Ничего не теряем

«Мы ничего не теряем, Ведь ничего не имеем - Не дожидайся прощанья, Стучись в закрытые двери». Ясвена — «Мы ничего не теряем» Челенджер смотрит на его руки, не отрываясь, Рейкеру кажется, что даже не моргая. Это нервирует и напрягает, под этим взглядом кажется, что на пальцы давит парочка лишних атмосфер, прижимая к пульту управления сильнее и медленнее. Джон на мгновение прикрывает глаза, отгоняя желание разбить чужое лицо, просто ради того, чтобы избавиться от этого взгляда. Нервы. А ведь он был уверен, что с этим у него проблем нет. Чужой взгляд продолжает давить на ладони и кажется, что кровь под ним закипает. — Что не так? — Джон поворачивает к нему голову, пытаясь понять, расшифровать это выражение лица, неподвижное, как глиняная маска, и бесстрастное. Челенджер ничего не отвечает, только поднимает взгляд и смотрит несколько секунд глаза в глаза, а потом поднимается и уходит из рубки. Джон возвращается к пульту управления, но закончив манёвр, устало трёт виски. Как он мог так вляпаться? И, главное, во что именно? Когда две недели назад ему предложили обменять заказ, который он не мог выполнить в срок потому, что база не давала добро на вылет из-за какого-то ремонта, а ребята с «Зелёной Синички» справились бы за счёт большей скорости, то думал, что ему повезло. Да, Рейкер не слишком любил пассажиров, но это всё-таки лучше, чем понижение в рейтинге, пусть даже небольшое, ведь задержка с доставкой произошла не по его вине, но всё-таки. Однако, когда на борт корабля поднялся, не к ночи будь помянут, Гай Челенджер, ему пришлось пересмотреть свои взгляды на важность рейтинга. Чёрт бы с ним, с понижением, если б он только знал заранее… Но выгонять пассажира, когда пора начинать подготовку к старту — слишком непрофессионально. И давать повод этому прилизанному мальчику из «хорошей семьи» похитителей, воров, убийц и работорговцев думать, будто он имеет какое-то особое — любое — значение для него, Джон не собирался, даже если это было глупо. Не надо много ума для понимания того, что мелкий звездюк из-за которого твоя жизнь, твои планы и стремления полетели со свистом под откос, будет для тебя иметь… особое значения. Даже если в нём тоже есть что-то человеческое и в последний раз вы, вроде, неплохо расстались. Но, честное слово, он даже не представлял тогда, насколько этот полёт будет тяжким. Не сложным и не тяжёлым, а именно тяжким. В рубке Челенджер появился на следующий день, по корабельным часам, и устроился в соседнем кресле, скользя нечитаемым взглядом по пульту. — Ну и что ты здесь делаешь? — Джон не хотел с ним разговаривать, но это молчаливое присутствие так бесило, что молчать оказалось невыносимо. — Сижу, — с неоспоримой логичностью ответил бывший одногруппник, слегка касаясь края терминала пальцами, максимально далеко от любых активных деталей. — Смотрю. — Что-то интересное высмотрел? — Будем считать, что я ностальгирую за беззаботной и бесполезной студенческой юностью, — невыразительный, равнодушный взгляд в первый раз остановился на руках Хитмена, ещё без той давящей тяжести, что появится в будущем, но Рейкер испытал смутное желание уйти, спрятаться от этого взгляда. — Не понравилось в Академии? — Нет, — издевательски ровный голос, как будто действительно не помнит ни начищенной рожи, ни льготного выпускного экзамена. На том разговор и затих, а Челенджер так и остался сидеть, наблюдая за его работой, пока не пришло время ужина. К счастью, есть он убрался в свою каюту, и остаток дня Джон провёл спокойно. А на следующий день пассажир снова появился в рубке, вызвав глухое раздражение. Тем не менее, Джон промолчал, потому что Челенджер не делал ничего, что могло бы как-то помешать работе, и педантично выполнял все правила техники безопасности, не дожидаясь пока их ему озвучат. Льготные не льготные там у него экзамены, а основы им головы всё равно вбивали качественно. Хотя бы не делать глупости в рубке был способен даже кто-то вроде Челенджера. — Если ты хочешь попробовать порулить, то пошёл ты нахуй. Губы золотого мальчика странно дёрнулись: — Не хочу, спасибо за предложение. — Да пошёл ты, — пальцы ныли под тяжёлым, как холодный камень, взглядом. — У тебя что, нет личной яхты? Челенджер пожал плечами и проследив взглядом запястье—локоть—плечо всё-таки посмотрел в лицо: — У меня их несколько, и все они широко известны в узких кругах. Рейкер напрягся: — Прячешься от кого-то? — Только от работы, не паникуй. Не хочу, чтоб меня где-нибудь догнал секретарь и раздавил стопкой неподписанных документов. — Стопкой? — Вдруг вся документация не поместится на одном компьютере… или двух. Или… — Не продолжай, — махнул рукой Джон, и тут же почувствовал, как чужой взгляд вернулся к его верхним конечностям. Вот какого, а? — А то мне ещё станет тебя жалко. — Было бы неловко, да? — Челенджер развеселился и какое-то время негромко смеялся, запрокинув голову на спинку запасного сиденья. Как ни странно, в этот момент он даже не раздражал и, в целом, казался нормальным человеком. — Нет уж, — отсмеявшись, продолжил он, — обойдёмся без таких крутых изменений в мире, а то мой покойный мне такого позора не простит. Рейкер прикрыл глаза, пряча под веками мгновенно вспомнившиеся и бешенство от бычьего и наглого беззакония, и обиду от потерянной возможности присоединиться к Астроэкспедиционному корпусу, которым бредил с детства.