Angel boy

Матушка Одесса было сегодня на редкость очень громкой. И в ближайшее время, судя по ее пылавшим глазам, явно не собиралась останавливаться. Почему он это знает? А потому что она стояла напротив него и кричала, точнее, ругала именно Неро. Все утро он чувствовал на себе всю мощь ее легких и голосовых связок, видя слишком близко ее недовольство в десяти сантиметрах от своего лица. Стараясь не кривиться так открыто от громкого голоса, резавшего его чувствительные перепонки, он опустил взор вниз, немного нетерпеливо покачиваясь с пятки на носок, но, честно говоря, его концентрации никогда не хватало на долго и Неро снова начал цепляться глазами за все, что интересовало его чуть больше десяти секунд, лишь бы не смотреть на резво разглагольствующую монашку. Однако через десять минут ничего не изменилось и, чувствуя подступающую скуку, Неро начал мять растянутую майку, дергать и перебирать между пальцами левой руки потертый и уже потускневший материал, совершенно не слушая, что до него с таким пылом хотели донести. Кажется, это была все та же шарманка насчет его "богохульности" и "дьявольщены", и что пора бы уже наконец встать на "путь истинный" и бла-бла-бла. — Ты слушаешь меня, Неро!? — внезапно обратились к нему. Мальчик от неожиданности подскочил, но быстро состроил как можно более виноватое лицо и усердно закивал головой. Он прямо представил, как выглядит со стороны: белобрысый мальчишка, едва не смущенно шаркающий ножкой и прикусивший от досады губу. Ага, и обязательно нимб над головой. Он ненавидел строить из себя не себя, но тогда его могут задержать здесь ещё на час. Похоже, матушка Одесса все же поверила ему, или она просто вконец от него устала, поэтому женщина, поправив свой отглаженный фартук и стрельнув в него последним предупреждающим взглядом, соизволила отпустить его на уже как полчаса идущий обед, бормоча несколько восхвалений всевышнему Спарде. Неро сдержал себя и не вспылил, только недовольно прищурил глаза. — Наш благословенный Спарда то, наш наипрекраснейший владыка Спарда се! — тихо передразнил Неро, идя по пустым коридорам и мрачно хмурясь от того придыхания, с которым говорили о божестве. Все обитатели приюта едва не захлебывались слюнями и слезами, прилежно складывали ручки и молились и днем и ночью о своем владыке, как-то всегда пропуская мимо себя то, что во первых, их обожаемый бог, как бы, он даже не знает, демон, а во вторых, он давно и прочно чихать хотел на этого ублюдка. Тот факт, что в приюте именно Неро считали исчадием ада, а не самого настоящего дьявола, несказанно выбешивал его больше всего. За что, спрашивается? А за тот отросток, что именуется у него правой рукой, понятное дело. Возможно, вначале они и надеялись, что он божье проведение, но Неро отнюдь не считал себя посланником или еще каким хреном. Всегда, когда у него удавалось полежать еще немного до завтрака, Неро подолгу разглядывал свою руку, долго раздумывая над тем, зачем он с ней родился. Зачем ему нужны острые когти, жесткая темная кожа и яркие прожилки, пронизывающие его вены. Тем не менее, время на думы неизбежно заканчивалось, и приходилось стискивать зубы, слушая мысли других. "Боже, какой ужас. Отойди" — отворачивались другие сироты, стоило Неро быть ближе, чем в метре от них. "Не повезло мальчику, такая трагедия" — говорили старые монахини, как будто у него не рука, а смертельная болезнь, которая в скором времени заберет его несчастную душу. "Почему такое проклятие должно находиться здесь, а не в преисподней" — особенно тихо шептались молодые матушки, косо поглядывая, когда он проходил мимо. Неро и на них плевал с высокой колокольни, едва сдерживая себя в руках. Как же он хотел накричать на всех них, плюнуть им в лицо и обозвать всеми самыми оскорбительными словечками за их тупость. Однако Неро сдерживался, давая лишь короткие язвительные издевки и получая за них долгие лекции, и выплескивал остальное подальше от глаз других. Потому что он помнил фрагменты того далёкого прошлого, которое его память едва сохранила, помнил то, что иначе его заберут. Иногда, когда Неро еще не засыпал, качаясь между сном и явью, у него в голове все еще стояли смутные, почти стертые образы о тех кошмарных днях ( два? Или три?), когда его держали, неподвижного и связанного, в темной, душной от пота комнаты, где отблики горячей свечи скакали на едва видимых размытых лицах с горящим глазами, словно те сами были одержимы, а в спертом воздухе гудела давящая на черепную коробку мантра, какие-то священные отрывки, призванные очистить Неро от зла. Насколько он помнил, это было из-за сломанного стула, который маленький Неро в ярости выкинул из окна ( хотя он хотел попасть лишь в стену). С того дня его все еще заставляют обливаться леденющей водой по утрам. К слову, святой водой. После этого Неро больше не любил холодную воду. Гребанная правая рука.