Здравствуйте, пакетик нужен?

“Поздно... ночью... через все запятые дошел наконец до точки. Адрес. Почта. Не волнуйся, я не посвящу тебе больше ни строчки. Тихо. Звуки. По ночам до меня долетают редко. Пляшут буквы. Я пишу и не жду никогда ответа. Мысли. Рифмы. Свет остался, остался звук – остальное стерлось. Гаснут цифры. Я звонил, чтобы просто услышать голос. Всадник замер. Замер всадник, реке стало тесно в русле. Кромки... грани... Я люблю, не нуждаясь в ответном чувстве." (Иосиф Бродский, "Письмо") Гай вошёл в торговый центр со смешанными чувствами. С одной стороны, он понимал смысл семейной традиции, требующей от каждого нового поколения поработать какое-то время «внизу». Это помогало лучше понять, как думают люди, которыми через несколько лет он будет управлять, позволяло лучше разобраться в некоторых тонкостях, которые заметны только «с земли» и, в конце концов, приучало серьёзнее относиться к зарабатываемым деньгам. Последнее, пожалуй, было особенно ценным для тех, кто с детства привыкал ни в чём не нуждаться и не считать заработанные кредиты. С другой стороны, всё это никак не отменяло того, что он был без понятия о том, как вести себя с другими сотрудниками так, чтобы не привлекать к себе особого внимания. В отделе кадров его встретила профессионально приветливая, но мало заинтересованная девочка, едва ли сильно старше его самого, и, спросив имя и дату рождения, протянула документы для ознакомления. Гай сел читать стандартный трудовой контракт и договор о материальной ответственности, вызвав мимолётное любопытство у кадровички. — Люди редко читают. Он мог бы многое сказать об интеллекте подобных людей, с другой стороны: подобные бумажки в подобных магазинах действительно были одинаковыми, а особым разнообразием рынок труда для тех, кто соглашался на работу в них, не страдал. Так был ли смысл вчитываться в одни и те же буквы раз за разом? С точки зрения Гая — был, но что он в сущности знает о жизни «простых людей». — Последний раз так внимательно читал Рейкер, — улыбнулась девушка и вернулась к документам, с которыми работала, в ожидании его ответа. Чтение стандартных формулировок на мгновенье показалось Гаю как никогда бессмысленным. У него выбор был, пожалуй, ещё меньше, чем у остальных потенциальных сотрудников: вряд ли в чёрных строчках по белому могло появиться что-то настолько серьёзное, что объяснило бы отцу, чем его сына не устраивает предложенный вариант. И всё-таки он дочитал, не одному же неизвестному Рейкеру быть умным, прежде чем подтвердить своё согласие с предоставленными условиями. — Отлично, — кажется, кадровичка порадовалась почти искренне. — Вы приезжий верно? И устраивались на вахтовые смены, да? Гай кивнул. Отцу было мало устроить его работать продавцом, он решил, что проживание в рабочем общежитии — это отличное дополнение к опыту. Возможно, он был прав, Гай не взялся бы судить. — Замечательно, — разулыбалась девушка. — Тогда ознакомьтесь ещё вот с этими документами, тут правила проживания, обязанности сторон и предоставляемые гарантии. — Спасибо. — Ну что вы, мы заботимся о сотрудниках, а те отвечают старательной работой, — на удивление выхолощенная, стандартизированная фраза в её исполнении казалась живой и искренней. — Надеюсь, мы хорошо сработаемся. — Да, — искренне согласился Гай, которому предстояло провести здесь не меньше года, — я тоже надеюсь на это. Следующие полчаса ушли на знакомство с дополнительной документацией, получение инструкций для дальнейшего ознакомления (в самом деле, инструкция сотрудника отдела «Кассы» в тридцать страниц?) и получение адреса и инструкций по оптимальному пути к нему от его новой работы. — Вселиться вы сможете только после окончания стажировки, — чуть-чуть виновато улыбнулась ему девушка. — Это всего несколько дней, но проживание только для постоянных сотрудников. — Ничего страшного, — успокоил её Гай, поднимаясь из-за стола. — Мне есть где переночевать несколько дней. — Замечательно. Тогда приходите завтра в восемь, спросите у охраны, они позовут кого-то из заведующих. — Да, спасибо. Когда через месяц он заходил в магазин его поймал охранник-коллекционер и с интересом спросил: — Ты чего, как неродной ходишь? — В смысле? — Сотрудники через служебный вход должны приходить, а ты уже сколько работаешь всё через главный. Чего так? Гай на секунду замялся, соображая: — А где служебный вход? Коллекционер посмотрел на него долгим, испытывающим взглядом: — Издеваешься? «Ах, если бы!» — про себя вздохнул Гай. Рейкер бросил его на кассе через полчаса стажировки, показав только основной функционал кассы (оставшийся ему рассказывали напарники коллекционера, ведь кто бы ещё мог закончить обучение кассира, как не охрана, верно?), и ничего не рассказав о внутренних порядках магазина. А, нет, тут Гай врал, Рейкер успел ему сообщить, что он должен перед началом смены брать запас пакетов. Две недели назад, например, он с не меньшим интересом узнал, что должен сообщать и записывать в журнал охраны количество денег, которые у него на руках. Неделю назад, узнал, что работающие до полуночи получают по окончании смены доплату, компенсирующую разницу между дневным и ночным тарифом в транспорте. Сегодня снова новости, оказывается, существует служебный вход, о котором ему никто за месяц ничего не рассказал. Гай, конечно, был не самым общительным сотрудником, но не настолько же! Или все считали, что он в курсе? — Серьёзно, где? Мне не успели рассказать. Взгляд коллекционера стал средним между обречённой усталостью, весельем и состраданием: — Хорошая стажировка, да? Гай пожал плечами. Вчера он узнал, что стажировка длится три дня, а не тридцать минут, но возмущаться решениями заведующей, которая почему-то решила, что его должен учить не обычный кассир, а старший было бы неразумно. Удивляться тому, что у старшего кассира хватало забот и без стажёра, тоже было бы странно. Оставалось осваиваться на ходу. — Зато ни дня без новостей. Охранник радостно заржал и объяснил, как пройти к служебному входу. Обычно, каждый день, начинавшийся с новостей, проходил весело. — Мужчина, а сдачу? — устало спросил у уже уходящего покупателя Гай. Это был третий покупатель за день, и Челленджер не уставал радоваться тому, что большая часть покупателей расплачивалась безналичным путём. Считалось, что среднему классу всегда немного не хватает денег, но за этот месяц Гай начал сомневаться в этой истине. — Да что там той сдачи? — попытался отмахнуться покупатель, и даже Челленджера едва не перекосило. Он и так-то деньги считать всегда умел, а на время «рабочей практики» отец решил, что он будет жить на заработанные деньги… И его это приучило ценить свою зарплату, обычных людей, однако, нет. — Тысяча сто, вообще-то. Четверть от прожиточного минимума, чуть меньше шестой части его собственной зарплаты. Щедрые, щедрые покупатели. И ведь этот мужчина такой не первый… — Да? — с искренним удивлением обернулся растеряша. — Тогда возьму. — Спасибо, — искренне улыбнулся Гай, не желавший объяснять в конце дня такой грандиозный плюс снова. За спиной раздался счастливый хохот: — Что ты с ними делаешь? — Рейкер стоял со стопкой какой-то прикассовой мелочи в руках и с исследовательским интересом разглядывал его. Гай честно напомнил себе, что сейчас это — его начальник, и не стоит ругаться. — Я им улыбаюсь. Вы сами говорили быть приветливее. И это была чистая правда: в первые же три минуты знакомства тот проверил знание паттерна и попросил проговаривать его приветливее. Гай улыбнулся и делал, как его просили, в результате, каждый день у него на кассе пытались забыть то деньги, то товар, то карточки (иногда с самым безответственным образом записанным паролем прямо на ней), а то и всё разом, что служило неисчерпаемым поводом для веселья всех коллег. Настолько, что когда на прошлой недели у него в кассе образовался плюс в полторы тысячи (при требовании объяснительной от полтинника), начальство только рукой махнуло и не стало давать ему никакой бумажки. — Радуемся, что не больше, — устало тёр глаза Рейкер тогда. — Помню, ты сегодня догонял и возвращал четыре тысячи, да? — Да. Слушай, — Гай опёрся о стол и заглянул в уставшие голубые глаза, — это вообще нормально? Это ведь большие деньги… Для обычных людей — точно не малые. — Нет, это ты у нас такая аномалия. В следующие дни эпидемия рассеянности среди покупателей продолжилась. И