***
Мадара пил. И думал. После каждого глотка думать было все легче, правда не в том русле в котором следовало бы. Хаширама обитал на втором этаже его дома, в комнате Чигу. Друг ответственно отнесся к возложенной на него обязанности и проявил не свойственную ему усидчивость. Обычно Хашираму несло по всяким буеракам в поисках впечатлений на свою голову, но уже второй день он был собран и серьезен (насколько Хаширама вообще может быть серьезен). На самом деле Мадара был уверен, что Чигу проснется самостоятельно, просто в этот раз из-за придурка Тобирамы потребуется чуть больше времени, но Хаширама был взволнован и заинтригован, поэтому добровольно вызвался бдеть за Чигу. Что ж, Мадаре не жалко, пусть бдит. Все равно он уже не в состоянии взобраться на второй этаж. Честно говоря, его предел добраться до противоположного конца комнаты — сколько вообще он выпил? И зачем вообще пил? Ах да, он же пытался вспомнить символы в печати, но на трезвую голову окунаться в воспоминания того дня не захотел. Или не смог? А черт его знает. — Мадара! — раздался от дверей голос Хаширамы. Расплывчатый силуэт друга обнаружился в проеме дверей. — Где у тебя стоит рис? — На кухне или нет… может в кладовке… — А кладовка где? — На кухне… Выражение лица Хаширамы было не разглядеть, но кажется Мадара услышал мученический вздох. Седзи захлопнулись, и он продолжил пить… то есть усиленно вспоминать. Когда очередная бутыль подошла к концу из глубин дома раздался треск и грохот. Глава клана Учиха почесал щеку, подумал, вздохнул, встал — устоял — и направился к источнику грохота. На кухне обнаружился Хаширама с поседевшими волосами. — Я хотел сделать суп с клецками. Мне одна из наших кухарок рецепт дала. Мадара поглядел на друга еще немного, но тот, не теряя энтузиазма продолжил греметь кухонной утварью. — Сядь, чего стоишь. Мадара послушно сел на какую-то табуретку в углу кухни, привалился спиной к стене и, наблюдая за возней друга, даже задремал. Но долго бездельничать ему не позволили. — На. Мешай. Тщательно мешай! — Хаширама впихнул ему в руки миску с какой-то белой бурдой. — Если клецки не получатся будешь ты виноват! С минуту глава клана Учиха пялился на миску в одной руке и палочки в другой, после чего начал мешать — а что ему еще оставалось делать? С миской в руках и не уснешь толком. Мадара мешал белую бурду неизвестного происхождения, а Хаширама резал мясо. — Порезать мог я, — недовольно проворчал Учиха. — Это проще. — Ты пьян, я не дам тебе нож, — уверенно ответил Хаширама. — У меня есть кунай… даже несколько. Выпустив палочки, он вслепую зашарил за поясом домашнего кимоно, но нащупал только упаковку сюрикенов. С огорчением поглядев на металлические звездочки с прискорбием постановил: — Ладно. Этим я еще не пробовал резать, но уверен, что смогу… — Мадара, просто помешай тесто. — Тесто? Мадара недоверчиво посмотрел на миску в руке и на белую жижу в ней. — Странный рецепт какой-то, — пробормотал он и продолжил мешать. Спустя десять минут поинтересовался: — Долго еще мне мешать? — Еще немного, — с честными глазами заверил его Хаширама. Размытый силуэт немного обрел четкость и обзавелся цветастым передником. — Ладно… — буркнул Учиха и возобновил круговые движения палочками. Но и через четверть часа спустя это «еще немного» так и не закончилось. Мадара мешал, Хаширама же успел порезать мясо, сварить бульон, помыть и порезать овощи. Через полчаса почти что трезвый Учиха спохватился, прекратил мешать и возмущенно уставился на друга, тот в переднике, косынке и обсыпанный мукой как раз мешал свое адское варево в большом котелке на очаге. Словно почувствовав его взгляд Сенджу обернулся, широко улыбнулся, и, опередив возмущенно открывшего рот для потока ругательств Мадару, воскликнул: — А вот теперь и тесто понадобится! Давай его сюда. — Выхватив миску из ослабевших от чужой наглости рук, восторженно добавил: — Ты мне очень-очень помог, Мадара! Огромное тебе спасибо! Глава Учих только и смог что с лязгом закрыть рот, едва не отхватив при этом себе язык. После такого потока благодарностей и широченной светлой улыбки, даже у него не хватило черствости обругать эксплуататора. — Будет готово через пару минут. Не хочешь умыться? — Иди ты… — буркнул Мадара и направился к кувшину