… Спокойствие, спокойствие, Челенджер (старший, младший — плевать, все они одним миром мазаны) сейчас пассажир, просто груз, который нужно доставить до места назначения, и к которому нет смысла относиться как-то… лично. Это просто сухогруз. Элитный хомячок для богатой заказчицы. Не человек. Не открывая глаз, Рейкер чувствует, как Челенджер встаёт и уходит в свою каюту. Хорошо. Выдох. Встретились они уже за ужином. Когда Рейкер пришёл на кухню, Челенджер уже пил чай с какими-то галетами и вид при этом имел самый умиротворённый. Вот есть мозг у человека, чтоб сначала доводить капитана корабля и единственного члена экипажа, а потом как будто ничего и не было, сидеть и сёрбать тут свою порцию танина? — И как, нормально после элитных харчей? Челенджер покосился на него (глаза—плечо—кисти, маршрут взгляда был уже не то что ощущаем, предсказуем) и пожал плечами: — Я не настолько стар, чтобы забыть кухню академической столовой, так что никаких откровений от гастрономии твой корабль мне не организовал. — И как это ты не бегал в подходящие твоей семейке рестораны? — Джон хотел конфликта после дневного разговора, но… по какой-нибудь более нейтральной теме. Честь Академии или избалованность золотого мальчика отлично подходили. — Лень было, — а вот Челенджер, кажется, упорно конфликта не хотел… ну не сука ли он после этого? — Да и как бы я там выглядел? — И как? — Как чучело. — По-моему, тебе идеально подходит, а? — Всё может быть, — Гай неторопливо разломал новую галету на куски поменьше и бросил один из них в рот. — Но в таком случае я предпочитаю теряться в толпе пугал, а не собирать всё внимание на себе. Рейкер озадачено посмотрел на Челенджера: — Ты как-то стал проще со времён Академии? — Само собой, — проблемный пассажир посмотрел на него, как на идиота. – Это ведь я теперь кручу миллионами, а не папа, зачем мне выезживаться? Джон потянулся и сгрёб в ладонь остатки поломанного теста: — Интересный взгляд на вещи. Ещё скажи, что теперь ты хорошо учишься… что-то не так? Челенджера так заметно перекосило при словах об обучение, что это оказалось даже забавно. — Всё нормально, кроме того, что прошло больше пяти лет, а я так и не понял зачем убил шесть лет в этой грёбанной Академии. — Но-но, это одно из лучших заведений известной галактики, между прочим. — Да хоть лучшее! Чему они меня учили? — Гай опёрся на стол, придвигаясь ближе к нему. — Вот скажи мне, Рейкер… — Рик Хитман. — Да похуй. Ты мне лучше скажи, зачем мне навыки навигатора или пилота для управления делами корпорации? Я в совете правления должен заседать, а грузы развозить. Рейкер задумался. Если смотреть с этой точки зрения… А действительно, зачем тупой папаша Гая отправил сына в Академию? — Мне нужна экономика, социология, политология, логистика, теория управления и ещё грузовоз разных знаний, ни одно из которых не является профильным для нашей Альма-Матер, — Челенджер раздосадовано откинулся на спинку стула, и если б тот не был припаян к полу, точно бы перевернулся. — Почему я должен был всё это изучать в урывки свободного времени и потом сразу на практике, а не как все нормальные менеджеры в моём подчинении? Чего удивительного, что на меня смотрели, как на идиота? Джон хмыкнул. Да уж, как-то не умеют сильные и богатые мира сего управлять ресурсами, потому во внутренних мирах и жопа такая с порядком везде. И тут его посетила мысль: — Погоди, хочешь сказать, что меня твой преставившийся, туда ему и дорога, папенька воровал, чтоб подправить твою репутацию? — Если хочешь подраться, можешь спросить у меня, в чём была логика этого решения. — Вообще-то действительно хотелось, — честно признался Рейкер, выхватывая из-под пальцев Челенджера последний кусок галеты и отправляя его в рот. И даже не подавился, хотя кусок теста проводили таким голодным взглядом, что те бедные сиротки из сказок. — Я знаю, — Гай снова отвёл взгляд, остановившись на его руках. Что не так с руками Джон понять так и не смог, поэтому старался просто игнорировать странное поведение однокашника. — Но после инструкции по началу скандала уже как-то не интересно. — Я знаю, — самодовольно повторил Челенджер и улыбнулся. И тот, кто скажет, что эта сука его не специально провоцирует, — дурак. Но идти на поводу тоже как-то западло. Рейкер выходил из кухни с мерзким ощущением, что если бы он озвучил последнюю мысль, то в третий раз услышал бы это самодовольное «я знаю». Поговорили, называется. — Ты в голове считаешь? — голос за спиной не кажется заинтересованным ни на гран, и Рейкер досадливо прикрывает глаза. Снова. — Боишься? — Как насчёт того, чтобы сойтись на компромиссном варианте? — Челенджер небрежно упал во второе кресло и Джон задумался о том, почему он не убрал его из конструкции? Да, были более важные вопросы, которые нужно было решать с новым кораблём, а кресло это не мешало, но… как было бы удобнее, не будь у Челенджера возможности мозолить глаза. И давить, давить своим взглядом на пальцы. Рейкеру уже чудится усталая, напряжённая судорога, которая