Приручи ворона

Женщин понять бывает сложно, но Ревекка воистину была самой загадочной, самой непредсказуемой из всех. Она вдруг, не колеблясь, скинула платье, оставаясь совершенно обнаженной. Удивительная девушка… Вместо того, чтобы стыдливо-кокетливо прикрывать свои прелести, она ладонями закрывала лицо. Воспользовавшись этим, Бриан вскочил, поскорее разоблачился сам, и только потом подступил к любимой, захватывая ее ладони. — Вот это мы, настоящие, Ревекка, — он приложил ее ладошку к своему сердцу. Она несколько раз испуганно хлопнула ресницами. Потом осторожно, опасливо, будто кожа Бриана была скользкой кожей змеи, едва касаясь, провела пальчиками от груди до живота. Бриан не был уверен, проводит ли еврейка какой-то неведомый обряд, или же просто удовлетворяет девичье любопытство, но готов был позволить ей и большую вольность. Ревекка отступила на пару шагов, чуть склонила голову набок, окинула его взглядом. Бриан едва сдержал улыбку: хоть щеки ее пылали, вид у нее был самый что ни на есть сосредоточенный и серьезный. Она снова приблизилась, снова притронулась. Ее ловкие пальчики обводили изгибы его мускулов, чертили линии шрамов. Бриан ликовал. Его еврейка действительно была особенная женщина. Она не уступала, не строила из себя жертву, выставляя себя как плату за любовь. Она была наравне с мужчиной — брала свое, смело смотрела в глаза, и все же… Этот взгляд только доказывал как же она целомудренна и неопытна: она так боялась опустить глаза ниже, туда, где мужчина так отличался от женщины. А ведь полюбоваться было чем! Мужество Бриана восстало в полной боевой готовности. Но в том-то и заключалась опасность. Прикосновение прекрасной еврейки сводили с ума. Легкие, как крылья бабочки, приятнейшие, но одновременно мучительные. Когда они приблизились к паху и вот-вот должны были обнаружить самое интересное, Бриан остановил исследование. — Ты уже возлежала с мужчиной, Ревекка? — Что?! Да как ты смеешь?! Куда делась только обходительность Бриана, позволяющая уговорить самых несговорчивых красавиц? И куда делся его разум — гневить колдунью. Но все мысли спутались, а воображение чуть не сыграло злую шутку. — Я так желаю тебя, ты даже не можешь себе представить. Я не хочу причинять тебе боль, но… Язык заплетался, но чудесная Ревекка спасла его от конфуза, заверив: — Я не боюсь боли… Больше Бриан не собирался ждать, подхватывая ее на руки, укладывая на ложе. Он желал бы в эту ночь раскрыть для нее все способы, которыми мужчина может любить женщину, но говоря, что беспокоится о комфорте Ревекки, он слегка слукавил. Конечно же, рассчитывая, что связь их продлится больше, чем одна ночь, Бриан не собирался грубостью или излишним напором напугать или разочаровать ее. Но слишком долго длилось его воздержание, и слишком сильно он желал свою колдунью. Представив, как тонкие пальчики Ревекки сжимают его ствол, Бриан едва не излил семя вне лона желанной женщины. Еще немного поцелуев… Еще немного нежных ласк… Раскрыть то заветное место между ее ногами, которое и правда напоминало розу после летнего дождя. Значит, она была готова принять его, и промедление стало нестерпимым. Один толчок… Ее вскрик… Ревекка не врала… Никто и никогда… Никогда и никто, кроме него в этот миг. Это была та греховная страсть, что возносит на небо. Ни с одной женщиной Бриан не переживал ничего подобного. На какое-то время он перестал владеть собой и, возможно, был слишком напорист, ведь когда все закончилось, бедная Ревекка была не менее измотанной, чем после стычки с чудовищем. Бриан обещал ей отдых, но не сдержал собственной похоти. Спустя недолго время, разбудив, он снова овладел ею, на сей раз стараясь получить доказательства и ее удовольствия. Пошатываясь, Ревекка подошла к столу, налила вина, вернулась. Бриан мог бы век любоваться на такое действо: движение ее бедер, покачивание груди. Когда она приблизилась, он потянулся за поцелуем, она же не сопротивлялась, но прежде надпила напиток, но не глотнула. Как же быстро она училась, и в таком Бриан всегда готов был ей потакать. Их губы соединились, чтобы из самого сладкого сосуда он смог отведать глоток дешевого вина, которое теперь имело вкус самых изысканных напитков. И вдруг острые зубки, прикусили его язык, а его женщина посмела его оттолкнуть: — Теперь ты будешь говорить только правду! Угроза колдуньи — это не шутка. Когда-то этот момент должен был настать, но после всего — это было как-то не к месту. Однако ему только и оставалось, вальяжно растянувшись на спине, пробормотать: — Ладно. Спрашивай. — В общем-то, после всего случившегося его маленький грешок не имел уже такого катастрофического веса. — Твои ноги никогда не разбивал паралич, — не спросила, скорее, заявила она. — Да, — Бриан подтвердил догадку, пытаясь снова уложить Ревекку рядом с собой. Она же только дальше отодвинулась. — Как ты оказался в том переулке? — продолжила она допрос. И этот вопрос не вызвал у него затруднения. Он не собирался уступать ее власти, но раз уж требовалось наконец-то расставить точки над «і», то сам, предполагая последующие вопросы продолжил: — Да, я следил за тобою. Поверь, Ревекка, хуже того, чтобы быть немощным или же изображать такого, может быть только видеть тебя рядом и не сметь дотронуться. Знаешь, я даже соскучился по нашим спорам. Все равно рано или поздно ты бы обо всем догадалась. Можешь убить меня хоть сейчас, но от своего слова я не отступлю: ты должна быть моей. И никак иначе! Франция — моя земля. Лучшего места нам объясниться не было. Да, я следил за тобой. Мне казалось, что ты это поняла. Ты беспокоилась, оглядывалась, потом побежала, куда-то, оставив отца. А я просто хотел поговорить! Бриан ожидал гневных, обличительных речей — ведь как иначе ей излить свой гнев, когда и так понятно, что проиграла, но снова ошиблась. Она на удивление легко приняла его объяснения, кивнула, пригубила еще кружку вина, передала Бриану, ожидая, что он сделает тоже самое, и вдруг запела. Тогда он не увидел в этом подвоха.