В лазури родился

Пожелтевшие листы бумаги хрустели под ногами, каждый шаг сопровождался измученным скрипом старого напольного паркета прошлого века. На стенах, поверх ободранных обоев с блеклым узором из синих цветов, тут и там торчали отогнутыми уголками газетные страницы, стыдливо прикрывая рванье. Дом из прихожей уже знаменовал о полной беспомощности своей хозяйки, пустоте ее кошелька и толщине книги истории болезней. И все-таки было в этом месте что-то… такое, чего Дрю не видел долгое время в чистых стерильных стенах именитого заведения с новой мебелью, закупленной на пожертвования сочувствующих. — Ба?.. — позвал он осторожно, заглянув в гостиную через проем двери. Самой двери здесь никогда не было — только ржавые петли, грустно повисшие на торчавших болтах. Несмотря на два этажа в доме, только первый этаж был по-настоящему обжитым — бабушке уже давным-давно не хватало сил подниматься по крутой лестнице в верхнюю спальню. А здесь, в гостиной она и спала, и бодрствовала. Парень ожидал ее здесь увидеть. По обыкновению завернувшуюся в истончавшую шаль из белой шерсти, в ярких розовых тапочках, подаренных внуком, с остовом книжки в руках, обложка которой давным-давно потерялась во времени. Сегодня ее там не было. Покосившийся диван без белой шали казался брошенным сиротой. На столике рядом с ним лежала та самая книжка и пузырек с таблетками. Воздух пропитался больничным духом насквозь, чего прежде такого Дрю не замечал. Если до этого мальчишка был насторожен, то теперь он откровенно испугался — музыка в ушах уже не бодрила, только мешалась. Он раздраженно стянул наушники, оставив болтаться их на шее, и сбавил громкость. В комнате царила абсолютная тишина — даже вечное щелканье секундной стрелки в старых настенных часах не было слышно. Да и видно тоже — их попросту сняли и так и оставили лежать на комоде с бабушкиными дырявыми кофтами и платьями моды прошлого столетия. Впрочем, его не интересовали ни гардероб, ни часы. — Ба! — позвал Дрю уже гораздо громче, и его голос звоном прошелся по высоким потолкам. Кажется, дом встрепенулся — такого вопиющего поведения он не видел довольно давно. Парень вихрем пробежался по комнатам первого этажа — из гостиной на кухню, оттуда в кладовку и ванную комнату. Не найдя там ни следа, побежал вверх по лестнице, перескакивая через ступеньку. Дерево под ногами скрипело и опасно прогибалось, перила шатались, обещая вот-вот сломаться от такого напора. Но все же выдержали. Оказавшись наверху, он стремглав метнулся в свою бывшую комнату, дверь которой была чуть приоткрыта. Стены все так же увешивали плакаты и мятые вырезки из газет про концерты его любимых групп, у окна валялся старенький плюшевый щенок, на лоб которого бабушка как-то раз пришила заплатку в красную полосочку. С тех пор щенок стал собакой-зомби, главным злодеем во всех детских играх. Кровать аккуратно заправлена, как будто такой оставалась на протяжении всех пяти лет отсутствия владельца. А за рабочим столом с полкой для книг сидела к двери спиной она… плечи все так же укрыты шалью, седые волосы собраны в пучок и заколотые блестящим гребешком. — Ба, ты заставила меня испугаться, — облегченно выдохнул Дрю, припадая плечом к косяку двери. Та обернулась. В тусклом свете на морщинистом лице пролегли глубокие тени, отчего оно показалось жуткой разбитой маской с ухмылкой до ушей. Внутри у парня все похолодело, но он остался верен себе и не подал виду. Со страху в старом доме, не видя опекуншу столь долгое время, всякое почудится. … Сидя лицом к костру, парень ковырялся в подобранном устройстве из зачищенного аванпоста. Похожая на мину из его мира, эта металлическая плашка не имела в себе ни проводов, ни какого-либо триггера для дальнейшей детонации. Только лишь едва слышно гудела от заложенного в него заряда пульса. Направь в него заряженную ударной силой стрелу и она взорвется. Проверено. — Не понимаю, — пробормотал он. — Люди же не владеют пульсом. Не могут его направлять. Но такие вещи все же делают. Как? И зачем? Кубон сложил рядом голову, и бирюзовый глаз уставился на парня. Он подал голос, но так, неохотно. — А… Вы подрываетесь на этих штуках, просто случайно наступив? Не заметили и бах — оторванные конечности и разбитые носы. Ответом был усталый зевок, продемонстрировавший белый ряд клыков и розовый язык, вдоль которого виднелись голубые люминесцировавшие жилки. По всему телу дракона росли этого же цвета шипы, рога, а когти и вовсе выглядели каким-то непрозрачным кристаллом. В точности как и наросты на теле самого Дрю. Каждый день все больше и больше он терял прежний свой человеческий вид — черно-рыжая чешуя расползалась по телу со стремительной скоростью. Правая рука уже походила больше на драконью лапу, ради нее пришлось оторвать рукав — она окостенела, хитиновые пластины наросли друг на друга, кожа потеряла всяческую чувствительность кроме пульсации бесконечной силы, заложенной внутри. Может, это так выглядит в материальном виде тот самый пульс, за которым они охотились? Дрю не знал. Многие ответы на вопросы ему приходилось додумывать самому, потому что Кубон не разговаривал так, как хотелось бы. Даже свое имя он рычал очень старательно, долго и медленно повторяя каждый звук. Благо, ума в нем больше, чем в прочих исполинских обитателях Дракониса. Ему многое было неизвестно. Много вопросов роилось в голове, как в осином улье — куда Кубон его везет? Зачем? Зачем он сделал его таким, зачем поделился своим пульсом, выстроив их связь? И что будет, когда он снова окажется дома? С когтистой лапой, с драконом-побратимом, с не одним десятком загубленных душ за плечами? А может, его родной мир не примет обратно и просто убьет. Там ведь нет пульса. А без пульса Дрю уже не жилец — это уж он знал наверняка. — Ладно, давай тогда укладываться в кроватку, — отложив от себя боевые трофеи, парень стащил с плеч куртку и, скомкав ее, уложил под голову. — Завтра опробуем бомбы уже на их владельцах. Будет весело. Кровавое месиво, ты же будешь рад? Что-то утвердительно проворчав на своем, дракон положил голову на лапы и вытянул перед собой крыло, образовав своеобразный тент для маленького побратима, на что тот ответил молчаливой благодарностью.