должна со временем скрутить его пальцы. — Каком? — тем не менее, не смотря на всё разъедающее раздражение к Челенджеру, игнорировать и молчать – не получалось. И это тоже бесило. По-хорошему, за последнее надо было злиться на себя, но зачем, когда Гай рядом? Куда удобнее было злиться на него. — Я восхищаюсь, - абсолютно невыразительная интонация. Ей богу, громилы, выбивавшие из Рейкера согласие на контракт с Пан-Галаксис, и то проявляли больше уважения. Они, знаете, в принцыпе к нему какое-то отношение проявляли. Пару секунд в рубке висела тишина. — И между чем и чем это будет компромиссом? — Между «боюсь» и «у тебя мозг вообще есть?», — эмоций в голосе не добавилось, а вот приятная улыбочка проявилась до того мерзкая, что Рейкеру потребовалось снова напомнить себе о недопустимости порчи груза. — Пошёл на хуй. — Твой? — Что? — На твой? — Челенджер задумчиво разглядывал развёрнутую перед пультом звёздную карту и, кажется, вообще не вдумывался в смысл произнесённого, отвечая больше на автомате. Рейкер вздохнул поглубже и решил не отвечать. На кухне они теперь встречались с той же регулярностью, что и в рубке. В какой-то момент у Рейкера даже мелькнула секундная мысль посадить однокашника за пульт, чтоб поесть спокойно, но он тут же содрогнулся от ужаса и забыл дурную идею как страшный сон. Шило на мыло, лучше уж пусть сидит под наблюдением, чем залетит в звезду. — Кашу будешь? — Давай, - кивнул Челенджер, даже не уточнив какую, с чем и сколько. Потрясающая всеядность и неприхотливость! Или он просто повода для шуток давать не хочет? — Кстати, ты в курсе, что у твоей корпорации сейчас проблемы? – а то он так беспечно катается… вдруг последние месяца четыре прожил в информационно м вакууме? Глаза у однокашника странно сверкнули. — Я знаю, — и голос хоть и спокойный и даже привычно невыразительный, но есть что-то такое в нижних обертонах. Удовлетворённое что ли? Не поймёшь. — Не у меня. — А как же корпоративная этика? — не то чтоб Джон был идеалистом, но среди внеземельщиков не принято игнорировать проблемы коллектива, тем более собственного. А то очень быстро и твои проблемы всем будет до лампочки, а это не просто разорение, в условиях дикого и малообжитого космоса — это смерть. Разве ребята подмявшие под себя львиную долю транспортных путей и экономики не должны понимать это ещё лучше. — Ты ещё о справедливости и человеколюбии спроси после посещения курорта Селены-5, ага? – похоже, мой вопрос показался Челенджеру смешным. Потом он посерьёзнел и продолжил медленнее. — Я понимаю о чём ты спрашиваешь, но, Рейкер… — Хитман, — снова поправил я, но однокашник отмахнулся. — Ты правда считаешь, что для всех не будет лучше, если корпорации заставят внимательнее относиться к правилам безопасности? Рейкер досадливо плюхнул по тарелкам порции каши. Нет, она так, само собой, не думал. И вообще был в первых рядах тех, кто считал «Комстар» и «Пан-Галаксис» надо поучить уму разуму, но слышать подобные вопросы от Челенджера? Не всё ли равно золотому мальчику на простых работяг? И пусть не рассказывает, что нет. — У вас ещё постараются отжать влияния по максимуму. Надеешься поживиться на падении более высокопоставленных конкурентов? Гай улыбнулся так широко, как будто гадость какую-то собирался сделать. Или вспоминал о сделанной. — Как вариант, — не стал спорить он. — Подобная возможность мной рассматривалась, но только если риски будут не слишком велики. Такое ненадёжное время, все просто не знают что делать и куда бежать. — А ты знаешь? — вроде как предполагается, что за подобную предусмотрительность поганца надо уважать… Рейкер отогнал эту мысль подальше. — Я подготовился заранее. В кухне на несколько секунд повисла тишина, пока Рейкер осознавал (и понимал, что это не слуховые галлюцинации) сказанное, а Гай с абсолютно невозмутимой рожей, будто и не сказал ничего особенного, принялся за кашу. — Что? — Джон с удивлением понял, что голос у него сейчас оказался таким же невыразительным от переизбытка эмоций, каким нередко бывал у Челенджера. — Не прикидывайся, у тебя хороший слух. —То есть ты сказал именно то, что я услышал? Гай с некоторым сожалением (как пить дать — наигранным) оторвался от тарелки и посмотрел Рейкеру прямо в глаза. И даже не соскользнул сразу взглядом ниже. Прогресс? — Если ты не оглох внезапно за последние пять минут, то, думаю, да. А что? — Ты сам понял, что сказал? — а голос-то всё ещё выхолощенный, это от того, что Джон никак не может определиться с эмоциями. Челенджер пожал плечами: — Что тебя так удивляет? Если у меня хотели добыть с помощью шантажа компромат, то несложно предположить, что подобная мысль может посетить кого-то ещё. Или нескольких, - Гай задумчиво прикусил ложку, будто вспоминая что-то. — Когда идея начинает витать в воздухе, рано или поздно ею кто-то воспользуется. Но не всегда тот, кто первым до неё додумался. — Тот, кто первым сможет воплотить? — вот теперь было проще, Челенджер снова начал раздражать, но… намекает он на причину вскрытия коммерческих тайн корпорации и своё предзнание или просто дразнится, а сам не имеет к этому никакого отношения? —Тысяча придумавшему, десять сделавшему, сто продавшему, — Гай