Она твоя

«…а выбор главная боль, Что разъедает души и тем, кто послушен И тем, кто стремится в бой. Всё то, что важно, уязвимо, это главный закон, Кто хочет быть непобедимым - жизнь поставил на кон. Я больше не играю в игры, где всё время ничья. Ты хочешь воли? Она твоя». Ясвена – «Невесомый человек»

Гай за свою не очень долгую, но насыщенную неприятными моментами жизнь успел привыкнуть к тому, что его отец всегда хочет как лучше, а получалось как всегда. Но, смотря на злого, как растревоженный пчелиный рой, Рейкера, понимал, что в этот раз родитель превзошёл сам себя. Это было так оглушительно глупо и нелепо, что почти прекрасно. — Что это? — Новый уборщик в твоём офисе. «Ну, охуеть теперь». Младший Челленджер буквально почувствовал, как удивлённая безмятежность на его лице попыталась треснуть, но удержал её волевым усилием. Оставалось надеяться, что этой помеси бешенного носорога и мстительной кошки не придёт в голову, что на новой должности можно шпионить. Особенно с его образованием. — Зачем? «Я так надеялся, что больше его не увижу, и смогу жить спокойно…». — Чтоб все запомнили, что бывает, если связаться с нашей семьёй, — папа был горд и явно считал, что сделал сыну хороший подарок. У Гая язык не повернулся, чтобы открыть ему глаза на действительность. Зачем? Если отца до сих пор не съели другие члены правления, значит, он умеет смотреть на жизнь трезво, но в случаях с сыном не хочет. А раз не хочет — значит, не будет. — Спасибо, папа. «Теперь все запомнят, что мои проблемы решаешь – пытаешься – ты, а не я. Именно несамостоятельности ему в дополнение к репутации о некомпетентности и не хватало». О том, как ему не хватало лично Рейкера в собственной жизни, чтоб окончательно сойти с ума, младший Челленджер даже думать не стал. А ведь три года прошло, он уже почти забыл… Что ж, спасибо, папа. — Развлекайся, - напутственно похлопал его по плечу родитель и поспешил на корабль, чтобы убраться от сына подальше к любимой работе. «О да, развлечений у меня теперь будет выше крыши», — мысленно согласился Гай и, глубоко вздохнув, пошёл к новому сотруднику… и, всё-таки, это ж надо уметь такую свинью подложить, желая помочь. Нарочно не придумаешь. — Здравствуй, Джонни, - Гая очень интересовало, попытаются ему набить морду прямо сразу, или когда охрана будет подальше, чтоб не мешали? — Привет, — голос Рейкера такой многообещающе спокойный, что у младшего Челленджера в голове сам собой заработал калькулятор, подсчитывающий убытки. — Говорят, я теперь на тебя работаю? — У меня. — А разница? Гай подумал, решил, что не хочет объяснять, и вообще дешевле молчать, поэтому просто пожал плечами. — Да ты, я смотрю, стал такой разговорчивый по сравнению с Академией! — восхитился Рейкер, и в голове Челленджера заработал второй калькулятор, считающий количество переломов, ушибов и вывихов. Кто-то из охранников попытался двинуть наглому новенькому по шее, но тот сначала увернулся, а потом уже Гай успокаивающе махнул рукой. К чёрту, пусть треплется. Пока говорит — не дерётся, а что ещё от первой встречи надо? — Эдвин, — он позвал помошника и кивнул тому на Джона. — Покажи ему, что здесь где, и чем ему стоит для начала заняться. Пока не освоится. Последнее он говорил, уже глядя Рейкеру в глаза, а тот ухмылялся в ответ многообещающе. Что ж, возможно первый день пройдёт тихо, перед диверсиями надо ведь сначала произвести разведку, верно? По крайней мере, младший Челленджер очень надеялся, что сегодняшний день у него на то, чтобы прийти в себя и осознать всю глубину намечающихся проблем, был. Рейкер ему от широты души подарил полтора дня тишины, но к вечеру второй рабочей смены нового уборщика в коридоре раздались громы, молнии, ругань и хруст ломающейся мебели. Что, вот что там можно было поломать?! У Челленджера фантазия отказывала, а оказалось, что бойцовые петухи (старший по связям с общественностью? Серьёзно?) отломали панель отделки со стены. И это был даже не Рейкер, тому кулаков видимо хватало, пока охрана не подоспела. Хватали, кстати, оба силовика в первую очередь именно вчерашнего студента, а не размахивающего острым обломком пластика «связиста». — Ну и? — Челленджер даже голос повышать не стал, только прислонился к косяку открытой двери. — Этот… эта… этот! — кажется, мистер Крейн даже слов найти не мог от возмущения, так его распирало изнутри. — Очень содержательно, — одобрил Гай, и «связист» заткнулся. — И понятно. Джонни? — Пусть не ходит по мокрому полу, — со святой убеждённостью в своей правоте (а точнее в своём праве бить любого в офисе) ответил бывший однокашник. Младший Челленджер с интересом осмотрел пол, по которому вода из перевёрнутого ведра текла щедро и полноводно. — Отлично, — кивнул Гай, и вопросительно посмотрел на последних участников конфликта, те делали непонимающие лица. А, может, и правда не понимали, что тоже сейчас огребут. Люди такие наивные порой, с чего они решили, что их за непрофессионализм похвалят? — Почему второго участника конфликта не остановили и не обездвижили? Тем более, что мистер Крейн даже вооружился? «Оп-па!» — радостно прозвенело в голове при виде четверых абсолютно одинаковых удивлённых лиц. Кажется, все участники и правда не видели в этом ничего странного. Ну ничего, сейчас они так же дружно получат взыскания, а потом могут хоть напиться от несправедливости и жаловаться друг другу на такого нечуткого начальника. — Мистер Крейн, вы, кажется, у нас с людьми работаете? — Да, — с некоторым сомнением ответил вооружившийся, стараясь незаметно отбросить обломок подальше. — Так почему вы не можете договориться миром всего с ОДНИМ человеком? — Да он!... — Человек? — Гай перебил его, не давая развить мысль. — Да. — Думаю, вам стоит записаться на хорошие курсы по повышению квалификации, — младший Челленджер дождался неуверенного кивка и только тогда закончил мысль. — За ваш счёт. И ремонт коридора — тоже. Крейн посмотрел на него с почтительной ненавистью, на Рейкера с брезгливой ненавистью, но кивнул. Ну ещё бы! Кто же будет спорить с сыном члена правления, особенно после безобразной драки в коридоре рядом с его кабинетом? Гай знал – кто, но как раз Рейкера спрашивать больше ни о чём не собирался. — Джонни, я понимаю твоё стремление к чистоте в мире вокруг тебя, но всё же в следующий раз воспользуйся своим интеллектом, я знаю, что он у тебя есть, и найди способ бороться за чистоту не разводя грязь. На первый раз лишаешься премии. — А мне полагалась премия? — кажется Рейкер больше удивился, чем разозлился, но это не надолго, так что стоит побыстрее перейти к оставшимся. — Теперь точно нет, — Гай побыстрее перевёл взгляд на охранников. — Дик, Марел, вы тоже остаётесь без премии, это само собой, верно? — ребята уныло кивнули. Единственные из всех, кто хоть и считали подобный подход не справедливым (ну как же, чужак, на которого у босса зуб напал на старого сотрудника, зачем такого мерзавца вообще защищать?), но знали, что инструкции свои нарушили. — Хорошо. И доложите старшему смены, чтобы вас снова протестировали на знание должностных обязанностей. Если коэффициент правильных ответов будет выше 90% премия будет не снята, а уменьшена вдвое. Ясно? Охранники слегка повеселели и кивнули. В конце концов, они тут единственные, кто хоть как-то свою работу пытались выполнять. — А теперь можете возвращаться к своим делам, — Челленджер посмотрел на подкатившееся к его ногам ведро, наклонился и поставил его. — Почему замерли? Все, кроме Рейкера, само собой, пришли в движение и поспешили на свои места. — И что это было? — спросил Джонни, и Гай с досадой понял, что от этого всё ещё злого и азартного после драки голоса, у него самого начинают чесаться кулаки. Но, наверное, это было бы слишком жестоким испытанием для только занявших своё пост охранников. — Работа с кадрами. — Дрессировка? Младший Челленджер улыбнулся самым похабным образом и пожал плечами. — Убирай. Я пойду, меня тоже работа ждёт. Вернер сидел в кресле для посетителей и задумчиво мешал в чашке кофе сахар: — Чем я могу вас порадовать… Этот Рейкер и Крейн снова подрались. Три раза, кстати. Гай с некоторым восхищением посмотрел на начальника безопасности: — Я даже не слышал ничего. — Это закономерно, они делали это в нерабочее время и вне рабочих помещений, — Вернер сделал небольшой глоток и поморщился, то ли сахара переложил, то ли горячее слишком. — Кажется, Крейн зацепился. — А Рейкер и рад, — поддержал младший Челленджер и покосился на кофейник. Заваренными зёрнами пахло одуряющее неприятно, но гость предпочитал на работе кофе, потому что чай его не будил, а Гай придерживался мнения, что человеку от чьей работы зависит твоя безопасность в мелких пристрастиях стоит потакать. — Пообщаться с ними? — О чём? Это их личное время, тем более что ни один из них не подаёт жалоб, как я понимаю. — На удивление. С Рейкером-то понятно, — Вернер усмехнулся, но тему развивать не стал. — Но Крейн тоже молчит. — Ты сам сказал, что он зацепился. Офицер пожал плечами: — Сказать-то я сказал, но с чего его так растаращило не понимаю. Младший Челленджер чуть не рассмеялся, до того растерянным от этой непонятной странности выглядел подчинённый. Но не объяснять же ему, что у Рейкера талант не только к пилотированию, но и к тому, чтобы оставаться незабываемым впечатление в жизни окружающих людей. По крайней мере, в жизни скучных и привыкших к правилам рынка корпорантов. — Гордость взыграла. Как же, не уважают его, и кто? Какой-то уборщик. — Как у… вашего отца? — Вернер замялся, но всё-таки договорил. Именно из-за таких привычек работать с ним было сложно, и вообще, к молокососу в подчинение его чуть ли не сослали, но Гаю нравилось. Вызывало определённое доверие. — Наверное, — он пожал плечами. — Душу мне ни один не изливал. В дверь постучали, и в кабинет заглянул секретарь: — Там… драка. Гай глубоко вдохнул, а Вернер отвернулся от Эдвина и постарался не ржать в голос. — Опять Крейн и Рейкер? Секретарь отвёл глаза, и у младшего Челленджера аж под ложечкой засосало: — И отдел стратегического планирования. Плечи Вернера дрогнули, но он мужественно удержал себя в руках, а Гай понял, что хочет то ли присоединиться к этому беззвучному смеху, то ли побиться головой о стол. — И эта катастрофа хотела служить высоким идеалам Астроэкспедиционного корпуса, — на этих словах Гая его начальник безопасности издал какой-то придушенный звук, но промолчал. — В этот раз он довёл всех до того, что его решили забить толпой? «Думать не хочу, как это разгребать. А придётся». — Нет, сэр. — Нет?! — Они довели… В кабинете повисла тишина. Кажется, Вернер старался не рыдать, секретарь, судя по красному лицу — тоже, Гай потянулся и налил себе в чашку кофе, на вкус такого же мерзкого, как и всегда, но зато быстро приводящего в чувство. — А теперь ещё раз. Ты хочешь сказать, что Рейкер с Крейном… довели стратегов? Эдвин кивнул и покосился на дверь: — Глава отдела пришёл с жалобой. — Ясно. Что ж, запускай, послушаем, что он скажет, — и повернулся к безопаснику. — Вернер, мы на сегодня закончили, да? Тот с готовностью закивал, поднимаясь: — Если понадоблюсь… — Надеюсь, обойдусь, — поджал губы Гай, сосредотачиваясь перед предстоящим разговором. «Не ржать, не ржать, в конце концов, разве случилось что-то неожиданное? Я с самого начала ожидал, что мой офис превратится в поле боя. Хотя скорость вербовки соратников у Рейкера, конечно…» Секретарь и Вернер покинули кабинет, и вместо них в него вошёл глава отдела стратегического планирования. Очень возмущённый. Просто до глубины души. И безмятежный взгляд начальника человеколюбия ему не добавил, но кого-кого, а этого человека Гай жалеть не собирался. У них ведь конфликт? А папа что говорил об уроках тем, кто хочет встать у них на пути? Ну вот пусть Рейкер ему и будет уроком, а младший Челленджер послушает. — Мистер Крейн, кажется, мы с вами уже говорили о курсах по повышению квалификации? — Гай искренне пытался разглядеть в глазах человека, отвечающего за связи с общественностью если не стыд (какой стыд на их работе), то хотя бы раскаяние в собственной глупости. Куда там. — Я занимаюсь этим вопросом, — полным внутреннего достоинства голосом ответил побитый «связист» — А