сегодня, пожалуйста, тоже. — Считай, это комплиментом, — Рейкер стукнул его ладонью по спине. — Чаевые, знаешь? — У нас они запрещены, — не то чтобы Гай сильно об этом сожалел, он никогда не нуждался в деньгах, вне зависимости от того, сколько имел при себе. Всегда можно рационализировать расходы, разве не этому — умению пользоваться деньгами — его учили всю жизнь? А ещё ему, конечно, просто не нравилось чувствовать себя нуждающимся, поэтому ему хватало. Всегда. — Увы. Кстати, хочешь расстрою? — Весь день об этом мечтаю, — хмыкнул Гай и привычно, рефлекторно и искренне улыбнулся подошедшей покупательнице. — Здравствуйте, пакетик нужен? Так что случилось? Женщина кивнула, и Рейкер, отмахнувшись от него, сам достал и раскрыл ей пакет: — Нашу квартиру то ли расформировывают, то ли заселяют кем-то другим, но я с сегодняшнего вечера живу у вас. — Приехали, — пробормотал Гай. Ничего хорошего в новости не было, потому что уплотнять будут его, единственного «буржуя», живущего в комнате в одиночестве. — Может, тебя устроит коридор? — Ты ещё туалет предложи. — И не мечтай, он всем свободным нужен. — Эгоисты. — Мы такие, — покладисто кивнул Гай и принялся рассчитывать с женщиной, два раза напомнив ей, что она не забрала кошелёк. — Тебе бы вором быть, — на прощанье пошутил Рейкер, отходя, а Челленджер недовольно дёрнул плечами. В каком-то смысле, именно на честном и добровольном отъёме денег у населения его семья и специализировалась уже не первое поколение. Вечером, когда они пересчитывали кассу, Рейкер хватался за голову: — Объясни мне, как ты по безналу умудрился плюс получить? Гай смотрел на чеки с любопытством: — Напомни мне: разве это вообще возможно? — Нет! Поэтому я и спрашиваю тебя! — кажется, «старшему» хотелось убивать. — В минус уйти — можно, если закрыть чек, не проведя оплату, а в плюс — нет. — Тогда спрашивай не у меня, а у техников, — резонно предложил Гай. — Которые снова обматерят всё на свете, когда узнают, что проблемы у техники после тебя, да? — Да, — самодовольно улыбнулся Челленджер в ответ. В отличии от странностей с покупателями, странности в работе техники в его руках Гая всегда радовали. — Но ты можешь не говорить им, что это я. — Они и так догадаются? — Ага. Несколько секунд Рейкер смотрел на него, отстукивая что-то воинственное по столешнице, а потом выдохнул и успокоился: — Помолчи пять минут, я сведу ЦКа, и пойдём домой, покажешь дорогу. — Без проблем, — кивнул Гай, потягиваясь. — Пойду пока переоденусь. — А твою кассу я как без тебя считать буду? — Я тебе доверяю? — Сволочь. Рейкер был редким человеком, который не радовался доверию, а напрягался, стоило ему его продемонстрировать. Слишком ответственный. Это было забавно и мило, настолько, что порой Гай ловил себя на том, что слишком часто его дразнит. Но нынешняя жизнь казалась слишком скучной, а Рейкер был слишком безопасным, чтобы Челленджера могла остановить осторожность. И потом… даже если вдруг Джон… Джонни решит положить себя несколько тысяч в карман, или даже несколько десятков тысяч (хотя это же Рейкер, одного этого месяца хватило, чтобы понять, что это чудовище — честное до упора), жалко Гаю, что ли? Отработает, в крайнем случае, задержится здесь чуть дольше, чем рассчитывал изначально — не смертельно. А Джонни у нас студент в академическом отпуске по состоянию здоровья — ему нужнее будет. Впрочем, все эти размышления о щедрости и необременительности были исключительно умозрительными, Гай действительно доверял Рейкеру пересчитывать свою кассу без контроля. Иногда даже у Челленджеров случаются необъяснимые (на самом деле Гай мог бы многое рассказать про гонор Джонни и то, почему он гарантирует честность лучше любого наблюдения) приступы доверчивости. Освободился Рейкер, конечно, не через пять минут, а через все двадцать, и это он сегодня быстро. — Пост сдал? — Аллилуйя, — закатил глаза Джонни. — Наконец-то можно свалить отсюда. Ты завтра выходной? — Ага. — Счастливчик. А у меня завтра ещё смена. — Я помню, — кивнул Гай и, поймав удивлённый взгляд, пояснил. — Я помню график всех старших кассиров и обеих заведующих. — Маньяк. — Это не сложно, зато удобно. Рейкер стащил с себя форменную футболку и закинул её в шкафчик: — Чем? — Ощущением контроля. — Параноик. — Немного, — согласился Челленджер, рассматривая жилистую спину перед собой. Рабочий мышечный каркас, не для красоты. Интересно, боевой или мирного назначения? Рейкер тем временем нацепил лёгкую рубашку и по-военному быстро (может, у него действительно военная кафедра?) переодел брюки: — Пошли? — Поехали, — Гай протянул руку и отсыпал Джонни его часть компенсации за проезд. — Я за тебя расписался. — Бардак какой-то. — Ты хотел тащиться на два этажа выше? — Челленджер искренне считал, что местоположение выдачи денег выбрано с целью того, чтоб люди после смены махнули рукой на этот подъём, и ходил за своей долей из принципа. — Я сказал «спасибо», ты что, не слышал? Гай рассмеялся, и к остановке они шли молча. Обоим за день надоело говорить в достаточной степени, чтобы трепать языком лишь бы о чём не тянуло, а интересной темы не придумывалось. По крайней мере, у Гай, и он был наверняка уверен, что это именно из-за того, что поговорить с Джонни на самом деле хотелось. — Мы никого не разбудим моим заселением? — спросил Рейкер, когда они уже подходили к дому. — Свободное место только в моей комнате, так что ты только мне не дашь вовремя заснуть, — успокоил его Гай, набирая код подъезда. — Не думаю, что это сильно встревожит твою совесть. — У тебя завтра выходной, так что потерпишь, — согласно кивнул Джонни. — Ещё чем расстроишь? — Кровать в комнате одна. — Я буду спать на полу? — не похоже, чтобы Рейкера это сильно расстраивало. — Двуспальная, так что можешь забрать себе вторую половину. Моя — у окна. Но, если очень хочешь, можешь оккупировать пол. — Нет, не настолько сильно, — открестился Джонни. — Можно даже положить меч между. Гай закатил глаза: — Рыцарь недобитый, где ты добудешь меч и где ты видишь принцессу? Рейкер выразительно посмотрел. — Ударю. — Хе-хе. «Поганец», — подумал Челленджер, уже открывая квартиру и кивком показывая на нужную дверь: — Вон та — наша. Устраивайся, а я спать, меня, как хрусталь, не кантовать. — А меч? — не как не оставлял глупую шутку его начальник. Наказание какое-то. — Если я вызываю у тебя такое непреодолимое желание — можно и меч, — устало согласился Гай, заваливаясь в комнату. — Мне всё равно. — А как же репутация? — Плевать на репутацию, но будешь мешать спать — удавлю подушкой. За спиной раздался непривычно уютный, домашний, не насмешливый, как обычно, смех: — Всегда удобно иметь дело с человеком, который умеет правильно расставлять приоритеты. Гай улыбнулся и, проигнорировав ужин, стал укладываться спать, заворачиваясь в тонкое одеяло, как в кокон. Пожалуй, в последний раз что-то в той же степени приятное ему полгода говорил отец, когда он правильно провёл предварительные переговоры. В этом ощущении было что-то неправильное, но сил на обдумывание собственных ощущений после двенадцати часов любезного неубивания покупателей (каждый третий из которых явно хотел свести счёты с жизнью руками обслуживающего персонала) у него уже не было. Когда Рейкер лёг рядом, Гай уже спал, но на секунду вынырнул из забытья, отметил изменение в обстановке и снова соскользнул в сумбурные, абсурдные сны о сложных магических квестах по добыче размена для кассы. Утро началось с того, что Гай проснулся ещё до рассвета от тревожного ощущения чужого присутствия. Потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что теперь с ним живёт Рейкер, сопящий на соседней подушке и если его это не устраивает — нужно искать другое жильё, что учитывая ограниченность в финансах, было затруднительно. Челленджер просто не знал где и как искать доступное жильё, обычно, в подобных навыках он не нуждался. Рассматривая лежащего рядом Рейкера, Гай размышлял о том, насколько невыносимым окажется совместное проживание в комнате. «Это будет новым опытом общения с людьми, — говорил отец, провожая его. — Такого, какого ты никогда не получишь в офисе». Что ж, возможно, имеет смысл считать и это расширением опыта. Весёлая, если судить по анекдотам, студенческая жизнь в общежитии его миновала, самое время восполнить пробел… В этот момент Джон решил, что лежать тихо ему надоело и засветил Гаю по рёбрам кулаком. — А, чтоб тебя, — с