улыбнулся, и его взгляд снова соскользнул на руки собеседника. Честное слово, может у него фобия какая? — Значит, ты хочешь быть продавшим? — Я хочу быть не прогоревшим, — Челенджер был любезен, как сотрудник похоронного бюро. – И чтобы никто больше не трогал мою дочь. Этого вполне достаточно, не находишь? Рейкер пожал плечами, скорее утвердительно, но рассеяно. В целом, он был согласен, что для любого нормального человека хватило бы приличного дохода и безопасности семьи… Но признавать пассажира за нормального человека (даже не смотря на то, что сочувствовать ему из-за кражи дочери было так же легко, как любому другому) не хотелось. — Допустим. Но оставлять дело сейчас всё равно не самая лучшая идея, разве нет? — О-о, — голос Челенджера был полон злорадства. — Как раз сейчас мне лучше какое-то время быть недоступным. Знаешь, я бы пошёл вам на встречу, но меня просто не было и я не смог вовремя отменить некоторые свои расположения. Рейкер знал. — Хитрый ублюдок. — Спасибо, — Гай изобразил миниатюру «первоклассник засмущался от похвалы строго учителя». Конь безрогий. — Пошёл на… — М? Тьфу ты! — В… — М-м?! — В каюту!!! Челенджер запрокинул голову и абсолютно беззаботно и радостно расхохотался. — Ладно, ладно, отдыхай, — короткий и как будто немного нервный хлопок по плечу заставил расслабившегося было от смеха Рейкера снова напрячься. — До завтра. — Ага. Мысль о завтрашней неизбежной встрече, как ни странно, не так уж сильно и огорчала. Всё-таки, человек привыкает ко всему. Рейкер замер в проёме входа в рубку, увидев уже сидящего во втором кресле Челенджера, медленно постукивающего костяшкой указательного пальца по боку кресла пилота. Очень медленно и буквально медитативно. Зрелище было… Джон задумался на секунду, подбирая определение, - необычное. А, впрочем, удивляться уже становилось даже не интересно. -Зубы не жмут? – а то ведь можно и ещё раз проредить, если желание тянуть ручки куда не следует непреодолимо. Челенджер нервно дёрнулся, застигнутый врасплох, инстинктивно отшатываясь – на пару сантиметров, самоуверенный сукин сын – от кресла, и повернул голову в его сторону, не очень искренне растягивая губы в приветливой – настороженной – улыбке: — Привет. — И тебе не кашлять. Чего случилось? Не просто так же этот гадёныш лапал его кресло, верно? — Просто задумался, — кажется, Челенджер решил, что это всё объясняет. — Мне есть о чём подумать, — точно решил. — Здесь? — Очень рабочая атмосфера, — не моргнув глазом, попытался повесить лапшу на уши наглый пассажир. — Отлично думается. — И о чём? — Рейкер не стал спрашивать зачем было лезть к его креслу, неудобно же так наклоняться, нефиг задвигать, что случайно. Он знал, что честный ответ всё равно не получит, и не был уверен в том, что хочет его услышать. Вместо того, чтобы добиваться бесполезных откровений (не так сложно догадаться, если подумать, но Джон до нервной, спазмической боли в желудке не-хо-че-т думать) чужим задумчивым, лучше сесть в собственное кресло (под кожей заученным, медленным взглядом ключицы—локоть—запястья—пальцы) и заняться делом, сделать что-нибудь полезное, прикинуть куда податься после завершения этого контракта, посчитать, что ещё можно подкрутить и подвертеть в любимой межзвёздной птичке… — Какая разница? — Челенджер пожал плечами так небрежно и понимающе, знающе о незаинтересованности в ответе, о не желанности ответа, что скулы сводит. Следующие полчаса прошли в молчании, когда Рейкер всё же не выдержал и снова поднял тему Селены-5. — Челенджер… — Да? — ответ раздался почти мгновенно, и взгляд оставил в покое пальцы, поднявшись к лицу. — Я всё равно не понимаю, о чём думал твой папаша, воруя меня и желая заставить работать на тебя. С моим-то характером… он не боялся, что я тебя убью? С боку раздался смешок, но когда Рейкер оторвался от схем и посмотрел на соседа, весёлым тот не выглядел. — Возможно, он был уверен в том, что сможет обеспечить мою безопасность? — не надо было быть телепатом, чтобы не поверить в эту версию. — Как ты дочери? — уже видя, как чужое лицо каменеет (губы, сжавшиеся до тонкой, как лезвие ножа, линии, опасно замерший взгляд, выбеленная кожа), Рейкер подумал, что об этом — не стоило. Но он не хотел бить по больному, просто… развил мысль. Если Челенджер сейчас психанёт, даже оскорбиться не получится. Но Гай отмер уже через секунду, улыбнулся и качнул головой. — Нет. Джон помолчал ещё пару мгновений, прежде чем осторожно — это может быть не менее больным — предположить: — Хуже? И получил широкую, ослепительную улыбку. — Слушай, Гай… всё было… настолько… я даже не знаю, серьёзно? По тебе не скажешь, что для тебя такая уж проблема работа с людьми, чтоб ты не справился сам. — А! Видел когда-нибудь, как родители пытаются через детей выполнить свои несбывшиеся мечты, даже не пытаясь хотя бы заинтересовать детей, не то что поинтересоваться их мнением? — Встречалось пару раз, но это тут при чём? — Как же, такой повод получить Рейкера на поводке, разве папа мог устоять? — Челенджер отвернулся и теперь смотрел на пульт управления, если, конечно, видел его. — Пусть Рейкер не тот, но ведь похож, верно? — А… я похож? — я помнил отца, но никакого сходства