Я здесь ненадолго

– Я здесь ненадолго, – произносит тихо, грустно улыбаясь, будто извиняясь за свои слова. Ты все понимаешь и ты ничего не можешь сделать. Он сейчас в такой ситуации, что просто не может оставаться на одном месте. Ему нужно двигаться, нельзя быть привязанным ни к месту, ни к человеку. И тебе все равно от этого невыносимо больно. Он целует тебя в полутьме холодной питерской квартиры. Быстрее бы включили отопление. Быстрее бы прошло это ноющее чувство в сердце, выскабливающее изнутри, быстрее бы ты перестал так сильно привязываться к людям. Нежно прикусывает твою нижнюю губу, медленно отстраняясь, шепчет имя: – Юлик... Тебе хочется плакать, но ты вместо этого вжимаешься губами в его губы сильнее, сминаешь их, проникаешь языком внутрь. Ты хочешь поймать и запомнить каждое его слово, каждый вздох и стон сегодня. Он притягивает тебя ближе за талию и делает шаг по направлению к кровати, увлекая за собой. Зарываешься пальцами в его волосы, пропуская пряди между фалангами. Он такой красивый, он такой притягательный, он такой не твой. Он ничей. Не принадлежит даже себе, постоянно сбегая от реальности, от людей, от тебя-себя. – Дима, Дима, Дима, – повторяешь, выдыхая горячий воздух из лёгких, когда он припадает губами к твоей шее, прикусывая и зализывая свежие метки. – Я люблю тебя, Юлий, – отскакивает от холодных стен. Ложь. "Я никогда тебя не брошу", – фраза, сказанная тебе год назад. Ложь. "Я всего на недельку к родным". Ложь. Тогда он пропал на месяц. Отовсюду. Врал, что там не было интернета, не было связи, не было времени. Ты места себе не находил, беспокоясь, не случилось ли с ним чего. И ты плакал от счастья, когда в полвторого ночи в тишине квартиры раздался дверной звонок. "Я здесь ненадолго", сказал он. И не врал. – Почему тебе постоянно надо уезжать? – Спрашиваешь его в очередной раз, не надеясь услышать что-то новое. Дима отстраняется, но только чтобы обхватить руками тебя за талию и повалить вслед за собой на кровать так, что ты оказываешься сидящим на его бёдрах. – Меня душит это место, пойми, – тихо произносит, проводя ладонью по твоей щеке. Ничего нового. – Давай не будем о плохом и неизбежном, – улыбается, – сейчас я здесь, я с тобой, – вовлекает в поцелуй. Ты послушно отвечаешь, гладишься, расстёгиваешь его рубашку – пуговица за пуговицей, пока ее полы не расходятся в стороны, обнажая белые грудь и живот. Тебе нравится эта аристократическая бледность Димы, ты завороженно проводишь рукой по коже, отчего он вздрагивает и перехватывает твои запястья. Он не любит, когда ситуация не под его контролем. И даже сейчас он не позволяет себе полностью расслабиться и окунуться с головой в ощущения. Держит за запястья и тянет в сторону, ты подчиняешься и заваливаешься набок, позволяя ему нависнуть сверху. Смотрит прямо в твои глаза. Жадно, щемяще. Будто внутри него горит маленькое пламя, которое он так боится выпустить из-под контроля. Так боится им поделиться с кем-то. Так боится, что постоянно сбегает, не понимая, что оно уже стало его частью и он лишь подливает в него шипящего масла. Целует снова. Уже не так нежно, как пару минут назад, а страстно, тягуче, жарко. Тебе отчаянно не хватает воздуха, ты нашариваешь руками ворот его рубашки и тянешь вниз, оголяя его плечи. Он помогает избавиться от неё, кидая бесполезный сейчас предмет одежды на пол. Прерывает поцелуй, чтобы стянуть с тебя футболку и снова приникнуть к раскрасневшимся губам. – Юлик, Юлий, – шепчет в щеку, проводит по ней кончиком языка. Пошло. Как и твои несдержанные стоны. Ведёт ниже, обводя кадык, прикусывая ключицу и ниже, ниже, ниже. Выдыхаешь слишком шумно. Мурашки по телу, дрожь в коленях и безумное возбуждение. Дима сквозь ткань накрывает рукой твой эрегированный член, и ты не можешь не заметить улыбку, промелькнувшую у него на лице. Ты любишь его. Ты бесконечно любишь его. И изнутри тебя выжигает мысль, что это не взаимно. Он проводит рукой вверх-вниз, вызывает миллиард мурашек и столько же спутанных комков эмоций в твоём воспалённом сознании. Ты давно сошёл с ума, ты давно потерял голову, как бы выразилась твоя мать. Хах, интересно, как бы она