Вечная слава

От чернового варианта некролога, лежащего поверх одеяла, несет падалью, а еще – самую малость – горечью, а еще – предательством. У кровати так ожидаемо и так некстати слегшего в постель Императора медленно врастает в паркет Негри. Ему явно неловко и неуютно, иначе как объяснить эту деланную невозмутимость? Что же ты так, друг любезный? Страшно? Жалко? Это ты зря, ой, зря. Император не любит делиться ни радостью, ни горем, ни тем более виной. И нечего прятаться за каменной физиономией И что у нас тут? Эзар подносит лист к глазам, выхватывая абзац с середины страницы. Невосполнимую утрату, понесенную Империей, нельзя выразить ни на одном из языков Барраяра. Его Высочество принц Зерг Форбарра со всей ответственностью подошел к возложенной на него миссии и погиб, положив свою жизнь на алтарь правого дела… За выверенными, трафаретными строчками не видно человека. То есть слава Богу, конечно, что не видно, но ведь лгать можно было бы и поизящней. Как-никак, принца хоронят, наследника престола, а не захудалого графа. Перевелись, что ли, словоблуды в Барраярской Империи? А дальше – хуже. Текст вязнет на зубах, как загустевший сахарный сироп. Читать дальше – верный способ заработать диабет. Только диабета ему не хватало. Эзар морщится и просматривает еще несколько строчек. Ну, это можно и пропустить, в конце концов. Жил… служил… Не тужил. Идиотом был, идиотом помер. Эскобарская эпопея, как же. Сказ о Зерге-дурачке. … его безупречная честность и беззаветная преданность изменили судьбу многих и многих простых солдат. Личным примером он вдохновил их на подвиг… Преданность – хорошее и коварное слово. Преданный – тот, кого предали. От него всего шаг до предавшего, а выживет тот, кто быстрее. Благо Империи превыше всего, так? Так. В какой-то мере, усмехается Эзар, его сын и правда сослужил добрую службу Барраяру. …обладал великим даром сплачивать вокруг себя единомышленников и друзей, не давая жизненным трудностям сбить себя и своих соратников с верного пути… Нет, это точно писал либо Негри, либо Эйрел. Впрочем, Эйрел отпадает по причине затяжного запоя. Он сейчас штаны сам не наденет, не до сомнительных опусов ему. Трудности жизненные… ишь, как загнули. И то верно, заговор – дело нелегкое. Это в чью же светлую голову пришла мысль втюхивать в некролог гнусные намеки? Или это у Эзара обострение паранойи? Император скашивает глаза на Негри. Тот все еще выглядит так, словно собирается пустить здесь корни. Нет, это все-таки паранойя. Негри бы себе такого не позволил, а если не Негри, то кто? Верно, видимо, говорят, что все писаки – немного пророки. До конца своей недолгой, так трагически оборвавшейся жизни Его Высочество был верен своей стране и до последнего вздоха радел лишь о ее благе… О своем благе он радел, и ни о чьем больше. Его эгоизм всегда был чудовищно раздут. Что ж, ему не на что жаловаться – в ад (или куда там попадают непослушные мальчики?) он отправился не один. Эзар – заботливый отец – не оставил сына без компании. Наверное, все же есть высшая справедливость в том, что для посмертно национального героя у газетных черкунов не нашлось штампов поцветистее. ...вечной славой будут покрыты герои Барраяра. Ну, кому слава, а кому – дерьмо. Пахучее такое, мягонькое дерьмо. Наступишь разок, потом не отмоешься. Кое-кто деликатно именует это политикой. Кое-кто говорит прямо: грязь, грязь и еще раз грязь. Эзар за все время так и не решил, что именно ему ближе. Негри переступает с ноги на ногу. Вот что случается, когда уважение сливается с любопытством: и спрашивать вроде не слишком уместно, и промолчать невозможно. – Сэр, – сдается шеф СБ, – может… Что там прячется за этим «может», Эзар дослушивать не желает и отмахивается от капитана свободной рукой. В груди словно зудит что-то чужеродное. Это не вина, это сожаление о несбывшемся, а о сожалеть о несбывшемся – слишком в стиле Эйрела Форкосигана. Вот кому стоило подкинуть работенку. Как никак, чувства такта у него побольше, чем у доходяги-Императора. Эзар возвращается к чтению, но быстро бросает это дело и долгим взглядом смотрит в окно. Там, снаружи, продолжается жизнь. Вопреки всему продолжается. Он сделал все, что мог, и чего не смогли другие. Но как же все-таки… Как же все-таки он проглядел момент, когда славный мальчик превратился в одержимого психопата? К черту, к черту это все. Те слезы пролиты и высохли давно, сейчас есть задача поважнее. – Негри, – говорит Эзар, роняя лист обратно на покрывало, – отдай это автору и пусть напишет еще раз. Причем так, чтобы даже я поверил и прослезился. Это ничего, что выглядит почеркушка не слишком пристойно, все можно понять. Только вот обидно за Зерга-дурака, он так старался. Хоть в смерти бы его поощрить, коли при жизни поощрять было небезопасно. Человеком он был, конечно, никудышным, а героем... героем пусть все-таки будет.