шипением выскочил из кровати Челленджер, потирая бок. — С кем ты там дерёшься? Эй! Рейкер! — Сколько времени? — в подушку спросил тот, не открывая глаз. — Пять кредитов, то есть, часов. — Через час разбуди. Гай со злости кинул в него подушкой и ногой отодвинул на самый край постели. Идея про меч начинала казаться разумной, но где его взять? Мелькнула мысль о том, чтобы не только не будить, но ещё и будильник выключить, однако начинать совместное проживание с такого шага, пожалуй, не стоило… Хотя… Он покосился на будильник и улыбнулся: у Джонни будет секунда, чтобы проснуться, а потом Гай его выключит. Рефлекторно во сне. И пусть Рейкер обижается сколько пожелает, не одному же Гаю из-за него ухмылки терпеть после такой стажировки. У самого-то Рейкера всё с рабочей репутацией отлично: и умный, и ответственный, и трудолюбивый… Пусть добавит к своим достоинствам ещё умение спокойно спать, раз такой идеальный. Разумеется, Джонни не проснулся от первых двух с половиной негромких звуков будильника. Разумеется, он проспал. И, разумеется, вылетал из дома, изрыгая угрозы пополам с ругательствами. Гай, услышав, как хлопнула дверь, перевернулся на другой бок и улыбнулся. Определённо совместная жизнь и работа становились увлекательными. — Что случилось? — заглянула в спальню Сара из соседней комнаты. Она выглядела сонной и замученной, но она всегда такой выглядела. — Рейкер опоздал на работу. — А угрожал он кому? — Мне, само собой. Девушка на пару секунд зависла: — Почему? — Потому что он считает, что в этом я виноват, — как само собой разумеющееся объяснил Гай. — А ты виноват? — Разве это теперь важно? — Дурак, — надулась Сара и гордо вышла. Ей, вроде, нравился их старший кассир, так что на её расположение в ближайшие дни тоже можно было больше не рассчитывать. Так мило и романтично, особенно, если вспомнить, что сам Джонни нежных взглядов Сары не замечал и, кажется, даже искренне, а не демонстративно. Что поделать, не заинтересован был парень в отношениях, весь в работе, в трудах и заботах. А вечером Гай узнал, что Рейкер, во-первых, не чурается рукоприкладства, во-вторых, считает разговоры и прочие прелюдии перед дракой — излишними, а потом ударил он, едва переступив порог. Какое-то время они возились в нешироком пространстве между кроватью и шкафом, пока Джонни, сильнее и лучше подготовленный, не зафиксировал его, прижав к полу и завернув руку. Гай упёрся разгорячённым лбом в холодный пол и старался не смеяться (идиотская реакция и на боль в пределах разумного, и на стресс, и на азарт, и на злость и на всё вообще: кричать и выходить из себя было запрещено с детства, оставалось улыбаться и смеяться в ответ на что угодно) и не дёргаться без необходимости: — Доволен? — Ага, — радостно согласился Челленджер, размышляя о бессмысленности утренней выходки. Сожалений, правда, в душе не наблюдалось, что, вероятно, многое могло сказать о его интеллекте. Руку заломили сильнее. — Мудак. — Само собой, — это было буквально семейной чертой, которой отец обычно гордился, как тут спорить? — Идиот, — прошипел Джонни, явно недовольный таким лёгким согласием. — Я тебя предупреждал, между прочим, — говорить предложениями было тяжело, когда на грудную клетку наваливалось тяжёлое и живое, достаточно агрессивное тело. — О чём? — поинтересовался Рейкер, усаживаясь ему на поясницу и ослабляя болевой захват. Это вроде как намёк на то, что у них теперь переговоры, а не драка? Мило. — Чтоб не мешал мне спать. Ты в курсе, что дерёшься во сне. Рейкер окончательно выпустил его руку, но со спины не встал, нашёл тоже тумбочку. — Ты обещал меня удавить, а не под выговор подставить. — Я лживый мерзавец, — согласился восхищённый подходом Гай. — Вопрос, если я успел проснуться от твоего будильника в выходной, почему ты не успел? Джонни несильно ткнул его между рёбер кулаком и, наконец-то, встал: — С тебя ужин, мерзавец. Иди на кухню готовить. — А если я не хочу? — из любопытства уточнил Челленджер, начиная приподниматься и получил скорее обидный, чем болезненный пинок по рёбрам. — Считай это вирой и контрибуцией, — кажется, Рейкера всё это начинало веселить. — Или можем ещё подраться. — До тех пор пока я не соглашусь готовить тебе ужин? — Ага. — А уважение к стойкости противника? — Не предусмотрено. Гай сел на кровать и потянулся, чувствуя, как ноет тело после драки и тяжести Рейкера, как жар азарта и злости гуляет по организму. «Не ввязывайся в драки, — всегда говорил отец, — в них нельзя сохранить голову ясной». Он, само собой, был прав, но Гай ведь и не ввязался, да? Про провокации родитель ничего не говорил. — Будет тебе твоя яичница. — А посерьёзнее что-то? — Хочешь ужинать углями? — искренне спросил Гай, вполне адекватно оценивающий свои навыки в готовке. Рейкер посмотрел на него с недоверием, потом покачал головой: — Как ты выживаешь? — О, яичница на завтрак, какие-нибудь булочки на работе или салат в выходной на обед, а на ужин бутерброды, — поделился секретом Челленджер, не задумываясь о том, что сказала бы мать о таком рационе. — Бутерброды на ужин? — Ничем не хуже любой другой еды. — Слышал что-нибудь про гастрит? — Гай не был уверен, говорила ли в Джонни забота или же желание поиздеваться. — Иногда ем овсянку быстрого приготовления. — Это, конечно, спасает, — бездна сарказма. — Уповаю на это. — Найди себе девушку, пусть она о тебе позаботится, — предложил Рейкер, и Гай едва не подавился, представив своих потенциальных невест за плитой. Зрелище было бы изумительное, без всяких сомнений. Хотя, может статься, что он ничего не понимает в женщинах, и им интересно готовить даже тогда, когда нет необходимости. — Я подумаю. За следующие две недели Гай успел ещё три раза выключить будильник соседа первым, теперь правда сам будил его часа через пол, так что Рейкеру приходилось торопиться, но обошлось без новых опозданий. А Джонни обиделся, что сам Челленджер нервно подрывается ещё до звука, от первой вибрации. — Ты это специально. — Да, — сонно кивал Гай над яичницей. Отчасти это было правдой: мгновенно просыпался он от того, что не мог нормально крепко уснуть в присутствии другого человека. Подсознание упорно считало это тревожной, опасной обстановкой. Ещё за это время они успели поделить обязанности по кухне: Гай покупал мясо, а Джонни овощи. А еще Джонни готовил, оставляя Гаю почетную обязанность мыть после этого посуду. На взгляд Челленджера это было удобнее, чем заводить девушку ради еды, а пока Рейкер возился с ужином можно было перетереть кости покупателям и спустить пар, накопленный за день. Ещё они перешли на ты, Гай и… Джонни так и остался Рейкером. — Почему ты зовёшь меня по фамилии? — пододвигая к себе тарелку, спросил Джонни. — Потому что Джон тебе не подходит. — А что подходит? — Джонни, — честно признался Челленджер. На несколько секунд повисла тишина, а потом Рейкер всё-таки отмер: — Да, пожалуй, по фамилии действительно лучше. — Вот и я так подумал, — без особого восторга согласился Гай. «Джонни» просилось на язык с каждым днём всё сильнее, и он не понял в какой момент стало необходимо сознательное усилие, чтобы сдерживать себя. — Зато у Сары никаких проблем, — перевёл тему Гай и с удовольствием пронаблюдал раздосадованную гримасу на лице Рейкера. Полмесяца совместного проживания под одной крышей хватило девушке для того, чтобы и донести до Джонни свои чувства, и осторчеть с ними, как горькой редьке. — Лучше бы было наоборот. — По крайней мере, радуйся, что она тебя не пытается называть Джонни. Начальник закатил глаза: — Я в восторге. Помимо этого жизнь Гая мало изменилась от появления в квартире Рейкера. А, ещё общее неудовольствие его персоной Сары то ли из-за того опоздания Рейкера, то ли из-за того, что он занимал место в его постели, но это Челленджера заботило в последнюю очередь. А сегодня, в свой законный, между прочим, выходной он проснулся от оглушительного звонка телефона: — Я тебя убью, — пообещал он Рейкеру. — Ты в курсе, что у тебя в расписании стоит смена через пятьдесят пять минут? — Что?! — Гай подскочил на продавленном матрасе. — Вчера там был выходной! — А сегодня смена, — счастливо-елейным голосом пропел Джонни. — Так что скажи спасибо и поторапливайся. — Ненавижу этот магазин, — прошипел Челленджер, вылезая из под одеяла. — Зато он тебя любит. На работу он едва успел вовремя, злой от голода и недосыпа, и просто от разочарования, на сегодня