На улице становилось холодно. Ветер дул, принося с собой ужасные то ли стоны, то ли вопли животных из лесу. Примкнуть к цыганам, хоть и на время, было не лучшей идеей. Хотя, о чём это я, если бы не они, валялся бы я сейчас где-нибудь в поле, в луже или на дороге с откусанной головой и окровавленным телом. Если бы не они, умер бы давно уже и не только от диких животных, но и от голода, и обезвоживания.
Держал я путь из дому в соседние село, в километрах 500 от моего поместья. Поссорился с родителями и по глупости выбежал голый, без воды, еды и оружия. Вспылил, что уж сказать. Брёл дня четыре от силы, периодически останавливался попить воды из реки и ягодами из лесу подкрепиться, когда, конечно, удача на моей стороне была. На километре так 100, свернул не в ту сторону и заблудился. Не удивительно, ведь дороги я тоже не знал. На четвёртый день рухнул от усталости на землю, больно ударившись головой и отключившись. Пришёл в себя утром в какой-то палатке. Испугался, конечно, я знатно, но решил не дергаться с места, когда почувствовал тряпку, обмотанную вокруг моей головы. Тогда как раз и заглянул ко мне Джинён — мудрый, и довольно молодо выглядящий для своих лет, альфа. Он оказался интересным и начитанным человеком. Объяснил где я и что произошло. Говорили мы не долго, но даже за такой промежуток времени мы подружились и к нему, как оказалось, после знакомства со всеми, проникся и доверял больше, чем всем остальным в таборе. Но позже, к своему удивлению, я нашел общий язык со всеми, а вечером мы уселись около костра. Как я понял, у них это было что-то вроде ритуала или обряда в конце дня, где подводить итоги и просто отдыхали.
— Слушай, Сокджин, что ты делал там на дороге. Не похоже, что просто на прогулку вышел?! — Джинён закурил трубку и пристально на меня уставился. Взгляд достоин лидера, так почему он до сих пор просто правая рука вожака Ёндже? Непонятно.
— Папа с отцом завели свою вечную песню о замужестве и выгодном браке. Так как я омега из достаточно древнего рода и богатой семьи, у которой есть свои принципы и традиции, то меня хотели выдать за первого встречного, так сказать, хотя нет, за первого богатого встречного. А мне важна и даже нужна истинность. С истинностью приходит свобода, точнее, пока ищешь истинность и свято веришь в неё — это и есть свобода, понимаешь?
Я отрешенно посмотрел через плечо Джинёна, не хотелось продолжать этот неприятный разговор.
Вдали веселились цыгане: кто-то играл на инструментах, кто-то танцевал, а кто-то внимательно рассматривал омег и буквально раздевал взглядом. Было уже темно, полная луна светила своим неповторимым жемчужным светом. Звезды на небе были необычайно
яркие, даже не вериться, что они находятся очень-очень далеко от нас. Искорки из костра вылетали, а дрова потрескивали. Было тепло и уютно среди малознакомых, но таких добрых людей. Со мной это впервые. Одним словом — невероятно комфортно.
— Люди глупы и по своей натуре алчны, особенно богатые. Потому мы живём отшельниками, но наших денег от продаж товара, сделанного в таборе, хватает, при этом мы не становимся такими же, как твои родители, так как ценим то, что имеем. Будь наша воля, то мы давно бы разграбили всё, но праведная жизнь для нас важнее, не хочется провести всю жизнь в бегах. Мы убеждены в том, что за все плохие поступки человеку воздастся, — он, наконец-таки, докурил свою трубку и принёс бутылку пива и две кружки, одну из которых отдал мне, — Ты заикнулся о свободе. Это похвально. Что для тебя свобода? На что ты готов пойти ради неё? — с этими словами он присел на своё место.
Я растерялся, никогда раньше не приходилось думать о таких глубоких вещах.
— Для меня, возможно, это свобода действий в первую очередь. Не хочу, чтобы все за меня решали, будь-то родители или мой будущий муж, — я заметил как одобряюще на меня посмотрел Джинён. Свобода действий — это и есть истинное проявление свободы. А вот второй вопрос поставил меня в тупик. Я задумался. Из размышлений меня вырвал Джинён, видимо, заметивший моё метание.
