. Грифон вытянул вперед орлиную лапу, на которой проявился обгоревший амулет. Остаточное свечение на планах говорило о том, что в нем когда-то была магическая сила, и немалая. В тишине раздался громкий выдох.  — Амулет Самарканда, — узнал Натаниэль. — Только он какой-то…  — Только одноразовый, — фыркнул Кард. — Жалкая подделка. Ни один нормальный волшебник не будет хранить в доме такую мелочь, как, кстати, и помнить свое истинное имя, — рыжий с усмешкой глядел на Птолемея.  — Мне без надобности защитные артефакты, — мягко сказал Птолемей, — мои духи не мечтают перегрызть мне глотку. А вот ты, Кард, судя по всему, знаешь в них толк.  — Давайте сейчас еще количеством слуг меряться начнем, — Тесла закатил глаза. — Произошла совершенно отвратительная ситуация. Непонятно, кто это все затеял и что за этим стоит, а значит надо разобраться, а не скалить друг на друга зубы, как последние бесы.  — Тебе какая печаль? — Сулейман добродушно улыбнулся. — Ты уже через неделю будешь на Земле агукать.  — Ой, прекрати, — замахала руками Клеопатра. — У тебя самого смелости на это никогда не хватит, вот тебя и зависть берет.  — Как же можно…  — Обычно такими артефактами болеют те, кто был к ним привязан при жизни, — не обращая ни на кого внимания, рассудил Аудиторе. Его голос был легко узнаваем по итальянскому акценту, так что всем приходилось прислушиваться, чтобы понять, что он говорит. — И умер этот волшебник недавно, потому что земные привязанности проходят достаточно быстро.  — Единственная здравая мысль за сегодня, — угрюмо сказал Соломон, обведя взглядом своих советников. — Только и можете, что цапаться друг с другом, а толку ноль! В произошедшем виновны все. Я имею в виду действительно всех: и вас, и ваших слуг. И если не хотите отвечать вместо заговорщика, то я жду чуть более разумных предложений. Кто это мог быть? Птолемей встретился взглядом с Шекспиром. Тот показал глазами на Натаниэля, но Птолемей покачал головой. Быть этого не может. Он здесь слишком рано. Чтобы заварить такую кашу, у него и духов не было. А каша действительно была серьезной. На запретных уровнях находились самые могущественные знания, которыми обладали эти слои. Сначала Птолемей в штыки воспринял, что какие-то заклинания были недоступны обычным волшебникам, но, углубившись в них, понял, что это не просто прихоть Соломона. Это необходимость. Не должна такая власть быть в руках каждого. Только Соломон на этих слоях мог развоплотить сущность духа или человека, чтобы уставшие волшебники не избавлялись от своих «худших». Только Соломон мог разрешить перенестись сущности на Землю, иначе бы ее наводнили призраки прошлого, и многие из них — далеко не с добрыми целями. Только Соломон мог изредка закрывать глаза на контрабанду, чтобы волшебники здесь не сорвались с катушек, а люди там не начали замечать слишком явную пропажу еды или, того хуже, начали голодать. Этот список можно продолжать долго. И если своим советникам Соломон еще мог простить невинные интриги, ради развлечения поддерживая одну из сторон, то для простых волшебников нарушение одного из табу становилось летальным даже если самому Соломону этого не хотелось. Чтобы не дать понять, что избежать наказания в принципе возможно. Сегодняшний случай не входил в категорию невинных интриг, так что дамоклов меч навис над всеми без исключения. И над ним, Птолемеем, в первую очередь. Хотя бы потому, что он действительно мог оказаться виноватым. А вместе с ним — и все его духи.  — Саймон Лавлейс. Птолемей погрузился в свои мысли, а потому не сразу понял, что сказал Натаниэль.  — Саймон Лавлейс, — видимо, дурные мысли одолевали не только Птолемея, но и всех присутствующих, так что Натаниэлю пришлось повторить. — Этот волшебник был хозяином Амулета до того, как… как умер. Шекспир почесал бороду с задумчивым видом.  — Не помню его, — честно признался он. — Но можно посмотреть в архивах… Жанна встала.  — Я не понимаю, к чему все эти гадания на кофейной гуще, — она без боязни посмотрела на Соломона. — Эти трое — их же было трое, да? — трое джиннов совсем скоро будут на этом слое. Мы и спросим, кто их хозяин. Точнее, Птолемей спросит. Это все-таки его сфера деятельности. Не правда ли, Птолемей? Птолемей заставил себя беззаботно улыбнуться, чувствуя направленные на него взгляды. Вот она, непредсказуемость сердца Жанны. Да, все сказанное ей было правдой, но как же Птолемей не хотел, чтобы ее подали именно так. Но, в конце концов, он решил, что лучше он возьмет дело в свои руки, чем Клеопатра. От себя хотя бы знал, чего ожидать.  — Ты права, — наконец сказал Птолемей. — Это действительно моя сфера деятельности. Сколько они уже на Земле, Унас?  — Минут сорок, — неуверенно ответил грифон. — Наверное. По моим прикидкам. Никому в голову не пришло засекать.  — Ну естественно, — откликнулся Кард. — Без прямого приказа никто хвостом лишний раз не шевельнет, как обычно. Унас уклончиво махнул своим же хвостом и благоразумно оставил эту реплику без ответа, смерив при этом шотландца столь выразительным взглядом, что тот подавился собственной слюной. Уголки губ Соломона на миг дернулись: кроме всего прочего, он терпеть не мог, когда посторонние докапывались до его «лучших», хотя сам с ними был суров.  — Я ждал, пока хоть кто-то об этом вспомнит, — сказал он, кивнув Жанне. — Птолемей понятно, — он по очереди задерживал взгляд на каждом, — Шекспир, это тоже твоя сфера, Клеопатра, ты нужна для записей потомкам, только не радуйся так сильно, восторженных поэм читать не надо, и, — Соломон повернулся к Натаниэлю, — Джон. Я думаю, тебе будет полезно посмотреть на здешнюю магию в действии, — «и как поступают с неугодными» — добавил про себя Птолемей. — Все остальные могут быть пока свободны.  — Пока за кем-нибудь не явится злой Уразиил, — Клеопатра присела на краешек стола. Своим видом она напоминала кошку, до отвала наевшуюся жирной сметаны, явно наслаждаясь затравленными взглядами, направленными в ее сторону, и ситуации в целом. — Ой, или здесь лучше было многозначительно промолчать? Ну, для нагнетания атмосферы. Жанна подняла глаза вверх, будто прося высшие силы о помощи. Птолемей и сам бы взмолился им, если бы верил в их существование. Соломон взмахнул рукой и прочел заклинание. Огромный портал на полу стал видимым и вспыхнул, поглотив своим голодным ненасытным светом волшебников. В обсерватории остались только они.  — Пойдемте, поскорее закончим с этим. — Соломон направился к двери. Клеопатра и Шекспир уверенно последовали за ним. Натаниэль задумчивым взглядом смотрел на Птолемея. Он хотел казаться спокойным и у него это получалось достаточно сносно, если не считать несколько потерянного вида. Но и это легко объяснялось недавно на него навалившейся смертью. Интересно, что ему говорил Соломон? Скорее всего пытался выведать формулу Единения и потерпел поражение. Так же как у Птолемея давно пытался выведать Врата. К счастью, это было не в самом начале, а позже, когда у него уже начали появляться подозрения, и секрет правильной формулы так и остался в секрете. Разве он, Птолемей, виноват, что добрая часть пентаклей в этом мире просто не работала, а его Врата в эту часть как раз вошли? А что у них такая структура странная, так Соломон не ученый и всех тонкостей знать не может. То, что магия Врат как раз работала, просто не в полную мощность, Соломону знать было совершенно не обязательно. Ох, знал бы Жан, что его наставник вместо своих работ в Библиотеку сдал — у него волосы не то, что посинели, поседели бы в один момент. Его плечо сжала огромная лапа. Внушительные орлиные когти неприятно впились в кожу, уха коснулся теплый клюв.  — В том патруле была Унасса. Лапа исчезла, когти цокнули о пол. Теперь понятно, почему Унас нервничал. «Лучшие» Соломона охраняли Библиотеку крайне редко, но и такое случалось тоже. Обычно он посылал их туда в качестве наказания, когда у него не было сил или желания использовать карающие заклинания. А здесь такое. Соломон, хоть и пытался мыслить холодно, был в настоящем гневе, и еще непонятно, чем это повернется для его афритши. Может и пощадит, а может и специально включит в то число несчастных развоплощенных. В назидание, так сказать. Терять старую напарницу из-за такой ерунды Унас не хотел. Птолемей испытал укол совести. Он даже не обратил внимания на решение Соломона, слишком был занят мыслями о собственной шкуре. Он кивнул грифону, показывая, что понял его, и последовал за Соломоном, махнув рукой Натаниэлю. Их задержка была не дольше пары секунд, и никто не обратил на нее внимания. По длинной винтовой лестнице в башне они спускались молча. Это если, конечно, не считать Клеопатру, которая вдруг заметила новые алмазные канделябры на стенах и пыталась выведать у Соломона, откуда у него такая красота. Соломон некоторое время терпел, а потом мягко ответил, что поменял их специально, чтобы было хоть какое-то отличие от дворца Цезаря. Дескать, гости путаются, на каком они находятся слое. Клеопатра на это фыркнула, но замолкла к облегченному выдоху Шекспира. Из башни они вышли во внутренний двор с озером в центре, в котором мягко отражалось встающее солнце. Соломон провел их по мостику, под которым неспешно прогуливались журавли, купающиеся в жидком утреннем свете, мимо живописно растущей ивы поднялся по пальмовой аллее, спугнул своим появлением белоснежных павлинов с арок из слоновой кости, обогнул фонтан из черного мрамора и белого вина, провел их мимо спящей тигрицы и, наконец, открыл дверь в свою личную библиотеку. Да, Соломон умеет произвести впечатление, но сегодня он явно с этим переборщил. Может как раз потому, что сейчас у него подобной цели не стояло? Тигрица подняла голову, звякнув ошейником, и обвела их заинтересованным взглядом. Птолемею почудилось, что вслед она показала хозяину язык и едва удержался от того, чтобы обернуться. Личная библиотека Соломона по масштабам напоминала один из этажей в Высшей Библиотеке. Птолемей бился об заклад: если бы у Соломона была возможность, он бы и здесь велел построить такую же — или еще больше, но здесь свои амбиции пришлось усмирить: рядовым духам такое было не под силу даже во главе с Уразиилом. Так что ему ничего не осталось, как довольствоваться малым, насколько это слово вообще корректно в данном случае. Внутри библиотеки послышался писк. За одним из стеллажей мелькнул зеленый в фиолетовую крапинку хвост — Мору, которому явно не хотелось встречаться ни со своим хозяином, ни с Птолемеем. Никто из волшебников на него внимания не обратил, следуя за Соломоном в еще одну неприметную дверь, комнату вызова. Так как без разрешения Соломона никто не мог вернуться на Землю, то и читать заклинание разрешалось только здесь. Сюда же и возвращались сущности духов или людей, но чаще духов. Заставить волшебника путешествовать между слоями могли только очень существенные причины — слишком неприятные ощущения. А вот своих слуг они посылали чаще, чем может показаться. Особенно Клеопатра: для работы — по версии официальной, для контрабанды — по версии реальной. Что интересно, в отличие от людей, духи на Земле действительно существовали, а не были бесплотными призраками. Их даже можно было увидеть на пятнадцатом плане, но сущности с таким высоким восприятием встречались реже, чем лучшие духи Хабы, поэтому и выдавали они себя крайне редко. Занимательно еще, что мертвые духи видели друг друга на любых планах, но изучать этот феномен никто не брался: слишком много мороки ради ничего. Даже у Птолемея, сколь интересной ни была для него эта тема, существовали гораздо более срочные дела. Как только они вошли, Птолемей усилием воли отогнал все лишние мысли на задний план. Если все было так, как он рассчитывал, то ему потребуется вся его концентрация, чтобы снова вывернуть все под выгодным для него