в свободное время снимаете стресс от предстоящего обучения мордобоем? — младший Челленджер со скрытой тоской посмотрел на лежащий перед ним финансовый отчёт, в котором он с трудом пытался разобраться с обеда, но ему не только не желали помогать, а всячески мешали. — Если вас это так травмирует, возможно, вам стоит подумать о другой сфере деятельности? Рейкер, стоящий позади подельника (или соучастника? Гай никак не мог выбрать наиболее подходящее слово), закатил глаза, выражая своё мнение о Челленджерах, корпорации, курсах и манере разговаривать конкретно Гая. Хозяин кабинета старательно игнорировал все эти гримасы. — Я вовсе не травмирован, — всё так же уверенно возражает Крейн. — Однако, натурный эксперимент показал, что применение силового аспекта взаимодействия… — Между представителями мужского пола, — влез Джон. — Да. Так вот применение силового аспекта взаимодействия позволяет быстрее найти общий язык и прийти к взаимопониманию двух разумных индивидуумов. «Про разумных, это он сейчас про себя и Джонни что ли?» — с интересом подумал Челленджер, разглядывая связиста. Потом перевёл взгляд на Рейкера: — Взаимопонимание, значит, между представителями мужского пола? — Разумными, — уточнил мерзавец, и улыбнулся так радостно, что не понять на кого он намекает было не возможно. «Ну да, нашему взаимопониманию физический контакт не помог». — Хорошо, — Гай слегка хлопнул по столу ладонью, чувствуя, как раздражение, злость и дурной азарт внутри переплетаются в гремучую смесь. — В таком случае, Альбин, раз вы так высоко цените опыт нашего нового сотрудника, я считаю преступным расточительством оставлять его на прежней должности. Отныне он ваш подчинённый, какую должность в вашем отделе займёт Рейкер, я доверю решать вам, вы специалист. Зайдите ко мне через час, оформим документы. Всё ясно? Гай с удовольствием полюбовался на две застывшие, как у сусликов, морды лица и улыбнулся им самым сердечным образом, отчего обоих ещё как-то странно перекосило, без единого движения мускулов, но так выразительно. — Что не понятно? — Всё, — честно ответили сотрудники. Хором. Хм, и правда что ли сработались за несколько драк. — А раз всё понятно, — самым подлым образ не услышал их младший Челленджер, — то что вы здесь до сих пор делаете? Идите, через час ко мне подписать документы. И, мистер Крейн, теперь это ваша ответственность, — на последок поздравил «связиста» Гай. Конечно, у Джонни и раньше был непосредственный начальник, который и должен был отвечать за его выходки, но старик — честный работник, за сорок лет не имевший ни одного, у младшего Челленджера в голове не укладывалось, взыскания — точно не имел никакого отношения к тому, что папа подобрал ему такой персонал. А вот Крейн напросился сам. Рейкер с сочувствием покосился на Альбина, а вот на Челленджера покосился с… любопытством, и Гай тут же отвёл глаза. К чёрту. Всех. У него финансовый отчёт, пониманию которого образование навигатора не способствует, ему нет дела до тонкостей взаимоотношений с человеком, самое тёплое воспоминание о котором — выбитый зуб. Спустя месяц Вернер снова сидел в его кабинете с кофе, а младший Челленджер рассеяно думал о том, что начинает привыкать к этому запаху. — Лоренсио снова пытается получить возможность влияния на вас, — заметил безопасник, по-простецки макая печенье в чашку. Гай помнил, что в в их первую встречу о формализованость его манер и речей можно было порезаться с непривычки. — Да, я знаю, но пока это забота отца, — он прикрыл глаза. — Рычаги влияния у него, пусть разбирается. — У вашего отца есть и другие заботы. — Я знаю, — повторил Гай. — Но Лоренсио пока кружит слишком далеко, и у меня нет возможностей как-то повлиять на него, не подставившись. Подождём. Вернер пожал плечами, выражая готовность следовать приказам, не смотря на своё несогласие. Не то чтоб он был не прав, но младший из Челленджеров был гораздо более ограничен в ресурсах, возможностях и связях, чем старший. И опыта ему тоже пока… не хватало. — Как люди? — Тихо, — улыбнулся Вернер. — Ходят осторожно, аккуратно и на цыпочках. Особенно мимо «связистов». Гай сдержался и не поморщился, хотя внутри привычно за последний месяц засаднило. А ведь как радостно он убегал из Академии подальше от Рейкера, и даже верил, что убежал. Так нет, теперь он сидит в одном из соседних кабинетов, и редкий день проходит, чтобы не увидеть его хоть раз. — Боятся, что в следующий раз он окажется в их отделе? В принципе, опасения были оправданы, потому что Гай не понимал, почему он единственный должен был страдать? Тем более, что небольшая доля истины в том, что старый конфликт с сиротинушкой ему аукался, была, а раз так, он с удовольствием посмотрит, как более опытные и профессиональные подчинённые покажут ему пример правильного обращения с трудно управляемым чудовищем. Раз уж Рейкер всё равно здесь, а не в своём Корпусе. — Или что вы не остановитесь на одном его повышении, и он станет их начальником, — невинно предположил Вернер, и младший Челленджер поперхнулся вдохом. — Меня считают сумасшедшим? — С тех пор как здесь появился этот… молодой человек, люди пришли к выводу, что слишком плохо вас знают. — Подумать только, какие бездны наблюдательности в них открыла первая же моя попытка свалить ответственность с себя на другого, — восхитился Гай, игнорируя внимательный взгляд Вернера. — Ладно, боги с ними. Рейкер тоже не дёргается? — Кажется, он боится возможного повышения ещё больше остальных. «Ну, обалдеть теперь, а все думали, как Рейкера запугать, как Рейкера запугать… Может, предложить ему собственное место, когда он в следующий раз что-нибудь отколет?» — Поразительно, — вслух хмыкнул младший Челленджер. — Но я бы особо на это не рассчитывал. Драться-то он, может, больше и не будет… — С вашими подчинёнными, по крайней мере. — В смысле? — С вами, возможно, будет. По крайней мере, попытается, — Вернер допил свою чашку и осторожно поставил её на стол. — Так что вы с ним аккуратнее. Гай пожал плечами: — Я как раз начал скучать по Тассету. Вспомнить, что зря, будет не вредно. Безопасник снова внимательно посмотрел на него, но младший Челленджер ответил привычно безмятежным взглядом. Никого, никого за пределами его головы не касалось то, что он думает о возможности драки — физического, мать его, контакта — с Рейкером. — Ладно, пойду я, рабочий день закончился, а работы ещё… — Вернер махнул рукой, и Гай понимающе кивнул. Ненормированный рабочий день — профессиональный недуг глав отделов. — Давай. Мне тоже есть чем заняться. Когда он остался в кабинете один, Гай задумчиво вылил остатки кофе и убрал посуду. Эдвина он отпустил ещё когда они с Вернером только сели обсудить новости, так что порядок остался на его совести, но простые механические действия успокаивали, и не мешали думать о последнем контракте с колонией, танцах Лоренсио, планах отца по сети ремонтных цехов. О Рейкере он почти не думал: отвлекался от него почти сразу на рабочие вопросы. «Не ходите, дети, в Африку гулять…» — мелькнуло в голове младшего Челленджера, когда он шёл через пустой коридор и услышал до боли знакомый голос: — Альбин, не надо. Он мудак, как и вся его семейка. У Гая даже сомнений не возникло о ком речь. О ком же ещё с таким яростным презрением и бешенством в почти спокойном голосе? Стена, в которую он упёрся горячим лбом, оказалась сладко холодной. «Это не то, что стоит слушать», — мяукнуло благоразумие где-то в затылке, но Гай его проигнорировал. Он хотел услышать. Голос. Своё имя, может быть, сказанное этим голосом. А смысл… К чёрту, он смирился ещё на Тассете. И, потом, разве у Рейкера, особенно теперь, не было оснований относиться к нему именно так? А значит не надо дёргаться, можно просто послушать, не держа лицо, раз появилась такая возможность. — Ты не прав, он не плохой начальник, — неожиданно лояльный Крейн кажется слегка пьяным, но младший Челленджер хорошо знает это состояние бодрой усталости, настигающее человека после нескольких суток недостаточного сна. Надо будет сделать внушение, когда к слову придётся. — Странный, но не плохой. Гнёт под себя, а не ломает всё, что не ко двору. Искреннее возмущённое фырканье в ответ, заставляет Гая невольно улыбнуться. Смотрится, наверное, ещё более забавно, чем звучит. — Семейка рабовладельцев, которая… — Ты на зарплате, — возражает Крейн. Зря. — Да плевать я хотел на их гроши, на их зарплату, карьеру, о который ты вещаешь. Я, — голос зазвучал тяжело и низко, роняя слова, как свинцовые плиты, — должен был вступить в Астроэкспедиционный корпус. Я полжизни на это положил. Больше. И тут являются эти короли жизни, воруют меня, воруют мои документы и заключают со мной этот договор единоличным порядком. Гая тошнит, и он прикрывает глаза. И нет, дело не в том, не только в том, что всё сказанное справедливо, что всё сказанное отрезает его от Рейкера надёжнее любых размолвок… Это унизительно, что отец считает, что без этой глупой, бесполезной, дорогой и мелочной подлости (ненужной — вот что самое смешное) он бы не справился. — Не надо было нарываться, — пытается воззвать к голосу разума Альбин, явно не замечая, что сам не следует своим же словам. — Я тебя сейчас ударю, — буднично предупредил Рейкер, и Гай до ломоты в позвоночнике захотел увидеть его: спокойное — убийственно — лицо и горящие, злые глаза. — И если этот мудак думает, что так легко отделается… Интонация была такой многообещающей, что под ложечкой засосало. «А по имени он меня принципиально не зовёт?» — Нет-нет-нет, — наверное, Крейн замахал руками. — Ничего не хочу об этом знать! Джон, ну что тебе спокойно не работается, хорошая же работа… — Людям врать?! — Можно подумать, ты кому-то уже соврать успел. — Стратегам, — веско отвечает Рейкер, и из-за закрытой двери доносится негромкий смех на два голоса, а Гай чувствует себя так, будто только что выпил. Надо идти к себе, подальше от этой двери, пока они не вышли и не увидели его, пока Рейкер не решил свести счёты прямо здесь и сейчас, потому что, кажется, младший Челленджер слишком устал сегодня, что бы ответить… адекватно. «К чёрту. Пора к себе — спать. И я очень надеюсь, что снов у меня сегодня не будет». Надеялся он, конечно, зря. Кто бы сомневался, да? — Твой Рейкер что-то задумал, — ухмыльнулся Вернер, когда они встретились в коридоре. — Мой? Сбешник сделал постную мину и пожал плечами. Уж лучше бы смеялся. — Не о том спрашиваешь. — А о чём? Если б ты знал, что он задумал, ты бы мне сказал, а так… — Гай замолчал, пока мимо них проходили техники. — Я и так знаю. — Зачем нам сотрудник, от которого можно ждать только проблемы? Резонный вопрос, но задан не тому человеку. — Не убивать же его теперь, раз так дорого покупали. — Почему? Можно. — Нет, — он даже думать над этим не стал. И объяснять — тоже. Повисло короткое молчание, в течении которого Вернер смотрел на него, а он на дверь своего кабинета в дальнем конце коридора. — Хорошо. Нет, так нет. И что, пусть делает, что хочет? Младший Челленджер пожал плечами: — Последний месяц он ничего не нарушает, так нет никаких оснований… — А если с ним столкуется Лоренсио? Гай прикрыл глаза, обдумывая, как ответить. — Нет. Они не смогут договориться. — Шеф, пацан вас ненавидит. «Если б только, — невесело согласился младший Челленджер про себя. — Хуже того — презирает». — Это не важно, Вернер, из-за этого он может сломать мне шею, но не договориться с Лоренсио. Он не любит, очень не любит, корпорантов. Любых. Сбешник с сомнением качнул головой: — Враг моего врага… — В отличие от нас, Джонни — принципиальный парень. И это завораживало его ещё в Академии, такое яркое надругательство всех тех норм, что были привычны для его семьи и их окружения. Нет, сначала Гай взбесился, когда увидел. Не поверил и почувствовал липкое, до тошноты, бешенство. А потом оказалось, что всё по-настоящему, как в героических балладах, и мир изменился. Стал ярче, свежее и свободнее. Нет, не его собственный, его остался таким же, каким был, но, по крайней мере, Гай знал, что где-то за пределами его круга бывает иначе. Не разумно, но правильно. Вернер досадливо поморщился и пошёл к себе. Ему явно не нравилось отношение шефа к проблемному подчинённому, но