— Хорошо, давай по другому. Готов ли ты пожертвовать жизнью ради неё? — он выглядел таким спокойным и серьёзным. Для него эта тема была близка и очень важна. Но при всём уважении к нему, его вопрос был мне не понятен. Зачем жертвовать ради свободы жизнью? Не сама ли жизнь важнее всего на свете?
— Я буду с вами честен, не вижу смысла жертвовать её. Я твёрдо убеждён, что важнее жизни ничего на свете нет.
— Я прекрасно тебя понимаю, и нет ничего плохого в том, что ты так думаешь, но цыганский народ другой. Он гордый, старый, один из самых прекрасных и сильных. Важнее всего для него не семья, нет, нам не интересно продолжение рода как таковое. Свобода. Да. Каждый человек для чего-то предназначен, будь то альфа или омега. Самопознание приходит со свободой — вот что для нас действительно важно. Даже эгоизм у нас ценится, ну, конечно же, в разумных количествах. Наш род живёт давно и процветает до сих пор. Возможно, именно поэтому. Подумай об этом, — Джинен заметно напрягся, ожидая моей реакции.
— Я…я…честно признаться, мне нечего Вам сказать. Человек волен думать так, как ему угодно и верить в то, во что ему хочется.
— Верно, парень, а ты смышлёный. Давай, я расскажу тебе легенду, которая передаётся из уст в уста уже многие столетия. Она прекрасно передаёт характер цыганского народа, и тебе будет проще понять, что мы из себя представляем. Возможно, даже ты пересмотришь свои убеждения.
«Несколько десятилетий назад жил сильный альфа, а силён он не только физически, но и духовно. Волосы цвета ночи, кожа шрамами усыпана, глаза дёгтя чернее. Строгий, грозный, властный, умный, гордый, свободолюбивый, одинокий предводитель одного из отряда своего клана — Чонгук. В прошлом цыганские семьи были большие, настолько большие, что по численности могли сравниться с небольшим населённым пунктом в наше время.
В клане водился паренёк-омега, по красоте схож с моим Чимином, и звали его Юнги. Волосы черные, как смоль, глаза строгие, с долей презрения, кожа белее снега и без единого изъяна, губы персика спелее. Первый парень на деревне: альфы пускали слюни и желали видеть его мужем и папой своих детей, а омеги завидовали, да так, что порой затевали драку. Во всём он был хорош, но был у него один недостаток — характер. Невероятно трудный и сложный. Возможно, схожесть характеров заставила их привлечь внимание друг друга.
Однажды, в клан прибыл посол королевской короны с кипой каких-то важных бумаг на подписание старейшине. Но старейшины не оказалось на месте, он уехал на несколько дней в соседнее поселение. Посол остался в клане до его прихода.
Вечером, в тот же день, увидел он паренька, танцующего у костра. Его молодость, красота и изящество поразили старого альфу. Он, недолго думая, да и не думая, скорей всего, вообще, зажал Юнги между двух домов.
— Стань моим на одну-две ночи, шлюха, а я тебе щедро заплачу. Не думаю, что такую красоту не тронули за все те годы, что ты тут живёшь. По кругу пускали не один раз, не так ли? — он вытащил кожаный кошелёк из-за пазухи и потряс у самого лица Юнги, — Только скажи, сколько берёшь за ночь. Я позволю тебе наслаждаться моим телом, а такое даже не каждой элитной шлюхе позволено. Считай, ты-счастливчик, — уголок губ альфы пополз вверх, расплываясь в противной улыбке.
— И не противно тебе будет трогать такую грязную и порочную шлюху, как я? — указательный палец правой руки Юнги рисовал узоры на лице посла — вокруг губ, кончика носа — везде. — Милый мой, — лицо омеги приблизилось к уху альфы, и он прошептал, — Я слишком хорош для тебя, алчный нарцисс. Появится достоинство и совесть — приходи. Обещаю, обслужу тебя самым лучшим образом, а пока прошу простить меня, — сладко пропев ему на ухо, омега ударил ему коленкой по паху. Альфа согнулся, облокотившись на дом, а кошелёк с деньгами упал в лужу грязи, брызгами запачкав одежду посла. — Какой толк в деньгах, если не умеешь ими распоряжаться, — уже уходя добавил Юнги.
