Перипетия

      Новенький «Бентли», почти только что с конвейера и после тюнинга, ехал через Вест-Енд в Сохо. Застоялые в пробке машины сами расступались перед ним в благоговении, или из-за демонической силы, что вероятнее. Чудом не попав в происшествие, «Бентли» припарковался рядом с угловым букинистическим магазином, незыблемо стоявшем на этом самом месте чуть ли не с самого окончания строительства здания.       Из машины вышел высокий мужчина в приталенном чёрном костюме тройке. О безупречную строчку брюк, казалось, можно было порезаться, а отделанный красной нитью жилет весьма удачно гармонировал с медно-рыжими волосами стянутыми лентой в низкий хвост. Как дань моде или же из некоторого самолюбования на нем были тёмные округлые очки и туфли из змеиной кожи. На общем фоне кипельно-белая рубашка смотрелась избито и неуместно, не скрытая за тонкой полоской чёрного галстука, завязанного виндзорским узлом. Но это было не столь важно, когда цвет любой вещи можно менять одним мановением руки.       Зазвенел дверной колокольчик. На Кроули навалился запах книжной пыли с нотками какао и корицы, исходившими от недавно приготовленного напитка разлитого в изящную чайную пару. Если уж никто не спешит его встречать, то этот кто-то может пожертвовать одной чашечкой какао, рассудил демон, ополовинивая содержимое чашки. Видимо почуяв посягательство на любимое лакомство, Азирафаэль соизволил спуститься на первый этаж.       Кроули ещё не видел его, когда начал говорить, – Надеюсь всепрощение распространяется на выпитое какао, тем более, что я принёс тебе немного пирожных с помадкой из одной новой кондитерской. Весьма недурно, и я, – поставив чашку на столик и наконец повернувшись, он так и застыл не закончив говорить.       Азирафаэль вышел к нему одетый в добродушную улыбку и с ног до головы в шотландскую клетку. Мягкий, но колючеватый на вид свитер, с орнаментальными рисунками не поддающимися описанию, сидел на нем, как будто он всегда одевался подобным образом. Что не скажешь о клетчатых бежевых брюках и аналогичном пиджаке, так и блестевшими новизной. Из привычных вещей остались светло замшевые туфли с несколько раз перебитыми набойками, галстук бабочка, по цвету подходящий на спелую малину, и одна из тех вечных белых рубашек, которые остаются неизменны во все времена. – Только не говори, что забыл купить себе ещё и кепку?! – конечно это была максимально злая ирония, на которую был способен демон с чуть ли не пошедшим носом какао, и он совершенно не хотел услышать обратное сказанному, но ангелам правила сарказма не писаны. – Добрый день, – начал было Азирафаэль, но услышав нападки в свою сторону безапиляционно заверил, – Конечно же я прикупил себе парочку, дорогой, как ты мог такое подумать!       Кроули уже собирался разразиться возмущенным воплем о том, что один беспечный ангел не бережёт его многострадальные глаза, и что квадратное на округлом, в конкретном случае, совершенно не смотрится, но тут Азирафаэль опередил его, вгоняя в смятение ещё больше. – На днях ко мне зашёл один довольно приятный парень, ценитель хорошей книги. Мы завели пространную беседу о современной религии, но он так и не уверовал в полной мере, очень жаль, да, – Кроули просто стоял и не понимал в чем суть этого рассказа, – Так вот, он представился как Ивлин Во, уж не знаю чего он ждал от меня, но, ты понимаешь, я не слежу за хроникой. Всё эти скандалы и пошлость портят аппетит, – если это была шутка, чтобы разрядить обстановку, то она не удалась, а Кроули все ещё не понимал, что происходит.       Азирафаэль многозначительно вздохнул, выдерживая паузу, – Он упомянул, что мода в последнее время совсем изменилась, представляешь, в пользу совершенно очаровательной клетки. И я решил воспользоваться такой возможностью, тем более, что у этого джентльмена был на примете один знакомый портной. Мы в тот же день сходили снять мерки, хотя я и знаю их все, но я же не мог никого обидеть, ох, уже около века ничего не менял… – дальше, наверное, должна была быть какая-то бурная реакция, но за место этого Кроули медленно снял очки, складывая в нагрудный карман и потёр переносицу рукой. Нужно было что-то ответить. – Так. Ты говоришь, что все мои чаяния осовременить тебя на протяжении нескольких десятилетий разбиты в прах каким-то щеголем, которого ты увидел впервые, – если это не повод для недовольства (мягко сказано), то Кроули не знал, что тогда повод, – И ты даже не позвал меня, – вот теперь в пору было обидеться на весь свет. Хотя он и понимал, что то, что он говорит звучит низко и даже, в отдалённых краях собственного сознания, жалко.       Глаза Азирафаэля из радостных трансформировались в удивлённо-испуганные, когда Кроули снял очки, и стремились стать ещё больше округленными по мере того, как демон говорил, почти сорвавшись на шипение. Но вставить хоть слово ангелу мешал все тот-же прожигающий взгляд жёлтых глаз, который преследовал его последние пять с небольшим тысяч лет. Ситуация неприятная, в такой не хватало только начать оправдываться, но к чему тут оправдания, если Азирафаэль не сделал ничего плохого и не хотел никого обижать.       Кроули бы продолжил отповедь, не приди Азирафаэль к собственным умозаключениям, поспешив их обозначить, – Кроули, мы оба знаем, что ты имеешь склонность исчезать никого не предупредив куда и насколько. Я не могу всегда знать как тебя найти. Тем более, если начинается твой очередной полувековой сон, дорогой, на твоё присутствие и участие надеяться не приходится, – ответное нападение не подействовало на демона, а ангел наконец решил его припечатать, как обухом по голове, следующим заявлением, – К тому же я совершенно не обязан отчитываться тебе о каждом своём шаге. Мы же враги, если ты ещё не забыл об этом.       Если бы змеи не были хладнокровными, Кроули наверняка покраснел от возмущения. Это был удар в спину. И от кого. От самого светлого существа на земле? Сейчас он пожалел, что самонадеянно лишил себя защиты, сняв очки, и Азирафаэль мог увидеть, насколько сильно его задели за живое в запале брошенные слова.       Оглушительно хлопнула дверь, так, что с ближайших полок посыпались клубки пыли. Отзвенел колокольчик. А ангел остался один во всеобъемлющей тишине заполненного книгами помещения.       Какао в стоявшей на столике чашке совсем остыло нетронутое.