В пути
Прошло уже почти две недели пути, а с караваном не случилось ничего необыкновенного; но для меня была достаточно интересна одна новая, своеобразная обстановка. Малый мир привлекал любовью и счастьем, большой — энергией и дикой свободой. Дождь размыл последние островки жухлого снега, которые еще прятались в тени возле домов и заборов. И солнышко, наверное, радуясь тому, что исчезли приметы и мы, вышло из-за туч необыкновенно сияющее. Воробьи и те стали будто наряднее. Суетливо перемахивая с места на место, топорщась и подпрыгивая, они чирикали на все лады, ухитряясь порой издавать такие мелодичные звуки, каких никогда не услышишь в саду во дворце. Все живое радовалось весне. Мы ушли еще совсем недалеко, как я предполагала от дворца. Решили, что лучше стоит идти пешком, чем лететь в разные точки мира. Советники предположили, что Рен действовал также. Вышел со дворца и сразу отправился в путь. Следовательно, где-то останавливался. Мы вошли в вестибюль, Тон и Панка несли мои чемоданы. У меня была только небольшая сумка. Раскрылись двери лифта и мужчины вошли первые. О моей безопасности заботятся, молодцы мальчики. Никто ни слова не говорил, пока лифт не остановился. И я хотела бы уже выйти из него, но Папик ухватил меня за плечо. — Мы-телохранители. Один из нас должен выходить первый. — Отвыкла, — сказала я. — Привыкайте снова, госпожа Тао, — отозвался Намари. С виду Намари кажется добрым, но он является обладателем весьма расчётливого характера, который не допускает ошибок. Отличный телохранитель, который метнулся на мою сторону, вместо Хао. Меня ошарашила такая откровенность. Я даже попятилась как от удара. — Чисто. Я оглянулась на него, но ничего не смогла прочесть на лице индейца. Вооружение было также почти одинаковое у всех. У Галлера было два больших револьвера, прикрепленных к недоуздку лошади, за кушаком еще два меньшего калибра, а через плечо висело превосходное ружье, из которого можно было сделать двадцать три выстрела. Кроме того, у него был еще широкий, американской системы нож, который мог служить и оружием, и в то же время для еды, охотничья сумка и пороховница; последние две принадлежности висели у него на правом боку. Что же касается верховых животных — в этом отношении участники путешествия отличались друг от друга. Некоторые ехали на мулах, другие на мустангах, у третьих были арабские лошади на высоких ногах. Мою свиту довершала прекрасная собака. Умный, красивый и добродушный золотистый ретривер, носивший кличку Дрес. Когда-то мне купил в последний день перед своим отъездом Рен. Прошло уже почти две недели пути, а с караваном не случилось ничего примечательного; но для меня была достаточно интересна одна новая, своеобразная обстановка. — Мне не кажется разумным разоружать всю стражу целиком, — сказал один из охраны. — Мне тоже, — согласился Тон, — но она королева, и мы будем выполнять ее приказы. Я засмеялась, не в силах сдержаться. Верные, псы, верные. — Мои извинения, если оскорбил вас, моя королева. — Не стоит ломать спектакль, Тон Папик. — Да, не стоит ломать спектакль, Жанна. Голос голубоглазого парня был спокоен, но в нем был невысказанный подтекст, ощущавшийся почти на языке.я — Трей, что ты здесь забыл в этой глубинке? — Ты снова в своем стиле, Дева! Говоришь то, что полагается говорить, но при этом умудряешься, что это звучало оскорбительно. Я сама слышала, каким усталым голом говорю. — Приятно слышать, что представление не назначалось мне одной. Пошли ко мне в номер без лишних глаз. Мои воспоминания очень отрывочны. Расскажи мне все, что случилось, так, как ты это запомнил. Мужчины проводили нас каверзным взглядом.В номере
