Принятие

Неизвестно сколько они уже идут по безжизненным землям Подземного мира. День, два, неделю или больше? Время в этом месте абсолютно неподвластно каким бы то не было законам, правилам и уж тем более объяснениям, ибо по ощущениям один час может длиться вечность, и внутренние часы здесь неизменно дают сбой, всё сильнее с каждой минутой. Даром что холодная, без преувеличений, чуть ли не ледяная ночь сменяет иной раз бледный свет, пробивающийся сквозь серое небо. И с сожалением глядя на эту мёртвую природу снизу вверх, Ви так отчаянно хотел оказаться сейчас рядом с Данте, не так давно вернувшимся в мир людей, в котором окружающие тебя пейзажи были наполнены жизнью и бесчисленными оттенками. Парень тяжело вздохнул - он не имел права жаловаться. В конце концов, он сам выбрал этот путь и теперь, прихрамывая от усталости и чуть ли не наваливаясь грудью на собственную трость, вынужден был упрямо тащиться за идущим вперёд полудемоном. Ви взволнованно посмотрел из-под пушистых ресниц на сильную, ровную спину впереди себя, даже не надеясь на то, что мужчина обернётся к нему в ответ. С одной стороны это даже радовало. Он не хотел вновь сталкиваться с ним взглядом, каковым старший из близнецов всякий раз одаривал свою человечность за один лишь его вид. Под такими стальными глазами, что выражали лишь холод и презрительность, Ви невольно ощущал себя вором. Что, с какой-то стороны и было правдой... Ведь это именно он украл часть его сущности для своего собственного существования, именно он пользуется его воспоминаниями как своими, заложив их в фундамент уже собственного самосознания. И пусть он и был намеренно создан и оставлен умирать в одиночестве всё тем же Вергилием, который в своём пожизненном отрицании и подавлении человеческих чувств, проросших и развившихся куда пуще прежнего в Ви, невольно дал начало новой жизни, юноша не мог не признать, что по возможности старается не смотреть в глаза этого мужчины. Он смирился с существованием Ви. Он даже нашёл способ отделить его от себя так, чтобы воспоминания остались у обоих. Чтобы они оба могли сосуществовать одновременно. Без угрозы потери контроля над собой и начала нового апокалипсиса. Именно ради этого он изменил свой обычный маршрут поиска силы и в "одиночку" продолжил путь в глубины демонического мира, где сокрыты одни из самых потаённых секретов, при этом позволив Данте уйти вновь непобеждённым. Младший сын Спарды крайне настойчиво не хотел оставлять своего братца здесь и всячески пытался уломать его отправиться с ним, но вскоре понял - он не вернётся, не в ближайшее время уж точно. Слишком многое... надо обдумать и принять. И когда Данте с печальной усмешкой поинтересовался, что он будет здесь делать дальше - вновь наращивать силу в бесчисленных схватках или вернётся к поискам отца, его брат туманно упомянул об одном незаконченном деле. Каждый из них понимал, что это значит. Тогда, - Ви отчётливо это видел, будто бы и сам стоял во плоти перед ним, - Данте мельком улыбнулся, молча проглатывая фразу "а ты растёшь!", сумевшую бы в тот момент совсем некстати поколебать гордость Вергилия, и говоря лишь: "передавай от меня привет". Ви даже не удивился, когда почувствовал этот тёплый взгляд и на себе тоже. Вряд ли, правда, охотник на демонов вместе с фырканьем своего брата разглядел невидимую улыбку человечности, но всё-таки. Дальше они продолжали путь неделями, странствуя практически в звенящей тишине. Вергилий явно раздумывал, сможет ли всё пройти так гладко, чтоб избежать повторения истории. Достаточно ли он обуздал свою демоническую часть, чтоб его человечность могла жить отдельно от него. По крайней мере, теперь, когда он признал существование собственного сознания и облика этого таинственного существа, держать его внутри казалось ещё более неправильным. Неправильным казалось даже чувствовать по-разному один мир на двоих. Это по-тихоньку сводило с ума. Он-то и без всего этого хотел избавиться от него, а