у него были совершенно другие планы. — Здравствуйте, — тем не менее первому покупателю он улыбнулся так же приветливо, как и всегда, с удивлением чувствуя, что общение с нормальными людьми, вместо коллег и начальства настраивает его на более мирный лад. По крайней мере, эти люди действительно были ему рады. Настолько, что снова пытались что-нибудь да забыть на кассе. Нет, в самом деле, может, он не понимает какой-то глубинный смысл? — Давай оденем на тебя маску? — предложил Рейкер, пронаблюдавший очередной забег за семейной парой. Пожалуй, Гаю стоило бы или отшутиться, или разозлиться (и, учитывая, как он оказался сегодня на рабочем месте, второе было вероятнее), но вместо этого он просто молча протянул руку: — Давай. — У меня нет. Ты злишься, что ли? — Разве похоже? — Гай знал, чувствовал по расслабленным мышцам, что лицо у него спокойное. — Нет. Но именно это мне не нравится. — Иди отсюда, если нет что умного сказать, — попросил Гай. — Я тебя на обед пришёл отправить. Челленджер со вздохом встал и перекрыл кассу: перерыв — это замечательно, но иррационально в нём жила уверенность, что если пропустить его — можно будет уйти домой пораньше. — Не страдай так, будто я тебя на каторгу отправляю, — фыркнул Джонни. — Давай быстрее, жду тебя в столовой. Столовая — это небольшая комната в подвале со столом и чайником, в которой обычно всегда было несколько человек. Но сегодня повезло, и они с Рейкером оказались там в одиночестве. Гай хотел спросить про расписание и кому за это надо голову оторвать, но, посмотрев на задолбавшегося Джонни, передумал. Даже если работа начальства состояла в том, чтобы решать проблемы подчинённых, это никак не отменяло того, что Рейкера хотелось отправить домой отдыхать или чахнуть над его любимыми учебниками, за которыми он проводил всё свободное время. И Гай даже себе бы не признался в том, что наблюдать за ним в такие часы было приятно настолько, что он даже телевизор почти не включал в выходные, чтобы Джонни не уходил на кухню или балкон заниматься. — Почему начальство — идиоты? — спросил Рейкер, когда еда закончилась, а время ещё оставалось. — Это так самокритично с твоей стороны, — насмешливо отозвался Гай, доливая кипятка в чай. — Что ты уже натворил? — Я устроился работать в этот магазин. — Не самое худшее место для студента. — Ты меня сейчас утешать пытался? — с подозрением уточнил Рейкер. В сострадание Челленджера он не верил ни на грош. И, в целом, был прав. — Если тебе так хочется, — разрешил Гай, и почувствовал, как тяжёлая и сильная ладонь легла на загривок: не угроза — предупреждение. — Нарываешься. Гай пожал плечами. Да, нарывается. Да, на драку. Нет, не на контакт, если кто-то об этом подумал. Последние дни ему очень — о-че-нь — не нравились собственные мысли. — Всё-таки бесишься, — констатировал Рейкер и хлопнул его по плечу слишком коротко и быстро. — Скучно, — соврал Гай. Работа ещё не успела приесться, каждый день был полон десятком забавных или раздражающих эпизодов, мелких косяков и недоразумений, а также открытий во внутренних правилах. Просто хотелось внимания, хотя Сара и так уже шипела что-то о том, что он получает его слишком много. Но Гай был жадным и хотел больше. И абсолютно точно и наверняка знал, что говорить об этом Джонни — худшая из возможных идей. Гай лежал, закрыв глаза, и слушал дыхание Рейкера, считая чужие вдохи и выдохи, вместо банальных овечек. Уснуть, правда, этот счёт не помогал, вместо этого сжимая тяжестью грудь. Присутствие и близость Джонни в какой-то момент стали настоящей, хоть и неожиданной, проблемой. И чем более серьёзной, тем меньше Гай хотел её решать. Собственно, именно это всегда и было главным неудобством предосудительных желаний: стремление удовлетворить, а не выкорчевать из себя. Поначалу он даже пытался уговорить себя не думать, но потом это стало самообманом. Гай выключал чужой будильник мгновенно и несколько минут (две, пять, двадцать) смотрел на сонное, расслабленное лицо с приоткрытым ртом. Ложился в постель и притворялся спящим, впитывая чужую близость. Приходил в магазин и с трудом замечал проведённые в нём часы, если их смены совпадали, а в другие дни с облегчением сбегал на работу, чтобы не видеть Рейкера, не пытаться следить за ним, не контролировать голос, лицо, взгляд в его присутствии. В выходные же он то сидел тихо в своём углу и наблюдал, вместо того, чтобы разбираться в новостях налоговой системы, то нарывался на драку, всегда заканчивающуюся его предсказуемым поражением. Но смысл был не в победе, смысл был в физическом контакте, в прикосновении, когда собственную реакцию можно списать на боевой азарт. Ночь всё ближе подходила к раннему утру, а сна как не было, так и не появилось ни в одном глазу. Вместо этого демон шептал на ухо, что во сне он мог бы обнять Рейкера и это не выглядело бы подозрительно, его бы никто ни в чём не заподозрил, но Гай игнорировал подобные мысли. Он был жадным и знал это, знал, что аппетит приходит во время еды, знал, что весь в отца, который не останавливается на пути к желаемому. И не позволял себе движения в эту сторону. Ничего хорошего из его попытки не выйдет. Даже если ему не откажут (хотя с чего вдруг? он лучше Сары в глазах Джонни только тем, что не лезет со своими чувствами), впрочем, нет, если ему не откажут, то всё будет только хуже. Отец… не поймёт, и его недовольство обрушится отнюдь не на сына. Поэтому Гай лежал неподвижно, не прикасаясь, не думая о том, как бы это могло быть (никак, он знает), только слушая дыхание, звук и близость, которые у него на самом деле были здесь и сейчас. И убеждал себя, что этого достаточно, до тех пор, пока не прозвенел проклятый будильник, от которого Джонни вскочил, пробормотав что-то злорадное про Челленджера, который заспался и не успел, и выскочил из комнаты, одеваясь на ходу. Гай открыл глаза и, с обречённым смирением посмотрев в потолок, перевернулся, уткнувшись лицом в подушку Рейкера, всё ещё тёплую, пахнущую шампунем (у них одинаковый, но на Джонни он пах совершенно иначе) и размышляя о том, в какой момент мысли о самоограничении тоже станут обманом? — У тебя сегодня объяснительная, — порадовал Рейкер в конце дня, когда они спустились в ЦКа для пересчёта. — За что? — За то, что забыл сделать копию чека с отменой для охраны, — Джонни положил перед ним бланк. — Давай, объясняйся. Гай с тоской посмотрел на бумажку: — Что я по их мнению могу объяснить на этот счёт? — Напиши, как все, что больше так не будешь, — предложил начальник, и Гай ухмыльнулся: — Это уже пятый раз. Кто мне поверит? Тем более это ничего не объясняет. Рейкер закатил глаза: — Ты иногда такой нудный, что я начинаю верить, что ты из тех самых Челленджеров. Гай напрягся. Не столько даже от того, что сказал Джонни (в конце концов, его происхождение не было каким-то особым секретом, который он должен был скрывать, но распространяться об этом ему не хотелось), сколько от того как это было сказано. С неприязнью. Не к Гаю конкретно, но к «тем самым Челленджерам». «Просто отлично. И что именно в семейной политике не нравится Джонни настолько?» — Это честность и уважение к документам, — никак не прокомментировал Гай подозрения о своём происхождении. Это ведь была шутка, верно? А то, что как во всякой хорошей шутке, в ней была только доля шутки… об этом сообщать не обязательно. — То, что тебе не понять. — Я точен в важных бумажках, — возразил Джонни, и это было чистой правдой. — А эта макулатура никому не нужна, всё равно штраф впаяют за сам факт наличия, не глядя, что ты там написал. Он был, разумеется, прав, но детские обещания про «я так больше не буду» Гаю с самого начала не нравились, а теперь ещё и надоели. Он подтянул объяснительную ближе и быстро, не задумываясь написал. «Очевидно, что я торопился быстрее отпустить покупателей, чтобы они меньше стояли в очереди, постараюсь так больше не делать». Число и подпись. Рейкер с интересом наблюдал: — Маньяк, — радостно заметил начальник. — Нарываешься, в курсе? — Управляющий хотел объяснений? Он их получил. И даже детские обещания так больше не делать, — скучным голосом ответил Гай. Все свои выходки он совершал с самым скучным и невыразительным лицом. — Постараться. — Никогда нельзя зарекаться от совершения ошибок, — ещё скучнее подтвердил Челленджер. — Кому нужна эта ерунда? Рейкер пожал плечами и показал глазами наверх, заставив Гая задуматься в