он чуял — профессионал! — что спорить бесполезно. Гай улыбнулся и пошёл к отделу по связям с общественностью. — Добрый день, господа, как дела, не работаем? — Само собой, — самодовольно согласился Рейкер, перекрывая гул не слишком активно протестующих голосов. Младший Челленджер посмотрел на него и улыбнулся. — Я в тебе не сомневался, Джонни. — Подумать только, — Рейкер тянет слова лениво, но глаза сверкают яростно. Дивное зрелище. — Вот уж не представлял, что именно ты окажешься тем человеком, кто будет верить в мои таланты! — А как же иначе, — Гай, проходя мимо, заглянул в ближайший монитор с какими-то графиками. — Я же тебя лучше всех знаю, верно? Где Альбин? — Вышел. Они снова встретились взглядами, и Гай ощутил, как окружающие задержали дыхание, а ведь они спокойно разговаривают. — Куда? — Он начальник, он мне не отчитывается, — Рейкер издевательски прищурился, и младший Челленджер устало вздохнул. — Тогда хватай его бумажки и ко мне, раз уж ты числишься его помощником, будешь за него отдуваться. Джона слегка перекосило, но спорить он не стал. Точно что-то задумал покладистый, но Гай не имел никакого желания ему мешать. Пусть делает, что хочет. Людей под смерть этот недобитый рыцарь неосвоенного космоса подводить не будет, а в остальном… плевать. Они сами виноваты, пусть развлекается. Может, и придумает как вывернуться, Гай был не против. Следующий час они разбирались с полубезумными наработками Альбина. То есть младший Челленджер разбирался, а Рейкер комментировал непонятные моменты. Комментировал так, будто ему жали зубы и рёбра, но Гай молчал и не реагировал. Он вообще подозревал, что идеи Крейна стали бы понятнее, если бы кое-кто не отвлекался постоянно на чужое присутствие, но какого чёрта? Джон здесь уже месяц — больше — а они почти не пересекались. К лучшему, конечно, но нельзя же бороться с искушением бесконечно. В кабинет вошёл Вернер, и Челленджер подавил желание закатить глаза к потолку. — Шеф, заняты? — Уже закончили, — кивнул Гай, отпуская Рейкера к менее раздражающим его людям. — Что-то случилось? Сбешник положил перед ним отчёт о новостях из Правления, и младший Челленджер почувствовал как у него начинается мигрень в преддверии проблем, с которыми он мало что мог сделать, а должен был. Вернер понимающе улыбнулся и ушёл, оставив его разбираться с новостями, из которых хорошее была только та, что их оказалось немного. Ладно, не страшно. Разберёмся, не в первый раз, по сравнению с пониманием финансовых потоков без специального образования, человеческие танцы с бубнами казались простыми, нужно только сообразить, как донести нужную мысль до нужных людей, а с этим Гай умел справляться. Эх, а ведь день так неплохо начинался… За те шесть месяцев, что Рейкер провёл на проклятой феечке, у него появился собственный небольшой ангар, который был отключён от системы слежения. Ну как отключён… без прямого запроса информация о происходящем в нём никуда не попадала (хорошая учёба всегда оправдывает себя, даже если выстраданный диплом пролетел мимо), а кому, скажите на милость, нужна информация о помещение, которое уже пять лет как не используется? И кому нужен хлам, который отправляют в металлолом и на выброс, хотя из него можно попытаться собрать что-то летающее. Хотя бы в теории. На самом деле Рейкер и сам не был уверен, что из всего этого мусора можно сделать что-то летающее, тем более, что у него была не инженерная специализация. Он многое мог и знал, мог бы улучшить уже имеющийся корабль, но получится ли у него собрать дееспособный конструктор из неработающих деталей… Вот в этом Джон не был уверен. Очень хотел. Но даже если нет… он уже просто не мог сидеть в офисе и собственном жилом боксе. С Челленджером не мог, с Крейном, хоть он не так и плох, и удар нормальный, тоже уже не мог. С мистером Вернером, который явно жаждал его крови, но которому почему-то её не давали, тоже не мог больше. Должно же быть в его сволочной жизни с работорговцами в законе что-то светлое и чистое, в машинном масле и смазке? Рейкер не удержался и расплылся в улыбке, при виде того, как двигатель становится похожим на рабочий его усилиями. Надо только подтянуть кое-какие соединения и будет совсем красиво. Работать ещё, конечно, и работать, но уже не со всем и сразу. Джон попытался, не вылезая из-под двигателя добраться до нужного инструмента, и почувствовал как ему дали его прямо в руку: — Спасибо. И только потом понял, что произошло. Захотелось побиться головой о что-нибудь твёрдое, но он сдержался. Умение держать себя в руках в ожидании момента, когда можно будет ударить, в нём развивалось замечательно. Злость уже давно не пыталась разорвать его как сжатый газ трубу, нет, она ледяной глыбой покоилась на дне души, под повседневным сарказмом и раздражением, всегда готовая лавиной обрушится на своих жертв. Надо только дождаться, создать идеальные условия, и тогда… Тогда его никто не остановит. Когда Рейкер вылез, чтобы посмотреть, кто всё-таки нашёл его, увидел спокойно стоящего Гая с привычной до какого-то протяжного, задумчивого бешенства безмятежностью на лице. — Отдыхаешь, Джонни? Рейкер усмехнулся в ответ, прикидывая с какой стороны бить. Раз уж с кораблём не получилось, надо с младшего Челленджера удовольствие по другому получить. Возможно, сломанная челюсть даже компенсирует часть расстройства. Конечно, лучше всего было бы сломать шею, но Джон ещё не настолько отчаялся найти выход и выбраться, чтобы соглашаться на каторгу из-за такой ерунды, как жизнь Гая Челленджера. — А разрешение на технические работы в этом отсеке есть? Джон посмотрел с интересом. Это что, его хотят попытаться по закону виноватым сделать? Воровали без всякого закона, а теперь вспомнили? Ну-ну. — Технические работы допустимы во всём этом рукаве, Гай. У тебя не рано проблемы с памятью начались? Челленджер улыбнулся совсем благожелательно и понимающе, так, что нельзя было не затосковать по простому и приятному снобизму в его роже времён учёбы. Он тогда хотя бы на человека был похож, плохонького, конечно, но всё-таки человека. — В самом деле? — Гай оглянулся и устроился на одном из ящиков так естественно, как будто на одном из офисных кресел. — Значит, службе контроля за безопасностью можно не сообщать, верно? — Удивительно, что ты сам догадался, — процедил Рейкер, думая о том, как некоторым людям удаётся так задавать вопрос, что нельзя отвечая прямо не скатиться до просьбы. А просить Челленджера о чём-либо он не собирался никогда. — О, это потому что у меня прекрасное образование, — Гай подмигнул и рассмеялся. — Ты же знаешь. — И экзамены на общих основаниях? — Я мечтал как можно дольше не покидать Академию, — улыбка стала приторной, как мёд, и Рейкер не удержал ответной ухмылки. — Принципиально не стесняешься? Гай спокойно пожал плечами, но неестетсвено дружелюбно улыбаться, к счастью, перестал: — Не вижу в этом никакого смысла. Сам знаешь, пока делаешь вид, что всё идёт как надо — окружающие верят в это. «Со мной тоже всё идёт как надо, да?» Желание сжать белеющее над воротником с небрежно расстегнутой пуговицей горло стало обжигающим. Джон задумался о том, где можно было бы подстеречь Гая подальше от своего конструктора. — Слушай, — Челленджер задумчиво обвёл модуль взглядом, — а это вообще полетит? — Да, — и в этот момент никаких сомнений у Рейкера не было. Полетит, конечно, хотя бы назло всем корпорантам галактики. Нормальные ведь в сущности ещё детали, просто в Пан-Галаксис ремонтировать и обслуживать нормально не умеют. Чего вообще хорошего можно ждать от коммерческой организации? — Интересно, — задумчивый взгляд задержался вернулся к Джону. — Ты кофе или чай предпочитаешь? Вот кто его научил скакать по темам, как блоха? Рейкер пару секунд думал не послать ли подальше, но потом решил, что вопрос достаточно нейтральный и безобидный, чтобы на него можно было ответить: — Кофе. — Надо было догадаться, — Гай странно, непонятно улыбнулся и встал. — Ладно, пойду, успокою Вернера, что ты не пытаешься взорвать станцию в качестве личной вендетты. — Ты переоцениваешь свою значимость. — Не я, — не согласился Челленджер, но других аргументов приводить не стал и просто ушёл, махнув на прощанье. — Удачного ремонта. Рейкер устало прислонился спиной к двигателю и потёр глаза: что это вообще было? Что случилось с Гаем за три года такого, что он из заносчивого, но в целом понятного и неприятного парня превратился… вот в это вот? — Что эта работа делает такого с мозгами? И тут же мотнул головой, отгоняя посторонние мысли. У чёрту, Джон не хотел об этом думать, не хотел понимать, вся его осторожность говорила, что вот это будет по-настоящему опасно. Гай вошёл в спальню и устало упал на постель, как был, не переодеваясь. Зачем он пошёл к Рейкеру? Делать ему нечего было, наверно, работа кончилась, а все проблемы решились. Перед глазами снова всплыло выражение лица Джона, когда он его увидел, и на лицо непроизвольно выползла улыбка. Честно, думал, всё-таки подерутся, но обошлось без этого. Даже странно. То ли они сдержаннее за три года стали, то ли осторожнее. Гай сел и снял с себя пиджак, потом жилетку, встал, чтобы повесить на вешалку. Надо лечь отдохнуть, завтра рано вставать, если он хочет успеть разобраться с отчётами до того, как идти к Рейкеру… Младший Челленджер замер на середине движения, а потом устало, обречённо опёрся лбом о стену. «Я серьёзно хочу снова прийти туда?» И сам себе ответил, что да, разумеется. Не то чтоб он не мог удержаться от соблазна, но он не хотел с ним бороться. В конце концов, он не делает ничего выходящего за рамки допустимого. Так что сейчас отдыхать, завтра за отчёты, сделать кофе и в гости. И миру придётся потерпеть. Рейкеру — тоже. Ночью ему снилось, как он бродит по пустому отсеку в поисках выхода и никак не может найти, чувствуя, как воздух становится ядовитым с каждым новым выдохом. Почему-то ему не страшно, происходящее кажется закономерным, логичным и правильным, в какой-то момент он даже начинает ждать, когда же наступит летальная доза. А потом из ниоткуда появляется Рейкер. И воздух заканчивается. В воскресенье, разобравшись со срочными отчётами и оставив остальные на понедельник, в конце концов, завтра можно и задержаться, не в первый раз, Гай достал пачку кофе и замер с ней в руках. Он, конечно, умел его заваривать, папа в своё время научил, игнорируя отношение сына и к напитку, и к его запаху, а общение с Вернером не давало эту науку забыть и выдохнуть с облегчением, но, не смотря на это, мастером он не был. Желание побиться головой о шкаф из-за собственного идиотизма (из-за того, что его вообще беспокоит вопрос качества этой дряни) стало особенно отчётливым, и младший Челленджер медленно поставил пачку на стол, делая глубокий вдох и выдох. Всё в порядке, это — не проблема. Лоренсио — проблема, повышение цен на сырьё и падение на продукцию — проблема, а чашка кофе — нет. Мысль радовала свой новизной и свежестью. Ещё через несколько минут почти медитативного размышления о сравнении акций и кофе Гай позва секретаря: — Питер, зайди. Когда тот зашёл с внимательными глазами и папкой наизготовку, преувеличенно готовы слушать распоряжения, у его шефа зародилось подозрение, что для воскресенья рабочий день подзатянулся. — Свари, — тем не менее пачка была всунута в руки секретаря решительным жестом, и только увидев удивлённые (ещё бы, Пит с напарником как никто знают отношение своего шефа к кофе) глаза подчинённого, Гай уточнил: — Ты же умеешь? — Да, сэр, — поспешно кивнул Питер. — Конечно. Извините, я сейчас сделаю. — Хорошо. Сделаешь, и можешь идти, на сегодня всё. — Спасибо, сэр! Так, рабочий день точно затянулся… А, может, был лишним, но без Питера Гай бы провозился гораздо дольше. Надо будет подумать потом, может, имеет смысл нанять третьего, чтоб им было проще строить нормальный график. И, если да, то доверить первичный отбор ребятам, им же с новеньким работать. Через пол часа Питер осторожно зашёл с дымящейся туркой и чашечкой. То ли умный, то ли подозрительный, но чашкой он правильно не ограничился. — Вот, сэр. Без специй, вы не говорили о них, да их и нет… — Всё в порядке, спасибо. Отдыхай. — Да, сэр. Когда за секретарём закрылась