не наблюдал. — Умный, упрямый, правдолюбец, не способный к осторожности, если решил, что что-то неправильно? — в голосе Челенджера мелькнул яд, но замешанный, кажется, на уважении и признании за окружающими права на слабоумие. Подумать только. — Если верить батюшке, то можно заподозрить, что твоя мать не женщина, а ксерокс. — Челенджер… — Я в хорошем смысле. — Всё равно поаккуратнее. То есть… отец перешёл дорогу твоему папаше? — Нет, — Гай решительно мотнул головой. — Тогда я тебя не понимаю. — Ты просто своего отца недооцениваешь, — он снова повернулся к Рейкеру и ухмыльнулся. — Твой отец умудрился довести до нервного припадка ВСЕХ боссов компании. О нём до сих пор вспоминают, скрипя зубами. Особенно последние годы. Ого. Ого-го-го. То есть… — Серьёзно? Челенджер пожал плечами, как будто говоря: куда бежать от реальности? — Так что тебе до отцовского умения создавать проблемы большим дядям ещё расти и расти, — какое-то срачное, недоброе торжество в голосе однокашника и корпоранта было явно неуместным. — Хотя ему, отчасти, было проще, он ведь и сам был сотрудником корпорации… — И после этого твой отец всё ещё не видел проблемы в том, чтобы приставить меня к тебе? Да хоть бы и полы мыть? Челенджер пожал плечами: — В умении создавать своим сыновьям проблемы мой отец попытался побороться с твоим, без вариантов, — он встал из кресла и потянулся. — Но ты обломал ему все планы, поздравляю. Гай снова хлопнул его по плечу и вышел. Тут он прав, после такого разговора им лучше разойтись, а то поругаются ведь на нервах. Рейкер устало потёр лицо ладонями, занемевшими под чужим неотрывным взглядом, и постарался забыть. Зря он начал этот разговор, что он изменил, кроме нормального настроения до полного… Ай, да провались оно! Он поднялся из кресла и тоже покинул рубку, направляясь в душ. И чёрт с ним, что не по расписанию, разок можно. По самому устойчивому закону мира: место и время для неприятностей найдётся всегда. Рейкер знал это, частично смирился, частично подготовился, но когда в момент прыжка что-то пошло не так и они оказались где-то с не желающей работать системой навигации, никакого понимания к шуткам вселенной в его душе не было. Какого чёрта? Им осталось-то всего ничего лететь, неужели нельзя было подождать, пока он избавится от Челенджера на борту и сможет спокойно и не нервничая разбираться с проблемой. Если золотой мальчик ещё и истерику сейчас устроит… а, впрочем, нет, истерика — прекрасная идея. Можно будет подраться и выпустить пар. Но Челенджер он, сука, всегда Челенджер и ничего хорошего от него ждать не приходится. Гай медленно поднял взгляд от его рук и совершенно спокойно спросил: — Это серьёзно? — хоть бы испугался как приличный обыватель. Ладно, как обыватель с профильным образованием, которого как раз хватает на понимание глубины проблемы. — Решаемо, но требует времени. — Система жизнеобеспечения? — серьёзно? Вот так всё просто и другие вопросы его не интересуют? Он так хреново учился или так сильно верит в таланты пилота? Или считает, что профессионал лучше разбирается в своих способностях? Тоже не лишено определённой логики, хотя выдаёт привычку полагаться на чужое мастерство, а, впрочем… разве не в этом работа больших начальников? — Да не, её-то как раз должно хватить. А вот доставить его в срок можно и не успеть. Рейтинг! Балы! Ладно, всех в сингулярность, нафиг, выберемся, и тогда всё можно будет наверстать. — Внесём в договор, что задержка произошла по моему требованию, — тем временем решил добить Челенджер, потягиваясь в кресле, как ленивая кошка. — С чего такая щедрость? Гай несколько секунд помолчал, а потом улыбнулся: — Будем считать это суеверием. Ты вытащишь меня отсюда живым и здоровым, а я помогу тебе не обвалить рейтинг. Справедливо. «Да иди ты со своей справедливостью», — мелькнуло в голове Рейкера, но он промолчал. Ронять рейтинг так или иначе не хотелось. — Откуда ты о нём вообще знаешь? — Шутишь? Для чего по-твоему существует промышленная разведка? — Шпионаж. — А не всё ли равно? — Ладно. Всё равно. Мне есть чем заняться, вместо того чтоб обсуждать информированность корпораций и поразительную их безмозглость на этом фоне. — Самоуверенность, — машинально уточнил Челенджер и слегка напрягся. — Тебя оставить? — Угу, лучше не отвлекай, — кивнул Рейкер, запуская диагностику, чтоб разобраться что случилось-то. Или как это исправить. Как Челенджер молча кивнул и вышел из рубки, он заметил уже краем глаза, погружённый в отчёты бортового компьютера. Через пять часов копания в данных, когда Рейкер уже в целом понимал куда и зачем бежать, но хотел ещё раз убедиться, в проходе появился Челенжер: — Пошли есть. — А сам никак? – Джон аж зубами скрипнул от досады, умеют же люди отвлекать от важного и интересного ради ерунды. — Никак. Кусок в горло без созерцания твоего светлого лика и успокаивающих речей не лезет, - издевательски серьёзно согласился Челенджер, и у Рейкера как-то даже руки опустились. Да и желудок тут же вспомнил, что он тоже имеет право голоса в таком важном вопросе, как время принятия пищи. — Исключительно из жалости к тебе, убогому, — проворчал Джон, выбираясь из рубки. Уж лучше бы промолчал, а то Гай ведь, скотина