какой момент стремление держать всё под контролем и «в порядке» превращается в абсурд и бардак. — Кстати, — оживился Джонни, — ты сегодня был на тренинге, что интересного рассказывали? Гай задумался, чему полезному их научили за два с половиной часа: — Говорили, что нужно мыть руки и улыбаться. Рейкер смотрел на него выжидающе, но ничем другим Гай его порадовать не мог. — И всё? — Кофе и конфетами угощали, — ради справедливости добавил Челленджер. — И всё? — понять был ли Джонни разочарован или восхищён не смог бы и он сам, наверное. Гай улыбнулся, подавляя лёгкую дрожь искушения протянуть руку и взъерошить светлые волосы (совершенно неуместное желание) или ткнуть кулаком в плечо (уже нормальнее, но в его случае тоже — лишнее). — Ты ожидал чего-то полезного? — Мыть руки меня мама в детстве научила, а завтра они решат, что её уроки я запомнил недостаточно. — Корпоративная политика говорит о том, что все мы большая семья, — насмешливо фыркнул Челленджер. — Вот они и пытаются быть мамочкой и папочкой. — А завещать мне состояние они не хотят? — Разве что долги, в случае банкротства. Рейкер фыркнул: — Не мамочка они, а мачеха. — Сиротка, ты считать ещё долго будешь? Домой хочется. — Проваливай, я скоро догоню, — отмахнулся Джонни, и Гай с облегчением и сожалением вышел из Центральной Кассы, чтобы перевести дыхание. Впереди была дорога домой и это радовало в той же мере, в какой пугало. Гай не хотел, чтобы Джонни смотрел на него так же досадливо, как на Сару. И тем более — с отвращением. Вывалились они из магазина под недовольное бурчание охраны, ждавшее их, чтобы закрыть ворота и включить сигнализацию. Джонни всунул ему бутылку пива, и они пошли пешком, чтобы расслабиться и сбросить нервное напряжение от тяжёлого дня до возвращения в общежитие. На середине дороги Рейкер решил, что идти молча скучно, говорить не хочется, а вот спеть — можно. И если кому-то из прохожих (наверняка потенциальные покупатели) что-то не нравится, то тем лучше. Гай не возражал, хотя текст большинства предложенных песен знал через строчку, но Джонни был не лучше, так что всё было неплохо до того момента, как Рейкер решил закинуть ему руку на плечи. А вот потом… Признаться откровенно, Гай плохо помнил, что было дальше. Он, кажется, продолжал подпевать, но это происходило без какого-либо его сознательного участия. Единственное, что он мог, это ощущать тяжесть и тепло удерживающей его руки, близость и постоянное столкновение боками. Наверное, идти было неудобно, Гай не замечал, впадая в подобие транса каждый раз, когда Рейкер наклонял к нему голову. «Я пьян, — убеждённо заверил он себя, стоя у дверей квартиры, пока Джонни открывал дверь. — Это было крепкое, бесконечно крепкое пиво, мне действительно хватило пары глотков». Едва попав в дом и, наскоро умывшись и почистив зубы, Гай отправился спать. Никакого ужина не хотелось от одной мысли, что есть они будут вместе и ему придётся держать себя в руках лишние пол часа. Это явно было больше того, что он рискнул бы требовать от себя. И даже сон, не смотря на опасения перед очередной бессонницей, милосердно пришёл в первые же минуты под одеялом. Может быть, он просто устал. А может быть, его внутренним демонам просто надоело с ним спорить, потому что проснувшись посреди ночи от визга тормозов под окнами, Гай обнаружил себя уткнувшимся носом в плечо Джонни, положив руку на его медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь. «Блядь», — с весёлой обречённостью пьяного висельника подумал Гай и не отодвинулся. Пропадать, так с музыкой. На следующий день ему на почту пришли приготовленные отцом документы для ознакомления (чтобы когда Гай вернулся, происходящее в компании не было для него совсем уж неизвестным), но вместо того, чтобы заняться полезным делом, Челленджер потратил весь день на поиск информации о том, что за претензии могут быть у Рейкера к его семье. Джонни был, конечно, свободолюбив, как кошка, и больших дядей и тёть недолюбливал, но это было свойственно многим, да и… большинство сильных мира он поминал без теплоты, но спокойно: есть и есть, что уж поделать. Может быть, Гаю вчера показалось. Может быть, всё дело было в нервном рабочем дне и неприязнь эта не была на самом деле адресной. Всё могло быть, но Гай хотел знать наверняка, потому что… Челленджеры не были ангелами, да. И неприязнь к его семье могла иметь вполне реальную основу под собой. В глубине души он не был уверен, что хочет знать ответ, но казалось, что это тот случай, когда знание было необходимостью и страхом, а не желанием. Сводки, слухи, новости — Гай копался в этом, не желая посылать напрямую запрос в семейную базу данных, несколько часов, прежде чем перед ним собралась более менее понятная картина, пусть и полная белых пятен и дыр. Но достаточно было и того, что после гибели Рейкера старшего его жена была уверена в том, что вина лежит на «Пан-Галаксис», и пыталась добиться справедливости. Очень недолго, потому что спустя несколько месяцев с ней что-то случилось и её поместили в пансион для душевнобольных. Единственное, что было необычно в этой истории, Гай заставил себя это признать, это только то, что госпожа Рейкер решилась на противостояние с корпорацией. В остальном же… смерть Майкла Рейкера могла быть виной «Пан-Галаксис». А в несчастье матери Джонни они были виновны почти наверняка. Шанс на то, что всё это только цепочка неудачных стечений обстоятельств, был настолько призрачен, что Гай даже не стал его рассматривать. Знал ли отец? Какая, в сущности, разница? Даже если да, это не изменит отношение Гая к нему. Даже если нет, это никак не повлияет на мнение Джонни. — Пойду прогуляюсь, — улыбнулся Гай сидящему над учебниками Рейкеру и, схватив ветровку, выбежал в подъезд. Ему определённо нужно было проветрить голову и успокоиться, взять себя в руки. Сообщать Джонни о своём происхождении в его планы никогда не входило, так что должно было измениться сейчас? А отношений, никаких, кроме соседских и рабочих, не должно было быть в любом случае. Гай просто получил этому ещё одно подтверждение. Он не имел права рассчитывать на что-либо. И не будет. Доработает оставшиеся месяцы и вернётся к отцу помогать в делах компании. Вот и всё, отличный план, осталось только позаботиться о том, чтобы он не превратился в обман. Город обступал его серо-рыжими зданиями, подстриженными деревьями, окружал лентами сплошных магистралей, ложился под ноги истоптанными тротуарами, позволяя впитать в себя рванный и упорядоченный ритм своего движения, помогая прийти в себя. Гай вырос среди бетона и железа и любил города, как романтики любят пасторальные пейзажи, набираясь в них спокойствия и поддержки. Всё будет хорошо. Ничего не изменилось, а с собственной головой он как-нибудь разберётся. Не в первый раз. Ему только показалось, что среди обычных людей можно расслабиться. Не ему, от прошлого и семьи никуда не уйти, да он и не хотел. Только передышку, отпуск, раз уж всё равно необходимо потратить на эту кутерьму время. Он ошибался, значит, впредь будет умнее. — Гай! Челленджер встрепенулся на недовольный окрик Рейкера, который похоже обращался к нему не в первый раз. — Что? — Ты сегодня как будто не спал, — проворчал Джонни, и Гай улыбнулся, потому что отчасти это было именно так. Близость Рейкера давила, мешала нормально дышать, отравляла сны, он боялся засыпать, заранее предвидя сюжеты снов, к сожалению, далеко не романтических. Последние дни его всё больше преследовали кошмары. — Я говорю, корпоратив собирается третьего числа, ты будешь? — А у меня выходной? Рейкер закатил глаза, показывая всё, что он думает о подобной внимательности: — Да, иначе я бы у тебя не спрашивал. Гай покачал головой: — Я лучше дома. — Да не выделывайся, что тебе дома делать, — отмахнулся Джонни и схватил его за плечо, подняв температуру куда-то к тридцати семи. — А тут погуляешь, может, даже чем-то приличным угостят… — Рейкер, — одно хорошо было в полученной информации, вслух пытаться назвать его Джонни у Гая язык больше не поворачивался. — В чём подвох? — Меня заведующая заставляет идти, — признался Рейкер. — А что там делать, скучно, ребята все, конечно, неплохие, но я на них и так насмотрелся уже, чтоб радоваться им в выходной. Пошли, а? У Гая в ушах зазвенело. Если он не разучился понимать человеческую речь — а под прикосновением Джонни — запросто — ему только что сказали, что он… не