***
Каллен шел к озеру. Была хорошая ночь, и впервые после взрыва Конклава он чувствовал себя спокойно. Или, по крайней мере, не полностью разрушенным. Он знал, что должен отоспаться перед завтрашней экспедицией, но не хотел — знал, что кошмары поджидают, и стоит ему только закрыть глаза… Он просто проверит окрестности, а потом ляжет спать, и ему ничего не будет сниться. Каллен остановился, заметив тень. Тень проскользнула неподалеку от озера и торопливо двинулась к кузнице. Он нахмурился, схватившись рукой за эфес меча. Это мог быть запоздавший патрульный, убегающий любовник или шпион. В любом случае — осторожность не будет лишней. Стараясь двигаться как можно незаметнее, Каллен пошел следом.***
Эвелин оперлась о стену кузницы и отдышалась. Ох, лучше бы коммандер не заметил ее. С одной стороны — она не успела сделать ничего такого, за что ее могли бы осудить. Она просто гуляла мимо озера с полотенцем. Она еще не забралась в него, так что ничего страшного… И все-таки ей было стыдно. Одновременно за все сразу: за то, что она гуляет ночью с полотенцем, за то, что, если бы коммандер пришел десяти минутами позже, он увидел бы совсем другую картину и за то, что она вынуждена принимать ванны в озере, потому что стесняется спрашивать слуг. О, просто отлично. Она стеснялась даже того, что стесняется. — Кто здесь? — перебил Каллен ее мысли. Эвелин вздрогнула так сильно, что едва не пустилась в бегство — как в детстве, когда мама заставала ее на улице вместо ежедневных занятий. К счастью, с возрастом она стала немного сообразительной. «К сожалению, — признала Эвелин, — только немного». Она дернулась, как воришка, застуканный на месте преступления. Это не утаилось от внимания коммандера, и он машинально выхватил меч и направил на нее. — Стой! — скомандовал он. На этот раз Эвелин послушала. Создатель! Она уже убедилась, что этот мужчина может быть крайне опасным и с ним лучше не шутить. То есть большую часть времени он был вежливым, милым и спокойным, но, если бы он решил, что она замышляет что-нибудь недоброе… один Создатель знал, сколько магов Каллен убил и усмирил. Он выглядел вполне рассудительным, но, в конце концов, он был в Крикволе. Свет луны выхватил его лицо, его глаза казались немного безумными, и Эвелин невольно отшатнулась. — Стойте! — выдохнула она. — Это я. Каллен нахмурился. Казалось, ему понадобилось время, чтобы признать Эвелин. — Дыханье Создателя, что вы здесь делаете? — сказал он наконец, убирая меч в ножны. Его брови сдвинулись еще сильнее, заставив ее почувствовать себя виноватой. — Я… просто… — она встряхнула полотенцем, будто это должно было объяснить всю ее затею. — Что? — тон Каллена был таким же раздраженным. — Вам не следует гулять за пределами стен, если вы не хотите наткнуться на разбойников или диких животных. Или, — к сдвинутым бровям прибавились морщины на лбу, — вы собирались сбежать? В таком случае, это, как минимум… — Да никуда я не собиралась! — перебила Эвелин. — Я просто хотела искупаться, ясно? Его взгляд стал удивленным на пару мгновений, а потом снова тяжелым. — Клянусь, это самая странная причина из всех, которые мне приходилось слышать, — сказал он наконец, — я не полный идиот, Тревелиан. На улице мороз, и если вы думаете… — О, с этим бы я поспорила, — закатила она глаза. Она не собиралась ссориться, правда. Она совсем не хотела злить того, кто может перерубить ее одним ударом меча. Или натравить на нее целую армию. И, даже если без этого, она не хотела бросаться с обвинениями на человека, который помогал Верховной жрице, заслужил ее доверие и даже в самые страшные моменты сумел организовать людей. Но он назвал ее Тревелиан, хотя она просила не делать этого. Она говорила, что разорвала все связи с семьей, что ей неприятно, что это… выводит ее из себя. Или, по крайней мере, она сказала ему часть, — я маг, так что мне не важно, какая у воды температура. Лишь бы была вода. — Вы… серьезно? — спросил Каллен. — Магия, чтобы помыться? — Это станет проблемой? — ответила она, сложив на груди руки. Учитывая, что ее потертое полотенце застряло между ними и едва не выпало, этот жест выглядел скорее жалко, чем уверенно. «Ну, конечно, это станет проблемой» — признала Эвелин. Это всегда было проблемой для храмовников. Они хотели, чтобы маги колдовали только под надзором и только те заклинания, которые одобрял их кодекс — то есть только те, которые могли принести Ордену или Церкви пользу. Если бы они могли — они заковали бы всех