с водой, где с минуту плескался и фыркался. Разогнувшись и вытерев лицо, увидел Хашираму, что с легкой улыбкой глядел на него. — Ну чего еще? Что тебе еще помешать? — закатил глаза Учиха. — Ничего. Просто рад видеть тебя трезвым впервые за два дня. — С вами ироды и недели запоя мало будет! — взорвался мужчина. — Мой лучший друг — гребаная кухарка! Его братец — упырь с глазами дохлой рыбы! Чигу все собирает на свою задницу неприятности, вон, даже твой братец как репей прицепился! Пока Учиха бесновался, выплескивая скопившееся напряжение — хандра, накатившая после просмотра давних воспоминаний, уступила перед приступом раздражения — Хаширама с улыбкой добавлял клецки в суп. Хороший рецепт. Надо будет и дома попробовать.***
Суп из клецок вышел до того отвратительным, что Тобирама на полном серьезе рассмотрел вариант, где Мадара (участвовавший в его создании) все-таки решился его отравить и тем самым отомстить за Изуну. Но за ужином Учиха и сам давился угощением с таким видом, что мысль эту пришлось забраковать. Кто бы мог подумать, что жизнь сложится таким образом, что Тобираме доведется ужинать в доме кровника?! Но что поделать, ему требовалось забрать домой старшего брата, да и узнать о состоянии менестреля не было лишним, хотя если бы оное ухудшилось, ему бы в любом случае сообщили. Ужинать он не собирался, но аромат горячей еды и уговоры брата заставили передумать. К тому же легкий отголосок запаха менестреля немного ослаблял раздражение, но об этом он старался не думать — днем его заботливые подчиненные подкинули новую проблемку, в виде письма из Узушио. Деятельные Узумаки по неведомой причине решили нанести ответный визит вежливости — как нельзя вовремя! Хашираме он об этом сообщить еще не успел, но послание лежало у него в подсумке и ждало своего звездного часа. Свиток, что принес посыльный ястреб, был маленьким, влезло лишь короткое вежливое приветствие, да список делегатов, в котором обнаружилось имя внучки старика Ашины. Тобирама, будучи параноиком со стажем, справедливо полагал, что это не было случайностью, но свое мнение решил держать при себе. Все равно Хаширама сочтет это знаком судьбы, тайным интересом самой Мито-химе и вообще, весомым аргументом забыть о работе и отдать всего себя романтике. Влюбленный Хаширама вызывал у Тобирамы несварение, а с учетом последних событий все могло вылиться в прямое отравление. Ему бы со своим «перстом судьбы» разобраться. — Вкусно получилось? — оживленно спросил Сенджу-старший, привлекая внимание мрачных друга и брата, что с одинаково угрюмыми физиономиями уничтожали содержимое мисок. — Неплохо, — кивнул Тобирама, все еще размышляя над тем, как сообщить благую весть брату, чтобы тот от переизбытка радости не забросил работу. — Мадара помогал! — простодушно поделился Бог мира шиноби. Тобирама только поморщился, но показательно выплевывать суп не стал — за весь день это был первый прием пищи, после того как Мадара ушел в запой, а Хаширама под благовидным предлогом присмотра за Чигу слинял из Дома Совещаний, все свалилось на его голову. — О-о-очень старался, надеюсь тебе нравится, — поддакнул со своего места глава Учих. Главный лохматый ужас Конохи выглядел на порядок лучше чем вчера, но извечные мешки под глазами стали только глубже, придав ему вид древнего чем-то недовольного деда. — Не радуйся раньше времени, от заворота кишок не помру, — обрубил он и показательно протянул тарелку за добавкой. Мадара прищурился, но вступить в перепалку не успел, хотя очень хотел и даже нашел повод прицепиться к самому ненавистному Сенджу в их деревне. По лестнице загрохотали шаги, заставившие всех троих притихнуть и прислушаться. Без приглашения в дом Мадары сунулся бы разве что конченный самоубийца, но таких в их деревне был дефицит — все померли во время диверсий в военное время — остальные свою жизнь научились ценить и ни за что бы не выбрали столь мучительный способ расстаться с жизнью. Шаги сменились грохотом, а затем и вялыми ругательствами, после чего седзи отъехали в сторону, являя им лохматую веснушчатую физиономию, со следами татами на щеке и впечатляющим колтуном на затылке, вместо привычного хвоста. Кажется, разбираться со своим «перстом судьбы» придется несколько раньше, чем Тобирама рассчитывал.