дверь, Гай задумчиво коснулся ручки тури и тут же отдёрнул пальцы. Надо вспомнить, где термос, он точно оставался в кабинете с тех времён, когда младший Челленджер только прибыл на Моргану и просиживал в кабинете сутками, распустив секретарей отдыхать и пытался разобраться в финансовых потоках и юридических деталях, выкидывая из головы навигационные схемы и формулы. Тогда у него всегда был термос с крепким чаем, чтоб не кипятить каждый раз заново, отвлекаясь от бумаг. Точно, вот и он. Теперь аккуратно перелить кофе, потому что являться с сервированным подносом — это уже даже не фарс и не шутовство, это просто нелепо настолько, что даже в своём состоянии Гай способен это понять. Теперь закрутить — и можно идти, «радовать» Рейкера. От мысли о том, как его встретит бывший однокашник, тянуло внизу живота холодом и предвкушением одновременно. В какой-то момент ему уже было всё равно, а в другой выражение чужих глаз становилось слишком важным. «Как будто моя жизнь и без того не была слишком интересной, - билось в висках, пока Гай открывал дверь нужного отсека. – Как будто мне не о чем было волноваться». В этот раз Рейкер ползал по условной крыше своего нелетучего кадавра и, как только услышал открывающуюся дверь, сразу перевёл взгляд на вошедшего: — А, это снова ты, — с каким-то небрежным раздражением и скрытым напряжением прокомментировал свои наблюдения Джон и полез спускаться, пока Гай привычно — ещё не инстинктивно, но уже рефлекторно — улыбался и кивал головой, мол, конечно я, конечно снова, неужели ты меня не ждал? Младший Челленджер слишком хорошо знал, что его ждали, но надеялись не дождаться, и от этой невозможности совместить их желания во внутренностях что-то мучительно и долго рвалось, рвалось и никак не могло порваться окончательно. — В этот раз я не с пустыми руками, — небрежный взмах термосом, и можно подойти ближе, отдать… Прикоснуться пальцами к пальцам. Хотя бы ради этого имело смысл торопиться, возиться с чёртовым кофе… Если он действительно хороший, надо будет что ли премию Питеру выписать, не объясняя за что. — Что там? — с подозрением утоняет Рейкер, но берёт и даже кивает, предлагая идти за собой. — Ты же говорил, что любишь кофе. — Я сказал, что предпочитаю его чаю, — хмыкнул Джон, заходя внутрь своего мусорного кораблика, где в районе рубки было обустроено что-то вроде места для отдыха. — А что ты любишь? Рейкер оглянулся с каким-то подзрительным интересом и качнул головой: — Да нет, я и правда люблю кофе, — Джон неопределённо махнул рукой. — И не уверен что хочу проверять притащишь ли ты мне заказ, — короткий смех, будто над шуткой, и Гай тоже улыбается в ответ. Можно было бы предложить или попросить сказать, потакая желанию сделать для него что-нибудь, наплевав на то, как это смешно со стороны, но Гай хорошо, слишком хоршо, знает чего на самом деле хочет Рейкер. И дать этого пока не может. Отвратительно до тошноты. — Но у меня с собой только кофе, — с самым беззаботным видом развёл руками младший Челленджер, и убрал руки в карманы, чтобы не было соблазна прикоснуться. Его не поймут. И вряд ли ещё раз дадут подойти просто так. Нет уж, пусть всё будет как есть, этого достаточно, это и так больше, чем могло бы быть. — Да обед всё равно уже прошёл, так что ничего больше и не надо, — пожал плечами Рейкер. — Но чашки у меня нет. — У термоса крышка-чашка, так что это не проблема, — Гай улыбается, смотря на задумчиво-озадаченное лицо Джонни. — Одна? — Тебе хватит. — Это само собой, — кивнул Рейкер, кажется, не слишком согласный с этим утверждением, но не желающий спорить. — Садись, — кивок на растеленные на полу то ли одеяла, то ли что-то похожее, — если не боишься за костюм. Да не плевать ли на эти тряпки? — У меня их много. Насмешливо-высокомерное фырканье: — Не сомневаюсь. Тебе что, — Рейкер отвинтил обе крышки и в первую, сделанную, как чашка, налил кофе, тут же растёкшийся ароматом по воздуху, — заняться в выходные нечем? — Ты не поверишь, дела в очередь не успевают вставать, а я от них бегаю, не знаю в какую дыру спрятаться. — Да уж я вижу, дальше на этой станции не убежишь, — улыбка Джона насмешливая, но не злая, и Гай чувствует, что сам улыбается шире обычного. — Вот и мне так чудиться, так что придётся тебе терпеть меня в своих окопах. Рейкер пожимает плечами: — Тебя здесь везде терпеть приходится, - улыбка Гая даже не пытается увясть, и он не знает повод это для гордости самоконтролем или причина задуматься о степени собственной зависимости, — так что ничего нового. — Я не собираюсь мешать тебе копаться в твоих железках. Короткий смешок: — По бумажкам — это твои железки. Гай пожимает плечами в ответ: — По бумажкам их вообще уже не должно быть, так не всё ли равно. Рейкер согласно дёргает бровью и протягивает чашку Гаю, и тот берёт, ещё даже не понимая зачем. Только когда пальцы согревает тепло чёрной горечи в кружке до него доходит, что ему предлагают тоже выпить, и делает глоток, даже не вспомнив о том, что ненавидит кофе до тошноты, тем более не сказав это вслух. Ему не до того, внутри, в грудной клетке что-то взрывается, ударная волна бьётся о рёбра, запирающие её внутри, и отражается сама на себя многократно, пока он пьёт свои два глотка, не чувствуя вкуса, не отрываясь от чужого иронично невраждебного взгляда. — Спасибо, — и возвращает чашку, не касаясь чужих пальцев. — Это ж твой. Хороший, раньше такого не пил. Гай бездумно пожимает плечами: — Я в нём не разбираюсь, это секретари выбирали. — Мало того, что они с тобой работают, ведут документы, так они тебе ещё и кофе закупают? — И даже варят. — Святые люди, — фырает Рейер почти в кружку. — Я б уже отравил. — Высокооплачиваемые специалисты, — поправил Гай. — С высокой стресоустойчивостью. И приплатой за вредность? — Серьёзно? — Нет, конечно, у них и без того нормальная зарплата, так что им грех жаловаться. Джон пожал плечами и дальше они сидели молча, пока Рейкер пил кофе, периодически отдавая её младшему Челленджеру. А Гай каждый чёртов раз брал и делал глоток, не пытаясь увернуться, чувствовал горечь во рту и думал о том, что на него почти не смотрят. И надо бы, наверное, тоже отвести взгляд, не смотреть, не видеть. Он даже отворачивается и рассматривает корабль с живым интересом, краем глаза видя чужие пальцы, расслабленно лежащие на колене. — Джонни, я верю, что ты заставишь это полететь, — через некоторое время признался младший Челленджер, — но я не готов поверить, что этот конструктор переживёт подобный подвиг. Ты ведь делаешь беспилотник? Сбоку недовольно крякнули: — Я пока просто не решил проблему с обшивкой. — Угу. Когда у тебя, говоришь, день рождения? — Гай… — М? — Свали нахуй со своими полубезумными идеями, — Рейкер внезапно агресивен, но, пожалуй, его можно понять. Не лезь своими грязными лапами к прекрасному — так будет, вероятно, звучать точный перевод. «Я бы с удовольствием, но вряд ли получится», - почти весело подумал младший Челленджер. — Согласись, это было бы забавно, если б ты попробовал убежать на моём же подарке. — Все бы оборжались, — хмуро и криво, но уже улыбаясь, отозвался Джон. — За всех не знаю, а отец был бы в полном восторге, — Гай почти мурлыкает, игнорируя кислый привкус во рту, перебивающий даже кофейную горечь, при мысли о главе семьи. — Ты меня искушаешь? О да, Рейкер абсолютно правильно расшифровал степень «восторг» старшего Челленджера. Впрочем, тут много ума и не требовалось. — Очерчиваю круг вариантов и последствий. «Я боюсь, что ты решишь попытаться, даже не сумев решить проблему обшивки, но если я скажу это вслух, ты мне не простишь, да?» — Порадовать твоего папашу — это, конечно, соблазнительно, но тем не менее… Гай понимающе кивает и делает заметку в голове, что думать над этим вопросом нужно быстрее. Потому что Рейкер благоразумен и расчётлив только до тех пор, пока у него или гордость поперёк горла не встанет, или лишний, не выбитый в детстве романтизм, в спину не толкает. И если он решит, что выхода нет… то может и попытаться. Рискнуть. Нет уж. Гай успеет раньше. Время у него пока есть и он успеет. — Как знаешь, — спорить бесполезно, если уж этот недобитый рыцарь упёрся и стоит на своём… Может, потом передумает, если сейчас не переусердствовать. — Моё дело предложить… — А моё — отказаться. На этом разговор снова закончился: младший Челленджер слишком хорошо чувствовал, что если продолжать, тем более о тех темах, которые вертятся на языке — случится взрыв. Да и не хотел Рейкер говорить, нет, он хотел вернуться к кораблю, но медлил из-за незваного и нежеланного свидетеля. Ремонт этот безнадёжный был делом личным, почти интимным, и присутствие Гая здесь и сейчас было лишним и неуместным. Что ж, пора и честь знать, ему, в конце концов, тоже есть чем заняться. Тот же Вернер подкинул пару тем для размышлений. А ещё… Он помнит слухи и не только, ходившие по Тассету, всплывающие иногда в разговорах между знакомых отца. А скоро выборы. Об этом надо подумать, потом. Может, посоветоваться с Вернером, но это не точно. На кого начальник безопасности станции работает на самом деле — на него или на отца — Гай до сих пор не был уверен. Ладно, об этом пока рано в любом случае, проблемы надо решать по мере их поступления, иначе захлебнёшься. — Ладно, я пойду, — он позволяет себе хлопнуть Рейкера по плечу быстрым, едва ли не случайным движением и отводит взгляд от облегчения в светло-голубых глазах. — И не боишься, что дела найдут? — почти весело в ответ. Вежливый. Заботливый. «Обо мне?» Нет уж, не надо об этом, даже думать не надо. Этот вопрос — ничего не значащая шутка, а не беспокойство, в той же цене, что и «как дела?» между малознакомыми людьми. — Не всё же мне от них прятаться. Чем раньше начну… — Тем позже закончишь? И Гай смеётся, признавая абсолютную бесконечность своей работы, а потом, кивнув на прощание, всё-таки уходит, выволакивает себя из бокса, чтобы не мешать. Вот и всё, что он может: принести кофе и не мешать. Ладно, ему и этого хватит. Когда Челленджер ушёл, Джон ещё какое-то время стоял неподвижно, смотря на уже закрывшуюся за «гостем» дверь. Всё происходящее было мутным и странным, он никак не мог определиться с тем, как правильно реагировать. И взгляд Гая был… Джон серьёзно задумался, чего хочет больше, когда Челленджер так смотрит: врезать под дых или отправит спать? Нет, сейчас всё бедет лишним и ненужным, ему стоит думать о том, как вправить мозги сходящей с ума навигационной системе, а не одному хреновому навигатору и, может статься, не такому уж дурному управляющему для этой станции. Большинство Гай, по крайней мере, устраивал («Ты плохих не видел», — со смешком пояснял ему техник из ремонтных доков, с которым он познакомился, когда искал этот забытый системами угол), а то что самого Рейкера бесил… так это личное. А ещё похищение и работорговля, но тут нужно ломать челюсть другому Челленджеру. Джон помнит, каким был взгляд Гая в первую секунду, когда он увидел Рейкера на станции. Растерянный и удивлённый. Возможно, это была самая веская из причин, по которым Джон так до сих пор и не попытался ничего сломать прилизанному золотому мальчику. Даже если Гай был причиной произошедшего (а он точно ей был), младший Челленджер ничего не делал и даже не знал о том, что устроил его папаша. Что ж, подождём пока сын сам заработает себе на ещё один выбитый зуб. Он же талантливый, он справится. — Кофе будешь? Вернер улыбнулся, но покачал головой. Потом попьёт, нечего в чужом кабинете вонять. О том, что босс обжаренные зёрна терпеть не может, он знал давно, но что тот и от запаха потом кабинет усиленно проветривает — это недавнее открытие. Забавно и приятно, чего скрывать, но раз так… кофе он и позже сможет себе сделать, пусть пацан спокойно работает. Раз не умеет сам о себе нормально заботиться. — Спасибо, в другой раз. Гай пожал плечами и на секунду прикрыл от усталости глаза. Спать бы ему больше, но с этим Вернер уже ничего не мог поделать. И не приходить тоже не мог, он отвечал за те вопросы, которые нельзя было просто взять и доверить подчинённому. Реши он меньше беспокоить своими появлениями и тут же появятся сомнения. У Гая в лояльности подчинённого, у Вернера в должной осведомлённости