безрогая, издевательски-благодарно голову склонил. Интересно, он с подчинёнными так тоже разговаривает или всё же бережёт их нервную систему? На кухне уже даже стояли готовые тарелки с горячим и чай, что намекало на то, что Челенджер в своей способности оторвать его от работы не сомневался. Хотя, стоит признать, имел на это определённые основания, характер у него достаточно мерзкий, чтобы испортить любое рабочее настроение. — Как твои успехи? — Понял, что надо делать, но хочу ещё пару дополнительных проверок сделать. И вычислил куда нас занесло. — Далеко? — а, похоже, Челенджер никуда не торопился, потому что в вопросе брезжила едва ли не надежда на положительный ответ. Что ж, всегда приятно разочаровать хорошего человека. — Немного в сторону от курса, но в пределах допустимого. Лицо Челенджера предсказуемо замирает невыразительной, безэмоциональной маской, но Рейкер уже достаточно притерпелся к его присутствия, чтобы заметить разочарованную тень в глазах и задумчивое, успокаивающее прикосновение пальцев к столу. Может быть на его рабочем столе стоит какая-нибудь скульптура, которую он привык поглаживать? — Это хорошо. «Да?» — Да? — какой демон дёрнул его за язык, Рейкер сам не смог бы ответить. Он ведь решил, что не хочет об этом думать. Не хочет — и не будет. Челенджер смотрит на него долго (не дольше трёх секунд), то ли пытаясь что-то прочитать, то ли просто читая. В конце концов, за эти шесть лет сам Рейкер научился видеть маршруты трас и звёзды вокруг даже без карты, чему за это время мог научиться Челенджер, работающий не с честными космическими телами, а с людьми, да притом не самыми лучшими? — Конечно, не придётся возиться с переоформлением договора. — Считай, что повезло, ага. — Безмерно, - как Гай умудряется не обжигаться едой — загадка, и Рейкеру завидно, потому что он-то себе уже все дёсны обжёг. — Не торопись, — поморщился однокашник. — Никуда ремонт от тебя не убежит, а то как будто на свидание опаздываешь. Джон что-то невнятно фыркнул, по его мнению, Птичка была лучше любой девушки, хотя бы потому что с ней всегда можно было договориться, а когда надо даже подкрутить необходимые настройки. Не то чтоб Рейкер сожалел о невозможности влезть в чью-то голову и устроить там всё по своему, как же, человечеству только дай такую возможность, и через два года никто уже будет не способен принимать решения самостоятельно. Но иметь дело с кораблями всё равно не в пример проще. — Соскучился по общению? — Не верю в эффективность уставших и голодных сотрудников, — парировал менеджер выше среднего звена напротив. Потом улыбнулся и подмигнул. — Логично, — не стал спорить Рейкер. — Сейчас всё перепроверю и пойду спать. Практическая часть займёт не меньше шести часов, а останавливаться на середине процесса не хочется. — Здравая мысль, — одобрил и Гай и в два глотка допил чай, отправив посуду мыться. Нет, вы только посмотрите, ничего не делал, а челюстями быстрее всех двигал. Вот правильно говорят, что кто не работает — тот ест. После всех проверок и завершения подготовки к утреннему ремонту Рейкеру снилось беззаботное время учёбы в Академии, когда главной его заботой было хорошо учиться. Во сне он снова и снова выбивал Челенджеру зуб. И снова, и снова, и снова. И снова. И так хорошо и спокойно было на душе… Утро привычно началось с Челенджера и, не привычно, с запаха кофе. Хорошего. Даже по запаху слишком хорошего. — И что это? — Вино, — не моргнув глазом, ответил Гай, грызущий галеты. — Тебе пить перед работой можно? — Вино — можно. Челенджер пододвинул чашку и вернулся к галетам, и только после этого Рейкер вспомнил, что хотел одеть ему на голову кофейник. Чтоб не устраивал тут… вот это всё. С формулировками всего, что касалось Гая, с каждым днём становилось всё хуже и хуже. — Тебе челюсть от сочетания не сводит? — он был готов спросить о чём угодно, лишь бы Челенджер перестал пялиться на то, как он держит чашку. — А должно? — Гай заинтересованно подпёр ладонью подбородок и стал смотреть глаза в глаза. Говорят, это должно нервировать, если человек неприятен, но в этом случае радовало любое разнообразие. Под взглядом Челенджера — каменном, спокойном, неподвижном — пальцы начинали мёрзнуть, не смотря на обжигающе горячую чашку в руках. — Слишком крутой кофе для… — Вино, - убийственно серьёзно поправил Гай, и Джон на мгновение прикрыл глаза. Вдох-выдох. Ладно. — А закуска беспонтовая. — У меня чай, — пожал плечами Челенджер и показал кружку. — Терпеть не могу кофе. — Ясно. Не ясно было ни черта, но Рейкер предпочёл заткнуться и не продолжать разговор. Пусть пялится, ей богу, пальцы не отвалятся. Безмолвное присутствие человека за спиной Рейкер почувствовал в тот момент, когда практически закончил заново налаживать навигационную систему. Челенджер то ли на глаз от входа определил, что уже можно входить, то ли просто почуял и не стал себе отказывать в желании убедиться. Однако стоял Челенджер молча и, когда Джон ему кивнул, указывая на кресло, так же молча занял привычное место, пристегнувшись ремнями. Даже смотрел на панель управления, не давя взглядом на пальцы, деликатный какой. — Через десять минут стартуем. — Ясно, — привычно выхолощенный