Желания развестись у него не было, да и не разводятся в его семье. Вдовцы были, а разводов — нет.
Иногда он хотел ее задушить. Встряхнуть хорошенько, чтоб волосы растрепались ещё больше и блестящей волной рассыпались до талии, закованной в черный кожаный корсет. Провести рукой по длинной тонкой шее, насладиться пульсацией крови в чуть просвечивающей через кожу голубой вене. Сжав горло, губами впиться в эту наглую улыбку цвета перезревшей черешни и чувствовать, как вздымается нежная грудь в вырезе платья от нехватки воздуха.
Но главное, видеть блеск в ее глазах. Этот живой яркий блеск, этот приглашающий и жаждущий взгляд, от которого ему срывало голову напрочь.
И палочки… про палочки они даже не вспоминали. Желание — вот, что играло ключевую роль.
Развернув женщину к себе спиной и по-прежнему сжимая горло, он подтащил ее к зеркалу.
— Смотри в отражение и не смей закрывать глаза! Поняла?
Для доходчивости мужчина намотал длинные волосы на кулак второй руки и прикусил загривок, за что получил удар остреньким локтем в грудь.
— Ведьма! — рассмеявшись, прошептал он ей на ушко. — Моя ведьма!
От его шёпота женщина лишь сильнее прижалась к нему бедрами, а в следующий момент проворные ручки попытались достать кинжал из небольших ножен на ремне. Невербальное инкарцеро — и она оказалась привязана руками к спинке высокого кресла. Надавив на плечи, мужчина заставил ее опуститься на колени.
В зеркало она видела, как он оценивающе осматривал ее в этой позе, прижав к губам клинок, раздумывая, с чего бы начать.
Нарочито медленно он начал разрезать платье на ее спине. Шелк поддавался быстро, по коже бегали мурашки; убирая лоскуты, он целовал и кусал открывшуюся кожу. Она хотела было дернуться, но знала, что лезвие в руках ее мучителя было сделано из лучшей гоблинской стали — сама подарила ему этот кинжал.
Разделавшись с платьем, он одним рывком сдёрнул белье. Хорошенько шлепнул ее по ягодицам, и от неожиданности женщина вскрикнула. Смотря через зеркало в ее глаза, мужчина нарочито медленно вытянул кожаный ремень из шлевок.
— Моя ведьма себя очень плохо вела. Ты посмела подвергнуть себя опасности. Разговоры не помогают, поэтому…
Свист ремня она услышала раньше, чем почувствовала удар. На третьем она шипела проклятья, на пятом он стал сбоку и принялся нагло ласкать ее грудь — очень нежно и ласково. Вкупе с ударами ремня это создавало потрясающий контраст, что только сильнее возбуждало.
Разгорающийся жар внизу живота и напрягшиеся соски давали ясно понять, что женщина в его руках наслаждалась происходящим.
Ударов было пятнадцать, во всяком случае, после этого она уже не могла считать. И стонать тоже не могла, поскольку ее целовали, а она в ответ прикусывала чужие губы до крови, явственно ощущая металлический привкус. В это время его руки, казалось, были везде и сразу: гладили, ласкали, сжимали и царапали.
Порезы, оставленные его ногтями на внутренней стороне бедер, саднили и щипали, что заставляло ее развести ноги шире.
Превратив виски в лёд, мужчина заботливо и аккуратно прошёлся по каждой царапине, успокаивая боль и тут же щедро даря новую — жжение от алкоголя распространялось по всему телу. Он любовался ей, такой покорной и послушной, но, глядя в ее позеленевшие от гнева глаза, понимал, что она жаждала ответить.
Он стал позади, и его руки пустились в путешествие по самым потайным уголкам ее тела — горячего, желанного и абсолютно его.
Когда его пальцы взялись за дело, невольно захотелось закрыть глаза, но ее в тот же миг дёрнули за волосы и убрали руку. Тело инстинктивно потянулось за пальцами, дарившими наслаждение.
— Не так быстро, моя родная. Ты ещё посмеешь рисковать собой намеренно?
Он удлинил шёлковую полосу от ее платья и завязал причудливый узел на ее шее, оставив себе длинные концы.
— Я действовала, как считала нуж…– Он натянул концы ленты, придушив так, что она могла только хрипеть.
— Если бы я хотел стать вдовцом, поверь мне, я бы им стал, устроив тебе чудесную смерть, а после отправив это шикарное тело на ладье в Вальхаллу. Но пока ты мне нравишься живой! — Властный голос гремел в тишине.
Отпустив ленту и дав ей сделать такой нужный вдох, он вошёл в нее одним чётким и быстрым движением. Из её груди вырвался полустон-полухрип, но это лишь завело его сильнее.
Чередуя удушье с движениями, он обнимал ее, осыпая поцелуями шею и спину везде, где мог дотянуться. От всего обилия ощущений у нее кружилась голова, а кровь, казалось, кипела под кожей, заставляла хрипеть его имя и встречать каждое его движение со все большим желанием.
Руку с лентами сводило от усилий и контроля, вкус ее кожи пьянил сильнее алкоголя. Жар и теснота гостеприимного тела подводили к краю, но он знал, что был обязан сдержаться. Видя в отражении, как глаза ведьмы вновь изменили цвет и стали практически черными, он точно определял, что она была близка.
Ускорив движения и сильнее натянув шёлковую ленту, он склонился к ее ушку и прошептал всего одно слово:
» МОЯ».
Ее рык, наверное, слышно было во всём доме, а тело под ним билось в оргазме. Невербально отвязав ее, он уложил ее на ковер перед камином, чтобы дать пару минут прийти в себя.
— Гад. — Коброй метнувшись вверх, она впилась в его шею зубами и руками распустила его собранные в косу волосы.
— Гадина, — не остался в долгу мужчина.
Чуть приподняв нападавшую, он вновь соединил их тела. Женщина лишь сильнее сжала его талию ногами, выгибаясь на встречу. Она осыпала его лицо поцелуями и царапала голову ногтями. Не сдержавшись, мужчина чуть сильнее желаемого дёрнул ее за волосы. Добравшись до груди и начав дразнить нежную плоть, он прикусил сосок до крови.
Одновременно с этим их магия взбесилась, и обоих накрыло с головой. Никто из них не обратил внимания на снесенные со стола бумаги, звон стекла и полыхнувший пламенем камин; двое были сосредоточены друг на друге и глазах напротив.
***
Заявившийся под утро Рабастан перепутал камины в кабинете брата и собственном. Поначалу он подумал, что спящие на ковре брат и золовка ему привиделись, но, осмотревшись на бардак вокруг, мужчина чуть протрезвел. Сдерживая смех, он аппарировал в свою спальню за колдокамерой.
Наконец-то у него будет подарок на их годовщину.
***
За четыре года совместной жизни муж ни разу не сказал ей и слова о любви. После этой ночи у нее на рёбрах проступила надпись
«любовь всепобеждающая».