теперь... Теперь это необходимо было принять. Но уже в абсолютно иной форме, с другими целями и другими последствиями. Принять, как и тот факт, что теперь он уже не один. Юноша тоже молчал, раздумывая над их будущим. Ви так сильно хотел свободы для себя, так отчаянно хотел вновь ощутить красоту мира, воспетого во многих книгах, не рассыпаясь при этом на части и не видя, как всё вокруг устремляется к концу света, но он не знал, чем это обернётся для его целого. Останется ли он прежним? Отчего-то этот вопрос терзал думы юноши по мере приближения к цели всё сильнее, неизвестностью своей пугая похлеще, чем угрозой остаться прикрепленным насильно кусочком навечно. Но, когда они нашли нужный способ, времени и смысла для сомнений не оставалось. Ритуал был проведён, и перед взором мужчины вновь предстало обрётшее собственную волю при первом разрыве воплощение его человечности. Всё такое же хрупкое, всё с такой же нескрываемой опаской глядящее на него. Прислушавшись к себе и неоднозначно хмыкнув, он развернулся на каблуках с чувством выполненного долга и, не оборачиваясь в сторону замеревшего в нерешительности юноши, твёрдо направился к выходу. Пока не почувствовал схватившие его рукав резким рывком тонкие пальцы, подрагивание которых было явственно ощутимо даже сквозь синюю ткань. Что ж, раз так хочет, пусть идёт. В конце концов, они оба понимали, что это был не единственный вариант. И хотя Ви всё ещё жизненно зависел от демонической энергии Вергилия, они вполне могли бы уйти в разные стороны и по возможности не пересекаться больше никогда. Могли бы, но они всё равно бесцельно идут вперёд вместе по всё тем же безжизненным пейзажам уже неведомо какие сутки. Тишина угнетала. Так и непроизнесённые слова угрожающе повисли в воздухе, заставляя каждую клеточку замереть в напряжённом ожидании окончательного вердикта. И порой молчать становилось невыносимо. По крайней мере, для Ви, который периодически по памяти едва слышно цитировал так полюбившегося ему Блейка, тем самым нарушая эту давящую на нервы тишину. Вергилий даже изредка оборачивался в его сторону, чем выдавал свою явную заинтересованность, но даже не столько строчками, что могли подойти к любой, даже их безвыходной ситуации, сколько самим чарующим голосом, рисующим их словно наяву. В такие моменты брюнет позволял себе с осторожным любопытством смотреть в глаза своего спутника, тем самым каждый раз убеждаясь в том, что не найдёт там злости или ненависти, отчего у него на душе становилось в разы спокойней, как, впрочем, и от осознания того, что он не оставил его одного. Пожалуй, если бы они всё-таки разделились здесь, в Подземном мире, то его слабое тело не продержалось бы и одного дня. И если бы не по пути, то на первом же вынужденном привале неустанно подстерегающие их демоны с лёгкостью бы с ним разобрались. Не говоря уже обо всём остальном, его окружающем. Это мир демонов. Здесь нет ничего безопасного. Особенно для слабого человека. И доказательств этому не требовалось. Абсолютно. И он определённо стал куда более снисходителен по отношению к Ви. Ведь в самом начале их пути Вергилий никогда не ждал, пока юноша его нагонит, идя в своём собственном темпе и оставляя запыхавшегося брюнета далеко позади, и тому приходилось сквозь непосильную усталость пытаться нагнать полудемона, изо всех сил стараясь не упускать его из виду до тех пор, пока он всё-таки не падал на землю полностью изнемождённым. Тогда паника охватывала все мысли Ви напополам с ненавистью к собственной беспомощности, отчего он с ещё большим упорством пытался подняться вновь, несмотря на дрожащие ноги и руки, в надежде заново напасть на след своего целого. Но у него не было никаких шансов. Его тело остро нуждалось в отдыхе, и ему ничего другого не оставалось, кроме как с горечью распластаться по холодной земле, всё так же печально глядя вперёд ровно до той минуты, пока веки не закрывались уже сами по себе. Тогда далёкий силуэт возвращался, терпеливо ждал, пока