от эмоций голос заставил Рейкера всё-таки повернуться — против желания — и посмотреть на однокашника. Впрочем, даже при самом внимательном рассмотрении, Джон уже понял как и куда надо смотреть, в Челенджере не чувствовалось ни страха, ни опасений, только смутное, но лишённое беспокойства напряжение. Гай заметил взгляд, хотя тут попробуй не заметить, и махнул рукой, быстро метнувшись взглядом к Рейкеру и тут же вернувшись к пульту. — Просто интересно, впервые участвую в подобном. — Ты не участвуешь, ты наблюдаешь, — заметил Джон, выводя корабль на готовность к старту. — Очень внимательно, — осторожное, почти невесомое прикосновение пальцев к панели. — За аттракцион положена доплата? — Разве что компенсация, но ты обойдёшься без неё. — Ооо, Рейкер… — Хитман. — Хитман, ты жадный или щедрый? Раз, два, три. Четыре. Пять. Спокойствие… — Я тебя терпеть не могу. — Это я знаю, - столько самодовольства, как будто его в президенты избрали. — Но это не ответ на вопрос. — Потому что твой вопрос тупой и бессмысленный. Помолчи, а? — Если капитан настаивает, — Челенджер улыбнулся, замолчал и привычно соскользнул взглядом на пальцы Рейкера. Как сглазил! Корабль уверенно встал на маршрут и больше не требовал присмотра, а работать для души, после внепланового ремонта не тянуло, так что они снова перебрались на кухню, где Челенджер, не спрашивая, взялся за кофе. Как он договорился с автоматом, что тот не плюнул в него несъедобной гадостью за попытку получить незапрограммированный результат, Рейкер не знал и не хотел знать. Всё равно ему в дальнейшем не пригодится. Увлечённым кофеманом Джон не был, так что не то чтоб он сильно от этого страдал… Гай поставил перед ним чашку пахнущую… Рейкер не взялся бы точно определять чем конкретно, но точно не одним только кофе. — Что это? — Глинтвейн, — с уверенной и невозмутимой до отвращения мордой лица ответил Челенджер, стоя так, что Рейкер почти задевал его локтём. Прикладывал сознательное усилие, чтобы не задевать. — Чего?! — Вино со специями, я думал, ты знаешь, что это такое. — Я знаю, — со злости Джон сбился на шипение. — У тебя отвратительное чувство юмора. — Увы-увы, какое есть, — Челенджер всем своим видом давал понять, что его полностью устраивают все его недостатки. — Как ты вообще заставил аппарат варить то, что тебе надо, а не то, что он привык? — У меня богатый опыт переговоров и дипломатических соглашений, — Гай, наконец-то, отошёл и сел на соседний стул, подтягивая к себе чашку с чаем. — С кухонной техникой? — Рейкер развеселился, представив ход этих переговоров и кухонный автомат в костюме. — Поверь мне, — шёпот Челенджера был ничуть не тише обычного разговора, — прийти к разумному соглашению с техникой зачастую проще, чем с людьми. С этим утверждением Джон спорить не стал, хотя раньше считал, что взаимодействие с машинами называется не дипломатией, а как-то иначе. Ремонтом, конструированием, модернизацией, настройкой на крайний случай. Но если бог кому руки из нужного места не дал, то, конечно, приходится справляться языком, куда деваться. Кофе было странным и непривычным, так не пили у него дома, такой не продавали в столовой Академии и в ресторанах в годы свободной жизни он ничего подобного не заказывал. Может быть даже зря. — Странный вкус, — Рейкер качает в пальцах полупустую чашку и думает о том, что странна вся эта ситуация, все события приведшие к ней. Потому что Гай Челенджер, готовящий кофе Джону Рейкеру — Хитману, Рику Хитману, не забывать — это определённо ненормально. Куда более, чем дипломатия с электроникой. — Я решил, что не только же мне переживать новые впечатления от полёта на одном корабле с тобой, — Челенджер улыбается, полуприкрыв глаза, так что ничего не разобрать во взгляде, кроме того, что он блуждает где-то у капитанского горла. — Добром надо делиться. — Это тебя папа научил? Гай раскрыл глаза чуть шире и посмотрел с явным укором: — Нет, няня. — Широкой души была женщина, я вижу. — Ага, — Челенджер согласился до того безмятежно, что продолжать тему дальше сразу расхотелось. Так что Рейкер в три глотка допил кофе и отправил чашку в мойку, чувствуя, как Гай поднялся со стула и пошёл следом. — Спасибо. Было интересно попробовать. — Пожалуйста, всегда приятно открывать новые горизонты. — Да уж, — у дверей каюты Джон остановился и повернулся к Челенджеру. — На третий день прибываем, так что можешь успокоиться, прыжков больше не будет, а в полёте вряд ли случится что-то ещё. Челенджер дёрнул краем рта и остановился, какое-то мгновение смотря ему в глаза привычным, выученным за эти дни долгим, каменным взглядом. А потом качнулся вперёд, вжимая Джона в стену коридора, пряча своё лицо в его шее. Рейкер чувствовал, как пальцы, привычные к ручке и пижонским ножам для бумаги неожиданно сильно, судорожно сжимают его плечи, и как собственное удивление парализовало, сковало его. — Минуту, — Гай шептал, а Рейкер кожей осязал, как влага чужого дыхания смешивалась с его потом. — Минуту, Рейкер, пожалуйста. А потом делай, что хочешь… Джон очень хотел врезать ему сразу, не давая никакой минуты на ту странную хрень, которую золотой мальчик творил, но непонимание всё ещё сжимало грудную клетку, мешая