начальника. Так можно далеко зайти. — Чем порадуешь в этот раз? Вернер криво, понимающе улыбнулся. Новости у него были каждый раз такими приятными, что способность Гая улыбаться ему при встречи можно было причислить у подвигу. Хотя у младшего Челленджера улыбка была реакцией универсальной. На всё. — Босс, мне нужно знать, как реагировать на тот факт, что ваш отец нарушает протокол безопасности, который разработан для всех. И для безопасности и семьи, в первую очередь, между прочим. А потом Челленджеры решают, что здравый смысл это не про них и сводят с ума отдел безопасности. Гай заинтересованно приподнял бровь, и Вернер с осадой понял, что быть догадливым сегодня начальник не собирается, и ему придётся говорить. Семейные сложности – такая гадость, ей богу. — В своё последнее посещение станции ваш отец несколько раз «терял» охрану. По мимо этого, сегодня программисты пришли к выводу, что в то же самое время в систему вносились какие-то изменения. — Какие-то? Голос ровный такой, спокойный, можно даже сказать доброжелательный, но Вернер знает, что это недовольство отсутствием конкретики. — Мы пока не можем определить конкретно, что изменилось. Так как у вашего отца доступ к корневым системам, он мог не только исправить то, что захотел, но и зачистить следы самих изменений. Сейчас ребята сравнивают по списку все элементы, но… Вы же понимаете, босс, что это не нормально. Младший Челленджер спокойно кивает, но никак не демонстрирует своего отношения к новостям. Или для него это не неожиданность? Чёрт бы побрал это его невозмутимое спокойствие, по которому ничего не понять. — И как мне на это реагировать? Ваш отец… — По протоколу, — Гай улыбается почти сочувственно, но Вернер буквально физически чувствует тонкую грань отчуждённости, пролегающую между ними. В отличии от отца, сын почти не создаёт проблем службе безопасности (за исключением бесконтрольного общения с Рейкером), но это не значило, что у него нет секретов. Или, что он доверяет. И это недоверие — естественное, профессиональное – неожиданно раздражало Вернера, мешало работать. — Действуйте по протоколу, он для того и разработан. — А если ваш отец будет недоволен? И даже не поморщился мальчишка от намёка, что его мнение менее значимо, чем отношение его отца. Впрочем, этого и ждать не стоило. — Я ему объясню, что вы выполняли его же распоряжения, — так же безмятежно ответил Гай, и Вернер поверил. И в то, что объяснит, и в то, что старший Челленджер согласится с младшим. Змеёныш мелкий растёт, гибкий и ядовитый, если голову никто не проломит, пока учится — опасная зверушка вырастет. А позаботиться, чтоб не проломили — задача Вернера. — Ясно. Понять бы ещё, знал ли Гай о фокусах отца или нет? Проверка это или внутрисемейные разборки? Но на этот вопрос ему, понятно, не ответят, придётся крутиться, держа в голове оба варианта. И то, что это может быть проверкой для них обоих — тоже. Да и так вариантов ещё… хватает. Но сообщить и спросить в любом случае было надо, как бы там ни было. — А когда вы нарушаете протокол тоже действовать по инструкции? — Прости? Гай, кажется, оттаял. Ну вот что не так с этой головой? Разве разговор о личных слабостях – это повод расслабиться? Пусть даже и немного. — Суббота и воскресенье, сектор БД-315/12. Вы тоже пропадали из зоны наблюдения охраны. Младший Челленджер рассеяно постучал по столу пальцами, и Вернер подавил желание выразительно вздохнуть. Он знал, что в том секторе. И кто. И считал присутствие этого человека на станции проблемой и ошибкой, создал которую старший Челленджер, а младший не желал решать. — Всего в одном, конкретном отсеке, верно? – Гай немного наклоняет голов к плечу в задумчивости. — Если там случится авария об этом в любом случае сразу станет известно по датчикам, так что думаю ничего страшного, да, Вернер? — Там может случиться не только авария, босс, там… — Только, - убедительно повторил младший Челленджер, — авария, Вернер. Ничего больше. Да? И это звучало уже как… приказ? Считать всё что там возможно произойдёт — обычным несчастным случаем ответственность за который несёт сама станция. Вернер всё же не удержался от того, чтоб прижать к векам пальцы в усталом и раздражённом жесте. Ненормально хотеть выпороть собственного начальника, почти работодателя, но не хотеть поучить Гая уму разуму, последние месяцы было абсолютно нереально. И так же неисполнимо. И недопустимо. — Да. Только случайные аварии. Интересно, это доверие или тоже проверка? — Спасибо. Даже смеяться не хочется. — Кстати, хотите анекдот про наших маркетологов? Четверть часа на то, чтобы расслабиться у них было, так почему бы не обсудить ту часть работы, которая веселит, а не вызывает головную боль. Вторая-то часть от них никуда не денется. Оставшись один, Гай задумался над странным поведением отца. У того всегда были свои секреты, которыми он не хотел или не считал нужным делиться, но обычно они не были настолько вызывающими, не требовали от него какой-то реакции. Впрочем, нужна ли она сейчас — тоже вопрос. В конечном счёте всё или почти всё упиралось в вопрос доверия. Учитывает ли отец его интересы? На кого работает Вернер: на младшего Челленджера, старшего или кого-то третьего? Гай закрыл глаза, раздумывая о том, что отцу нужно было в системах Морганы, попутно размышляя о том, что его начальник безопасности — идеальный вариант. При выполнении единственного условия: он его. И это надо как-то решать или проверять, или рисковать. Ставки… да, ставки высокие, но без своих людей тоже играть не получится. По крайней мере, не у Гая: просто мозгов не хватит, как и нервов. Младший Челленджер улыбнулся и пододвинул к себе бумаги. С Вернером скоро будет плюс-минус понятно, а пока не стоит и дальше об этом думать. Свои прямые обязанности он выполняет, так чего ещё? С остальным Гай пока и сам справляется. В гости к Рейкеру младший Челленджер ходил каждую субботу, а вот воскресенье обычно оставлял полностью в распоряжении Джона. Было бы слишком жестоко надоедать своим обществом оба законных выходных, однако отказаться от обеденных встреч хотя бы в один из них Гай тоже… ладно, надо признать, не хотел настолько, что практически не мог. — Тебе не надоедает? — Рейкер качает в руках чашку с кофе, на этот раз Эдвин предложил сделать со специями и получил благословение извращаться, как пожелает, всё равно младший Челленджер не разбирается. А не понравится — учтём. Впрочем, Джонни нравилось. — Что именно? — Таскаться сюда по выходным? — Иногда устаёшь общаться только и исключительно с подчинёнными, - пожал плечами Гай, отводя взгляд от выпирающих костяшек на запястье Рейкера. — А я уже не твой подчинённый, да? — насмешка получилось почти не ядовитой, формальной, как будто (очень хотелось верить) Джон привыкал к Гаю, начинал воспринимать как условно нормальное дополнение субботнего обеда. — Ты сам об этом помнишь? — отвечать вопросом на вопрос неприлично, ему рассказали об этом в детстве, но очень удобно. — Ну… — Не для того, что бы сказать гадость, — на всякий случай уточнил Гай. А то сейчас начнётся концерт про самого почтительного подчинённого в ожидании благоприятной возможности сломать начальству шею или, хотя бы, руку. — Резонно. — Скучаешь по равенству? «Понятия не имею, что означает это слово», — мелькает в голове и пропадает. Здесь и сейчас не хочется думать о пробелах в собственном воспитании и самообразовании. — Расширяю жизненный опыт. Это, знаешь, бывает полезно при работе с людьми. — Угу, — насмешливо хмыкает Рейкер и ставшим привычным жестом протягивает свою чашку Гаю. А у того каждый раз внутри что-то заново рвётся. То ли он каждый раз не верит в реальность, то ли напоминает себе, что ничего сверх — не будет. — Не надо про работу с людьми. Младший Челленджер на секунду замирает от этой то ли просьбы, то ли совета. Нет, причины для него не были туманны, что уж тут загадочного, если знать и помнить, как Джонни оказался на «Фата Моргана», но внезапная дружелюбность тона выбивала опору из-под ног, и он сам себе начинал казаться мошенником, позарившимся на чужое. На хорошее — приятельское? — отношение, которого не заслужил. Что Рейкер хорошего из-за него, кроме плохого, видел? — Не будем, — согласно кивает Гай и, наконец-то, делает глоток разящего пряностями кофе, которое, как ни странно, кажется приличнее обычного. Может от того, что приправы перебивают основной вкус хоть немного, а может это всё из-за Рейкера. Точно, без всяких сомнений… Но какой из вариантов тот самый, несомненный, он уже не додумывает. Не хочет. — Альбин жалуется, что тебя не ценят, ты в курсе? Зря он это сказал, когда Джонни пил, тот чуть не подавился. — А не на то, что я на работе не задерживаюсь? — Нет, — Гай негромко рассмеялся, — этим он восхищается и молча завидует. — Восхищается, — как-то заторможено повторил за ним Рейкер. — Ага. — И завидует. — Именно. — Молча? — Но так выразительно, что по нему читать можно, как по книге, — с удовольствием развил мысль младший Челленджер, стараясь не разъезжаться в неприлично широкой улыбке уж слишком откровенно и нагло. — Охренеть. — А чего ты ожидал, когда отбивался от коллектива? — Осуждения, — Рейкер отвечал с теми интонациями, с какими идиоту на пальцах объясняют, что дважды два равно четырём. — Тогда чуть поубавь обаяния… Гай даже не попытался увернуться, когда Джонни потянулся постучать костяшками пальцев ему по лбу, только почувствовал как позвоночник сминается судорожно напрягшимися мышцами. Джонни-Джонни, что ж ты делаешь… Продолжай. — У меня нет обаяния. — Ну да. А Альбин — это так, фантомная жертва несуществующей силы, да? «О-ла-ла, зачем же так сжимать кружку, она и поломаться может, а горло у меня крепкое», — мысли Гая отчётливо приобретали всё более безумное и нездоровое направление с каждой субботой. — Он просто такой же больной на всю голову, как и ты. «Надеюсь, что нет, а то неловко получится». — Ладно, давай сойдёмся на версии, что ты просто экзотическая диковинка, — предложил Гай. — Сдашь меня в зоопарк? — Заберу в личный живой уголок, — отозвался он, почти не задумываясь над смыслом сказанного. Рейкер коротко засмеялся: — Только после таксидермиста, если не сложно. Улыбка Гая стала немного натянутой. Серьёзно, лучше бы Джонни его ударил, было бы гораздо приятнее. — Я постараюсь учесть твои пожелания, — нарочито скучным, искусственным голосом ответил младший Челленджер, чинно сложив руки перед собой на невидимом столе. В этот раз Рейкер расхохотался всерьёз, и Гай привычно поплыл от этого звука. — Я, кстати, вправил мозги навигационной системе, — похвастался, отсмеявшийся Джонни. То, что он над этой проблемой бился не один день, тот признался ещё в прошлую субботу. — Серьёзно? Нет-нет, дай я угадаю: ты написал её заново? — С тобой не интересно играть, — но, вопреки словам, улыбался Рейкер довольно и гордо. — Но ты угадал, пришлось всё делать практически с нуля, зато я кое-что усовершенствовал в программе, так что она теперь работает лучше коренной. Гай отвёл глаза, просто потому что нельзя с таким умилением смотреть на человека с которым тебя ничего особенного не связывает. Даже феноменально «внимательный» к людям Рейкер догадается, что что-то не ладно. — Я просто хорошо представляю качество материала, с которым ты работаешь. — Вот как, — голос Джонни беззлобно насмешлив. — А это вообще законно до такой степени изнашивать технику перед списанием? — По современным законам — вполне, — ровно и почти безмятежно ответил Гай, догадываясь о реакции на свои слова. — Занятно. А законы не ваша семейка писала? — Нет, этот пакет вообще Комстар продавливал, так что мы просто пользуемся результатом чужих усилий. — Дармоеды, — с удовольствием заключил Рейкер, явно не желающий развивать неприятную тему, за что Гай ему был искренне признателен. — А то! И гордимся этим. — Это требует кары! — пафосно провозгласил Джонни и, аккуратно отставив чашку в сторону, повалил младшего Челленджера на подстилку, пытаясь то ли постучать ему по рёбрам, то ли защекотать. Гай даже понять не смог, пытаясь вдохнуть от удивления, от неожиданной близости, выворачиваясь — роль должна быть сыгранна подобающе, даже если сопротивляться этим рукам не хочется — из ленивого