просто коллега? Или Рейкер имел ввиду, что так привык видеть его и дома, что ему будет легче представить, что он в привычной обстановке? Или… чёрт, Гай чувствовал себя мошенником, но счастливым мошенником. Незаслуженно счастливым. О Господи, да плевать уже! — Пошли, чудовище. Тебе же проще дать, чем объяснить почему нет, да? — Да! — гордо приосанился Рейкер. Хотя, если дело касалось его, то вернее было бы говорить, что проще отказаться от собственных планов, чем объяснить ему, почему он должен участвовать в их выполнении. — Здорово. Пойду запишу тебя. Кстати, сбрасываемся по две сотни, понял? Гай поднял очи горе: — С этого надо было начинать. — Тебе одолжить? — Не надо, у меня есть, — свободные деньги у него и правда были, но занимать у Рейкера он в любом случае не стал бы. Ни у кого, на самом деле. Вот кем-кем, а финансовым должником он себя чувствовать не собирался. — Тогда не выделывайся, — бросил ему на прощанье Джонни и убежал, оставив в столовой в компании Сары. Кстати… ну не сволочь ли, всё это при ней выговаривать? Нет, плевать, говоря откровенно, на неё (в какой момент он начал чёрной завистью завидовать возможности не скрываясь таскаться за Рейкером с влюблёнными глазами?), но вдруг девушка решит с ним поговорить? — А ты пойдёшь? — решил уточнить он. — Я работаю, — хмуро ответила Сара. С каждой неделей её нелюбовь к Гаю становилась всё заметнее и, как ни странно, это помогало держать себя в руках и даже в каком-то смысле придавало сил. Наверное, он должен был быть ей благодарен или даже чувствовать перед ней какую-то вину за то, что отнимает время Рейкера себе, но на самом деле он ничего такого не чувствовал, кроме уже оговоренной зависти, смутного сожаления в её адрес и лёгкого раздражения из-за её вечно недовольного лица. — Ясно. Жаль, — абсолютно неискренне ответил Гай, и они продолжили обед молча. Корпоратив проходил в каком-то то ли ресторане, то ли столовой чуть круче придорожной забегаловке, но основными достоинствами этого заведения были вместительность и дешевизна. Пожалуй, вместительность была даже приоритетнее. Подумать только, Гай и не знал, что в магазине работает столько сотрудников. — Рейкер, почему я не узнаю половину? Даже больше, — дёрнул он за рукав сидящего рядом Джонни. Они расположились в немноголюдном углу, и начальник, кажется, только силой воли заставлял себя сидеть на месте и не утыкаться в карманную книгу. Определённо, или с умением отдыхать у Рейкера было плохо, или он был слишком влюблён в свою учёбу. Настолько, что на месте Сары, Гай ревновал бы его именно к учебникам, а не к соседям. — Потому что это совместное сборище всех магазинов сети в городе. — Упс. Не любишь людей? — Не желаю им зла, — недовольно отозвался Джонни. — Но общаться с ними без необходимости — не люблю. От них сплошные проблемы. Гай почувствовал себя польщённым: — И решил, что я меньшее зло? — Ага. Во-первых, знакомое, во-вторых, молчать, когда надо, ты умеешь. Джонни определённо был обаятелен и галантен, как бес. Челленджер рассмеялся, представляя как празднично каждый из них, мечтающих побыстрее сбежать, должен выглядеть. — Спасибо. — На правду не обижаются, — подмигнул Рейкер и притянул к себе тарелку с мясом. — Надо же получить какое-то удовольствие от всего это бардака. — Лучше рыбу, — посоветовал Гай, уже попробовавший предложенные блюда. — Мясо ужасно. Джонни расстроился, но мясо отодвинул и положил себе рыбы. — Ненавижу подобные сборища ещё и за то, что деньги, на которые можно было приготовить достаточно вкусной еды, тратят на непонятно что и кучу бесполезного алкоголя. — Остальных устраивает, — пожал плечами Гай. По его глубокому убеждению, большинство собравшихся пришло не столько за едой, сколько за общением, весельем и знакомствами. Даже алкоголь служил больше данью традиции и средством расслабления, хоть многие и собирались им злоупотреблять. Джонни недовольно отмахнулся и принялся расслабляться с рыбой, а Гай откинулся на спинку диванчика и привычно наблюдал за ним, прикипая взглядом к запястьям, слишком красивым, чтобы на них можно было не смотреть. — Ты понимаешь ради чего организовываются подобные мероприятия? — через некоторое время подал голос Рейкер, а Гай вздрогнул. — Чтобы сплотить коллектив, наверное. — И всё? — с сомнением уточнил Джонни. — Да брось, это чушь собачья. Кому он нужен, это сплочённый коллектив? От такого только проблем больше, разве нет? — Зато производительность труда должна быть больше. Наверное. Могу предложить ещё версию, что это попытка подражать более фешенебельным мероприятиям подобного толка, на которых коллеги пытаются выведать друг у друга информацию, пользуясь «расслабленностью» собеседника, а то и по-простому собирают компромат. — Паноптикум. — Не без этого, но стороны смотрится красиво. Рейкер посмотрел на него с интересом, и Гай с лёгким холодком внутри задался вопросом, не сказал ли он что-то… подозрительное. На воре шапка горит, без сомнений. — Интересное представление о красоте. Но, — Джонни отвернулся и стало легче дышать, — скорее всего люди просто любят собираться вместе и творить дичь, которую стесняются устраивать наедине со своим здравым смыслом. — Звучит правдоподобно, — согласился Гай. — Ага. Пошли на улицу выйдем, а то здесь душно, — Рейкер потянул его за собой, и он пошёл, не сопротивляясь, как зачарованный. В городе был уже поздний вечер и густые сумерки почти перешли в ночную, прорезаемую фонарями, темноту. Выйдя из того, что считало себя рестораном, Гай глубже вдохнул запах влажной от полива земли, цветов, похожих на герань и машин. — Согласись, тут лучше. — Если бы я был не согласен, я бы с тобой не пошёл, — хмыкнул Челленджер, усаживаясь на низенький, по колено, бетонный забор. — Да? — Джонни стоял перед ним и улыбался так весело — насмешливо — и самоуверенно — снисходительно — что у Гая под ложечкой засосало. — Нет, — признал он, шутливо склоняя голову. — Ни в чём не могу тебе отказать. В каждой шутке… Рейкер рассмеялся и сел рядом, прислонившись плечом: — Самое смешное, что тебе же большинство верит, когда ты играешь в послушного мальчика, который ни с кем не спорит. — Я почтительный и исполнительный сотрудник. — Ну да, а то, что не нравящиеся тебе приказы ты пропускаешь мимо ушей, никто не замечает, — согласился Джонни. — В чём секрет? Гай вздохнул и, мгновение поколебавшись, прислонился к Рейкеру сильнее, в едва двигающихся лёгких кислород стремительно перегорал в углекислый газ, и в голове шумело, возможно даже, от выпитого бокала вина. Хотя вряд ли. — Мне давно не говорили чего-то такого, что мне прямо так уж не нравилось бы. — Вот я и спрашиваю, — Джонни повернул голову, и его дыхание до кости обожгло щёку, — в чём секрет? Челленджер дёрнулся, а потом тоже повернулся и прислонился лбом ко лбу Рейкера: — Просто люди у нас… внимательные и заботливые, не хотят меня расстраивать. — Вот как? — Джонни не отстранялся, и теперь его дыхание ложилось на губы Гая, заставляя его втягивать воздух глубже и дольше, пьянея — заболевая — всё стремительнее и безнадёжнее. «Это была плохая идея, — билась, пульсировала в такт учащённому сердцебиению мысль. — Нельзя было приходить сюда. Нельзя было соглашаться на его предложение». — Да. Конечно… — Ты горячий, — перебил его Джонни. — Заболел? Гай на секунду прикрыл глаза, оправдывая черноту в глазах. — Да. «Очень плохая идея», — снова повторил он про себя, подаваясь вперёд и прижимаясь губами к полуоткрытому рту. Ничего серьёзного, одно — запретное — прикосновение, от которого выжигало нейроны в мозгу и сбилось с ритма сердце. Несколько секунд в ожидании удара, который отшвырнёт его в сторону, выбьет, может быть, дурь из головы. Гай даже сопротивляться не будет, ему в самом деле стоило бы избавиться от некоторых мыслей и идей. Возможно, Джонни сможет ему в этом помочь. Жалко, правда, что смотреть он на Гая теперь будет ещё хуже, чем на Сару, но ведь ничего в жизни не даётся даром, да? А до этого мгновения у него есть несколько мгновений чужой растерянности, за которые он может запомнить тепло чужих губ и пряность горячего, влажного дыхания, оседающего на губах, во рту, на гортани Гая. Джонни поднял руку и сжал в горсти волосы Челленджера до тянущей боли, оттянул его от себя на несколько сантиметров: — С ума сошёл? «Да». — Нет. — Ясно, — выхолощено, безэмоционально подытожил Рейкер и лучше б он ударил, а через секунду