нормально вдохнуть новую порцию кислорода, поэтому он отсчитывал время по гулким, отдающимся в звенящих барабанных перепонках, ударам сердца. Кажется, своего. К счастью, или сожалению, если допустить, что обратное заставило бы Рейкера отмереть, Челенджер опять не делал ни-че-го, только стоял неподвижно — вплотную — и медленно, с усилием проталкивая воздух через горло, дышал. И это, почему-то, вызывало какую-то странную то ли брезгливую, то ли высокомерную — отвергающую — жалость. Когда через минуту – хотя у них нет, конечно, секундомера — Гай одним медленным слитным движением отстранился, Джон снова пожалел о том, что Челенджер ничего не сделал. Не дал повод. Более серьёзный повод. Поэтому Рейкер сгрёб в горсти чужой ворот и больно, быстро, до гулкого удара головы о внутреннюю обшивку, впечатал Челенджера — не встречая сопротивления, ведь: делай, что хочешь, да? — в стену напротив. Завис на секунду — взгляд всё тот же, неподвижный, тяжёлый… больной — а потом приблизился и смял зло и раздражённо чужие губы поцелуем. Да? Это — поцелуй? — Ты этого хотел? Впрочем, Рейкер не стал ждать ответа — он очевиден, — прикусил Челенджера за губу, оглаживая его ладонями от плеч к бёдрам. Хотел — получит. И ему же будет хуже. Гай согласно закрыл глаза, проезжая затылком по стене. Да, этого. Да, будет. «Я знаю», — безмолвно говорит приоткрытый тёмный, как пещерный провал, рот. Рейкеру до тошноты, до саднящего в горле отвращения, не нравилось это смирение, и в этот раз он всё-таки ударил. За несопротивление. За принятие. Какого хрена? — Пошли, — Джон зло дёрнул его за рукав и потащил за собой. До каюты нежеланного — да? — пассажира четыре метра, и чтобы преодолеть их нужно несколько секунд. Видят звёзды, коридор — это неудачное место, даже если во всём корабле никого кроме них нет. И собственная каюта — тоже. Даже ещё больше. Рейкеру не нужна память. В каюте тесно, но сколько там надо места, если всё равно собираешься уронить не сопротивляющегося человека на кровать. — Что хочу, значит, — сердце под ладонью билось сильно и быстро, торопливо, и Джон с недоверием к собственному зрению рассматривал неподвижное лицо, по которому даже сейчас, если б не прилившая кровь, ничего было бы непонятно. Интересная всё же выучка у корпорантов. — Да, — а вот голос хриплый, шершавый, на слух можно почувствовать, как каждый звук с трудом проталкивался сквозь пересохшее горло. И это — реакция — неожиданно приятно. — Сам виноват, — Рейкер задумчиво наклонил голову к плечу, а потом начал медленно расстегивать пуговицы чужой рубашки. Просто так, чтобы провести пальцами по коже, без какой-то особой ласки, чувствуя, как под подушечками напрягаются мышцы, сжимая тело Челенджера естественным, застывшим каркасом. На краю сознания Джона мелькнула мысль о спазме и пропала: не важно, не важно, ни одному, ни другому. — Потому, — ремень брюк получилось расстегнуть неожиданно быстро. — Что, — а тело под ним от напряжения затвердело до угловатой остроты. — Хуже, — когда Рейкер обхватил чужой член рукой, Челенджер, наконец, пришёл в движение, резко запрокидывая голову назад, выгибаясь нервной и, внезапно, завораживающей дугой. — Будет, — первое движение ладони вверх-вниз по чужому стволу. — Тебе, — второе, третье и дальше, дальше, в ритме чужого неровного, обрывочного дыхания. Когда Челенджер поднял руки, чтобы ухватиться за его плечи, притянуть к себе, Рейкер не сопротивлялся, наклоняясь, упираясь лбом в его ключицы, чувствуя влажный жар кожей. И уже не знал, что сам он сам думает о происходящем, когда ладони гладили его спину, медленно и неуверенно-неторопливо, вдоль позвоночника, как будто избалованный золотой мальчик не знал: можно ли? Так, в медленно судорожном движении, в отвратительно правильной геометрии тел, проходили неизмеримо долгие минуты, и когда всё, наконец-то, закончилось — закономерно и предсказуемо, — Рейкер приподнялся, отрываясь от чужого тела, и снова поцеловал Челенджера — в этот раз его лицо не было неподвижно — мягче, аккуратнее, глубже… Всё закончилось. Вставая, Рейкер, кажется, ощущал, как разделялось, расщеплялось, разрывалось их общее дыхание пополам. Челенджер молчал, и если б не тянул себя потеряно, до боли, за волосы, можно было бы поверить, что молчал бесстрастно. Если б не тяжёлое дыхание, не влажная кожа, не испачканная одежда… Но он всё равно молчал, и Рейкер был этому рад. Говорить, обсуждать произошедшее, он не хотел. И не мог. И не будет. Это — не его проблемы. — Да, — глухо, шелестом в спину, и не понятно, правда услышал или ответ на собственные мысли только показался. Джон не оборачиваясь, вышел из каюты. На следующий день Челенджер появился в рубке, как каждый раз до этого, как будто ничего не изменилось. Так же сел в соседнее кресло и каменно спокойным взглядом смотрел на руки Рейкера. Только больше этот взгляд не давил, потому что, да, всё это проблемы Гая Челенджера, и он — большой мальчик, который может сам с ними разобраться. Или нет. По крайней мере, сомневаться в том, что золотой мальчик знал — и знал с самого начала — во что вляпывался, не приходится. А раз знал… вероятно, у него должен быть и способ решения, да? Рейкер не хотел об этом думать.