его навязавшийся спутник очнётся и, неверяще посмотрев в его нечитаемое лицо, поднимется на более или менее отдохнувшие ноги, после чего их путь продолжался всё в таком же немом напряжении. С одним лишь исключением - расстояние между ними постепенно сократилось до немногим больше чем нулевое. Ви прекрасно понимал, что с его силами за всё это время мужчина был бы уже чуть ли не на другой стороне Подземного мира, но тем не менее юноша также явственно ощущал смятение в душе полудемона. Вергилий больше не знал, куда ему идти - последовать ли за братом и сыном в мир людей, так им презираемый, продолжить ли поиски Спарды в Подземном мире, не имея ещё достаточно сил для этого? А больше-то дорог у него не было. Больше его никто и нигде не ждал. Сейчас он словно дрейфовал на мёртвой точке, неимоверно злясь на собственную слабость, мешающую продолжить путь. Он должен был просто набраться энергии для нового захода и поразмыслить над следующим планом действий, но то, что происходит с ним сейчас, уже явно не вписывается в это представление. Ужасно медленно плестись по смертельно опасному ландшафту Подземного мира на пару с собственной человечностью, обрётшей свой разум, было по меньшей мере странно. Тем не менее, он пока не придумал, что с ним делать дальше. Парень помрёт сразу же, как только он отойдёт достаточно далеко, так не лучше ли бы было лишить это жалкое существо жизни самому, либо оставив его где-то в глубинах собственного подсознания, либо прибив на месте после проведения ритуала? Но что-то в этом пронзительном взгляде изумрудных глаз, в котором так ясно читались отчаянное желание жить и почти безнадёжная мольба не бросать его в одиночестве, не давало ему это сделать. Возможно, отчасти потому что он и сам когда-то давным давно так боролся, но уже тогда сын Спарды не принимал никаких подачек и, скорее всего, собственноручно добил бы себя прошлого за каждый прорвавшийся из его груди крик. Однако перед ним сейчас был не загнанный в угол полудемон, а самый что ни на есть настоящий человек, пусть и имеющий нечеловеческое происхождение и некоторые демонические особенности, но тем не менее такое же хрупкое существо, судорожно нуждающееся в тепле и опеке, но находящее лишь холод и отторжение. С одной стороны, ему было отчасти жаль Ви, - хотя он и понимал, что юношу уязвляет жалость по отношению к себе практически так же сильно как и его самого, - по какой-то неясной для него причине решившего следовать за ним, а с другой, это же его весьма заинтриговало, ведь портал с помощью Ямато можно было открыть в любой момент, стоило ему лишь попросить. В первый день он был внутренне уверен, что брюнет тут же захочет вернуться в более близкий или по крайней мере не угрожающий ежеминутной расправой мир. Но что-то удерживало его здесь. И мужчине нужно было узнать что. Полудемон резко развернулся к вмиг напрягшемуся и осторожно замеревшему на месте Ви, оставляя между ними расстояния в два шага, и, не проронив ни единого слова, обнажил Ямато, сосредоточенно глядя на свою человечность, в глазах которого читалась уже ничем неприкрытая паника. Всего мгновенье, - и с такого расстояния при такой скорости невозможно было увернуться, - и грудь парня обжигает острой болью. Он слегка покачнувшимся взором устремляется вниз, с немым изумлением рассматривая не сильно глубокий, но в то же время весьма длинный и идеально ровный порез от грудины и почти до пупка. Корсетные завязки плаща были безнадёжно разрезаны холодной сталью демонического меча, открытая рана умеренно кровоточила слишком тёмной для человеческого организма кровью, изо рта юноши так же просачивались две тонкие струйки, стекая с нижней губы на изящный подбородок, а сам он, зажав обеими руками повреждённый участок, судорожно согнулся, падая на колени и кашляя сгустками крови. Вергилий холодно рассматривал свою работу, внутренне усмехаясь в крайней степени растерянному личику брюнета, а затем перевёл лезвие Ямато уже в сторону своей