магов в цепи, как кунари, и давали бы им волю только для удовлетворения своих подлых потребностей. Ладно, может быть, среди храмовников были хорошие — те, кто заботились о магах и хотели защитить их. Майк относился к таким — без сомнений. И, наверное, Каллен тоже. Просто система оставляла отпечаток на каждом. Она делала всех храмовников — даже хороших — подозрительными и твердолобыми. — Я не думаю, что это разумная идея — использовать магию, когда мы еще не до конца разобрались с этой штукой, — Каллен кивнул на метку, — это может вызвать какие-то эффекты, и… — Я контролирую ее, — перебила Эвелин, — она была проблемой первое время, но теперь я научилась справляться с ней. По правде говоря, я начинаю забывать, как было прежде. — Прошло только несколько дней. — Что ж, — пожала она плечами, — я быстро адаптируюсь. Это то, как поступают маги — мы привыкаем к переменам, а не боремся с ними. — Не все перемены хорошие, — нахмурился он. — И все же они происходят, — Эвелин махнула рукой, забыв, что на ней болтается полотенце, и то упало в снег, — ох, отлично, теперь мне нечем вытираться. К ее удивлению, Каллен не стал злорадствовать. Он наклонился еще раньше, чем Эвелин осознала происходящее, поднял полотенце, и, аккуратно сложив, протянул ей. — Вот, возьмите, — тон его голоса стал вежливым, — может быть, вы сможете высушить его с помощью магии. — Да, пожалуй смогу, — бросила она, вновь уязвленная напоминанием о споре. Эвелин торопливо выхватила полотенце и намотала на руку. Она уже приготовилась коснуться энергии тени, прямо здесь — чтобы доказать все Каллену, но остановила себя. Эвелин обещала никогда не поддаваться эмоциям, по крайней мере, так легко. Она вообще не знала, почему этот разговор выводит ее из себя так сильно, — нет, не могу, — поправилась она, сохраняя в голосе гордость. Даже больше — Эвелин заговорила еще высокомерней, мысленно хваля себя за преодоление эмоций, — я могу управлять энергией собственного тела. Но если я применяю магию на что-то другое, не могу контролировать температуру. У меня очень редко выходит. — Оу, вот как, — моргнул Каллен, — в таком случае, пожалуй, лучше не пробовать. — Не буду, — пообещала она, вновь поправляя полотенце, — что ж… если вы не возражаете, я бы хотела вернуться к своему занятию, и просто… просто смыть с себя все это, — вздохнула Эвелин. Несколько секунд Каллен молчал, словно обдумывая, стоит ли отпустить ее. Потом его лицо стало задумчивым и снова хмурым. «О, отлично, — подумала она рассеянно, — мы вернулись к тому, с чего начали». — Почему вы принимаете ванну здесь? — на его лице отчетливо прослеживалось недоверие. Так что Эвелин решила, что лучше всего сказать правду. — Я не знаю, где находятся ванные. Она тут же поджала губы и уставилась на него с выражением упрямого ребенка. — И вы не могли ни у кого спросить? — Ну, я чувствовала себя не в своей тарелке, так что… все здесь носятся, что-то делают, имеют какую-то цель, — Эвелин махнула рукой, — и мне просто кажется, что если я подойду с таким глупым вопросом, на меня начнут коситься. Я знаю, это глупо. Но разве не все происходящее сейчас одна большая порция безумия? Она остановилась, будто ожидая ответа и немедленного продолжения разговора от коммандера, но он просто молчал, уставившись на нее. Эвелин почувствовала себя неловко. — Вероятно, мне не стоило говорить все это, — пробормотала она под нос. Ее внутренний голос с издевкой подлил масла в огонь: если раньше коммандер уважал ее хоть немного, хотя бы иногда воспринимал ее как взрослого серьезного человека, то теперь уж наверняка узнает ее цену. А чего она стоит по сравнению со всеми этими командирами, искательницами и шпионами — да ничего, на самом-то деле, — простите, — добавила Эвелин зачем-то. Каллен помолчал еще секунду. — Кто-то должен был провести вам экскурсию, — сказал он, сдвинув брови, — думаю, мы забыли об этом. — Ну, вероятно, это не первое, что приходит в голову, когда в небе появляется огромная брешь, — усмехнулась Эвелин, — так что я не держу обиды, правда. — Идемте, — выражение Каллена оставалось все таким же строгим, и Эвелин не сразу догадалась, что именно он имеет в виду. Да и когда догадалась не смогла поверить — он казался слишком занятым, чтобы возиться с ее глупыми проблемами. И поскольку ей не хотелось выглядеть еще большей дурой, она молча поплелась следом, пиная снег носком ботинка. Они зашли в ворота, и караульные вытянулись при виде коммандера. — Сэр, — разом сказали