притянул его обратно и поцеловал по-настоящему. Гаю показалось, что он в этот момент умер от ужаса или восторга, от того, что взрыв в левой половине груди не мог не разворотить клетку рёбер, потому что всего — ощущений, эмоций, близости — стало слишком много, больше, чем он позволял себе даже представлять. — Я-а-а-а… — он с судорожным вздохом отстранился. — Это была плохая идея. Это… — он запнулся, понимая, что сказал не то и не так, что… — Да? — в голосе Джонни прозвучала ленивая насмешка: ласковая, как бездомная кошка, и из-за нее у Гая во рту загорчило от вины. Его снова притянули к себе, прижали лбом к плечу, и это — благословенная возможность спрятать лицо, закрыть глаза, снова ощутить его близость — было бесценным, незаслуженным даром. — А казалось, что ты этого хотел. — Да, — признался — покаялся — Гай. — Да. Прости… — Забавно, — пальцы Джонни зарылись в его волосы успокаивающей лаской, и ему хотелось застыть в этом мгновении так долго, насколько это только возможно. — Ладно, — наклонил голову Рейкер и прошептал ему прямо в ухо, — потом расскажешь. Когда придёшь в себя. И, отстранив Гая, встал и ушёл в ресторан, скрываясь за дверью. Челленджер смотрел ему вслед остановившимся, замершим, почти незрячим взглядом несколько минут, а потом спрятал лицо в ладонях, глубоко вдыхая прохладный ночной воздух. «Блядь. Потом расскажу, да?» Лучший вечер в его жизни. Худший вечер в его жизни. Рассказывать по большому счёту было нечего. Поэтому на следующий день он просто сказал Джонни кто его родители. Молчать об этом теперь было бы подлостью, с точки зрения Гая. Не то чтоб ему было в первой, но в этот раз он не хотел так. Можно было выключать будильник, подставляя под опоздания, можно было драться и молча лежать рядом по ночам. Но молчать после вчерашнего — нет. Это уже даже не воровство (кто из богатых этого мира не крал?), это лживое попрошайничество. Рейкер смотрел на него молча, сидя на подоконнике, даже в лице не изменился, только затвердел, застыл, казалось, прикоснись — и оцарапаешься об острый край скулы. Гай смотрел ему в глаза, не отворачиваясь, даже улыбался (привычка, рефлекс, что бы ни случилось — ничего кроме улыбки) и даже не чувствовал ничего. Просто не мог. Мозг вытеснял из сознания любые переживания, оставляя только сосущую пустоту. Он переживёт этот разговор, взгляд Джонни, то, что тот скажет — потом, наедине с собой, без свидетелей. — Вот как, — наконец разомкнул губы Рейкер. Его голос был таким же выхолощенным, как улыбка Гая. Джонни тоже любит держать чувства при себе, да? — И, судя по всему, о моей семье ты в курсе, да? — Да. К чему отрицать? Не для того же, чтобы заставить Джонни проговорить всё вслух. — Давно? — Узнавал после того, как ты заподозрил меня в родстве с «теми самыми Челленджерами». — Ясно, — всё так же спокойно отозвался Рейкер и соскочил на пол. — Спасибо, что сказал, — и направился к выходу из комнаты. — Я съеду на днях, — в спину ему пообещал Гай. — Тут сотни предложений жилья, найду что-нибудь подходящее и… — Не надо, — не оборачиваясь отозвался Джонни. — Залегендированный ты наш, — обозвал он с ядовитой иронией. — Через месяц я всё равно увольняюсь и возвращаюсь к учёбе и в студенческое общежитие. Потерпишь. Гай закрыл глаза. Он-то — да. Он, чёрт бы побрал его эгоизм, с удовольствием. И месяц, и два. — Я не о… — Мы сегодня не говорили, — перебил его Джонни. — Да? Челленджер не удержался и улыбнулся шире, благо Рейкер на него не смотрел. Это был не вопрос. — Конечно, — согласился Гай и остался в комнате один. Они не разговаривали сегодня. И вчера вечером, перетекающим в ночь, ничего не было. Очевидно же. И в этой реальности ему жить ещё месяц, а потом всё это будет уже неважно, потому что Джонни вернётся обратно в свой мир, а ещё через несколько месяцев, Гай сделает тоже самое. И всё закончится окончательно, по-настоящему. Ещё более надёжно, чем сегодня. «Всё хорошо, — повторил он себе, падая на застеленную кровать. — А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо». День тянулся за днём, рабочие смены проходили спокойно, с недовольными покупателями по расписанию, со спорами с продавцами насчёт ценников и тихими скандалами охраны с проворовавшимися покупателями. Без разговоров с Джонни иначе, чем по делу, коротких и исключительно деловых. Не смотря на это они всё ещё возвращались с работы вместе, не нарушая заведённого обычая, по молчаливому уговору не давая поводов для вопросов о том, какая кошка между ними пробежала. Гай всё так же покупал мясо в общий стол, а Джонни готовил, но всё это было… ненастоящее. Они и раньше нередко молчали, занятые каждый своим делом, но теперь они не разговаривали, а не молчали. Оба не сговариваясь теперь ложились спать пораньше, если выпадал общий выходной. В такие ночи Гай долго лежал, слушая не сонное дыхание Рейкера, и думал о том, что для Джонни было бы лучше вернуться к лекциям как можно быстрее. И старался не думать о том, как будет возвращаться в эту комнату, лишённую даже тяжести и отрицания, ещё не одну неделю после того, как это случится. Наверное, после ухода Рейкера будет проще и легче. Наверное, даже не будет так больно, но ему не хочется ни легче, ни проще, ни безболезненно, ему хочется видеть Джонни хотя бы на работе, слышать его голос, пусть даже когда он разговаривает не с ним, его смех над чужими шутками. «Эгоистичненько, — сам над собой смеётся Гай, уже проваливаясь в сон. — Хорошо, что решать не мне. Уж я бы нарешал: всех бы рассадил по клеткам и радовался». Но так или иначе, а месяц закончился, и гораздо быстрее, чем мог подумать Гай. Увольняли Рейкера неохотно, то с попытками уговорить остаться «хотя бы на полставки, есть же возможность для студентов», но Джонни отказывался, говоря, что их загрузят так, что ему бы время на обед находить успевать, куда уж работать. То с попытками порвать, выкинуть или спрятать заявление. Всё это была забавная, милая возня, которая не столько стремилась удержать Джонни в магазине (все давно знали, что он здесь только до начала учебного года), сколько выразить своё сожаление от расставания. Действительно дружелюбный, хоть и не идеальный коллектив. Действительно, не самые плохие люди. Гаю казалось, что он их, имеющих право шутить, уговаривать, дёргать за рукава и обнимать за плечи, ненавидел. — А ты чего, — подошёл к нему старший смены охраны, — не хочешь, чтоб Джон остался? «О, ты даже не представляешь насколько я этого хочу». — Нет. Магазин — это для него несерьёзно, — беспечно пожал плечами Гай. — Вот отучится и сделает настоящую карьеру. А здесь ему что? — Какая забота, — раздался за спиной почти умилённый голос Рейкера, и у Челленджера мурашки побежали по спине, пока он оборачивался, чтобы посмотреть в глаза, улыбнуться в ответ на благодарную улыбку. Джонни умел отодвигать неудобные эмоции в сторону, не выказывая их посторонним, не хуже Гая, и всё это демонстрируемое им дружеское расположение ничего не стоило. — Спасибо. — Не пропадай, — отозвался Гай, всматриваясь в него, почти не моргая. — Не беспокойся. Ладно, бывай, я сейчас на квартиру, собирать вещи и поеду в общежитие, так что вряд ли ещё увидимся. Тоже… не пропадай тут. — Не дождёшься, — почти искренне пообещал он, и получил в ответ ухмылку, насмешливую и понимающую, наверное, самую искреннюю за этот месяц. А потом Рейкер ушёл и больше они действительно не пересеклись. Гай каждый раз возвращался с работы в снова исключительно собственную комнату и ложился на ту половину кровати, которую раньше занимал Джонни. Это и сны (ничего особенного, он просто сидит на лавочке и бесконечно смотрит в спину уходящему Рейкеру) были, пожалуй, единственным, что изменилось. Не считая отсутствия самого Джонни, разумеется, и возвращения к старому меню. Сара пыталась предложить ему готовить на двоих (тоска по Рейкеру принимала у неё странные формы), но Гай отказался. Ему не нужна была помощь, он вовсе не нуждался в её жалостливой опеке и вообще не хотел иметь с ней ничего общего сверх того, что уже имел. Вместо этого он с новым интересом и страстью вчитывался в присылаемые отцом бумаги, от этого был хоть какой-то толк, в отличии от бесполезных страданий над собственными воспоминаниями. Так всё и продолжалось полтора месяца. Скучно, обыденно и в полной мере уныло, но спокойно. — …спасибо за покупку, приходите ещё, — привычно попрощался Гай с очередным покупателем и повернулся