Где благородству нету места

Наш проводник, коренной сибирец... или кто бы то ни был ещё, вывел меня наружу. Какие грехи он отмаливал идя вместе с нами, на верную гибель? Плевать. Делал он это не очень усердно, ведь мог, мог сказать ещё внутри, громко, при всех: — Мы не одни. — Там люди. — Кажется им нужна помощь. И пути, ведь, всего ничего — вниз по горному склону и через лес, через чёртов лес... Нет, не стал. Аккуратно позвал меня. Молча кивнул, мол знал ли я. И, всё также молча, ответом. Нет. Немного покачать головой, а столько за этим стоит... — Нет, не знал. Потому что тех, кто много знают, ссылают в подобное дерьмо. — Нет не идём. Я не герой. Те кто там выживают, сражаются, умирают, кем бы они не были, дарят нам возможность пережить эту ночь, зализать раны, забыться тревожным сном. И я благодарен проводнику. Что-бы там парни не решили, но завтра нас ждёт ещё больше дерьма, а встречать его со свежеобретённым пониманием своей ничтожности, гнуси и эгоизма... Да, все мы смертники с пустыми гробами, но пускай так, пускай я оплатил их дорогу Харону, но я всё ещё их командир, и уплывём мы вместе. Они улыбаются слушая моего обалдуя, а мне не можется, и руки сами вырывают злосчастную балалайку.

***

Грёбанные ублюдки из командования, чёртова Сибирь, сраные твари и... и сын шагающий где-то рядом. Гнусь всегда остаётся гнусью, и чем думали наши вызывая к лукавому — мне не ведомо, а того, что ведомо, достаточно для получения счастливого билета с предсказанием-инструкцией: "Собери отряд, и захвати с собой сына... Гарантии ради." И черти бы их драли. И его, с его дурацкими чаяниями на повышение. Вот уж заметили, так заметили. За начальским вниманием живота нет. Он поступил чин по чину. Никого из его отряда не ждёт ни мать, ни отец, ни возлюбленная, ни жена, ни дочь, ни сын. Быть может лишь пёс у двора, но хорошая скотина всегда найдёт себе нового пастыря. А преданная погибнет от глупой тоски. “Батя, прошу.„ Чего ты просишь, чего ты просишь отрок недалёкий? Чтобы я отдал тебя на поедение сим тварям? Тебя, которого лет надцать назад, в столь же студёную зиму, пышащего жаром качал на коленях, пытаясь отгнать хворь? И слышал слезливое: “ Батя, батенька.„ Тебя!? Нет. Я отдам на поедение себя и товарищей, лишь бы дать тебе время. Так что скачи во весь опор. К майору с его авиацией, да лучше за край земли, аль куда отправляются праведники после смерти, туда, где тебя не достанут. Но ты мой сын, сиречь глуп и наивен. Возможно ты станешь героем, надеюсь, что не посмертно. А за спиной полчище, орда, страшнее чем татарское иго, да они не бравая дружина, лишь пяток глупцов готовых погибнуть «с честью», вырывая каждое мгновенье как ещё один шанс его сыну.

***

Огонь и пальба, У соседей нету патронов. Кто лопатой, кто чем, И обмотаны мы взрывчаткой... Парни гибнут. И я на последнем дыханье, Сигнальным огнём, В рожу уродливой твари. И одного всё ради. Моё тело даст тебе ещё несколько сот метров.