Через несколько дней вернулся старейшина, а сопровождал его Чонгук. Дело близилось к ночи, стало темнеть, и старейшина предложил альфе погостить у них несколько деньков.
— Старейшина, моего коня бы почесать да вымыть, накормить и спать уложить. Один я, боюсь, не справлюсь, мне бы в помощь кого.
Мимо проходил статный альфа лет 45. Он делал обход поселения перед сном и наткнулся на гостя.
— Здравствуйте, господин Чонгук. Меня зовут Джебом. Я тут услышал, не сочтите за грубость, вы слишком громко разговаривали, вам помощь нужна. Все легли спать, не думаю, что вы найдёте людей. Всё в порядке, старейшина, Вы можете идти, я помогу ему, — старейшина удалился, а двое альф проговорили всю ночь и только под утро легли спать.
***
Чонгук проснулся в обед от странных криков, доносящихся с первого этаже его дома. Он помнил из рассказов вчерашнего помощника, что внизу находится кухня. Мешать хозяевам не хотелось, но любопытство взяло вверх.
Парень, одетый в фартук с тряпкой в руке, что-то яро доказывал своему собеседнику.
— Чонгук, ты уже встал? Мы разбудил тебя? Прости, бога ради, эти дети никак не хотят меня слушать, — незнакомец произнёс с долей сочувствия в своём голосе, но даже невооружённым глазом было видно, что он добрый человек.
—Ну, раз вам моя помощь не нужна, то я пойду, — мягкий шёлковый голос ласкал слух. Из наслаждения его вырвал парень, сердито смотревший в его сторону, но при этом невесомо улыбаясь. Было что-то в этой улыбке тёплое и родное.
В комнате повисла тишина. Её прервал скрип половиц под ногам Юнги, когда тот пошёл к выходу. Второй парень, видимо сын старика, встрепенулся и закричал удаляющейся фигуре: «Юнги, Юнги, постой же ты…»
Дальше Чонгук разговора не слышал. Он почувствовал своей рукой чужую и холодную, но такую бархатную кожу. А ещё невероятный запах лилий. Юнги, перешагивая через порог, случайно задел руку альфы и тут же побежал на улицу, залитый краской.
«Юнги значит» — крутилось ёще очень долго в его голове.
Вечером того же дня, как и всегда, весь табор уселся у костра. Чонгуку, как новоприбывшей звезде из соседнего поселения, вручили гитару. Весь вечер цыгане пели и танцевали, весь вечер Чонгук не сводил глаз с Юнги, а Юнги с Чонгука. У них была своя маленькая особенная вселенная. Ничего не замечали, ничего не слышал, никого больше не существовало.
Альфе начало казаться, что он сходит с ума, когда стал замечать, как поведение Юнги меняется при людях и с ним наедине. Чонгук ещё ни разу не говорил с Юнги, даже словом не обмолвился, словно два ребёнка влюблёны, но не способны поговорить друг с другом. Какие-то переглядки и улыбки давали ему понять, что между ними что-то происходит.
На людях Юнги ведёт себя высокомерно, нагло, не скажешь, что он омега, но одно можно сказать точно — он омега, знающий себе цену. В тоже время, в улыбках и взглядах читалась любовь и теплота к Чонгуку.
Долго бы они ещё кокетничали и флиртовали одним только взглядом, но Юнги внезапно поднялся на ноги и хитро через плечо улыбнулся альфе.