углом. И не забыть бы за всем этим о просьбе Унаса — хотя здесь уже как получится. Черт. И угораздило же Рехита наворотить такое! Хотя хватит. У него вечно виновны то Жан, то Аффа, то вон, Бартимеус. Во всем виноват только он сам. Надо было сразу высказать все Соломону в его кабинете. В конце концов, у него есть союзники, не слишком надежные, но зато полезные. Но он не стал. Побоялся за себя и своих духов, не захотел лезть в долги и новые интриги, выступать против в открытую. Идиот. Идиот и, к тому же, трус. Птолемей угрюмо скользнул взглядом по дюжине знакомых пентаклей, выведенных на полу темной мозаикой, три из которых загорелись магической аурой, и в который раз попытался взять себя в руки. Краем глаза он уловил жест Соломона, неуловимо кивнул ему и встал в свой круг. Остальные волшебники рассаживались по мягким креслам из белой кожи, которая в мягких лучах раннего солнца казалась золотой. На краткий миг Птолемей себя почувствовал актером на сцене, который забыл повторить сценарий перед важнейшей пьесой. Джинны не заставили себя долго ждать — через пару секунд в трех кругах материализовались три сущности в человеческих обличьях. Птолемей не то, чтобы не удивился, даже не повел бровью: его столетиями отточенное зеркальное отражение появилось в среднем пентакле, его же жестом потерло наморщенный лоб, приходя в себя после ощущения Вызова, и с интересом оглядело сначала его, а потом и всех присутствующих, склонив притом голову на бок и иронично приподняв уголки губ. Сзади послышался звонкий смех Клеопатры и аплодисменты Шекспира. Если у остальных и была какая-то реакция на происходящее, то они выразили ее гораздо более сдержанно, поэтому для Птолемея она осталась загадкой.  — Лишний раз убеждаюсь, как никчемен человеческий разум перед изначальной магией, — ровным голосом сказал Соломон. — Когда-то я думал, что мой дворец неприступен — я ошибся, но забыл об этом. Сегодняшний случай с Библиотекой вновь преподал мне этот урок. Как тебе Земля, Бартимеус? Тот развел руками.  — Тошнотворна по сравнению с Иным Местом, но гораздо лучше этого клоповника, — ответил он с таким непринужденным видом, будто рассуждал о капризности погоды, — но в этом мире все же есть один плюс: я постоянно встречаю старых знакомых. Или не совсем старых, а, Мэндрейк? — Рехит заулыбался, но через секунду горестно вздохнул. — Хотя при данном стечении обстоятельств это скорее минус. Соломон издал смешок.  — Пожалуй.  — Так, я ничего не поняла! — Клеопатра чуть повысила голос. — Птолемей, так это действительно был ты? Ну ничего себе. А я думала ты только и можешь, что свои труды писать, я даже тебя зауважа…  — Перебор, Клео, — перебил ее Шекспир. — Ситуация серьезная, не время для шуток.  — Да какие шутки! — воскликнула она. — Кто-то переворот устраивает да еще и без меня! Это просто возмутительно! Птолемей, в конце концов, спроси у них, кто они и кому служат, я сгораю от нетерпения.  — Здесь точно перебор, — сказал Соломон таким миролюбивым тоном, что Клеопатра даже запнулась. — Но ты права, нужно действительно выяснить, кто их хозяин. Или хозяева.  — Группа сообщников? — по голосу Шекспира было слышно, как он нахмурился. Птолемей покачал головой.  — Да здесь и выяснять нечего. Квизл, — молодая девчушка, встретившись с ним взглядом, тут же опустила свои невероятной голубизны глаза в пол. Даже интересно, кого она боялась сейчас больше: его или Соломона? — Второй уровень, служит мне. — Сзади воцарилось напряженное молчание, но Птолемей не обратил на него внимания. — Далее. Бартимеус, четвертый уровень, служит Хабе Жестокому. И, — Птолемей посмотрел на древнего воина, прожигающего всех тяжелым взглядом, полным презрения и пренебрежения одновременно. Ну конечно. Он просто не мог не узнать джинна, о котором еще сегодня — в смысле вчера — наводил справки. В этом мире не случайно ничто. — Факварл, шестой уровень, хозяин некий Саймон Лавлейс.  — Мозаика сложилась, — после некоторой паузы ответила Клеопатра. — Это ведь тот, о котором ты говорил, Джон? Вместо Натаниэля ответил Соломон:  — Я понятия не имею, кто такой этот Лавлейс, но этот мир сошел с ума, если ты, Птолемей, в сговоре с Хабой. Я жду объяснений и, желательно, не твоих. Квизл хотела что-то сказать, но, подняв взгляд, сразу передумала. Бартимеус играл в гляделки с Натаниэлем. Факварл был молчалив и неприступен. Птолемей вздохнул. Он знал, чего от него хочет Соломон. Что ж, сейчас это было действительно необходимо. Птолемей сделал то, чего терпеть не мог — воспользовался своей властью над духами и наложил на всех троих Узы. Лучше он сам допросит их, чем это сделает Соломон. Реакция у всех была разной: Факварл не смог скрыть изумления, когда Узы Птолемея заменили Узы его хозяина, Квизл обиженно поджала губы, Бартимеус понимающе хмыкнул. Естественно, он уже догадался, что за этим последует.  — Бартимеус, ответь мне, тебе или кому-то из присутствующих джиннов был отдан приказ проникнуть в Высшую Библиотеку? Мышцы на шее его двойника напряглись, Рехит откашлялся. Да, допрос — отвратительная вещь, даже с учетом того, что Птолемей всегда задавал вопросы как можно менее приказным тоном, чтобы магия была щадящей. Но принуждение есть принуждение.  — Нет… Птолемей, — сиплым, не своим голосом ответил Бартимеус. — Это было только наше решение. Птолемей едва не рассмеялся от облегчения. Рехит не назвал его хозяином! Они вновь встретились взглядами. Джинн потирал шею и выглядел недовольно, буравя его взглядом. Он понял: давно или совсем недавно, но понял. [Естественно, я понял! Со мной в последнее время происходило слишком много странностей, чтобы я не попытался свести их воедино. Сначала у меня не получилось, но как только я увидел Птолемея, все стало на свои места. Прим. Б.]  — Лихо, — оценила Клеопатра. — И это под Узами. Кошмар! Блин, я теперь своих даже из пентаклей выпускать бояться буду без четкого алгоритма действий на сегодняшний день. Чтобы шаг вправо или влево — тут же их скручивало.  — Ты бы с ними наоборот помягче, — посоветовал ей Шекспир. — Так, для разнообразия. Они к тебе и потянутся.  — Ага, конечно. Вон, эта очень к Птолемею потянулась, как я погляжу? Благодарностью из нее так и прет. Квизл фыркнула и независимо вскинула подбородок, оглядывая Клеопатру с таким видом, будто кто-то поднес к ее лицу дохлую крысу.  — Что вам понадобилось на запретных этажах? — как можно тщательнее подбирая слова, продолжил Птолемей, не обращая ни на кого внимания. Он был уверен, что радость не отразилась ни в его тоне, ни на его лице.  — Заклинание, — не моргнув глазом ответил Бартимеус. На этот раз без запинки, а потому уже своим обычным голосом. Квизл и Факварл мимолетно переглянулись. — Нам понадобилось заклинание, возвращающее на Землю. Я подумал, что так будет лучше. Хотел помочь. И… попрощаться. Птолемей позволил себе улыбнуться краешком губ. О да, магия не признавала лжи: все сказанное Бартимеусом было правдой от первого до последнего слова, но не было такой магии, в которой бы дух не нашел лазейки. Особенно когда этого хотел даже сам волшебник.  — Как она? — тихий голос Натаниэля показался чем-то чужеродным в напряженной атмосфере.  — Держится, — мягко ответил ему Бартимеус. — Шило в одном месте ей в этом отлично помогает. Нужно время, но я думаю, что все будет хорошо. — Как мило! — воскликнула Клеопатра. — Где-то я такое уже видела, потрясающая вещь, что-то из земного… Как же называлось?.. Кажется, там что-то с лебедями было. Вил, ты не помнишь? — Помню, — откликнулся Шекспир. — К сожалению. И почему вы в таком случае не сделали все официально? Был ведь шанс вернуться без всяких авантюр и рисков, — обратился он к духам. — У «худших»? — с язвительным смешком переспросил Факварл. — Вот бы смеялся мой хозяин, озвучь я ему подобную просьбу. Шекспир кивнул, признавая его правоту, и задумался. — А эти двое там зачем были? — спросила Клеопатра, показав пальчиком на спутников Рехита. Квизл уничижительно осмотрела ее с ног до головы, но, переборов себя, ответила: — Помочь хотели. Птолемей повернулся к Соломону и склонил голову. — Пощади их. Ты сам видишь, что они не умышляли ничего дурного ни против тебя, ни против своих хозяев. Соломон рассматривал его, явно о чем-то раздумывая. — Спорная ситуация, — уклончиво ответил он. — В твоих словах есть смысл, но проблема не в том, Птолемей, был у них злой умысел или не было. Совершен проступок, и в этом кто-то виноват. Если вина лежит не на этих джиннах, тогда на ком же, по-твоему? — На волшебниках, — не раздумывая, ответил Птолемей, потому что ждал этого вопроса. — Ты сам знаешь нрав Хабы, Соломон. Клеопатра, даже ты по сравнению с ним трепетная лань. Его духи что ни день выкидывают что-нибудь новое. Сколько веков я здесь, столько же и удивляюсь их выдумке. Хаба не справляется со своими рабами: чем туже он затягивает им поводок, тем сильней они рвутся на волю. Рано или поздно это должно было вылиться во что-то значительное. — Вот как, — Соломон был серьезен. — По-твоему, во всем виноват Хаба. А что насчет тебя? — Моя вина здесь тоже есть. — Но это неправда! — возмутилась Квизл, но никто даже не взглянул на нее. — Я виноват, — повторил Птолемей. — Я должен был предусмотреть это, но был слишком занят в последнее время, чтобы следить за Хабой, словно нянька. Если ты намерен развоплотить их, то справедливей будет развоплотить нас сразу всей толпой. Соломон думал долго. В это время тишину нарушало лишь гудение пентаклей, сейчас оно показалось оглушающим в напряженном густом воздухе. Птолемей мельком взглянул на Рехита — тот пытался взглядом прожечь в нем дыру, и в этом взгляде Птолемей не прочитал ни одного цензурного слова в свой адрес. Он прекрасно понимал, что чувствует сейчас Бартимеус и в какое положение он снова его ставит, но по-другому было нельзя. — Если бы я развоплощал духов или волшебников только потому, что они не смогли чего-то предусмотреть, — наконец заговорил Соломон, — то мне в первую очередь пришлось бы развоплотить самого себя, — Птолемей благодарно кивнул ему. Казнь им не грозила, уже хорошо. — То есть ты считаешь, что виной всему жестокость Хабы, и что если бы он был более милосерден, такого бы не произошло? — переспросил он. — Да, Соломон, — Птолемей горячо кивнул. Вообще-то он имел в виду несколько другое, но уже то, что Соломон прислушался к этой мысли не могло не радовать. Соломон помолчал еще немного, а после снова заговорил. — Скажи мне, когда его рабы должны были закончить стройку? Ко дню падения Праги, если я не ошибаюсь? — Да, но… — Птолемей даже растерялся. С чего бы это Соломон вспомнил? — А ты, конечно, должен был все проконтролировать. — Это невозможно, — Птолемей почувствовал, что начинает оправдываться. — Камень разрушается, стоит им хоть что-нибудь построить, — испытывая дежавю, он отвечал теми же словами, что и Хаба оправдывался перед ним. Отвратительное чувство. Птолемей поклялся себе, что больше никогда — никогда — не будет срываться на подчиненном. Даже если этот подчиненный — Хаба. — В этих мирах возможно все, не мне напоминать тебе об этом, — жестко прервал его Соломон. — Ты считаешь, что твое отношение к ду… демонам единственно правильное. Аналогичного мнения придерживается и Хаба. Есть только один способ разрешить этот давний спор — поменять вас местами. Птолемею показалось, что он ослышался. Изумленно-испуганный писк Мору с той стороны двери поведал ему, что, к сожалению, нет. Не ослышался.  — То есть главным по рабам у нас теперь будет Хаба Жестокий? — уточнил Шекспир, который несколько раз был на стройке в качестве туриста. — Бедные духи.  — И не только они, — поморщилась Клеопатра. — Это же опять контакт налаживать, характер прощупывать. Птолемей у нас душка, а этот Хаба еще неизвестно, что за тип. Как определит мне дюжину «худших» сразу, что я с ними делать буду?  — Он такой, он может, — угрюмо подал голос Рехит, и Клеопатра озабоченно покачала головой. Соломон поднял руку.  — Всего на неделю, — уточнил он. — И я объясню, почему я решил именно так. Легко говорить о милосердии, когда все твои «лучшие» готовы отдать за тебя жизнь. Так же и Хабе легко пренебрегать своими рабами, зная их только как жестоких тварей. Если бы вы оба видели другую сторону медали, мы бы сейчас здесь не стояли. — Соломон сделал паузу, оглядев по очереди всех присутствующих. — Если ровно через неделю стройка будет завершена под твоим контролем, Птолемей, то я признаю, что ты с самого начала был прав во всем. Если же нет — мы вернемся к разбирательству этого дела вновь. Для чистоты эксперимента ни один заинтересованный в твоей победе дух: ни твои «лучшие», ни эти трое помогать не должны.  — А что с моим хозяином? — с плохо скрываемой надеждой в голосе спросил Факварл.  — Этот Лавлейс темная лошадка, — ответил Соломон, — но я не думаю, что он хоть как-то причастен к случившемуся. — Факварл разочарованно фыркнул. Птолемей сложил руки на груди.  — То есть я должен руками чужих «худших» выполнить за неделю работу, которую Хаба не смог сделать за тысячелетия? — тщетно пытаясь скрыть ехидство, уточнил он. Он никак не мог поверить в происходящее, и все казалось ему смешным.  — Именно так, — кивнул Соломон. — Ты любишь совершать вещи, которые ранее считались невозможными, и очередное деяние, я думаю, станет отличным дополнением в этом длинном списке. Еще вопросы? [Здесь я хотел поднять руку и спросить, что здесь вообще происходит, но меня опередил Птолемей. Я даже удивился. Прим. Б.]  — Да, есть, — Птолемей решил, что больше терять ему все равно уже нечего. — Соломон, ты сам признался, что Бартимеус обладает поистине уникальным даром проникать в те места, в которые обычно проникать запрещено. Африты ни в чем не виноваты, отмени свой приказ об их развоплощении. Соломон неожиданно рассмеялся и покачал головой.  — Птолемей, ты не перестаешь удивлять меня. Только о развоплощении, Эссенцию оставить?  — Хотя бы о развоплощении, — нисколько не смутившись, поправился Птолемей. — Но ты должен понимать, что такое карающее заклинание как Серебряная Эссенция слишком сильно ранит сущность. После него африты долго не смогут выполнять свои обязанности, даже если захотят.  — Они и так их не выполняли, — безапелляционно ответил Соломон. — Но хорошо, я отменю Развоплощение. В последний раз послушаю тебя перед тем, как мое решение вступит в силу. Ты все слышал, Унас? — чуть повысив голос, спросил он. Всеми позабытый грифон сделал шаг вперед.  — Да! Да, слышал, хозяин! Благодарю тебя! — Птолемей краем сознания отметил, что африт мог бы так явно на него не смотреть. Тем временем грифон поспешно вышел за дверь, явно опасаясь, как бы Соломон снова не переменил свое решение.  — В таком случае все свободны, — Соломон махнул рукой. — Отдыхайте, господа. Встретимся через неделю. Птолемея окутало заклинание, и он почувствовал, как расщепляется на частицы. Короткое облегчение, словно с плеч ему сняли многотонную ношу, и чистота сознания — всего на мгновение. А после он снова оказался в мраморной зале на шестом слое. Без волшебников, духов и наемников она казалась на удивление пустой и мрачной.  — Обратно совсем по-другому, — удивился Натаниэль, оглядывая себя. Птолемей кивнул.  — Спускаться всегда легче, чем подниматься, — рефлекторно пояснил он. — Что-то подобное чувствуют духи, когда возвращаются домой с Земли. Из этого я сделал предположение, что Иное Место — один из слоев, который находится ниже Земли. И если мы перемещаемся между слоями, то должен быть способ переместиться и туда.  — В своем репертуаре, — хмыкнул Шекспир. — Его только что понизили до Хабы, а он строит гипотезы. Клеопатра рядом сладко зевнула, прикрыв рот рукой.  — Вот это ночка! Птолемей, — она положила руку на его плечо, — ты с ними все-таки полегче, ладно? Не надо поступаться своими принципами ради — всего-навсего — своей жизни. Подумаешь, ерунда какая! — она рассмеялась и, не прощаясь, направилась к ближайшему телепорту, по дороге вытаскивая из прически шпильки. Ее длинные смоляные волосы полностью упали как раз к тому моменту, когда она исчезла. Тем временем Шекспир закатил глаза.  — Не слушай ее, все нормально будет. Терпения тебе. Они кивнули друг другу на прощание, и Шекспир исчез тоже. Квизл со стоном съехала по стене.  — Тети меня убьет, — глухо сказала она. Птолемей вяло ухмыльнулся. Вот и ответ, кого именно она боялась больше всех. Какой хозяин, какой Соломон! Вот Тети в гневе — это да. Это страшно. Он вздохнул, осознавая, как будет объяснять все сначала ей, а потом и Хабе, что еще хуже. Тот, наверное, будет просто счастлив! Бартимеус молчал до сих пор. Это тоже было страшно.  — Впервые за всю свою карьеру, — а нет, надолго его все-таки не хватило, — я не знаю: то ли мой хозяин идиот, то ли я. Птолемей, какой бес тебя укусил, что ты творишь?!  — Что я творю? — Птолемей опешил. Он только что осознавал, что во всем виноват только он сам, но услышать это из уст своего друга, которого он же только что спас, было обидно вдвойне. — То есть это я пляшу между мирами в твоем облике?  — Нет, это я сначала говорю, что твой хозяин Хаба, который совсем сошел с катушек и пытает в своем подземелье рабов сутками, а ты должен по косвенным уликам с вывороченной логикой догадываться, что это все-таки не Хаба! Квизл даже голову подняла.  — В смысле, не Хаба? А кто тогда? — прошло короткое мгновение, она перевела взгляд на Птолемея. — Ты нормальный? Бартимеус посмотрел на него победоносным взглядом. Птолемей закатил глаза.  — Рехит, пожалуйста, поверь мне: я хотел как лучше, — пытаясь унять вскипающее раздражение от усталости, головной боли и всей ситуации в целом, сказал он.  — О-о-о, как обычно, не правда ли? — его двойник бесстрастно сложил руки на груди. — Ты всегда хочешь как лучше и не слушаешь никого вокруг себя! Никого! Я просил тебя — да что там, практически умолял — уехать из Александрии. Ты отмахивался. Я предупреждал тебя, что для человека Иное Место может быть опасно, но какая разница, что говорит этот назойливый джинн! А под конец тебе пришла в голову совсем гениальная мысль: героически погибнуть, а меня так же героически отпустить, чтобы я всю оставшуюся жизнь чувствовал себя виноватым. Браво! Бартимеус рвал, Бартимеус метал, его голос дрожал от гнева и эхом отражался от мраморных стен, Бартимеус был явно зол и на себя, и на него, и вообще-то был не так уж и неправ. Наверное.  — И что я должен был делать? — сухо спросил Птолемей. — Оставить тебя умирать вместе с собой, как… — он вовремя осекся, заметив на себе тяжелый взгляд Натаниэля.  — Как я, — закончил он. — Ты же это хотел сказать, не правда ли?  — Не беспокойся, Нат, — Бартимеус улыбнулся ему той особой джиннской улыбкой, от которой по коже бежали мурашки. — К тебе это не относится. Вы же слеплены из одного теста — два героя, ставящие свои благородные побуждения выше всего остального! Я тут недавно узнал, что реинкарнация существует, и говорю вам со всей ответственностью: в одной из жизней вы были братьями-близнецами. Ну или сестрами, здесь уж как получится. — После этого он повернулся к Факварлу, который все это время молча стоял, небрежно облокотившись на стену, и осматривал их безразличным взглядом. — Факварл! Прости меня, ты был прав во всем. Если в твою безумно-гениальную голову через пару тысяч лет придет еще один план по порабощению человечества, клянусь сущностью и своим истинным именем, я буду в первых рядах. Факварл вздохнул, неторопливо отлепился от стены и покачал головой.  — Бартимеус, я всегда знал, что ты идиот, — на удивление миролюбивым тоном сказал он, — но сегодня ты превзошел самого себя. Даже не пытайся втравить меня в этот цирк. — Птолемей встретился с его желто-змеиным взглядом. — Во-первых, спасибо Птолемею за то, что я все еще стою здесь, а не витаю в небытие развоплощенной субстанцией. Во-вторых, я думаю, что мне пора к хозяину. Лавлейс, конечно, не Хаба, но я не хотел бы, чтобы он заметил мое отсутствие. Это, знаете ли, плохо влияет на нашу сущность и психику.  — Пожалуйста, — откликнулся Птолемей, — но я тебя разочарую, к хозяину я пока тебя не отпущу. Ты мне нужен чуть больше, а с этим твоим Лавлейсом я договорюсь. Да, кстати. — Птолемей внезапно вспомнил и прочел заклинание, снимая Узы. По зале прокатились три облегченных выдоха. — Если ты, конечно, не против? Факварл пожал плечами.  — Нужно быть Бартимеусом, чтобы отказываться от такого подарка судьбы, — осклабился он, расправляя плечи, освобожденные от опостылевшего заклинания.  — Получается, что я вроде как теперь в отделе Хабы? — начал здраво рассуждать уже успокоившийся Натаниэль. Или хотевший казаться таковым. — Раз уж он вместо тебя. Птолемей передернул плечами.  — Получается так. Вы с Рехитом остаетесь у него. Бартимеус смерил его бесстрастным взглядом, каким обычно Птолемей смотрел на Жана, когда тот снова умудрялся влепить в пентакль руну Асмодея и при том доказывать ему, что разницы никакой нет.  — В самом деле? Ладно, Нат, — Бартимеус кивнул в его сторону, — он всегда был любителем плясать под чужую дудку, но со мной этот номер не пройдет, дорогой мой хозяин, — выделив последнее слово, сказал он. — Меня и так не было с тобой слишком долго, и посмотри, во что это все вылилось!  — Рехит, я понимаю тебя, но ты должен вернуться к Хабе.  — Ты не поставишь мне ультиматум. Птолемей прикусил язык, на котором у него крутилось отрицание данного факта. Он посмотрел в свои собственные прищуренные глаза, и подумал, что самым правильным в этой ситуации будет, ничего ему не объясняя, снова попросту отослать джинна к Хабе. Так будет безопаснее для самого же Бартимеуса. Нет, он не сможет так поступить опять, и дело здесь было совсем не в его принципах. Поступить так означало показать, что он не доверял ему, а к таким вещам духи относились очень трепетно, невероятно чутко улавливая подвох. Об этом ему сегодня уже пытался сказать Пенренутет. Птолемей прекрасно знал, о чем он говорит, и сейчас перед ним стал очень непростой выбор.  — Не поставлю, — сказал он, принимая решение. — Но не делай и ты поспешных выводов. Я когда-то доверился тебе, выйдя из защитного круга. Теперь я прошу тебя довериться мне. Пойдемте домой. Все. Я расскажу вам, что знаю и до чего догадываюсь, а ты, Рехит, решишь выполнять мою просьбу или нет. Бартимеус помешкал немного, а после сдержанно кивнул, но было видно, что он оттаял. Птолемей прислушался к себе. Тревога по поводу его решения немного нарастала, но особых сопротивлений по этому поводу он в себе не почувствовал. Впервые за последнее время он поступил так, как надо. По крайней мере, он на это надеялся: еще больше разочаровывать Бартимеуса или своих духов он не хотел.  — Ты с нами? — спросил Бартимеус у Натаниэля деловым тоном.  — Да куда я денусь, — хмыкнул он. У стены всхлипнула Квизл.  — Может не надо домой, а?  — Надо, Кви, надо, — уверил ее Птолемей. — Поверь, Тети будет не до тебя. Квизл недоверчиво посмотрела на него, но встала на ноги. К сожалению, Птолемей, как обычно, оказался прав. И, как обычно в таких случаях, ему очень хотелось ошибаться. Как только заклинание телепортации перенесло его в родной пентакль на втором этаже, и он почувствовал свои ноги, а под ногами пол, и не успел он даже сфокусировать зрение, как горячее звериное дыхание обожгло его шею. Неудержимая сила приподняла его над землей, совсем рядом послышался холодящий кровь вой голодной волчьей стаи, почуявшей легкую добычу. Вой, пробуждающий древние животные инстинкты. Вой, который сразу давал понять, кто из них был охотником, а кто добычей.  — Птолемей, если ты думаешь, что мне не хватит духу съесть человека, которого я знаю две тысячи лет, то ты глубоко заблуждаешься! — яростный, дикий рык отражался от стен комнаты и возвращался обратно, исходя отовсюду одновременно.  — Если бы хотела съесть — уже бы съела, — ответил ей Птолемей, пытаясь сохранить спокойный тон, что было не так уж просто, учитывая, что ему было не слишком удобно разговаривать. — К тому же, я не помню, чтобы ты жаловалась мне на голод. Рык стал громче и настойчивее.  — Не прикидывайся! Ты прекрасно знаешь, о чем я!  — Тети, хватит, — донесся властный, приказной, его собственный голос. — Он обещал все рассказать. Сила отпустила его, и Птолемей резко упал на пол, удержавшись на ногах только с помощью Квизл. Тети стояла в метре от него. Ее обычный облик седой индианки обзавелся ритуальными татуировками, белыми волчьими ушами и волчьими же клыками. Да, к его приходу явно готовились. Бартимеус, все еще в его облике, стоял, ухватив индианку за плечо. Тети рычала уже на него, но уже тише и не так уверенно. Они играли в гляделки, пока она все-таки не спрятала клыки.  — Ладно, кто-то из нас должен быть мудрее, — наконец своим обычным голосом фыркнула она. — Пусть попробует, а там посмотрим, — индианка с самым независимым видом сложила руки на груди.  — Бартимеус? — Анхотеп, по своему обыкновению сидящий на потолке вниз головой, удивился. — Ты что здесь делаешь? Птолемей, откуда вы все вообще взялись?  — Кстати, да, — Пенренутет, стоящий неподалеку, тоже дал о себе знать, — видок у вас, будто вы тень отца Гамлета увидели. Аффа иронично покосился на друга.  — В последнее время ты слишком часто общаешься с Калибаном. Но вопроса это никак не отменяет. Пока Бартимеус рассказывал всем, что произошло, бурно жестикулируя и театрально разыгрывая все в лицах, то и дело прерываясь, чтобы его слова не заглушал смех и возмущенные вопли, Птолемей наткнулся глазами на Жана. Бывший ученик, заметив на себе строгий взгляд наставника, поспешно убрал ноги с его стола. В руках он крутил вскрытый конверт, который Клеопатра вечером передала Пенренутету. Он же и служил причиной гнева Тети. Точнее причин было множество — а он всего лишь последняя капля.  — Я пытался их остановить, но когда я пришел, было уже поздно, — сказал ему Жан, изображая самый покаянный вид, но в голосе его слышалось напряжение. Видимо, он тоже не остался равнодушен к содержимому конверта.  — Ты пытался остановить стихию, — хмыкнул Птолемей. — Дай сюда. В конверте оказались три листа бумаги, причем два их них были беспринципно вырваны из книг — Клеопатра явно торопилась. Судя по их весьма неплохому виду и слабой ауре, на них были наложены охранные заклятья, защищающие от действия времени, сырости и особо зловредных бесов, а это означало, что книги были старыми, намного старше его. Сначала Птолемей решил развернуть новый документ. Почти такой же он совсем недавно читал на имя Бартимеуса — это был просчет шанса смерти в определенный день. Вообще-то такие расчеты делались долго и нудно, но для Клеопатры в этом не было ничего сложного. Неограниченный доступ к архивам по долгу службы, отличные связи на магических слоях и прочные отношения со слоями немагическими — это все давало ей надежную почву под ногами. Сейчас же на документе стояло его имя и, в отличие от Бартимеуса, его смерть была предопределена. Птолемей не увидел ничего подозрительного, пока не перевернул лист. Там еще раз, уже мелким почерком Клеопатры, на древнегреческом был сделан расчет шанса его смерти за неделю до рокового дня. Птолемей даже не удивился, когда увидел там округленный ноль.  — Что это значит? — спросил Жан, когда Птолемей отложил бумагу. — Нет, не то чтобы такого не может быть — бывало всякое, но ты же не был рок-звездой, каскадером или правителем, чтобы у тебя были такие скачки. Ежу понятно, что за эти дни произошло что-то, что стало для тебя фатальным. И почему ты заинтересовался своей смертью именно сейчас?  — Потому что раньше я не думал об этом, — пояснил Птолемей. — На эту мысль меня натолкнул Бартимеус. А вот что произошло такого, чтобы так резко поднять шанс?.. Сзади послышался ехидный смешок.  — Твой брат узнал, что ты в Александрии, — сказал Бартимеус, подходя, — поверь мне, информация из первых рук, а судя по твоим записям, ему это сообщил как раз я, за что и попал к Хабе. Птолемей закатил глаза.  — Слушай, мне же надо было там что-то написать!  — Зачем?  — Все по порядку, Рехит, — ответил он, беря в руки первую книжную страницу. Судя по всему, это был отрывок дневника какого-то древнего волшебника, но, пробежавшись по ней глазами, он не нашел в ней ничего подозрительного. У него уже долгое время болела голова от недосыпа и усталости, но усилием воли он заставил себя вчитаться тщательнее. »…дины всегда доводили меня до ручки: и в этом мире, и в том! Им кажется, что после смерти все мы равны — несусветная глупость. Может быть здесь волшебники лишились своего главного преимущества, но кое-что у нас осталось — наш ум и наш опыт, который не под силу понять их ограниченному сознанию. Еще немного и я не выдержу и уйду отсюда, и только одна мысль о том, что я могу родиться одним из этих тупорылых увальней держит меня…»  — В каком смысле, что волшебники чего-то лишились? — не понял Натаниэль, развернув бумагу к себе. — Все как на Земле же вроде, магия, конечно, немного другая, но…  — Дело не в магии, — сказал Жан, в упор глядя на Птолемея, словно ища в нем поддержки. — Главное преимущество волшебников не в пентаклях или заклятьях, оно в духах. Без них все бессмысленно.  — То есть… — Квизл опешила. — Раньше…  — Раньше вас здесь не было, — закончил за нее Птолемей. — Да, Жан. Ты прав. Я так и знал с самого начала! Вас не должно здесь быть!  — Об этом мы догадались и без тебя, — Аффа сложил руки на груди. — Что все это значит? И даже не думай увиливать от ответа — у тебя это так себе получается. Птолемей вздохнул, обвел их всех глазами и решил, что пора.  — Все началось, когда я стал советником Соломона. Как вы все знаете, я согласился на это далеко не сразу, поскольку меня это не слишком интересовало, но, в конце концов, Соломон нашел свои рычаги давления, и мне пришлось вступить в его совет. — Птолемей помолчал немного, припоминая детали. Прошло уже много лет, но ему все еще казалось, что это было совсем недавно. — Потом я понял причину, по которой он так вцепился в меня. Ему не нужен был я лично, ему нужны были мои Врата.  — Ага, видел я эту абракадабру в Библиотеке — тот еще набор начинающего шизофреника, — фыркнул Бартимеус.  — Нетрудно догадаться, почему она не сработала, верно? — усмехнулся Птолемей.  — Но на самом деле Врата ведь работают! — воскликнул Анхотеп.  — Правда, что ли? — удивился Бартимеус.  — Да, но не в полную силу, только до межмирья. Помнишь нашу первую встречу, Рехит? — его двойник кивнул. — Я воспользовался ими, чтобы встретиться с тобой до того, как ты попадешь к Хабе. — Птолемей вздохнул. — Я на самом деле не знаю, что замышляет Соломон, и у меня нет прямых доказательств, но все это странно. Сначала моя смерть, когда никто не виноват, но все равно подскочил шанс. Потом Соломон слишком настырно пытается выведать формулы Врат, хотя, казалось бы, зачем они ему сдались. Потом невероятно «удачная», — Птолемей изобразил в воздухе кавычки, — смерть Рехита, которого Соломон мне настоятельно рекомендует отправить к «худшему» под страхом своего и вашего развоплощения. И все это почему-то вдруг совпало с Восстанием Демонов! — он неосознанно перевел взгляд на Факварла. — И я уверен, что у Натаниэля он тоже пытался выпытать Единение, — Натаниэль кивнул, подтверждая его слова. — В общем, ерунда какая-то. Все это я уже долгое время пытаюсь сложить в одно, но чем больше появляется фактов, тем меньше у меня теорий. На некоторое время воцарилась тишина, которую прервал уставший голос Тети:  — Птолемей, — тихо говорила она, — у меня к тебе только один вопрос. Зачем ты все это скрывал от нас? Ты действительно думаешь, что мы стали бы на все магические слои кричать об этом?  — Добровольно — нет, — начал объясняться он, — но поймите, если бы выяснилось, что я что-то начал подозревать, Соломон бы вас не пощадил. Если бы мне грозило развоплощение, то вас бы стали допрашивать Узами, и ваше незнание стало бы вашим спасением. Аффа с Пенренутетом прыснули с привычной синхронностью. Анхотеп даже с потолка чуть не упал.  — Птолемей, ты чертов параноик, — твердо сказал он. — Официально заявляю тебе, что раньше ты таким не был.  — И именно поэтому вы все здесь, не так ли? — Птолемей горько усмехнулся. — Именно моей беспечности, как сегодня мне кое-кто напомнил, вы обязаны своими смертями. Я не хотел, чтобы это повторилось вновь, вот и все. Бартимеус задумчиво осмотрел его с ног до головы, о чем-то раздумывая, а потом, словно приняв для себя какое-то решение, заговорил:  — Значит так, хозяин, — этому джинну явно доставляло удовольствие издеваться над ним, называя именно так, — я не сомневаюсь в том, что всем присутствующим весьма лестно, что ты так о нас заботишься, но если ты еще хоть раз посмеешь утаить что-то ради якобы нашего же блага, ставя на первое место свое чувство собственной важности, подобно обычным волшебникам, то лично я напомню тебе, как с ними поступают злокозненные демоны. И на спецэффекты, как Тети, я размениваться не буду. Птолемей слабо улыбнулся.  — Я согласен.  — Да еще бы ты был не согласен!  — И что теперь мы будем делать со всем этим? — спросил Натаниэль. Птолемей прикрыл глаза. Боль в висках нарастала и становилась все настойчивей. Ему надо было поговорить с Лавлейсом насчет Факварла, благо о решении Соломона пока никто не знал, а звание советника давало ему некоторые привилегии; рассказать Хабе о его внезапном повышении, уговорить Рехита вернуться к «хозяину», потом умудриться закончить тот храм за неделю, при этом параллельно изучив Единение. И как-то разгадать планы Соломона! Он был уверен, если этого не сделать, добром это все не кончится.  — Лично я, — вздохнул Птолемей, беря в руки вторую вырванную страницу, — ничего не буду делать, пока не посплю часов восемь… Нет, восемь много. Шесть. Хотя и шести жалко, конечно, — времени мало. — Птолемей скорее догадался, чем заметил, как его духи синхронно закатили глаза. Страница тоже оказалась частью дневника, причем, судя по почерку, того же самого. »…терпеть Соломона, но должен признать, что у него прекрасное чувство юмора. После последних событий многое поменялось, и я пока не могу сказать в лучшую или худшую сторону. Мы вернули себе свою силу, но это оказалось и нашим проклятием. Мы не рассчитали, что теперь мы не можем избавиться от своих рабов, отправить их обратно, а Соломон запретил развоплощать их. Даже интересно, что именно им двигало. С тех пор, как он начал управлять магическими слоями, не знаешь, что ожидать в новый день. С этим волшебником, который называет себя Хабой, его явно что-то связывает, и это явно не самые приятные вещи: они ненавидят друг друга ненавистью столь лютой, что демонам даже не снилась. Хотя Хаба, кажется, ненавидит все, что есть перед его глазами. Сегодня Соломон предложил ему сделку: если он закончит стройку, которая осталась от того неудавшегося эксперимента, выполняя какой-то там давний приказ, то Соломон пощадит его и восстановит в советниках. О, над перекошенным лицом Хабы смеялся весь совет! Все знают, что это невозмо…» — Если у Соломона и было когда-то чувство юмора, то он явно начал повторятся, — сказал Факварл. Еще и эксперимент какой-то выплыл — совсем замечательно. Птолемей кивнул своим мыслям. При изучении камня со стройки он действительно уловил очень странную и старую магию. Впервые за последнее время хоть что-то стало на свои места.  — Все знают, что это невозможно, — еще раз прочитал Птолемей, — но мы это сделаем.