они, потом кивнули на Эвелин, — Вестница. — Создатель, — пробормотала она под нос, — это что, официальный титул? Это не может быть официальным титулом, ведь так? — Это то, как называют вас люди, — пожал Каллен плечами, — как вы сами сказали, у нас брешь над головами, мы не можем тратить часы, чтобы определить ваше официальное звание. — Да, но… Вестница? — Люди считают, что вы Вестница. Эвелин пришлось ускорить шаг, чтобы идти с Калленом наравне. «Это довольно глупо, — признала она, — коммандер Инквизиции и бывший рыцарь-капитан Криквола показывает ей ванные». Ох, она была бы не против, если бы в придачу к его благородству, доброте и силе не шли этот колкий взгляд и вечно хмурое выражение лица. Он будто бы ждал подвоха каждую секунду своей жизни. И — Андрасте — конечно, он ждал подвоха от нее. Как бы она ни пыталась уговорить его, сколько бы хорошего не сделала, он все равно будет держать ее в стороне. Эта мысль заставила Эвелин разозлиться. — А что вы думаете? — спросила она, стараясь звучать небрежно. — Кто я по вашему? — Я думаю, вы достаточно хороши, — сказал он, и тут же смутился, — в смысле, вы можете оказаться полезной. Вы можете быть довольно рассудительны, и вы сильный маг, не говоря о метке, которая закрывает разрывы. — Но вы не верите, что я Вестница? — А вы сами верите? — сощурился Каллен. — Создатель, нет! — искренне воскликнула Эвелин. — Поверьте, если бы Андрасте искала Вестницу, я стала бы последней кандидатурой — в церкви мы с подругой играли в игру «кто громче скажет «яйца создателя». Так что… не думаю, что ей понравилось бы такое пренебрежение к… частям тела ее супруга, и… Она остановилась, когда увидела, что Каллен прикрывает рот рукой. Его железная перчатка припорошенная снегом, закрывала подбородок и скулы, но его взгляд был… смеющимся. — Эвелин, — выдохнул он наконец, — постарайтесь не говорить такое на людях. «И… он снова за свое», — подумала она с раздражением. Каллен резко остановился, и сначала Эвелин подумала, что это из-за нее. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы заметить дверь церкви. — Ванны внизу, — пояснил он, — идемте, я покажу, где именно. — Я могу найти самостоятельно, — нахмурилась она. — Здесь гораздо больше ходов, чем может показаться. Честно говоря, я сам до сих пор не знаю о многих из них. Дверь поддалась гораздо легче, чем Эвелин запомнила, она поддается ей. Ну, конечно, коммандер ведь был кем-то вроде этих суперлюдей с невероятной силой. Она закатила глаза. Почему ее вообще должно это беспокоить? — Сюда, — Каллен провел ее вглубь, и Эвелин увидела, что несколько мужчин и женщин молятся у алтаря, стоя на коленях. — Ох, — шепнула она ему на ухо, — мы им не помешаем? Вместо ответа Каллен приложил к губам палец. Впрочем, его шаг был тяжелым, и отражался от стен глухим эхом. Несколько человек повернулись и склонили головы, показывая, что узнают гостей. Один из людей подорвался встать, но Каллен сделал ему знак рукой, и тот, вновь встав на колено, продолжил молиться. Эвелин остановилась на секунду, завороженная песней света. В Оствике она слышала ее сотни, может быть, тысячи раз. Она пела ее вместе с остальными магами и храмовниками, потому что чародей считал это хорошей тренировкой. Он говорил, что песня учит терпению. Эвелин, полагала, он подшучивает над этим, потому что всегда улыбался в усы. И она была согласна — нужно много терпения, чтобы выдержать хотя бы десяток куплетов. На этот раз песня звучала иначе. Вернее, она просто звучала, в отличие от официальных протяжных вымачиваний, которые Эвелин доводилось слышать прежде. Если выражение «петь с душой» имело форму, то эта форма была здесь, в этой церкви, этой ночью. Люди пели о погибших и живых, о тех, кто умрет и о тех, кто будет жить вечно. Они пели о рассвете, о тьме, о людях и богах, и каждое слово, которое она слышала сотни раз, обретало здесь другой смысл. Эвелин не заметила как замерла, завороженная зрелищем. Она смотрела на свет свечей, отражающихся на каменных срезах, слушала голоса, разлетающиеся эхом. Ее губы невольно стали шептать знакомые слова. Она едва почувствовала, как Каллен потянул ее за локоть, и когда он сделал это, когда прикоснулся, Эвелин почувствовала, что его рука была теплой. Она повернулась, стараясь удержать вдруг подступившие слезы. Каллен держал перчатку в правой руке, его левая рука — коснувшаяся ее локтя — замерла в полуопущенном состоянии. — Идемте, — прошептал он. Эвелин кивнула и незаметно для него