death in the name of death

Рыжему двадцать, нелепый заброшенный вид. В горле застряли слова, что сказать невозможно. Красное худи, запах элитных сигар, как магнит. Безликая масса бытует, как прежде, безбожно. Нужно куда-то бежать, время новых невстреч. Будильник противно звонит, пробуждая его, как Орфея. Глыба камней всё никак не обрушится с плеч. Он проклинает себя и всё царство Морфея. Чёрная мантия, кожа, как молоко, тёмные волосы волнами бьются о скалы. Здравые мысли зарылись так глубоко, будто в подводных пещерах хранятся цветные опалы. Мише не двадцать, не пять и не тридцать один. Мише всего девятнадцать — лихая повеса. Только вот видывал он уже столько картин, сколько за годы не скроет тумана завеса. Рыжему сложно дышать, он открывает окно. Воздух пропитан желанием смерти и мятой. Смотрит на небо, созвездиям всё равно: будь он Фемидой или же нимфой десятой. Там, на краю космоса, кто-то зовёт, тихо пульсирует в такт отголоскам сознания. Где-то космический кит в звёздном море плывет, тонет в пучине безумства, игра в выживание. Миша, как маленький принц, он всегда одинок. Роза завяла в ночи, поседела от горя. Он открывает глаза и включает джаз-рок, смотрит на звёзды, которым не слышен зов моря. Кровь по запястью развилкой каналов стекает, тонкие пальцы запутались в мыслях, как в пряже. Космос пустыми глазами на Мишу взирает, крошатся звёзды, марая мир грязной сажей. Ящик Пандоры открыт, зло и беды гуляют на воле. Тонет космический кит, как Дионис, в алкоголе.