отреагировала, если бы ты на ее просьбу познакомить твою любовь с родителями приехал вместе с Димой. Наверное, не очень хорошо. Смешно думать об этом, когда Дима расстёгивает твои джинсы, проникает рукой под резинку трусов и проводит ладонью по члену. Кожа к коже. Выгибаешься, выстанывая его имя, стонешь в его внезапно оказавшиеся рядом губы, кусаешь за нижнюю, просишь большего, стягиваешь вниз свободными руками штаны и белье, предоставляя Диме свободу действий. Страстно, пошло, щемяще больно от осознания, что завтра он улетает. На Дальний Восток, кажется. Не кажется. – Дим, давай, – шепчешь вроде тихо, но это ударяется о стены, – я безумно хочу тебя. – Блять, – вырывается тихое, но восхищенное, когда он снимает штаны и боксеры, обнажая свой член. Твоё нижнее белье уже давно валяется на полу. Его тоже. Вы оба обнажены, возбуждены. И вместе. Сейчас вы вместе – это главное. Первый, второй палец в тебе. Ты стонешь и выгибаешься. Хочется. Нужно. – Я люблю тебя, – шёпот. – Дима, – шёпот. – Дима! – Несдержанный крик, когда он обхватывает головку губами. Такими горячими, такими влажными. Стонешь-стонешь-стонешь, выстанываешь его имя. Он очень редко делает тебе минет, обычно обходясь простой мастурбацией. Тебе безумно хорошо, мурашки проходят и пробегают вновь, его ладони блуждают по твоим бедрам, вырисовывая странные узоры. Сказать, что тебе до сумасшествия приятно - ничего не сказать. – Дима... – Бесстыдно стонешь, он вынимает и снова вставляет пальцы, – Пиздец, Дим... Он отстраняется, пошло причмокнув, улыбается краешком рта и смотрит прямо тебе в глаза. "Люблю", – говорит взгляд расширенных зрачков. – Пожалуйста, – шёпот шуршит по паркетным доскам. – Я хочу тебя, – слова скатываются по диминым рукам вниз, покрывая кожу мурашками. Он вынимает пальцы. Шуршание, звук открывающейся упаковки. Выдавливает ещё смазки и аккуратно растягивает тебя ещё немного. Ты уже дёргаешься от нетерпения. – Дим, я уже готов, пожалуйста, – умоляешь о большем, не в силах больше ощущать в себе лишь пальцы. Ларин кивает, быстро раскатывает презерватив по члену и, приставив его к твоему анусу, наклоняется, чтобы поцеловать тебя. Сжимаешь плечи Димы ладонями, и стонешь прямо в поцелуй, когда он резко входит, одним толчком загоняя в тебя член почти до основания. Кусает тебя за нижнюю губу, слегка оттягивая и тут же отпуская. Начинает двигаться, сначала медленно, будто приноравливаясь, но постепенно набирая темп. Димины движения выходят рваными, глубокими и слишком внезапно быстрыми, с каждой новой фрикцией тебе кажется, что ты все хуже ощущаешь себя в пространстве. Картинка мира вокруг мажется, ты закрываешь глаза. Твой член бьется о твой же живот, пачкая его предэякулятом, а все звуки слышатся в разы хуже из-за прильнувшей к голове крови. Всё, что ты можешь – прерывисто стонать на каждое движение члена Димы в тебе, ощущая, как он распирает тебя изнутри, касаясь головкой простаты и посылая электрические разряды по венам. Выстанываешь бесконечное: – Дима, Дима, Дима, блять, Дима, пожалуйста, Дима... Ты не знаешь, о чем ты неосознанно просишь, а Ларин все понимает и целует-целует-целует тебя, не прекращая фрикций, целует и шепчет виноватое «Прости», целует в лоб, щеки, мажет губами по подбородку, облизывает твой рот, широко раскрывающийся в непрерывном потоке стонов, обрывков слов и просьб, шепчет в ответ что-то совсем неразборчивое, пока ты закусываешь костяшки пальцев, чтобы не разбудить весь район своими криками. Ты на пределе. Открываешь глаза, никак не получается сфокусироваться, мысли в голове превратились в сплошную мешанину, но ты смаргиваешь выступившую так некстати слезу и вдруг отчетливо видишь димино лицо прямо над своим. Он жмурится, приоткрыв рот, толчки становятся медленнее и глубже. Неосознанно стискиваешь пальцами его плечи сильнее, отчего он смыкает зубы, шипит, резко вдыхая воздух, и открывает глаза. Секунда – его глаза находят твои, смотрят в них пристально. Его губы трогает улыбка, и Дима кончает. Быстро двигаешь рукой по своему члену, пары движений хватает, чтобы тоже достичь разрядки. Ты уже натренирован. Липкая сперма пачкает ладонь. Вытираешь