смахнула слезы. Просто столько всего навалилось. Она не заметила, что ее плечи согнулись, и походка стала медленней, чем обычно. И на этом фоне она вдруг осознала, какой Каллен… непробиваемый. Создатель! Когда она задумывалась, то понимала, как много он потерял. Он обеспечивал безопасность Жрицы, но не справился с этим. Эвелин ни в коем случае не думала обвинять его, просто… Просто она обвиняла бы себя на его месте. Она обвиняла себя даже сейчас, хотя не была ни за что ответственна. И он все еще был перед ней. Он держался холодно и строго, но в нем чувствовались сила и мощь, которые, казалось, не могла сломать ни одна трагедия. Эвелин остановилась, разглядывая его спину. Что-то странное шевельнулось в ее душе, когда Каллен повернулся и поднял на нее взгляд. Она не заметила, как вцепилась пальцами в полотенце. Каллен и раньше казался ей привлекательным. Он был ее типом мужчины — определенно. Не то чтобы она очень доверяла этому типу, но все же, Каллен ей нравился. Как будто что-то колючее пробегалось по ее коже, когда он был рядом. Но сейчас… сейчас она почувствовала себя иначе. Как будто изнутри ее заполнила прохладная приятная вода. Это были не колючки, которые проходили, стоило только отвернуться. Это чувство охватывало гораздо больше. Оно охватывало ее мысли и чувства. Оно все еще было слабым, но Эвелин почувствовала — оно плотно засело в ней, и теперь ей едва ли удастся избавиться от него. — В чем дело? — спросил Каллен, проведя рукой по щекам. — Со мной что-то не так? Эвелин заставила себя отвести взгляд. — Нет, — сказала она, — я просто задумалась. Простите. — Что ж, ванные за этой дверью. Я могу попросить слуг подогреть вам воду… — Нет, не надо, все уже, наверняка, спят. Я справлюсь сама, — Эвелин невольно улыбнулась, — я ведь все-таки маг. — Да, точно. Все-таки будьте поаккуратнее с этой штукой, — Каллен кивнул на метку. — Эвелин, — добавил он, когда она прикоснулась к двери, — если вам понадобиться еще что-то, вы можете попросить меня. Или любого из нас. Я знаю, вам трудно доверять нам после того, как мы едва не казнили вас… — Да уж, — фыркнула она. — Все, что я хочу сказать, мы готовы помогать вам. Правда готовы. Просто постарайтесь пойти навстречу. — Я… ладно, — выдохнула она, — спасибо, коммандер. Дальше я справлюсь сама. И она торопливо проскользнула в дверь. Тут же пахнуло сыростью. Хотя замок был холодным, ванные оставались довольно теплыми. Угли в углу все еще тлели, и дым от них обволакивал всю комнату. Эвелин взяла несколько поленьев, коснулась энергии тени и зажгла их. Потом она попыталась подогреть воду — с водой было проще, чем с полотенцем. По крайней мере, она не могла загореться от неосторожного движения. И все-таки Эвелин перестаралась, так что ей пришлось взять из бочки холодной и подлить несколько ведер. Она опустилась в теплую воду и погрузилась туда с головой. Теперь ей, наконец, удастся отдохнуть и по-настоящему смыть с себя все, что накопилось за последние дни. И все-таки — подумала она, вспоминая Каллена — все-таки что-то останется.***
Каллен возвращался к себе, сдвинув брови и сильно сжав челюсть. Сегодняшний разговор с Эвелин оказался довольно странным: по двум причинам. Сначала Каллен почувствовал презрение с ее стороны. Он сказал себе, что это не должно беспокоить — его долг выполнять работу и ничего больше. Если из-за этого кто-то будет презирать его — может, все к лучшему. В последнее время он старался ограничить свои контакты. И все-таки Каллен почувствовал укол обиды от тона Эвелин. По какой-то причине — он сам не мог понять — ему захотелось оправдаться. Он не хотел, чтобы Эвелин считала его… злодеем. Вторая причина — ее взгляд в самом конце. Это был очень странный взгляд. Очень открытый и… восторгающийся? Каллен встряхнул головой. Нет, конечно же, это не могло быть правдой. Эвелин просто была вежлива с ним, ничего больше. А если больше — это может перерасти в проблему. Он не собирался заводить отношения в ближайшее время. В самом деле, ему не до этого. И если вдруг — если она будет заинтересована им — это перерастет в неловкость. Так что, да, с иронией подумал Каллен, встреча прошла странно. Правда была в том, что рядом с Эвелин он чувствовал себя неуютно в обоих случаях — когда она была доброжелательна и открыта, и когда она бросалась на него. И все-таки, несмотря на это, Каллен поймал себя на мысли, что с нетерпением ждет их следующей встречи — и он мог поклясться перед Создателем — он не знает почему.