Слишком сильно

Огай подпёр щёку кулаком и вздохнул. Дазай вторил ему. ―Ты знаешь, что я тебя ненавижу? ―спокойно говорит Мори. ―Теперь да. Разъяснишь? ―усмехается детектив и вздёргивает в насмешке бровь. Мафиози вздыхает повторно, качает головой и смотрит на него как на нерадивое дитя, раскрасившее любимые их с мамой занавески. Дазай больше по привычке, чем из побуждения совести, виновато улыбается и опускает взгляд в пол. Паршивец, думает Мори. Сволочь, зеркалит его Дазай. ―Нана просила передать, что ждёт тебя в субботу на чай и блины, ―вспоминает мимоходом мафиози. Осаму приосанивается и шире усмехается. ―А! Так ты ревнуешь меня к ока-сан? ―усмешка перерастает в ухмылку. Карие глаза лукаво сверкают в потёмках доков. Мори уже жалеет, что его притащили именно сюда: паршивец явно уже успел избавиться от кандалов и сейчас только играет на публику, но оставь они его в офисе и Нана – эта восхитительная, святая женщина – точно нашла бы его, даже в самой дальней каморке под сильнейшими иллюзиями Туманов и эсперов. Мори вздыхает и мысленно уверяет себя, что Дазай слишком ценен. И не столько даже из-за компромата на Портовую Мафию – нет, просто, кто бы мог подумать, что именно в этого дурака влюбится его красавица-падчерица? Тсунаёши он любил как дочь. На его глазах она из угловатой четырнадцатилетней девочки превратилась в дивную красавицу, за руку и сердце которой боролись все кумитё, сайко-комон и вакагасира Японии. Она могла выбрать любого из них – у неё были на это права. Но вместо этого она выбрала Дазая. Что именно Тсунаёши нашла в этом раздолбае – этот вопрос мучает всю Портовую Мафию уже долгое время. Но счастье падчерицы для Огая было важней. Да и это сильно укрепляло позиции Портовой Мафии, привязывало Дазая к ней ещё сильней; у него теперь был официальный наследник точней наследница, но старым хрычам этого знать не следует, пускай думают, что брак чисто фиктивный. Но даже так, этот паршивец умудрился переиграть их! И главное, какой повод нашёл! У него лучший друг умер. И он, Огай, в этом виноват! Паршивец! Нана, когда узнала это – причём узнала от Тсунаёши, которой рассказала Чуя, с которой этим поделилась Коё, а с той – Хироцу, а тот собственно узнал всё от Гин, которой проболтался Акутагава, три часа выслушивавший нытьё своего пьяного семпая – была подавлена и ужасно разгневана. Как следствие, месяц он ночевал в своём кабинете в офисе, а когда вернулся, то узнал, что Тсунаёши собрала все свои вещи и ушла вслед за Осаму из Мафии. Конечно, связей с семьёй она не оборвала, каждую субботу они с матерью готовили блины и яблочный пирог у них в доме, но вот от мафии она отреклась на отрез. И не понятно, кто от этого пострадал больше: Портовая Мафия, Вонгола, чьи планы в который раз обломали, или сам Дазай, оказавшийся в цепких ручках скучающей супруги? Впрочем, он не сильно уж и пострадал, думается Огаю, когда он цепким взглядом окидывает лощённого и довольного, как объевшийся сметаны кот, детектива. Сразу видно, что его любят, холят и лелеют дома. Хотя, чего ещё можно ожидать от женщин семьи Савада? Забота о семье в этих женщинах возведена в абсолют – истинные Ямато-Надэсико с замашками на Онну-Бугэйся! ―Тсунаёши такой красавицей выросла, ―говорит он не впопад. Взгляд Дазая становится угрожающим. ―Если ты только взглянешь в её сторону! ―Мори усмехается на угрозу и качает головой. ―То, что? ―Пожалуюсь ока-сан. Пар-ршивец. Но с другой стороны, он же сам его и воспитал таким. ―Просто запомни, что в субботу мы , ―тут Огай скривился, словно съел целый лимон, ―ждём Тсунаёши и тебя в гостях. Мафиози встал с кресла и развернувшись на носках ботинок поспешил на выход из доков. ―Эй! А меня развязать? ―крикнули ему в спину. ―Ничего, посидишь тут часок-другой. Тебе же это на пользу пойдёт. В спину доносятся возмущения вперемешку с ругательствами. Огай усмехается и с довольным видом спешит в ожидающую его машину. ―Ну, как? ―плавно трогая автомобиль, спросила Тсунаёши. В линзах солнечных очков отразилось зеркало заднего вида и его, Мори, лицо. ―Будет дома не раньше семи, это если девочка-тигр поспешит, ―подсчитывает в уме, замечая на границе дороги иномарку Чуи. Ох, ну кто бы сомневался. Тсунаёши кивает несколько раз и сворачивает в сторону главного шоссе. Медленно вдавливает педаль в пол. ―Отлично, как раз успею приготовить ужин к его возвращению и забрать Лету из садика. ―Не ревнуешь? ―Кого? Осаму? Да было б к кому! ―восклицает Тсунаёши и на секунду оборачивается к нему в салон, ―Он, конечно, бабник и красавец, но красавец мой. Да и, если моя интуиция не ошибается, то Накаджима-тян немного... э-э-э, по девочкам. Тут больше Коё за свою воспитанницу бояться надо. И не важно за какую из. ―Бедная Чуя. ―Ну, я бы так не сказала, ―хитро улыбается Тсунаёши, ―Последние несколько дней она только и делает, что улыбается, да на подначки Осаму не реагирует. Смех распирает мафиози, и он не отказывает себе в удовольствии посмеяться над всей комичностью ситуации. Нет, Тсунаёши просто нечто. А мать её – нет слов, чтобы описать!