ее о покрывало рядом, все равно хотел поменять постельное белье на чистое. Дима вынимает член, снимает презерватив и, завязав, выкидывает куда-то на кровать. Тебе не противно, ты потом уберёшь. Ларин обхватывает руками твои бёдра и утыкается лицом в живот, тяжело дыша. Он начал курить, теперь восстанавливать дыхание куда сложнее. Хотя, может, он просто постарел. Хмыкаешь своим догадкам, перебирая волосы человека, с которым вы будете вместе ещё максимум минут пятнадцать. Предательски щиплет в носу. Дима приподнимает голову, быстро целует тебя в живот и подтягивается на руках так, чтобы ваши лица поравнялись. Прислоняется губами к скуле, мажет по ней, обнаружив ее влажной от слез. – Ты чего? – Хриплое, взволнованное. "Я здесь ненадолго", – отдаёт в висках. – Ничего, я просто... – пытаешься придать голосу хоть каплю уверенности, но выходит паршиво. Кривые, сбивчивые звуки скребут стены. – Юлик, ну что ты, Юлик, – обнимает крепко, зарываясь лицом в спутавшиеся волосы. Всхлип в плечо. – Я не хочу, чтобы ты уезжал, Дим, – так наивно. Будто это что-то изменит. – Я не могу, прости меня, я не могу, – целует в волосы, в лоб, в скулу – везде, куда попадает. Содрогаешься от вырывающихся рыданий, никак не можешь остановиться, сжимаешь его ладони своими, чувствуя, как плечо становится скользким от твоих слёз. – Юлик, – шёпот, поцелуй во влажный висок. – Дима, – хриплое, жалкое, неуместное. – Пожалуйста, перестань, ты же знаешь, что я вернусь, – дающее очередную ложную надежду. – Я больше не могу тебе верить, – отстраняешься, вытирая лицо ладонью. Встаёшь и идёшь умыться, Дима остаётся в комнате. Шум воды успокаивает. Из зеркала на тебя смотрит совершенно разбитый парень, которого снова подманили сладким кусочком надежды, чтобы потом растоптать и бросить. Ты знаешь, что его «вернусь» ничего не значит. Вы можете быть физически в одном городе, но мыслями он будет слишком далеко за его пределами, чтобы ты смог докричаться. Будто сквозь вату слышишь негромкий стук в дверь. Наспех вытираешь лицо полотенцем и открываешь дверь. Дима уже одет и смотрит виновато. – Я бы с радостью встретил с тобой рассвет, но у меня самолёт через пару часов, а надо ещё за чемоданом заехать. Ложь. Единственный самолёт, отправляющийся сегодня в том направлении улетает через десять часов. Ничего не говоришь. Шаг – он обнимает тебя. Обнимаешь в ответ, вдыхая родной запах его рубашки. Шаг – он прерывает объятья, окидывая тебя беглым взглядом. – Дождёшься? – Он уже знает ответ. – Конечно, – смотришь в его глаза-омуты. – Конечно дождусь, Дим, всегда дожидался. Шаг – он будто хочет сказать ещё что-то, но прерывается на вдохе. С выдохом исчезают так и не сказанные слова. – Я тоже тебя. Очень, – тебе и не нужно было слышать то, что он так боится произнести. Шаг, шаг, шаг – стоит у двери, ты шлепаешь за ним босыми ногами. – Уверен, там будет хорошая связь, только ты не пропадай, Юлик, – произносит с улыбкой, проворачивая ключи в замке. Шаг – ничего не говоришь, просто целуешь его в губы. По-детски, не углубляя, желая хорошей поездки. Шаг – Дима открыл дверь, но все ещё не может уйти, стоя у порога. – Тебе привезти что-нибудь? – Только себя обратно, – горечь расставания опять скребёт горло. – Ну уж вот этого не могу обещать, – слишком правдивая шутка, чтобы вызвать улыбку, – но я постараюсь. Бывай. Подмигивает и закрывает дверь. Ты какое-то время смотришь ему вслед, ничего не видя. Вдруг срываешься с места и, добежав до окна, перекидываешься через подоконник. Как раз вовремя, чтобы заметить его макушку, показавшуюся из-за козырька парадной. – Дима! Привези мне себя, ты обещал постараться! – Твой крик ударяется о стены домов рядом и рассыпается эхом по асфальту. Дима поднимает голову и, прежде чем сесть в такси, машет тебе с ответной улыбкой: – Окей! Забились! Хочется верить, что это всё-таки окажется правдой. И ты веришь. Веришь в предрассветном сумраке, когда шум такси остаётся на сыром от росы асфальте, а двор только-только начинает просыпаться. Ты веришь, потому что бесконечно сильно любишь этого человека, и вера – всё, что тебе остаётся, чтобы окончательно не сойти с ума.