Hashiru no ski ka?

      Вечер в Чикусэй-со проходил как обычно за исключением маленькой детали: Хаконэ был позади. И значит…       — Ну наконец-то можно расслабиться и прекратить бегать! — пробормотал себе под нос Юкихиро — услышали все. Кто-то снисходительно усмехнулся, кто-то покачал головой, кто-то засмеялся. Все помнили, что Юки был против этого с самого начала.       Какеру оглядел товарищей — все они, несмотря на своё нежелание участвовать в Экидэне, совсем недавно бежали вместе с ним. Теперь ему не нужно, как Хайджи, цепляться за каждого участника: участие в марафоне принесло клубу лёгкой атлетики университета Кансей известность, и от желающих вступить не было спасения. Будет немного грустно бегать без тех, кто подарил ему веру в команду, но что поделать — это их выбор.       Народ потихоньку доедал и расходился по комнатам. Скоро все уйдут.       — Какеру… — окликнул Курахару Джоджи, замешкавшись на выходе. — Ты так и не ответил. — На его лице читалось замешательство вперемешку с удивлением. — Или секрет?       — Не считаю это секретом. Но говорить не хочу. Не сейчас. — Какеру попытался загадочно улыбнуться — Джоджи мысленно отметил, что все его улыбки выглядят загадочно. — Но ты можешь попробовать понять.       Джоджи, слегка удивлённый, вышел и наверняка помчался обсудить это с братом — Какеру же дал зелёный свет, так почему не попробовать вычислить, в кого влюблён один из самых тихих жителей Аотакэ? Курахара пожал плечами и подошёл к раковине — его очередь мыть посуду.       — Ка-ке-ру, — пропел Хайджи, входя. Какеру дёрнулся навстречу, насильно усаживая Киёсэ на стул. — Я случайно подслушал, прости.       — Не страшно.       — Это-то и самое странное. Обычно люди стараются скрыть влюблённость. Хотя, наверное, к тебе это не относится. — Хайджи засмеялся и, улучив момент, когда Какеру вернулся к посуде, встал, подходя ближе. — Но мне теперь чертовски любопытно. Но ты ведь не скажешь так просто, да?       Какеру вздохнул — после Хаконэ Киёсэ ужасно хромал и вот-вот ляжет на операцию. Но он продолжал ходить, как будто крича: видишь, всё нормально! Не стоит обо мне переживать. Он всегда таким был.       — Да, не скажу. Но Вы можете присоединиться к головомойке, которую мне теперь устроят. Но, ради всего святого, соблюдайте постельный режим!       — Но мне ску-у-учно! — захныкал Хайджи, вешаясь на Какеру.       — Вас постоянно навещают, Вы один в комнате почти не остаётесь.       Киёсэ засопел, видимо, не находя ответа. Какеру молча продолжил мыть посуду, не обращая внимания на тяжесть, навалившуюся сзади.       Если подумать, он всегда так себя вёл, когда они оставались наедине. Рядом с остальной командой он был не знающим усталости капитаном, но Какеру видел другую, слабую его сторону. Это особое отношение сбивало с толку, но Какеру упрямо внушал себе, что всё нормально, всё так и должно быть. Что это ничего не значит.       Да кого он обманывает?       Где-то на улице залилась лаем Нира.       — Хайджи-сан, пожалуйста, вернитесь в свою комнату, — настойчиво попросил Какеру, вытирая руки. Движения всё ещё сковывал прицепившийся Киёсэ — Курахара неосознанно заметил, что тот старается не опираться на правую ногу и использует его как поддержку. Всё-таки больно? И он молчит и продолжает притворяться, что всё с ногой в порядке? Вот ведь. Странный и упрямый парень.       — А ты меня проводишь? — поинтересовался Хайджи с хитринкой в голосе.       Какеру вздохнул: куда он денется?       Лишь бы никто не увидел. И нет, он не о себе беспокоится — о репутации Хайджи, о репутации демона Аотакэ. А он как-нибудь переживёт.       — Спасибо, Какеру, — поблагодарил Киёсэ, когда Курахара помог ему опуститься на футон. — Прямо даже неловко перед вами всеми. Я всем надоедаю, а вы продолжаете потакать моим капризам.       