Я в изумлении смотрела на дверь, за которой исчезли парни, которые вызвались проводить нас до 403 номера. Только сейчас я поняла, что совершенно не знала человека, сидевшего вальяжно передо мной в кресле. Какие раны таились в его душе? Мне не пришло в голову задуматься над этим, потому что сама я пряталась от жизни и предавалась пустым мечтаниям. Я совершенно ничего не понимала! Но у меня еще будет время подумать об этом. А сейчас есть дела поважнее. — Знаешь, ты не был обязан делать выбор. — Да, потому ты сделала его за нас всех, — я тяжело вздохнула, осознав, наконец, что сделала только хуже, напомнив ему об этом. Я села в углу комнаты за стол, всегда садилась в углу, чтобы лучше видеть тех, кто меня окружает. Рассеяно кивнула. — Чоколав с тобой? — я хотела сесть на стул с жесткой спинкой, но передумала, он показался неудобным. Посреди обширных своих трудов не переставала осведомляться о своем любимце и всегда получала лестные отзывы насчет его успехов и поведения. Я была очень довольна и неоднократно звала его к себе во дворец. После долгого приглашения. Я приняла его учтиво, но безо всякого особенного внимания; это польстило ему. Обыкновенно смотрели на молодого негра как на чудо, окружали его, осыпали приветствиями и вопросами, это оскорбляло его самолюбие. Мало-помалу я привыкла к наружности молодого негра и даже стала находить что-то приятное в этой курчавой голове. Ему было сорок лет от роду; он был высок и строен, и не одна красавица заглядывалась на него с чувством более лестным, нежели простое любопытство. И друг его Хоро-Хоро активно помогал ему. Только вот, не такой я им судьбы хотела — верно, на погибель идти, не моя была воля. Когда же наши взоры его встречались, недоверчивость его ко мне исчезла. Мои глаза выражали к нему только милое добродушие, мое обхождение с ним было так просто, так непринужденно, что невозможно было во мне подозревать и тени кокетства или насмешливости. Любовь не приходила ему на ум, — а уже видеть меня каждый день было для него необходимо. Я узнала его чувства прежде, чем сделал это он сам. Что ни говори, а любовь без надежд и требований трогает сердце женское вернее всех расчетов обольщения. Он повсюду искал со мной встреч, а в итоге не смог с совестью справиться признался. Жаль, но давать дельные советы он действительно умел. Все это была для меня игра, не более. — Чоколав сам в тюрьму пошел, там и умер не от моей воле. А ты за ним решил пойти, снова не по моей воле. — Наконец-то некоторые части этой картинки-загадки стали на свои места. — Не было у меня никого роднее друга, чем он. — А как же Пилика? — сказала я со вздохом облегчения, вытягивая ноги. — Не знала? Свататься он к ней ходил. Я ничего не знала: афроамериканец не имел духа мне открыться. Я обратилась к двум мужчинам, стоявшим за дверью. — Джексон, Панка, знаю, вы больше не занимаетесь охраной людей, но попрошу вас проследить за моим другом, — сделала акцент на последнем слоге. — Посмотрим, не пошел ли за Мистером Треем кто-нибудь. — Возьмите с собой Тона. — Но как вы останетесь здесь одна? — выпалил белобрысый, не задумываясь. — По-моему, это не очень разумно. — Почему же я одна? Со мной Усуи. — Послушайте, Жанна, я не хочу сейчас спорить, — произнес он достаточно твердо, но, все же понизив голос, что не быть услышанным. — А я не хочу ничего слышать поперек моим словам, — ответила в тон блондину, и не думая переходить на шепот. — Он прав, — согласился Папик. — И что теперь делать? — поморщилась я. Мне не нравится эта затея. — Ваша задача сидеть тихо, госпожа, — отрезал Галлер и повернулся к Тону: — А твоя — следить, чтобы госпожа сидела тихо и ни во что не влезла. Мы найдем Хао и его людей. — Все в порядке, — сказала я, и потянулась к графину с виски, на первый раз решила добавить воды, но предпочитаю все же крепкий напиток. — Прощайте, Хоро-Хоро, — наше маленькое собрание двух душ закончилось ничем. Я прощалась всерьез, навек, но если бы часом он мог принять этот всплеск моего настроения, то он бы понял, что это было лишь отчаяние постаревшей мной, которая не способна себя защитить.