два мира

Лидия помнит день, когда всё изменилось, будто это было вчера. Жить по правилам мира тяжело, но они пытаются — дурацкие «вдруг получится» постоянно раздражают на уровне подсознания. И Лидия специально ищет в себе вспышки фейерверков, когда Дерек на неё смотрит, но находит только слабые отблески от радужки его волчьих глаз. Над отношениями нужно работать, создавать по крупице, даже если Вселенной предопределено, что хмурый омега, живущий в лофте на окраине, — твой соулмейт. Лидия давно не впечатлительная школьница, которая пусть и была чертовски умной, но всё же отчасти падкой на недоступных красавчиков с замашками супермачо. Лидия больше не прельщает бездумное подчинение каждому слову мужчины, которое априори требует скрывать своё я — прятать за семью замками в резной шкатулке на тумбочке в комнате. Лидия успевает распробовать жизнь — и понимает, что она стоит большего, что она способна на большее, а ещё — ни один мужчина не сможет её подчинить. Лидия согласна только на равноправие — лучше быть одной, чем снова изображать дурочку; старшие классы оставляют только разочарование в себе и мужчинах, но она решает дать последний шанс Дереку Хейлу. У Лидии на запястье крохотная звёздочка пульсирует в такт его пульсу — в этом есть что-то настоящее. Дереку сложно смотреть на неё иначе, чем на старшеклассницу на шпильках, способную только на завивку и модный наряд на вечер. Дереку сложно впускать в свой мир ещё кого-то сверх заданного одиночества, но он усилием воли разводит прутья своей решётки руками и позволяет Лидии заглянуть за ширму хотя бы одним глазком. Волки тоже порой нуждаются в понимании и поддержке — и Хейл это с трудом признаёт. — Нам не обязательно это делать, — говорит Лидия серьёзно, и Дерек видит вдруг перед собой взрослую молодую женщину, которая проходит через ад Бикон-Хиллса где-то неподалёку. Хейлу так непривычно осознавать, что кто-то ещё может понимать его состояние, что от этого становится дико. — Мы можем не пересекать эту черту. Родственные души — это ещё не всё. — Я с тобой согласен, — кивает Дерек задумчиво, — мы никому ничем не обязаны. Но… мне любопытно. Это максимум эмоций, который он способен выдать вот так сразу, без подготовки. У него в ушах, как впервые, заново и как-то по-новому звучит тот ночной крик, который заставляет его повернуть и вернуться в Бикон-Хиллс. Кажется, она на самом деле была его стаей, а теперь от стаи ничего не остаётся. Стайлз уехал в Вашингтон, Скотт — в Нью-Йорке, Малия путешествует по Европе, Лиам и Мейсон разъехались по колледжам. Никого не остаётся — только они и их одиночество. И мысль разделить одиночества друг друга кажется не такой уж дикой. Ноябрь приносит с собой запах мороза и пороха, а ещё подозрительного новичка, которого Лидия узнаёт с первого взгляда — её пульс на запястье Дерека пугающе учащается, тот готовится к атаке, но видит только тощего, измождённого до головокружения мужчину в плаще. — Джон… — выдыхает Лидия, и Дерек нюхом оборотня ощущает вихрь эмоций, захвативший девушку, — светодиодные вспышки отыгравшей страсти заставляют Хейла недовольно нахмуриться, но права на вмешательство у него всё ещё нет. — Привет, Лидия, — спокойно отзывается Константин — его захлёстывает горечь и нечто сходное с нежностью. Дерека дико злит должность приёмника их чувств друг к другу — они с Лидией ещё никто друг для друга с точки зрения окружающих, но Дерек уже мысленно позволяет называть её своей, а волки своего так просто не уступают. Джон Константин — та часть жизни, которую Лидия силится забыть, но не может; образ экзорциста гипнотизирует её во сне, как прежде наяву. Они встречаются во время её учёбы в колледже — и всё вмиг становится таким сложным и безумным, что сознание возвращается только через восемь месяцев отрезвляющей мыслью — Джон Константин не умеет любить. Его звезда погасла давно, ещё в детстве, не дав шанса на встречу с соулмейтом. Лидия тогда ещё разрешала себе романтические мысли — она с горькой усмешкой говорила, что в душе мертва, значит, ему подходит, и гладила пальцами чёрную мёртвую звёздочку на запястье Константина. — Что ты здесь делаешь? — По работе, — коротко отзывается Джон. — Поможешь? Лидия помнит, как помогала ему прежде, но осознала, что это та же отрава с привкусом ностальгии. Она внезапно теряет всякий контроль над своей жизнью, и эта горечь её и спасает от неизбежной смерти в рядах экзорцистов. — Представишь меня своему другу? — добавляет он, кивая на Дерека, который пока держит себя в руках. Лидия просит «не надо», но Дерек — не домашний пёс, он дикий волк, который чувствует угрозу. И ещё больше потому, что Константин в иерархии где-то рядом с охотниками. Его надо приструнить раньше, чем всё зайдёт слишком далеко. — Я её парень, а ты идёшь к чёрту, — заявляет Дерек холодно, но твёрдо, — Джон только вопросительно выгибает бровь, но Лидия, к удивлению обоих, никак это не комментирует. — Рад был увидеться, Лидия, — говорит он, глядя прямо на девушку, словно и не замечает никого вокруг. — Ты замечательно выглядишь. Лидию окунают в ледяную воду с головой — прошлое высокой волной накрывает её сердце. Дерек тоже это чувствует, а ещё — бессилие, которое ему нравится меньше прочих эмоций. Лидия говорит «всё в порядке», но Хейл так не считает — она так сильно растеряна, что даже ничего не говорит по поводу его выпада в сторону Константина. Между ними всё настолько неопределённо, что было чистым безумием называться её парнем. С появлением Джона становится напряжённее — и Дереку не нравится ощущать, что от него совершенно ничего не зависит, чувствовать прерывистое биение Лидии на запястье и всё ещё не испытывать к ней никаких эмоций. Он попадает в капкан судьбы быстрее, чем думал, и теперь не может оставить Лидию — по крайней мере, в мыслях. А Лидия… Лидия балансирует между двумя мирами, и ей кажется, что она категорически не справляется. Она хочет уберечь всех — и Джона, и Дерека, но в результате ранит обоих и ничего не может с этим поделать. Чёртова Вселенная — она бросает кости, а страдают люди — такие, как они.