Какеру сел рядом и посмотрел на капитана. Он улыбался, а глаза такие грустные-грустные, словно извиняющиеся за всё-всё. Курахара не смог долго в них смотреть — опустил голову и потупил взгляд на сжатые кулаки, лежащие на коленях.       — Они это делают не из жалости, Хайджи-сан, — зачем-то начал он объяснять, даже толком сам в этом не уверенный. — Они так выражают свою благодарность.       — И ты тоже? — Киёсэ наклонился и заглянул Какеру в глаза.       — И я тоже. — Курахара улыбнулся и расслабил ладони.       — Вот как. — Во взгляде Хайджи мелькнула непонятная эмоция, впрочем, быстро пропавшая. — А ты стал чаще улыбаться, — невпопад заметил он, откидываясь на футон.       «Всё потому, что я люблю тебя», — почти сорвалось с языка Какеру. Но Хайджи не поймёт. Ему знать не надо.       — Волнуетесь?       — Немного. Ведь от этой операции зависит, смогу я продолжать бегать или нет.       До операции оставалось чуть более получаса. Какеру, наплевав на всё, прогуливал университет, несмотря на все попытки отговорить со стороны Киёсэ, и сейчас находился рядом с ним. Не мог не находиться.       Кто из них вообще больше волнуется?       — Шёл бы ты, Какеру. Даже если ты дождёшься конца операции, не сразу сообщат о результате.       Возможно, он прав.       Возможно, Какеру идиот. По уши влюблённый идиот.       Он, смотря впереди себя, нашарил рукой руку Хайджи и крепко сжал. Киёсэ удивлённо посмотрел на Курахару — и улыбнулся.       Пока проходила операция, Какеру не мог найти себе места — ходил туда-сюда по больничному коридору, кусал костяшки пальцев, почти начал грызть ногти, но вовремя спохватился.       Несколько раз позвонили сокомандники. Все, как один, спрашивали, что там с Хайджи. Ответ был неизменен: операция не закончилась, он обязательно позвонит, когда станет что-нибудь известно…       Интересен факт: никто особо не удивился, когда Курахара изъявил желание присутствовать на операции. Лишь Джоджи после того заявления, когда они остались наедине, спросил, удивлённо хлопая глазами:       — Разве ты не хочешь то время, что пробудешь в больнице, провести с той, которую любишь?       — Это важнее.       — Разве что-то может быть важнее любви?       Какеру оставил вопрос без ответа.       Хайджи лежал на больничной койке, смотря в окно на занимающийся закат. Небо темнело на глазах — тёплые розовые оттенки у линии горизонта постепенно переходили в холодный сиреневый, а уже выше был насыщенный синий. Лёгкие порывы ветра из приоткрытого окна перебирали короткие волосы Киёсэ, и в атмосфере вечера тот выглядел так загадочно, что Какеру невольно замер в дверях, не решаясь войти и спугнуть момент. Казалось, что даже сердце в груди стало биться тише. Но это, конечно же, только казалось. Глупости всё это.       — О, Какеру. Ты пришёл. — Киёсэ обернулся, приветливо улыбнувшись. — Ты всё же послушался меня или кто-то из ребят отвёл в Аотакэ?       Курахара промолчал, подходя ближе, нервно сжимая кулаки.       — Не терпится узнать, да? — понимающе спросил Хайджи, заметив это. Какеру кивнул, поджав губы. — Что ж, в таком случае… Оставляю всё на тебя, Какеру.       — Что? — неверяще выдохнул Какеру, округлив глаза. — Это значит, что?..       — Что я больше не смогу бегать. Да и ходить буду хромая. Но знаешь, я ни о чём не жалею. Я много думал об этом незадолго до операции. Прикидывал, смогу ли жить без бега. И решил, что всё будет в порядке, покуда ты будешь бегать. Так что, Какеру, не бросай бег. Беги за себя и за меня, хорошо?       Какеру без удивления заметил, как скапливается в уголках глаз Киёсэ влага.       — Тебе ведь… нравится бегать, Какеру? — Голос демона Аотакэ предательски дрожал, а руки со всей доступной силой сжимали одеяло. — Так… не бросай бег… Ладно?       — Хайджи-сан. — Какеру встал рядом с кроватью на колени и взял дрожащие руки Хайджи в свои. — Ты нашёл ответ на свой вопрос?       — Думаю, да, — подавленно ответил Хайджи.       — Это же хорошо. А я буду бегать и дальше. Всё будет хорошо, Хайджи-сан.       — Какеру… Выполнишь напоследок мою идиотскую просьбу?       — Конечно. И выполню ещё кучу таких же! Ведь… жизнь продолжается, Хайджи-сан! А Вы будто прощаетесь со мной. Прекратите, прошу Вас.       — Обними меня, Какеру. Пожалуйста.       Курахара послушно выполнил просьбу. Хайджи обвил руками шею Какеру и уткнулся в его плечо. Тот неловко погладил Киёсэ по спине и позволил ему проявить слабость. И ещё позволит. И ещё — столько, сколько понадобится.       — Я люблю Вас, Хайджи-сан, — прошептал он, когда Хайджи мирно засопел. Тот вздрогнул, но неосмотрительный Какеру списал это на дрёму. Киёсэ не стал разубеждать — Курахара не заметил улыбки.       Их план был прост и гениален: удрать во время дневной прогулки.       — Вы уверены, Хайджи-сан?       — Ой, Какеру, знаешь, как мне осточертели эти больничные стены! И так неделю провалялся! Я хочу домой, в Аотакэ!       Какеру лишь неодобрительно покачал головой. Спорить с Хайджи бесполезно. Не мог он долго оставаться на месте — всегда куда-то бежал. Теперь уже не побегает, но, похоже, скоро найдёт замену. Главное, чтоб не вредило здоровью.       Киёсэ воровато оглянулся и задорно усмехнулся, потянув свободной рукой за собой. Какеру послушно пошёл следом.       Сердце постепенно ускоряло ритм — вскоре Какеру почти перестал смотреть вперёд, постоянно оборачиваясь. А если их заметят? Пресекут попытку побега и вернут Хайджи в палату? Да он же там зачахнет!       Когда до Аотакэ оставалось несколько улиц, Хайджи внезапно запнулся. На короткий миг Какеру умер.       — Хайджи-сан! — Какеру дёрнул Киёсэ на себя и мёртвой хваткой вцепился в плечи. — Вам плохо? Нога болит?       — Всё нормально. — Хайджи вымученно улыбнулся. — Просто слегка устал.       — Может, отдохнём? — спросил Какеру, отстраняясь. Хайджи подался за ним — притёрся сбоку и наклонил голову.       — Да совсем немного осталось, пошли! А в родном доме, как известно, и стены лечат.       Несмотря на улыбку, Курахара видел, как тяжело Киёсэ дышит. Как сильно он сжимает кулаки. Но чёрт возьми!..       — Хорошо. Идём.       Встречали их едва ли не с хлопушками. Во всех сторон звучали поздравления — Какеру всё ещё не сообщил.       — Не смог? — сквозь шум спросил Хайджи. Какеру отвёл взгляд: не смог.       — А? Что не смог? — Вопрос услышали, и по толпе прошла волна опасения.       — Простите, ребята. Я выбываю из игры, — спокойно, с улыбкой сообщает Киёсэ, наблюдая за изменением выражений лиц товарищей. — А теперь простите меня, я бы хотел отдохнуть. Идём, Какеру.       Все словно только что увидели, как хромает Хайджи, несмотря на постоянную поддержку Курахары и костыль.       Весь оставшийся день в Аотакэ было тише, чем на поминках.       Прошла уже неделя, как Киёсэ бесследно исчез из больницы. Поначалу Какеру волновался, что за ним вернутся, но вечером следующего дня позвонил спортивный врач Хайджи. Тот, казалось, был совсем не удивлён — сообщил, что предупредил в больнице, что забрал подопечного к себе — разумеется, с согласия самого пациента. Какеру тогда был рад до чёртиков, что всё обошлось, а Хайджи только улыбнулся и поблагодарил.       «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь».       Первое время Курахара не позволял Киёсэ и шагу ступить без его ведома. Хайджи только смеялся и покладисто докладывал ему о всех своих действиях, но со временем вошёл во вкус — за три дня накопилось около ста сообщений. Какеру только тихо радовался. Позже Хайджи увеличил количество сообщений — промотав их, Какеру понял, что долго сдерживать это активное существо не получится. И вот, спустя неделю, Хайджи вернулся к своим обязанностям готовки, не без помощи Какеру.       