—Знаменитый Чонгук сегодня с нами, и я бы хотел выпить за него,— обратившись к своим товарищам, поднял стакан с пивом в руке,— Вы, верно, не знаете, но мы истинные,— табор вмиг умолк и обратил всё своё внимание на парнишку,— Чонгук, не обисуй, но свободу люблю больше, чем тебя. Свобода - мое всё, и связывать себя на веки семейными узами не хочу,— поток перешёптываний табора заглушил голос омеги. Альфа помрачнел. Он злился на Юнги из-за унижения и потери авторитета в глазах цыган. Чонгука грызла жалость к самому себе и слепая доверчивость к парнишке. Он думал, что Юнги особенный, но на деле оказался таким же лицемерным, как и все остальные,— Я не закончил!— крикнул омега, и вновь улыбнувшись, продолжил,— Но если господин Чонгук пожертвует своей гордостью и достоинством, отпустившись предо мной на колени и поцеловав мою руку, возможно тогда, я подумаю о нашем совместном будущем. Сегодня, в 12 ночи, я буду ждать тебя здесь вместе со всем табором. Не придёшь - посчитаю за отказ, век мы больше не увидимся, — слова Юнги резали ножом по сердцу. Чонгук встал и, не поднимая взгляд на омегу, пошел в дом обдумывать произошедшее.
***
Время летело, оставалось несколько часов. Чонгук не находил себе места: ходил кругами по дому, бубнил что-то под нос и думал, очень много думал. Думал о словах омеги, его поступках. Стоит ли Юнги этого? Конечно стоит! Но Юнги обманщик и лицемер, он может не сдержать обещание, а просто опозорит его снова. Или он примет Чонгука и потеряет свою свободу, которой так дорожит. Чонгук и Юнги слишком схожи: оба гордецы, свободолюбивые, властные и сильные. Из-за нежелания уступать могут проиграть всё в этом мире и остаться ни с чем.
В тоже время, как его жизнь поменяется с приходом Юнги. Есть шанс, что они будут вместе и упускать его смерти подобно.
Голова болела от раздумий, но Чонгук принял решение отправился на место встречи.
***
Часы пробили 12, все в сборе, осталось дождаться виновника торжества.
Юнги сидел на бревне около того самого костра. Он нервничал, но старательно не показывал этого присутствующим. Он знал, чем закончится этот вечер и был готов к любым последствиям.
В темноте показалась фигура, такая же красивая, как в первую встречу с ним. В который раз Юнги себя спрашивал: "А настоящий ли он?".
— Ты опоздал.
— Я принял решение.
— Так огласи же его.
Чонгук подошел ближе к Юнги. Омега встал. Он ниже альфы, но держался наравне с ним. Слёзы предательски потекли по щекам. Чонгук выглядел как избитый жизнью щенок.
— Прости меня, — Чонгук завёл руку за пояс и вытащил кинжал. Кривой и тупой, повидавший много смертей и испробовавший много крови.
— Всё в порядке, я знал, что ты так сделаешь,— Юнги улыбнулся во весь рот. И тут...удар...ещё один. Острая боль пронзила живот, ноги подкосились. Чонгук успел словить обессиленное тело,— Я люблю тебя, мой милый альфа. Спасибо за свободу, подаренную тобой. Спасибо, что переступил через себя и подумал обо мне в первую очередь,— рука, лежавшая на щеке Чонгука и нежно гладившая её, упала на землю. Плач альфы, который он сдерживал всё это время, вырвался наружу и раздался по всему поселению. Табор, не ожидавший такого, молча наблюдал за происходящим. За спиной Чонгука послышались шаги. Джебом направлялся к нему с ножом в руке.
Мгновение, и кровь Чонгука растекалась лужей под ним.
— Юнги, мы не можем быть вместе при жизни, значит будем посмертно,—Чонгук замертво упал в ноги омеге, держа того за руку.
— Мой сын не должен находится там один. Надеюсь, вы обрели свободу, о которой так мечтали. "
***
— Вот такая легенда, Сокджин. Надеюсь, ты вынес из неё что-нибудь полезное для себя. Поразмысли об услышанном, а я пойду долью пива себе в кружку.
Я давно уже не слышал Джинёна. Всматриваясь в тьму, можно увидеть две танцующие фигуры: одна красивая, изящная, словно журавль в небе, другая мужественная, сильная, как хищный зверь, карауливший свою добычу на земле.
