Пробуждение

Латте, ореховый сироп, немного кубинского рома и коричневого тростникового сахара создавали удивительную гармонию вкусов и ароматов. Этот напиток мог бы стать звездой меню маленькой безымянной кофейни на набережной, но Диего готовил его лишь для одного посетителя. — Если бы вы участвовали в турнире по покеру в кофейне и победили, то какой приз вам бы хотелось получить? — Я бы хотела выбрать особое предложение, скажем, на месяц вперёд. Всегда печалило, что латте с тыквенной специей приходится ждать от октября до октября… Так началось их знакомство. Диего Армандо запомнил этот день в деталях — летний ливень за окном, легкую джазовую мелодию, на фоне которой шум дождя звучал, словно помехи в радиоэфире, их с Райтом спор о турнире по покеру и женщину, разрешившую его. Женщину, чем-то неуловимо напомнившую ему Мию, и в то же время совершенно другую. И, как оказалось, знавшую её. Её звали Лана. *** День, когда Диего узнал этот факт, был таким же дождливым, но это был уже сентябрьский ливень. — Не будет ли это наглостью с моей стороны — попросить вас подбросить меня кое-куда? — поинтересовался Диего, выключив и на всякий случай обесточив старый музыкальный автомат. Этот ненасытный пожиратель монет, выпущенный в шестидесятые, уже отжил своё, но мелодии Чарли Паркера и Френка Синатры он все ещё помнил так ясно, словно их записали вчера. — Я видел, как вы припарковались напротив. — Если вы все видели, то, полагаю, у меня не найдётся ни одного контраргумента, — улыбнулась она, не отрываясь от работы и, кажется, не догадываясь, о чем идёт речь. *** Лана часто приходила в кофейню, чтобы сесть за столик у дальнего окна и поработать над своей повестью. Диего не считал необходимым ей мешать — в его кофейне было не принято торопить посетителей. Выйдя на свободу, он обустроил это место таким, чтобы любой пришедший мог побыть здесь наедине с превосходным кофе: горячим, как страсть, горьким, как утрата близкого, и крепким, как объятия после долгой разлуки. И чтобы здесь никто ему не мешал. Однако, на бариста это правило распространялось не всегда. — И о чем же вы пишете? — однажды спросил Диего, протирая столешницу кофе-бара. — О детективах из «убойного» отдела и их трудовых буднях, — отозвалась его собеседница. Диего беззлобно усмехнулся: — В мире, где правят бал коррумпированные прокуроры, а им противостоят отважные адвокаты, часто забывают о людях, добывающих доказательства — оружие в их эпических битвах. Он знал — эта женщина понимает, что пишет. Какие смыслы закладывает в свой рассказ. Райт вскользь рассказал ему о том, как защищал ее в суде. И, должно быть, рассказал ей о том, через что прошёл Диего. Они оба возродились из пепла и она должна была услышать, что словах Диего нет горечи и злости. Но похожие судьбы — не повод требовать спойлеры. Спустя две недели, для всех прочих посетителей на полюбившемся Ланой столике появилась табличка «забронирован», а через месяц она обнаружила сложенный на ротанговом кресле плед — чтобы работалось над книгой в комфорте. Через два Лана впервые попробовала латте с ореховым сиропом, ромом и тростниковым сахаром. — Нежный, но крепкий вкус, — резюмировала она, неторопливо и аккуратно поставив белоснежную чашку на блюдце. — А когда этот латте появится в меню? — Никогда, — отхлебнув из чашки терпкого чёрного кофе, ответил Диего. — Это особое предложение. Для творческих натур. В кофейном турнире по покеру предсказуемо победил Райт, однако, он предпочёл особому предложению бутылку сбродившего виноградного сока. Ну и дурак. Сам себе кофейный жмых. Диего не привык метать зерна отборной арабики перед тем, кто предпочитает запах брожения свежему и бодрящему аромату кофе, поэтому предложил новый напиток человеку, способному его оценить. Но в тот день он не не мог представить, что кофе возвращает к жизни не только полуночников по утрам, но и давно отринутые чувства. *** Воздух пах дождем, землёй и опавшей листвой, капли воды барабанили по куполу зонта и с шелестом падали на ковёр увядающей травы. Сентябрь — сырость и холода на пороге. Не сводя взгляда с фотографии, улыбавшейся ему с ячейки стены крематория, Диего молча положил букет. Когда-то это были красные лилии, сейчас — бархатцы. Когда-то его сердце переполняли горечь и скорбь, сейчас в нем осталась лишь добрая память о Мии и их недолгом счастье. Услышав шаги за спиной, Диего не обернулся — лишенный нормального зрения на годы, он нередко запоминал людей по походке. Эти шаги, неторопливые и немного робкие, словно идущая спрашивала: «Ничего страшного, что я переобулась из тюремных ботинок в туфли-лодочки?», он давно приноровился узнавать на слух. — А я думал, вы уже уехали, — заметил Диего. — Я вот все думала, не будет ли это наглостью уже с моей стороны… — ответила Лана, поравнявшись с ним.