Обитатели Аотакэ со слезами на глазах ели приготовленное — никто из них так и не научился готовить. Хайджи сиял улыбкой, радуясь, что хоть в чём-то от него осталась польза. Какеру лишь тяжко вздыхал, борясь между желанием привязать непоседливого Киёсэ к стулу и смирением, что даже так он ничего не изменит.       — Какеру? — позвал Хайджи, тронув Курахару за плечо. Тот вздрогнул, возвращаясь из своих мыслей в реальность. Оказалось, что все успели поужинать и разбежаться.       — Простите. Немного задумался. Возвращайтесь в комнату, я скоро приду. — Какеру подорвался, затевая бурную деятельность по уборке со стола и мытья посуды.       — А… Хорошо, — на удивление покладисто согласился Киёсэ — Какеру не придал значения.       — Хайджи-сан? — негромко позвал Какеру, открывая дверь.       Хайджи лежал на футоне, уронив на грудь книгу. Уснул?       Какеру осторожно закрыл за собой дверь и подошёл ближе, чтобы убедиться. Киёсэ и правда мирно спал, чему-то улыбаясь сквозь сон. Возможно, так даже лучше. Ему бы, по большому счёту, вообще сидеть смирно и молиться, чтоб вылечиться и вернуться в бег.       Какеру переложил книгу на стол и, выключив свет, прилёг рядом, внимательно смотря на Хайджи — любуясь, пользуясь внезапно выпавшим шансом.       Почему-то только сейчас посетила мысль, что будь Киёсэ более терпеливым — и мог бы снова встать крепко на ноги. Но словно бы специально тот не ждал… Будто бы…       Какеру не заметил за чередой мыслей, как подступила дрёма. Глаза закрылись, и Курахара, подложив руку под голову, уснул, так и не закончив мысль.       Просыпался он тяжело и медленно. Сначала почувствовал, как занемела рука — отлежал, наверное. После понял, что ему очень жарко — как будто у огня лежит. И только потом до сонного сознания дошла мысль, что на его спине лежит чья-то рука, а сам он удобно положил голову на что-то мягкое и мерно дышащее.       Сердце мгновенно ускорилось, отдавая шумом в ушах, а лицо начало гореть.       — Проснулся, Какеру? — вполголоса спросил Хайджи. Ладонь скользнула от лопаток к пояснице. Курахара вздрогнул и предпринял попытку отстраниться — но куда там, обнимающая рука только сильнее прижала к себе. — Не-а, не уйдёшь, — с игривой интонацией произнёс Киёсэ, второй рукой зарываясь в волосы Какеру.       — Пожалуйста, отпустите, — придав как можно строгости голосу, попросил Какеру — вышло всё равно жалко.       — И не подумаю. — Тёплые пальцы осторожно перебирали чёрные пряди — Какеру млел и боялся. Чертовски боялся. Поймёт ведь, поймёт!.. Хайджи ведь не дурак, ему нетрудно понять, что к чему.       Висела неловкая тишина — Какеру считал, что гул его сердца слышно в соседних комнатах, и невольно жался ближе. Киёсэ тихо засмеялся.       — Знаешь, Какеру. А я ведь слышал твоё признание тогда.       Душа ушла в пятки — парня всего затрясло.       — Хотя, знаешь, — начал было Хайджи, но Какеру его прервал:       — Нет! — вскрикнул он, слишком громко для вечера — или ночи? Сколько он спал? — Нет, — торопливо исправился он, понижая тон. — Пожалуйста, ничего не говорите. Пусть всё останется, как есть…       Хайджи прикрыл рот Какеру ладонью, прерывая поток слов.       — Нет, ты меня выслушаешь. Дурачок Какеру. Это же надо себя так накрутить, а… В общем, что я сказать-то хотел, ты меня сбил? А, вспомнил. Я ведь давно знал о твоей влюблённости — раньше признания, раньше известия о том, что ты в кого-то влюблён. Это ведь моя обязанность — следить за состоянием каждого в Аотакэ, чтобы вовремя прийти на помощь, если понадобится. Я видел, но просто наблюдал. Каюсь, мне было интересно, как ты поступишь, да. Ты всегда был для меня загадкой — попробуй тут угадай твой следующий шаг, когда ты так импульсивен. Но ты упрямо молчал и продолжал притворяться, что никаких чувств нет, всё как так и надо. Или я не прав? — Киёсэ сделал