захвата. — Я буду бороться за своё право и дальше ничего не делать, — попытался в тон оппоненту отозваться он, но, будучи почти придавленным к полу чужим телом, пафосно вещать было затруднительно. — Борись, сатрап, справедливость всё равно восторжествует, — сбиваясь с торжественного тона на булькающий смех вторил ему Рейкер, тыкая пальцами между рёбер, из-за чего Гай непроизвольно дёргался и нервно хохотал. — Тшшш, — внезапно Джон замер, удерживая одной рукой его голову, — не разбей, дурной. Оказывается, Гай чуть со всей дури не налетел виском на острый угол какой-то очередной, не слишком узнаваемой в своём полуразобранном виде, конструкции. — Я случайно. — Я так и понял, — Рейкер улыбался, но продолжать мышиную возню с карой за лень не собирался, и встал с лежащего под ним младшего Челленджера. — Ладно, дурацкая была идея. — Зато весёлая, — не стал спорить Гай, потягиваясь и не торопясь вставать следом. — Костюм мы тебе испачкали точно. И помяли. Он пожал плечами: ну испачкали, ну помяли, и что? Куда интереснее, что ему теперь будет сниться и может ли он что-нибудь с этим сделать. Понятно, что нет, но эта проблема была гораздо более серьёзной. — Отстирают и погладят. Рейкер неопределённо кивнул и потянулся за остатками кофе. Ещё пара минут, и ему пора будет возвращаться к ремонту, а Гаю идти к собственным делам, чтобы не мешать здесь. Но эти пару минут… Эти пару минут можно спокойно, и не прячась, благо на него даже не смотрят, наблюдать за Джонни. Хороший день. Весёлый. А уж при мысли о том, что подумает охрана при виде помятого начальства, становится ещё веселее. Рейкер задумчиво сидел на столе, качая в пальцах бумажный стаканчик с кофе из автомата и убеждая себя, что химия это почти как специи, только дешевле. Сегодня он задержался с Альбином после окончания рабочей смены, не столько для того, чтобы трудиться на благо «Пан-Галаксис», сколько для того, чтоб Крейну было кому высказывать свои гениальные идеи. Почти приятельский трёп, а не обязанность. — Слушай, Альбин, ты же всё про всех знаешь, да? И это, кстати, какая-то мистика, потому что сказать, что с Крейном кто-то сильно общается или любит делиться новостями нельзя даже в неадекватном состоянии, тем не менее человека более осведомлённого о внутренних делах станции ещё поискать надо, хотя казалось бы никаких усилий Альбин к этому не прикладывает. — Ты преувеличиваешь, — беззаботно отозвался начальник, наводя порядок на столе. На сегодня он свои планы выполнил, так что можно расходиться. — А что? — Чем обычно Челленджер по выходным занимается? Потому что эти ежесубботние посиделки с кофе начинали ощутимо вызывать подозрения. Быть такого не может, что б сынок члена правления не мог найти себе развлечения поинтереснее, чем торчать в ангаре с неработающим кадавром корабля. — Работает, — не задумываясь отвечает Альбин, и только потом напряжённо замирает, подозрительно разглядывая Джона. — А тебе зачем? — Просто было интересно, как на такой штуке можно развлечься, если не ограничен в деньгах, — врёт Рейкер, пытаясь уложить в голове ту естественность, убеждённость и инвариантность с которой Крейн говорил о Челленджере проводящем на работе всё своё время. Вот кто б ему объяснил, зачем иметь такие деньги, если ничего прикольнее и веселее гадости бывшему однокашнику ты на них себе позволить не можешь? — На третьем уровне есть зона отдыха для привилегированного персонала. — И в чём выражаются привилегии? — с бесцельным интересом уточнил Джон. — В достаточной платежеспособности, — Альбин улыбается и растирает лицо ладонями, чтобы взбодриться. – А на пятом заведения попроще, если интересует. — Исключительно теоретически. Слушай, если этот идиот постоянно торчит на работе, он что, такой медленный? Крейн покосился на него, явно решая стоит ли продолжать разговор о начальстве. Рейкер заметил, что подчинённые к Гаю относится с какой-то латентной симпатией. В начале это бесило, а сейчас ничего, привык. Даже сам немного проникся. По крайней мере, с техникой безопасности и выполнением трудового законодательства на недоброй феечке было нормально, что вряд ли являлось таким уж распространённым явлением на корпоративных закрытых производствах, где даже проверки никто не делал. Так что относительно нормальные (в пределах законов, которые писали не самые заботливые люди, но всё-таки) условия жизни на «фата Моргане» были скорее всего заслугой Челленджера. С другой стороны Рейкер бы не удивился, если б выяснилось, что Гай просто решил, что, следуя закону, ему нужно меньше переменных держать в уме. Однако определённый уровень лояльности персонала он этим купил, какими бы мотивами не руководствовался. — Он уже быстрый, раньше он в офисе ночевал, — похоже, Альбин решил, что раз приятель прекратил частить начальника непотребными словами, можно и поговорить. — М? Серьёзно? — А ты думал, что с его образованием, он сильно много понимал в управлении станцией или разбирался в заключение сделок? Вот мы потешались по первости с него… а потом матерились, исправляя. — Угм, — Рейкер задумчиво сделал глоток и поморщился. Об этом он раньше не думал, и теперь пытался представить, как сам бы сел управлять феечкой после Академии, и чувствовал, как у него медленно, медленно встают волосы дыбом. Нахуй! Вот так и понимаешь, что когда тебя украли и всунули в руки швабру вместо штурвала — это ещё жизнь по-божески обошлась. А могла ведь и ребёнком семьи Челленджеров сделать, чтоб он тогда делал? — О, я смотрю, ты проникся, — Альбин откровенно веселится. — Особенно я проникаюсь его мстительностью, когда он меня засунул к тебе в отдел, — упрямо, но почти весело уточнил Джон. — Это да, каково заниматься тем, в чём ни ухом, ни рылом он зна-а-а-а-ал, — с каким-то эстетическим удовольствием протянул Крейн. — Тебе, кажется, нравится. — Меня всё устраивает. Кстати, раз ты ещё тут, а я уже хочу домой и переработал на сегодня достаточно, отнеси это шефу, — Альбин ткнул ему в грудь стопкой документов и флешку сверху. — Он ещё, наверняка, не ушёл. — Ты говорил, он больше не ночует на работе. — Но я не уточнял, сколько он спит вне её, верно? — с иронией заметил Крейн. — Отправь его отдыхать, если сможешь, — великодушное какое разрешение. Рейкер даже не спрашивает у Альбина как тот себе это представляет, потому что понятно же, что никак не представляет. В коридоре тихо и пустынно, все уже разошлись отдыхать, но в кабинете Челленджера действительно горит свет и это почему-то ужасно бесит. Нельзя жить на работе. «Это говорит человек, который планировал жить на корабле, который пилотирует, - сам над собой смеётся Джон, открывая дверь. — Может, ему тоже нравятся его бумажки, как мне летать». Впрочем, вид обведённых тенями усталости глаз вызывает определённые сомнения в том, что Гай торчит на работе по зову души, а не от необходимоти. — Твоих секретарей нет, так что я без предупреждения, — он роняет бумаги на стол небрежно, но так, чтобы ничего не сбить. — Где они, кстати? Челленджер пожимает плечами и отвечает вроде нормальным, но негромким от усталости голосом: — У них закончился рабочий день. Даже продлённый, — на удивление он не звучит тускло, но Джон подозревает, что это навык, а не характеристика состояния. — У тебя тоже. Что-то неуловимое дрогнуло в выражении лица Гая, но Рейкер понять не успел — что, а потом всё пропало, исчезло, как будто и не было. — У меня нет расписания рабочего времени, — и потянулся за принесёнными бумажками. То есть серьёзно? Продолжать сидеть здесь и тухнуть? Совсем обнаглел, поганец, давно никто не бил, наверное. — Не-не-не, — Джон прижал бумаги к столу вместе с рукой Гая, и тот поднял на него особенно невыразительный и нечитаемый взгляд. — Если я закончу с этим сегодня, мне не придётся сидеть с этим завтра, Джонни. — Сегодня уже закончилось, — с почти ласковой угрозой возразил Рейкер, прижимая чужую ладонь к столу сильнее. — А завтра ты продолжишь работать, после нескольких часов снов здорового сна. — Я не хочу спать, — вот теперь голос непонятно от чего стал почти тусклый. — Гай, я верю, что ты умеешь врать лучше, — он за нездорово острое запястье отрывает чужую руку от бумажек. — А сейчас ты свалишь отсюда и перестанешь нервировать окружающих. Или я тебя уложу в кровать силой, учитывая отношение к тебе подчинённых, вряд ли твоя охрана будет мешать, разве что поможет. Челленджер напрягается, почти каменеет на мгновение, а потом расслабляется и кивает: — Ладно. Не надо силой, — тянет руку на себя, и Рейкер отпускает его. — Ты почему ещё сам здесь? — Альбину было скучно думать молча. — Мне уже страшно представлять, что он под разговор с тобой написал, — улыбка Гая почти нормальная, но в сочетании с мешками под глазами вызывает желание уложить идиота спать прямо здесь, не откладывая до спальни. Но это уже не его забота. Рейкер выходит первым и быстро идёт к Альбину, чтобы успеть попрощаться, но слышит щелчок замка и неторопливые шаги за спиной. Значит, Челленджер не передумал в последний момент, и действительно пошёл отдыхать. Ну и правильно, завтра будет трудный день. Рабочие дни всегда непростые. В эту субботу Челленджер отказался от помощи, (тем более Гаррет только-только начал работу, пусть разбирается с ней, а не со странными капризами начальства) и варил кофе сам, хотя получалось у него, на его взгляд, недостаточно хорошо. Однако с пятой попытки результат всё-таки оказался приемлемым. — Смешно будет, если мне скажут, что новенький варит хуже Эдвина и Питера… Но дверь, за которой скрывалась самопальная мастерская, была уже в двух шагах, и времени на лишние сомнения оставалось не так много. Гай глубоко вдохнул, привычно загоняя себя в безмятежно расслабленное, немного насмешливое состояние, которым с детства защищался от всего и всех. — День добрый, — окликнул он пустой на первый взгляд зал, но глухой стук и невнятная ругань тут же опровергли возникшее сомнение о том, не решил ли Рейкер сегодня отдохнуть, как нормальные люди. — Что ж тебя так не вовремя принесло! — Джонни вылез из какой-то дыры в корабле, растрёпанный и с мазком какой-то гари на щеке. Гай привычно, до спазма в желудке, пожалел, что не может сфотографировать. В теории, запустить видеосъёмку в отсеке было можно, даже не ставя Рейкера в известность (Вернер предлагал), но он эту мысль гнал от себя, едва ли не раньше, чем та посещала его голову. — Законный обеденный перерыв, между прочим, — не поддался он на провокацию. — Зафиг мне твой обед, у меня изоляция ничего нафиг не изолирует и сверкает. Гай пожал плечами и пошёл в полуразобранную кабину, где они чаще всего и сидели с кофе. Рейкер присоединится, как только закончит, а до тех пор можно просто посидеть на подстилке (можно в установленном кресле, но оно одно, и Джонни обычно предпочитает ему тряпки на полу, так что выбор очевиден), отдохнуть и расслабиться, ни о чём не думая. Здесь, в вотчине Рейкера, но в его отсутствие, было, пожалуй, единственное место, где Гай действительно мог вытряхнуть из своей головы всё: и лишнее, и нужное — и просто слушать неясные шорохи, стуки, звоны и задумчиво-недовольное, не складывающееся в слова, ворчание. — Спишь? — Джонни появляется минут через десять, от него пахнет металлом и машинным маслом, и младший Челленджер понимает, что начинает дышать глубже. Ему никогда не нравились эти запахи раньше, не вызывали никакого отторжения, но и любимыми не были. Просто запахи. Теперь же ими хотелось пропитать лёгкие насквозь, впечатать в себя, присвоить ту часть Рейкера, которую мир с такой бездумной щедростью бросал в него. «Мне надо лечиться». Но Гай знал, что даже если и существует лекарство — он не прикоснётся к нему, разве что только под угрозой смертной казни. Отцу. Потому что Рейкер точно сбежит и вывернется. — Не дождёшься, Джонни. Я свеж и бодр, как огурчик. — Ты хотел сказать — трезв? — Это тоже, конечно, — и протягивает термос, боясь и надеясь почувствовать случайное прикосновение пальцев. — Хотя идея с алкоголем не плоха. — Да неужто ты собираешься надраться и порадовать своих секретарей нормальным выходным? — У них нормальные выходные, Джонни, их трое и у них сменный график. — Да-да, — отмахивается от его слов Рейкер с королевской