к следующему, вышедшему из-за сигаретного бокса, скрывавшего от взгляда всё, что было выше груди. — Здравствуйте, пакетик нужен? И только привычно, машинально договорив паттерн, он подумал о том, что всё-таки стандартную формулу придумал не последний дурак. Чёрт знает, что он мог бы сказать, думая собственной головой, при виде Рейкера. — Средний, — спокойно ответил тот, никак не выказывая своего отношения к доставшемуся кассиру. Хотя, он как раз должен был видеть к кому встаёт в очередь. Чёрт, от этого голоса пытались неметь руки, а под льдисто-голубым взглядом налиться тяжестью, но Гай проигнорировал истерику организма. Всё это не важно. Надо просто отпустить его, как обычного покупателя. А всё, что взрывается и сгорает внутри — только его собственные проблемы. Но как хорошо, как чертовски, безумно повезло, что до конца смены осталось всего-то минут двадцать. А потом можно будет уйти и привести мысли в порядок. Или нет, наоборот, сойти с ума ещё сильнее, потому что тоскливая, монотонность дней успела порядком надоесть. Наконец, (к сожалению, слишком быстро) он пробил все товары и они рассчитались. — Спасибо за покупку, приходите ещё. Джонни ухмыльнулся и, взяв свой пакет, направился к выходу. Гай волевым усилием заставил себя не сверлить взглядом его спину, а повернуть с неуверенно улыбающейся женщине: — Здравствуйте, паке… — Нет-нет, я по другому вопросу, понимаете… — …тик нужен? — автоматически закончил он, и только потом уточнил. — Что-то случилось? — Я сегодня закупалась в это магазине, пришла домой, разбираю покупки, сверяю их с чеком и тут, представляете, вижу, что мне одну рыбу на кассе не пробили. — Да? — Вот, я принесла от неё штрихкод, — женщина протянула ему пакет с наклеенным ценником, — пробейте мне её. А то нехорошо, недостача ведь будет, у вас вычтут… Гай удивлённым восхищением рассматривал даму. Она была не первой честной покупательницей за то время, что он здесь работал, но каждый подобный случай повергал его в состояние изумлённого восторга. Бывают же на самом деле добропорядочные граждане! — Конечно. Спасибо, за вашу заботу, — он взял у неё пакет, и они провели рыбу через кассу. — Обязательно приходите ещё, такие покупатели — большая радость для нашего магазина. — Ой, ну что вы, — отмахнулась от него женщина и шустро побежала к выходу. Оставшиеся минуты до конца рабочего дня прошли скучно, он отпускал людей, почти не отвлекаясь от мыслей о Джонни и том, что за эти полтора месяца он, кажется, успел похудеть. Хотя, может, это просто ему так кажется. Зато при пересчёте кассы у него нашлась недостача почти на тысячу. Гай даже не расстроился, вообще никак не смог отреагировать, даже поленился пересчитывать в третий раз деньги, только поморщился, когда перед ним легла очередная объяснительная: — И что я в ней, по-вашему, должен написать? Хелен, раздражённая и минусом, и его реакцией, отмахнулась: — Что хочешь. Это же твоя объяснительная, а не моя. Гай пожал плечами и написал честное, всё, с его точки зрения объясняющее: «Ну, дурак. Был бы умный — не обсчитался бы». «Старшая» подавилась, прочитав его версию: — Уверен? Могу дать новый бланк. — Не надо, — он покачал головой. — Это достаточно честно и исчерпывающе. — Тут не поспоришь. Ладно, занеси деньги и иди уже. Он кивнул и пошёл в раздевалку. Нужная сумма у него с собой была, так что через несколько минут он уже вышел на улицу, насвистывая что-то бесконечно глупое и примитивное. — Удачный день? — голос Джонни, стоящего у стены и едва различимого в тени, выбил у Гая воздух из лёгких. Он не ждал… не надеялся. И не опасался, да, этой встречи. Впрочем, даже если Рейкер решил всё-таки избить, не будучи связанным коллективной этикой и ответственностью начальника перед подчинённым, Челленджер всё равно был рад увидеть и услышать его снова. Это того стоило. И потом, разве сам он уже не добивался близости именно таким путём? — Минус. — Ты как обычно, — закатил глаза Джонни так привычно, так, как раньше, до разговора, «которого не было», что у Гая больно и тупо укололо в сердце. — И ведь даже живёшь на зарплату кассира, а всё равно умудряешься деньги не считать. — Я всегда их считаю, — возразил Челленджер. — Поэтому у меня и есть всегда тысяча, которую можно безболезненно потерять. — Угу, — согласился Джонни и повернулся к нему спиной. — Пошли. И Гай пошёл за ним, не спрашивая куда и зачем. Просто шёл, прикипев взглядом к широкой спине, и думая только о том, что хотел бы ладонью проследить изгиб позвоночника. Дорога оказалась короткой и привела их к небольшой речке в городском парке, огороженной перилами, на которых Джонни и устроился, а он последовал его примеру. — Я тебя так и не спросил, «Челленджер, из тех самых Челленджеров», что ты вообще здесь забыл? — голос Рейкера был на удивление спокойным, даже не отстранённым, просто каким-то созерцательным по настроению. — Семейная традиция, чтобы вначале наследники, и вообще, любые дети семьи, попробовали поработать внизу. Считается, что это позволяет лучше понять своих будущих работников, с которыми негде будет пересечься, и вообще расширяет и обогащает жизненный опыт. — Интересная концепция, — хмыкнул Джонни. — И как расширил? Или бездарно потратил время? — Я не знаю, — честно признался Гай. — Но я не жалею. — Ясно, — кивнул Рейкер и положил ладонь ему на загривок, отчего Гая бросило в жар. — Знаешь, это в тебе порой раздражает. — Что? — Враньё о том, что всё нормально. Или вообще отлично, — и с этими словами Джонни столкнул его в речку, неожиданно холодную и заросшую травой. Гай задохнулся от неожиданности, хлебнул воды с кучей не радующих привкусов и на несколько секунд ушёл под воду с головой, прежде чем даже не вынырнуть — просто встать, отирая лицо от грязной воды. Тут было не глубоко, вода не доставала даже до пояса, так что заподозрить Рейкера в чём-то кроме мелкого хулиганства было сложно. — В то время как на самом деле, — Джонни спрыгнул следом, и теперь они стояли в воде рядом, — ни черта не нормально. И не отлично. И даже, — схватив его за грудки, он впечатал Гая спиной в забетонированный склон, — не в порядке. Бесит. — Ты бы хотел, чтобы я это всем продемонстрировал? — недоумённо отозвался Челленджер, напоминая себе, что наклоняться и целовать эти изломанные раздражением и злостью губы — нельзя. — А решать проблемы ты не пробовал? — в яде этого вопроса не нашлось места даже сарказму. — Обычно я именно так и делаю. Хотя не всегда успешно, — Гай всё-таки не удержался и, подняв руку, легко коснулся виска Джонни. — Но иногда некоторые вещи нужно просто пережить. Гай был уверен в неоспоримости этой истины, но Рейкер только зло, с размаху, до боли ударил его камень и скорее укусил, чем поцеловал, но… это было даже лучше, чем в тот вечер корпоратива. Абсолютно непонятно, необъяснимо и незаслуженно, но без привкуса вранья — умолчания, но… — с его стороны и алкоголя со стороны Джонни. Это было так изумительно ярко, что Гай почувствовал себя живым впервые за он уже даже не помнил сколько дней. — Я не понимаю, — честно признался он, когда Рейкер всё-таки позволил ему вдохнуть. — Это нормально, — досадливо ответил Джонни. — Я тоже. Ты просто бесишь. — А, — согласно кивнул Гай и наклонился, спрятав лицо ему в плечо. — А если я буду не просто бесить. — Убью, — не слишком искренне пообещал Джонни. — Хочу. — Умереть? — а вот интерес в голосе — неподдельный. Так мило. — Тебя. — Наглый ты как… как… — Челленджер? — предположил Гай и получил тычёк в рёбра, вместо ответа. — Выбирайся давай, на улице не жарко, или ты хочешь на больничный? — Тебе честно? — спросил Гай, которому было, в сущности, всё равно. — Просто помолчи, а то я тебя здесь утоплю. Ничего не отвечай, — оборвал только открывшего рот Челленджера Рейкер. — Выбирайся молча и пойдём есть. И греть тебя. У меня в пакете коньяк и курица. Гай улыбнулся: — Как предусмотрительно, — и закономерно получил по шее, чувствуя себя бесконечно растерянным и счастливым. Да, через два месяца он уволится отсюда и вернётся к отцу, разбираться в делах компании. Да, это всё ещё абсолютно безнадёжная затея и бесперспективные отношения. Да, ничего хорошего из этого абсолютно точно не выйдет. Но, положа руку на сердце, на фоне того, что Джонни — необъяснимо и незаслуженно — был согласен иметь с ним дело, это всё казалось не таким уж и нерешаемым. И, в любом случае, он подумает об этом не сегодня.