груди, делая такой же разрез и у себя. Клинок, с которого всё ещё стекала кровь Ви, с лёгкостью прорезал бледную кожу, местами смешивая их кровь воедино. Кажется, это действие поразило юношу куда больше предыдущего, потому как теперь полностью распахнутые глаза, зрачки которых практически полностью скрывали радужку, безотрывно смотрели на мужчину, возвышающегося над ним, и отражали на самом своём дне весьма противоречивые в плане ожидания полудемона эмоции - страх и... беспокойство за него?.. Вергилий рывком схватил сидящего парня за предплечье, стараясь не причинять дискомфорта своей хваткой, но в то же время держать настолько крепко, чтоб не возникало даже мысли о том, что конечность можно было позволить себе вырвать без каких-либо повреждений. Холодные пальцы отчётливо ощущались тёплой, несмотря на свою внешнюю бледность, кожей, а взгляд голубых глаз пронизывал смотрящего в ответ насквозь. Ви показалось, что прошла целая вечность, прежде чем из тонких губ начали вырываться слова: - Ты боишься меня? - полудемон не видел смысла ходить вокруг да около. Он должен узнать все ответы от того, кто знает его лучше кого-либо и кто никогда ему не соврёт. И пусть спрашивать нечто подобное у части самого себя выглядит, как минимум, странно, - если не смешно, - но спустя столько времени, проведённого на этих безжизненных, - если не причислять всех демонов к живности, конечно, - пустошах, Вергилию становится всё равно на то, как это ненормально. - Да, - спустя мгновения, короткий, ожидаемый ответ, но взгляд зелёных глаз стал куда более понимающим, снисходительным и даже сочувствующим. Будто бы они поменялись местами, и это не он обессиленно сидит на холодной каменистой земле перед полудемоном с катаной. Сын Спарды понял, что непроизвольно сжал руку сильнее, чем рассчитывал, да только на сей раз юноша не дёрнулся от боли. Как будто печаль в его взгляде неимоверным образом пересилила физический дискомфорт. А ещё мужчина только сейчас заметил, что он не пытался вырваться. Ни разу. Вместе с тем взгляд черноволосого юноши говорил о сострадании и поддержке, в которую хотелось окунуться с головой. Почему? Почему тот, кто в жизни этого не получал, так старается отдавать всё тепло, о котором они оба безнадёжно грезили, ему? - Ви, почему ты со мной? - вместо этого срывается с губ. Главный вопрос, который он не планировал задавать. По идее, ответ на него ему уже давно должен был быть известен, но... так хотелось услышать это самому. Быть может, это и было чистой воды эгоизмом и себялюбием, но это далеко не самое худшее, что он мог себе позволить. Тем более, это первый раз, когда он откровенен хотя бы сам с собой. И что самое смешное, он действительно боится получить ответ, противоречащий уже давным давно данному. - Ты мне дорог, - видимо, Ви всё-таки удаётся различить в его взгляде эту неуверенность и тревожное ожидание, раз выразительные пухлые губы позволяют себе показательно растянуться в мягкой улыбке, вызывая в ответ вздох облегчения, выраженный в короткой усмешке. Всё верно. Они ведь чувствуют друг друга так сильно, что скрыть что-либо было бы просто невозможно. Поэтому всё различие между ними, совокупляемое с этим пониманием, идёт обоим лишь на пользу. Он тянет его руку на себя. Ладонь, обхватившее предплечье, в старательном подражании нежности, - пусть пока ещё непривычно, сбивчиво почти робко, - переметнулось на запястье, помогая встать. Юноша крепко обхватывает тонкими пальцами в ответ и не сразу осознаёт, как оказывается подхвачен сильными руками. Уже навесу он получает собственнический, - так желанно настойчивый и вспыльчивый, ему точно не всё равно, - поцелуй, с не менее сильным вожделением отвечая на грубое проникновение. Неосознанно притягивая ближе, сокращая расстояние между ними до нуля, словно говоря: "Я часть тебя, поэтому я чувствую, в чём ты нуждаешься. Но я не ты, поэтому я могу стать для тебя тем местом, в которое ты хотел бы вернуться после долгого пути".