небрежностью, — ты чтишь трудовой кодекс, я помню. Гай наблюдает, как он открывает термос и наливает кофе, как пробует его. Это почти завораживает. Если бы можно было вырезать эту картинку, как отрывок из фильма, и поставить на повтор в своей голове — Гай бы сделал это. Чтобы иметь возможность следить за движением рук, привычных к работе и с крупными, и со сверхтонкими механизмами. Наблюдать за тем, как задумчиво и ожидающе щурятся льдисто-светлые глаза, когда лицо обдаёт горьким паром. — Ты говоришь так, будто осуждаешь. Тебя поймали экономисты и убедили в том, что законопослушность — это не рентабельно? Рейкер давится кофе и смотрит с искренним возмущением: — Ты меня оскорбляешь, и позже будешь за это покаран! — при воспоминании о предыдущей «каре» внутренности обливает кипятком и засыпает льдом поверху. Он хочет повторения. Он в ужасе от подобной возможности. Ему тошно от того, как извращается, искажается в его голове честная, почти дружеская симпатия и расположение, но и отказаться от этого он не может. — И чем я тебя оскорбил? Тем, что они могли тебя убедить в подобном? — Тем, что спустя столько времени нашего знакомства они бы вообще рискнули подойти ко мне с подобными предложениями, — Рейкер смеётся, запрокидывая голову и открывая взгляду белое, давно не видевшее солнце, горло. — Не уважаешь, Гай, да? Младший Челленджер только улыбается, не желая думать, что ему на это ответить. Не желая врать и не желая говорить правду, которая сделает его слишком уязвимым, а Джонни ответственным за него. Это было бы, право, лишним, Гай прекрасно способен отвечать за себя сам, помощь в этом ему не требуется. — Что не так с изоляцией? — Да дрянная она, — с досадой пожаловался Рейкер. — Почти как обшивка. Гай, если ты сейчас опять какую-нибудь глупость ляпнешь, я тебя стукну. — И я стану фиолетовым, — с удовольствием потянулся младший Челленджер, вспоминая как в детстве засматривал терабайты ретро-сказок, хранившихся в отцовских архивах. — В крапинку, — согласно кивнул Джонни, и ухмыльнулся, разглядывая удивлённо хлопающего глазами Гая. — Что ты так смотришь? Мой отец любил старьё, так что в детстве я его часто смотрел. Забавно было наблюдать за тем, как предки представляли себе будущее. Мысль о том, что их отцы могли быть в чём-то похожи (а потом один другого предал ради человечества, а второй за это убил) ворочается в голове раскалённой кочергой, но он улыбается Рейкеру со всей возможной безмятежностью. Нет, эту мысль он озвучивать не будет, ни за что. Ничего об отце, ничего о судьбе взаимоотношения их отцов. — И ужасно заселённый космос. — Буквально бесчеловечно, - ухмыляется Джонни и делает глоток из чашки. — Реальность оказалась скучнее и страшнее, да? — Сожалеешь? — Рейкер с интересом наклоняет голову, разглядывая его с почти исследовательским интересом. Гай чувствует, как под этим взглядом плавится его позвоночник. — О том, что между нами не ходят пару десятков видов разумных? Нет, не особо, тут с людьми иногда не знаешь, как себя вести, не хватало только начать разбираться в нечеловеческой психологии. — Прагматично, — одобрительно кивнул Джон и протянул чашку. Гай согласно прикрыл веки, пряча взгляд, прикипевший к виднеющемуся за рукавом запястью с узором вен. — Профессиональная деформация, — он улыбается Рейкеру, делая глоток, и мимолётно думает о том, что привык к этому вкусу, привык к сочетанию чужого взгляда, прикосновения, горечи на языке и ещё одного прикосновения. И кофейный аромат теперь, вкус его — обещание. В конце концов, ничего не изменилось со времён академика Павлова и его собак, всё осталось, как было. — Ага, — взгляд Джонни весёлый, насмешливый, от него что-то искрит в крови бенгальскими огнями. — Пошли, покажу двигатель, завтра буду его закрывать и переходить к другим частям, так что последняя возможность посмотреть. Гай встаёт за ним следом, едва ли расслышав всё сказанное. Но это первый раз, когда Рейкер хочет показать ему что-то важное, ценное, что-то только своё, для себя, под себя. О том, что надо дышать, он вспоминает, когда чувствует едкий огонь в остановивших своё движение лёгких. Ему почти страшно испортить всё лишним словом, и жутко от мысли, что это может отразиться на его лице. Ничего кроме любопытства и предвкушения не должно быть в нём, никакого… трепета. Не по отношению к Рейкеру уж точно. Впрочем, вид двигателя внушает. То ли то самое восхищение (серьёзно, ты заставил ЭТО работать?!), то ли опасение в здравом рассудке механика, решившего, что ему по плечу невозможное. — Не смотри с таким ужасом, — смех почти у самого уха отправляют в какой-то транс, так что Гай даже не чувствует опасности от близости. — Ты что, никогда не видел поработавший двигатель, а не только спущенный с конвейера? — На Тассете видел, — младший Челленджер развернулся и посмотрел на Рейкера в упор. — И не суй мне фиалки за уши, они выглядели гораздо приличнее, хотя их и отдали на растерзание студентам. — Га-а-ай, - протяжно тянет Джонни, и Гай цепляется взглядом за очерченный губами тёмный провал рта, — ты зануда. — Я клерк. — Это ужасно, — весело морщится Рейкер, а он чувствует его дыхание и, наконец, понимает насколько они неосторожно с его стороны близко друг другу. Достаточно для того, чтобы даже шаг делать не нужно было для того, что прижаться к этому рту губами, собирая кофейный вкус… А в следующее мгновение Гай с силой, с ускорением в врезается затылком во что-то твёрдое и чувствует как боль яркой, ослепляющей вспышкой взрывается в черепе. Что? Он судорожно хватается рукой за ближайшую опору и с трудом вдыхает глубже, мозгам явно требуется больше кислорода, что бы понять… — Чт… Он спотыкается о звуки собственного вопроса, когда видит выражение на лице Рейкера. Бешенство, отторжение, непонимание, растерянность, бешенство, перетекающее в ярость. Догадка — понимание, но лучше б он не понимал — приходит так же мгновенно и больно, как и удар головой парой секунд раньше. «А ведь говорили, что у него всё так же плохо с телепатией, как хорошо с навигацией. Впрочем, нельзя же было надеяться, что воровать его время можно будет безнаказанно вечность». Мысли пульсируют в висках болью и тошнотворным головокружением, но Гаю до смерти хочется приложиться затылком больнее ещё пару раз. Жаль, это будет выглядеть, как давление на жалость. — А я думал, что в Федерации свобода мы-ы-ысли… — насмешка получается не очень хорошо, но Джонни в таком состоянии, что верит, и ведётся совершенно правильно — приходит в ярость. И это так незаслуженно милосердно, что Гай почти захлёбывается. По-хорошему, Рейкер должен его презирать. А в худшем, самом унизительном случае, презрительно жалеть. — Уйди, — слово падает так тяжело, осязаемо, что можно почувствовать, как оно придавливает грудную клетку, затрудняя и без того болезненное дыхание. — Просто уйди. Сейчас же. «Просто?» — мысль раскалывается о стенки черепа почти истерично, но младший Челленджер только согласно кивает — я сделаю так, как ты скажешь — и пятится к выходу, не отрывая взгляд от выбеленного гневом лица Рейкера. Пусть это выглядит как страх — чёрт, да Гай готов молиться, чтобы это именно так и выглядело, — но он не может, физически не может, отвести взгляд. Слишком красиво. И абсолютно недоступно. А с этого дня даже смотреть и видеть эмоции в лице Джонни не получится. О, Гай хорошо представляет, как это будет уже в понедельник, он раньше видел это выхолощенное от любых личных, не дежурно-деловых, эмоций выражение лица. А потом перед ним закрывается дверь, и он только через секунду понимает, что сам нажал на необходимый сенсор. Желание постучаться лбом обо что-нибудь твёрдое и, может быть, съехать по стене вниз скручивает внутренности, но здесь камеры работают, Гай помнит об этом, а он и так достаточно странно вышел, и заставляет себя дойти до собственного жилья спокойным, обычным шагом, кивая встреченным людям. Надо переодеться, умыться и вернуться на работу. Ему есть чем заняться, обеденный перерыв закончился, значит, пора работать, Гаррет должен был успеть закончить готовить необходимые документы. А о случившемся он подумает, когда закончит. Вечером. «Не о чем думать, — сам себе возражает Гай, растирая холодную воду по лицу. — Сам всё сделал, сам виноват. Просто остановиться и не усугублять, Джонни и так должно быть хреново после сегодняшнего. А думать не о чем». Да, вечером он сможет это… пережить. А пока — работать. Следующие дни были заполнены работой, привычной сменной секретарей с непривычно встревоженными глазами (что делать с тем, что твои помощники слишком хорошо чувствуют неладное в тебе? Не убивать же каждый месяц, так и с ума сойти можно, каждый раз привыкая к новым), дежурной нервотрёпкой, разговорами с отцом, полными каких-то мутных намёков. Гай даже не был уверен, что хочет понимать отца, но давил в себе малодушное желание спрятать голову в песок. Надо разобраться. Надо понять. Надо… Не думать. Впрочем, с этим у него всё не так плохо, гораздо лучше, чем с памятью, которая отказывается не вспоминать. Иногда младшему Челленджеру хочется запереться в собственной спальне или кабинете от всех, потому что кажется, что все – от менеджеров до уборщиков – знают о произошедшем. О недопустимом желании и непростительном непрофессионализме с которым он позволил мыслям вырваться на свободу. Но каждый раз он отодвигает это желание в сторону. Никто ничего не знает, кроме того, что они с Рейкером снова расплевались, а в этом нет ничего удивительного. Этого от них и так давно все ждали. Вернер смотрит внимательно, уже держась за ручку двери: — Может, стоит Рейкера… — Нет, не надо, — Гай улыбается ему благодарно за беспокойство, но это излишне. — Ничего не случилось. — Да? — Да. Ничего такого, из-за чего нужно было бы принимать какие-то меры. Вернер хмурится, но не спорит, и за это Гай благодарен гораздо больше, чем за участие. Кабинет больше никогда не пахнет кофе, Вернер отказывается (какая собака ему рассказала об отношении младшего Челленджера к этой гадости?), а заваривать его просто так… ненужный мазохизм Гаю не свойственен, особенно в рабочее время. Хотя, возвращаясь ночью домой, он достаёт из шкафчика банку с зёрнами и смотрит на неё иногда по несколько минут, размышляя не заварить ли. Не почувствовать ли запах, вкус… А потом убирает её обратно, ничего не сделав. Нет, ему не о чем вспоминать, всё осталось в его воображении, а тому не нужны лишние триггеры, хватает одной только памяти. По субботам он теперь обедает у себя. Иногда его посещает мысль присоединиться к секретарю, но потом он понимает насколько это плохая идея — не давать им отдохнуть от него в законный перерыв. Тем более, Эдвин и Питер точно предпочитают кофе чаю, а Гай не хочет (чтобы там не думала память — не хочет) ни слышать этот запах, ни мешать им, а он точно помешает, ребята знают о его привычках лучше многих и станут в его обществе давиться чаем. Не хорошо, подчинённых надо беречь, а то разбегутся, и ему придётся работать в одиночку. Младший Челленджер не настолько умный, чтоб суметь это сделать. Ничего не изменилось настолько, что порой Рейкеру казалось, что чужая, случайно пойманная мысль ему просто показалась. Наверное, он даже смог бы себя в этом убедить, признаться откровенно, он хотел бы это сделать, но… Но «А я думал, что в Федерации свобода мы-ы-ысли…» - по-идиотски честным (от кого только такая вредная привычка досталась Челленджеру?) признанием до сих пор порой всплывающим в памяти. И абсолютно дикие, нереальные какие-то глаза. Но никто больше не заявляется незваным, но уже ожидаемым гостем по субботам с кофе наперевес и странно безмятежными разговорами то о работе, то о ерунде, то о, чёрт бы его побрал, старинном кинематографе. Но секретари теперь бегали в полтора раза больше, Вернер сверлил взглядом спину ещё недружелюбнее, чем раньше, а по отделам начинали ползать слухи о том, что Челленджера можно найти на работе в любое время дня и ночи. Преувеличивали, конечно, спать этот поганец всё-таки сваливал из кабинета (да, будь оно всё проклято, Джон проверил, и был даже морально готов устроить драку, если тупой однокашник совсем мозгов лишился), но тенденция, тем не менее, действительно наблюдалась. И, тем