паузу, отнимая руку от лица Какеру, давая возможность ему высказаться — тот притих и, казалось, слушал затаив дыхание. — Значит, прав. Но твой следующий шаг был сделан, когда я этого не ожидал, — и словно бы ты собирался окончательно отдать себя всего мне, без остатка, но в то же время остаться другом. Думал тогда, ударю тебя, чтобы на место мозги вставить, но передумал. Отложил до лучших времён. А пока думал, думал — как поступить, если разговор зайдёт об этом. Как себя вести и что ответить, несмотря на то, что ответа ты не ждёшь и стремишься к статусу-кво. Но фигушки я тебе это дам, слышишь? Время разобраться уже с этим — и так всё затянулось.       — А может… — попробовал ещё раз Какеру.       — Не может. — Киёсэ снова запустил пальцы в волосы Курахары, ненадолго замолчав — подбирая слова. — В общем, как ты уже понял, твоё признание не стало для меня неожиданностью, но ввело в замешательство. И вот что я надумал. Какеру, если ты не допускаешь ни малейшего шанса, что твоя любовь взаимна, — вот тогда я тебя точно ударю.       Какеру вскинулся, смотря в глаза Хайджи, — сказанное ввело в шок. Конечно, чёрт, он и не думал, что на его чувства когда-нибудь ответят. Это как же должно повезти-то? Невозможно, нереально, невообразимо, немыслимо!       — Судя по твоей реакции, ударить всё-таки придётся. Ну что, куда бьём?       Курахара зажмурился, готовый принять наказание, — и почти сразу же распахнул их обратно, почувствовав чужие сухие губы на своих. Киёсэ целовал неторопливо и осторожно — чуть лучше, чем неумело. От осознания происходящего Какеру чуть не умер. А когда Хайджи отстранился, откидываясь обратно на футон, севшим голосом спросил:       — А как же ударить?       — А я и ударил, — почти серьёзно сказал Хайджи. — Я ударил по сердцу. Больно?       — Больно.       — А говорят, что, когда болит, поцелуешь — и всё пройдёт…       — Прекратите! — громким шёпотом возмутился Какеру. — Если Вы так издеваетесь, то, прошу Вас, хватит!       — А что, похоже, что я издеваюсь?       Курахара осёкся. Он уже и сам не понимал, что говорит, — на губах всё ещё горел поцелуй, а мысли окончательно запутались.       — Нет, но…       — Да какие могут быть «но», Какеру? На каком языке мира мне надо сказать, что я люблю тебя, чтобы ты прекратил сам себя зарывать?       Наступила очередная пауза. Создавалось впечатление, что это перерыв перед новым моральным столкновением. Пока что побеждал Хайджи. Какеру же постепенно терял силы — слишком много переживаний за один вечер.       — Ну так что? На каком языке? Могу на японском, английском, французском…       — Избавьте меня от этого, — выдавил из себя Курахара, ложась обратно на грудь Киёсэ. — Думаю, я понял. Наверное…       — Никаких «наверное». Мне ещё раз повторить?       — Не надо. — Какеру прикрыл глаза, чувствуя, как наваливается накопившаяся усталость. Всё же не лучший момент был выбран для выяснения отношений…       — Так… ты будешь встречаться со мной? — Тон Хайджи внезапно стал неуверенным — словно тот вмиг растерял весь запал.       — У меня право выбора есть? — лениво поинтересовался Какеру, медленно теряя связь с реальностью.       — Хм-м-м… Нет, — весело сказал Хайджи, снова обнимая Какеру.       — Я так и думал.       — Отличная работа! — радостно сказал Хайджи, протягивая Какеру бутылку с водой.       — Зачем Вы… — опираясь руками в колени, начал было возмущаться Курахара.       — Так. Во-первых, не вы, а ты, мы об этом уже разговаривали. Во-вторых, что плохого в том, что хочу поддержать своего парня?       Какеру мгновенно вспыхнул. Киёсэ засмеялся, подходя ближе и обнимая.       — Ничего, будем привыкать. Будем ведь?       