Лирика раннего утра

Смоляные кудри разметались по столу, гармонично дополнив изящную вязь чернильных строк, принадлежавших перу обладателя кудрей — юному поэту Владимиру Ленскому, чьи думы в сей час были невероятно далеко от столь приземленных проблем, как возможность измазать волосы в непросохших чернилах. *** Пребывая в состоянии необычайного душевного подъёма, он загорелся идеей посвятить своей возлюбленной Ольге Лариной очередной романтичный сонет, чтобы преподнести его на очередном танцевальном вечере в доме Лариных. Вдохновенно описывая пленительную морскую синеву её глаз и лучи утреннего солнца в льняных волосах, он вдруг был выдернут из своих грёз звонким перестуком копыт, столь неожиданным в это томное, залитое светом утро. Вскочив из-за стола, Владимир распахнул окно и выглянул на улицу, полной грудью вдохнув свежий утренний воздух. У его крыльца гарцевал на роскошном буланом коне не кто иной, как Евгений Онегин, бодрый и, что было совершенно для него не характерно, полностью сбросивший извечно преследующую его меланхолию. От всей души улыбнувшись нежданному, но от того не менее желанному гостю, Ленский уже через пару минут был внизу, обнимая несколько смущенного Онегина. Улыбаясь в своей обычной сдержанной манере, Евгений указал на незамеченного Владимиром ранее мышастого скакуна, также оседланного и привязанного к столбу забора позади Онегина. — Знаете, дорогой Ленский, направляясь на свою обычную утреннюю прогулку верхом, я обратил внимание на несомненную прелесть сегодняшнего утра, поэтому, зная романтичность вашей тонкой натуры, просто не мог позволить себе не пригласить вас составить мне компанию. В этот момент Владимир уже гладил шелковистую гриву коня, восторженно оглядывая его благородную стать. Заметив это, Онегин немного насмешливо, но совершенно беззлобно уточнил: — Так что, это значит, что я могу рассчитывать на согласие? Ответом ему был лишь восторженный взгляд светло-карих глаз Ленского и лёгкий вихрь, умчавшийся в дом, чтобы через пару минут снова обернуться полностью одетым для верховой езды юношей, прилаживающим на седло небольшую сумку с писчими принадлежностями и наброском будущего сонета. *** Устав от стремительной рыси, хорошо тренированные кони без особых усердий перешли на лёгкий шаг. Заметив это, наездники не сговариваясь свернули на проложенную к спокойной, неширокой речке тропу. Спешившись и напоив коней, они не спеша пошли вдоль берега, заведя приятную беседу. Искренне наслаждавшийся красотами природы Владимир словно говорил стихами, то и дело останавливаясь чтобы несколькими штрихами карандаша зарисовать в предусмотрительно прихваченную Евгением записную книжку нежный бутон цветка, хрустально-сверкающую стрекозу или причудливо изогнутую ветвь дерева, купающуюся в прозрачной воде. Онегин же с удовольствием подмечал все новые и новые детали удивительной пробуждающейся природы, с необъяснимой радостью ловя вдохновенный блеск в его взгляде. Он не знал, что сам Владимир, не догадываясь о причинах душевного подъёма своего спутника, бережно сохранял в памяти радостную безмятежность, что сквозила даже в каждом выдохе обычно мрачного и замкнутого Евгения. *** Наслаждаясь обществом друг друга, они не сразу заметили, что солнце успело достаточно высоко подняться на небосклоне и начало посылать на землю первых предвестников полуденного жара. Быстро вернувшись к дому Ленского, молодые люди распрощались, договорившись встретиться снова на танцевальном вечере в доме Лариных. *** Вдохновлённый чудесно проведенным утром, Владимир вновь набросился на строки незавершённого сонета. Не раз перечеркивая написанное и изорвав буквально в клочья множество листов, он наконец облегчённо откинулся на стуле, лениво пробежал глазами окончательный вариант стихотворения и… Замер, оторопев. Перед ним, неумолимое в своей категоричности изящных чернильных строк, лежало любовное письмо. Обращённое к Евгению Онегину. *** В этом-то и крылась причина, по которой Ленский бессильно уронил голову на жёсткий письменный стол, пребывая в состоянии, близком к шоку. Воспитанный в строгости, он совершенно не мог понять или просто принять своей абсурдной, совершенно нелепой и невозможной любви к мужчине. К своему лучшему другу и товарищу. К Евгению Онегину, с этим его ядовитым сарказмом, стремительной походкой, завораживающей улыбкой, мягкими льняными волосами и глазами потрясающего оттенка загадочных морских глубин.