Какеру неуверенно кивнул, обнимая в ответ. Ситуация чертовски смущала, да ещё и кто-нибудь из ребят мог их в любой момент заметить. Только глупый не догадается…       — Эй, Какеру. Я тут подумал… Смотри. Я всё ещё люблю бег, хоть и не могу им заниматься. Но что мешает мне учить других? Я же с нуля привёл нас к Хаконэ, а это о многом говорит. Как думаешь, стоит попробовать себя в качестве тренера?       Какеру отшатнулся, как от удара, и посмотрел удивлёнными глазами.       — О боже. — Киёсэ закатил глаза. — Временами ты так предсказуем. Да, каюсь, поначалу наверняка буду скрипеть зубами от зависти, но ко всему ведь можно привыкнуть, Какеру. И смириться. И… ты ведь поддержишь меня, правда?       Курахара провёл ладонью по лицу.       — Словно я могу сказать «нет».       — Ну и отлично!       Хайджи подался вперёд, приникая губами к губам. Какеру, сначала опешив от неожиданности, положил ладони на плечи Киёсэ и неуверенно ответил.       Хайджи оказался жаден до поцелуев и объятий. Обнимал в любой, даже самый неподходящий, момент, но никогда при других не выставлял напоказ, что они близки. Только посмеивался, когда близнецы устраивали Какеру допрос с пристрастием и, подождав немного, разгонял их. Долго обижаться у Курахары не получалось — через пять минут Киёсэ незаметно от всех целовал его в щёку, нос, лоб или ещё куда — и Какеру оттаивал. Но больше всего Хайджи нравилось покрывать поцелуями бёдра Какеру вечером, когда они одни в комнате, а все остальные уже спят. У Какеру просто не оставалось сил на какое-либо сопротивление.       Хайджи мягко прикусил нижнюю губу Какеру, приоткрывая глаза и рассматривая его лицо. Ресницы парня дрожали, а щёки были краснющие. Как же легко его смутить.       — Прости, — тихо прошептал Киёсэ, отстранившись на короткое мгновение и снова целуя разомлевшего Какеру.       Со стороны общежития послышался шум. На улицу выбежали близнецы, о чём-то пререкаясь — и тут же застыли на месте, словно громом поражённые. Переглянулись, ущипнули друг друга, ещё раз посмотрели на представшую картину — и с громкими криками пошли разносить новость по Аотакэ.       Какеру отпрянул, пряча горящее лицо в ладонях.       — Ты… Ты знал, что произойдёт!       — Ну, да. Прости, — повторился Хайджи, беззаботно улыбаясь. — Никак не мог сдержаться от демонстрации своих прав на тебя. Пойдём внутрь. Будем разубеждать народ в неверных выводах. А то выяснится ещё, что кто-то кого-то принуждает!       Проснулся Хайджи от бьющего в глаза света. Перевернулся на другой бок, обнимая мирно спящего Какеру. Уснуть снова Киёсэ не пытался, заранее зная, что только без толку проваляется. Но полежать ещё пять минут он себе позволил — впереди их ждал выходной.       Прошло полгода с выпуска Хайджи из Кансэя. Он нашёл себе съёмную квартиру и работу, о которой даже не думал несколько лет назад. С оставшимся в Аотакэ Какеру всё это время он только списывался и созванивался — оба не находили времени для встреч. Иногда Киёсэ хотел пригласить Какеру на тренировку, показать своим подопечным, к чему стоит стремиться, и заодно самому посмотреть, как сильно изменился тот за время их разлуки. Но сразу же отбрасывал эту мысль: он ни с кем не хотел делиться своим Какеру. К нему и так приковано внимание всей Японии.       Но вчера тоска стала слишком сильной — и Хайджи всё же позвал Какеру к себе, особо не надеясь, что тот придёт. Но Курахара сразу же согласился, и уже через двадцать минут они жадно целовались на пороге.       Киёсэ провёл ладонью по спине Какеру — тот обзавёлся привычкой спать на животе, — выбираясь из-под одеяла и садясь парню на поясницу. Курахара нахмурился сквозь сон. Хайджи наклонился, выцеловывая голые плечи возлюбленного. Какеру завозился и проснулся, спихивая с себя смеющегося Хайджи.       — Доброе утро, Какеру, — мурлыкнул Киёсэ, приглаживая растрёпанные волосы Курахары.       — Доброе, — зевнув, протянул хрипловатым ото сна голосом Какеру.       Хайджи сознательно отказался от бега. И ни о чём не жалел.