не менее, — ничего не изменилось, и это было настолько вызывающе неестественно, что аж на зубах скрипело. В одно время Рейкеру хотелось оказаться как можно дальше от Гая, можно даже с помощью не до конца собранного корабля. В другое пойти и выбить из того всю дурь (про то, что ничего не произошло — тоже). А в третье просто сделать вид, что ничего действительно не произошло, забыть обо всём и дальше припираться с Альбином о том мудак босс станции или право имеет, копаться в корабле и, может, даже пить по субботам излишне дорогой кофе. Ха, для этого в том, что ничего не произошло, надо убедить не только себя. Зря он тогда вышел из себя, надо было сделать вид, что ничего не было, и дальше бы спокойно жили и никого не нервировали, но… Он тогда просто не сразу даже понял, что это мысль, а не реальность, настолько она была яркой. А потом стало поздно. Вернер приходил с докладами и протокольно безучастными глазами в два раза чаще, чем обычно, и Гай с иронией думал о том, что вопрос того, на чьей стороне безопасник — сына или отца — можно считать закрытым, хотя бы потому, что папа до сих пор ничего не знал. Порой младшему Челленджеру хотелось сказать, что всё в порядке: уже прошло, не болит и привычно лежит под сердцем там, где и было раньше и откуда не надо было доставать. Не случилось ничего неожиданного, всё произошло так ожидаемо, что почти по плану. Но его не спрашивали (Вернер был очень хорошим специалистом и не пытался лезть в личное дальше, чем требовала работа), а значит и отвечать не на что. Теперь они пьют чай на посиделках, и Гай не знает рад он этому или жалеет о том, что не может отравить себя лишним напоминанием о субботних обедах. — В базы пытались влезть посторонние. — М? Лоренсио, Фишер, Риттер? — Комстар. Гай тихо смеётся, и гоняет ложкой лимон в чашке по кругу: — Что-то новенькое, раньше они Морганой не интересовались. — Ходят слухи, что у вашего отца проблемы со здоровьем. Младший Челленджер морщится, но кивает, соглашаясь: — Тогда им стоило подумать об этом раньше. Вернер пожал плечами: — Они весьма ограничены в ресурсах в нашей системе, вот и не торопились, — не то чтоб он был не согласен с тем, что конкуренты поздно спохватились, но их затруднения тоже мог понять. Хотя, кому ещё их понимать, как не тому, кто эти сложности и создаёт. Гай пожимает плечами, не желая спорить, и разговор переходит на попытки внутреннего промышленного шпионажа. Вернер даже не пытается заговаривать о Рейкере и его боксе. Не потому, что считает шефа неспособным адекватно воспринимать информацию (реагировать — порой да), просто в том, что непредсказуемый не просто не пытается шпионить, а принцыпиально пытается вообще не вникать в дела корпорации вообще и станции в частности, начальник безопасности уже убедился. Хотя проблем из-за мальчишки чуть ли не больше, чем из-за не до конца пойманных крыс, и сделать с этим ничего нельзя. Во-первых, кто ж разрешит… Нет, старший Челленджер, пожалуй, разрешил бы, но Вернер триста раз бы подумал, прежде чем советоваться с человеком, котрый ЭТО им на станцию и притащил. В подарок. Ну его, младший хоть как-то решает проблемы, а не создаёт. По крайней мере решает больше, чем создаёт. А, во-вторых, он был не уверен, что возникшие недавно сложности можно решить путём усилий службы безопасности. Так что приходилось терпеть и уважать желание начальника сделать вид, что всё в порядке. Может, это и в самом деле лучшая тактика, кто его знает? Рабочий день закончился ещё два часа назад, но Рейкер почему-то (в какой момент времени Альбин научился так убедительно просить о помощи?) всё ещё сидел в кабинете и помогал сводить статистику. Сам Крейн невнятно матерясь каждую минуту ползал в дебрях тех документов и программ при взгляде на которые у Джона мозги делали «кряк» и отказывались понимать зачем нужны подобные извращения над здравым смыслом и разумом. — Рейкер, ты же всё равно ничего не делаешь, да? — Альбин такой милый порой, что просто нельзя выбрать в нос ему дать или по лбу постучать, приходится терпеть и улыбаться. — Я работаю. Над твоим же проектом. — Ай, давай без «ляля», знаю я, как ты работаешь, — раздражённо и с прорывающимся рыком в адрес происходящего на экране отмахнулся от его слов Крейн, и Рейкер, подумав секунду, решил не возмущаться. По сравнению с бумажной работоспособностью Альбина, он действительно почти ничего не делал. Ну не приспособлен Джон был абсолютно неприспособлен ко всей этой никому ненужной бумажной ерунде. Это же не чертежи, не карты, не даже какие-нибудь нормальные документы подтверждающие сделки или собственность, или разрешение на профессиональную деятельность. Странная муть для странных целей, нормальный человек в ней разбираться не может. — Знаешь, так знаешь, случилось чего? Я вообще дома уже должен быть. Альбин посмотрел на него красными глазами, и Рейкер заткнулся. Мда, какая разница кто прав, когда твой приятель и начальник стремительно начинает напоминать ходячий труп. — Прости-прости, неудачно пошутил, — в самом деле, надо было или уходить, или уже молчать. — Отнеси Челленджеру эти документы, их просили сразу, как только будут селаны. Рейкер даже шутки ради не спрашивает, уверен ли Крейн, что тот ещё не ушёл домой, оба слишком хорошо знают, что задержаться часа на четыре всегда было нормально для Гая, а сейчас он и дольше мог сидеть в своём кабинете. Вместо этого Джон пытается найти какую-нибудь нормальную, нейтральную причину не идти. Он не хочет встречаться, по большому счёту, его устраивает, что теперь они встречаются много если в коридоре случайно. Это, пожалуй, лучший вариант и способ похоронить всё, но в голове нет ни единой мысли о том, чтоб правдоподобного соврать Альбину, а говорить правду… Нет уж, спасибо. Лучше с документами в кабинет. И вообще, чего он нервничает? Там же секретарь сидит, вот ему и отдаст. Никаких проблем и неловких ситуаций. Однако, спустя всего минуту, Рейкер был вынужден признать, что если не везёт, то уже не везёт. Питера на месте не было, не иначе как побежал с каким-то срочным и, конечно же, очень важным делом. И чёрт его знает, когда вернётся, чтоб ждать его. И всё равно Джон ждёт несколько минут в надежде, что можно будет передать через него. Но в кабинете ждал Альбин, ждала недоделанная статистика, которую не стоило бросать на половине и вообще… Челленджер тоже, небось, ждал свои бумажки, раз просил притащить их сразу. Так что, тряхнув головой, чтобы привести мысли в порядок, Рейкер постучал и открыл дверь кабинета Челленджера, не дожидаясь ответа. И, похоже, правильно сделал, судя по застывшему взгляду, направленному в монитор, по окаменевшему лицу и неестественно, судорожно застывшей руке на столе, ответа можно было бы ждать долго. Вряд ли Гай вообще что-то слышал. — Я принёс документы, которые ты требовал срочно, — Джон махнул папками в воздухе и подошёл, чтоб положить их на стол. Челленджер коротко кивнул, даже не посмотрев в его сторону, и в душе Рейкера шевельнулось смутное беспокойство. Может, врача позвать? — Эй, ты в порядке? Позвать кого? Гай даже не пошевелился, всё так же разглядывая что-то в мониторе, и Джон плюнул на хорошее воспитание и зашёл Челленджеру за спину, чтоб понять, наконец, что случилось-то. На экране светится короткое сообщение о том, что старший Челленджер скончался три дня назад, и Рейкер отчётливо, каждой клеткой тела чувствует насколько он здесь и сейчас лишний, мешающий, неуместный. Не стоило приходить. Вот как думал — так и не стоило. Гай имел право на покой и тишину в такой момент. На то, чтоб его никто не трогал и не мешал. Чёрт. Нельзя же просто развернуться и уйти, надо хоть что-то сказать. Когда Рейкер зашёл ему за спину, Гай смог, наконец-то, закрыть глаза и не видеть несколько коротких, деловых строчек и дежурно-вежливое сочувствие. В голове катались, сталкиваясь друг с другом мысли о том, что теперь будет легче решать многие вопросы, что теперь прибавится проблем, что теперь никто не поддержит и ничего не посоветует, что он остался один на один со всеми. Джонни за спиной молчит долго, и, когда тишина начинает уже давить на плечи, сжимать тесным обручем виски в ожидании… Гай не знает, чего именно, какой реакции он сейчас ждёт, боится или надеется получить. Ему тяжело просто от ожидания и от чего-то холодного и тяжёлого, как камень, внутри. И тогда Рейкер прикасается к нему — пальцами к лопатке — тем осторожным жестом, каким дети в первый раз протягивают руку к большой собаке. — Сочувствую. У млад… нет, теперь не младшего, у Челленджера вырывается нервный смешок. Он ждал чего угодно. Радости (и, видит небо, у Рейкера как ни у кого были настоящие причины радоваться смерти отца), равнодушия, может быть, формальной вежливости. Не этой аккуратной, бережной заботы, не неуверенности от незнания, как поддержать. Боже… — Не надо, — он машет головой. Нет, он не готов смотреть, как Рейкер пытается счесть смерть старшего Челленджера чем-то, что заслуживает сожаления. Не человек, чьих родителей его отец погубил. Все их столкновения, разговоры и возможное взаимопонимание не стоит этого. — Не надо. Ты вообще рад должен быть, — пальцы, лежащие на лопатке Гая, нервно дёргаются, но Рейкер молчит, ничего не отвечает. — Даже я доволен открывшимися перспективами больше, чем расстроен и… А вот теперь Рейкер выдёргивает его из кресла и тянет за собой из кабинета, злой (на кого?) и сосредоточенный. И, кажется, всё-таки расстроенный. С ума сойти. — Пошли! — Куда? — Пить, — и сказано с такими уверенностью и нажимом, что Гай даже не пытается спорить, хотя не считает, что алкоголь — это хороший способ. Но… к чёрту. Он сейчас вообще не знает, что думать, что чувствовать (пусто, внутри просто пусто), так почему бы не послушать того, кто уверен? Даже если Рейкер ошибается, ничего страшнее похмелья с ним всё равно не случится. А это такие мелочи, верно? Они добираются до того самого ангара, где Рейкер реанимировал свой нелегальный корабль для побега, и Гая запихивают в полусобранную рубку, усаживая прямо на расстеленную на полу подстилку. — На, — Рейкер с силой вкладывает ему в руки кружку с чем-то явно крепким, и Челленджер хочет улыбнуться и пошутить что-то о неподобающей посуде, кажется, в обычное время он бы обязательно это сделал. Но успевает только улыбнуться (вроде бы), и выражение глаз Джона как-то неуловимо меняется, и тот толкает чашку в его руках, что та почти бьёт краем по зубам. — Пей, давай! Шипение почти злое, раздражённое, и Гай послушно глотает что-то обжигающее, не чувствуя другого вкуса кроме жжения. — Что это? — Какая тебе разница? Резонно. Он, пожалуй, действительно не хотел знать, что это на самом деле. По крайней мере, до тех пор, пока ему нужно это пить, потому что спорить нет ни сил, ни желания. Время течёт по спирали, под бодрый звук наполняемой чашки. Себе Рейкер не льёт вообще, но Челленджер не возмущается, нет, он говорит. Рассказывает. — Иногда я убегал от матери и пробирался в кабинет к отцу, пока тот работал, а тот делал вид, что не замечал меня. Мне казалось, что это разрешение остаться… — как отчётливо глупо. — Сейчас я уже не уверен… Рейкер молчит и качает в руке бутылку, из которой наполняет его чашку. — Он всегда лично дарил мне подарки, иногда не успевал вовремя, но никогда не доверял курьерам… Джона, вон, тоже привёз лично, но об этом Гай молчит, впрочем, Рейкер улыбается так криво, что, наверное, и сам догадался. — Почему-то ему казалось, что Академия — это хорошая идея, — он никак не может замолчать, и какую-то искру здравого смысла это заставляет нервничать, но она так мала и незаметна во владеющих им пустоте и хмеле, что ничего не решает. — Не знаю почему, он пришёл и сказал, что я туда уже поступил. У меня даже не было возможности провалить экзамены, смешно, да? Рейкер не смеётся, только подливает в кружку, и коротко сжимает его запястье, тут же отстраняясь. — Ему всё время казалось, что он знает как лучше. И чаще всего он действительно знал, — это не то, что нужно говорить Джону, но Гай уже совсем не следит за тем, что несёт. — А потом он смотрел на мою жизнь и делал… я не знаю зачем… и почему — тоже, — слова в первый раз за вечер, кажется, начинают застревать в горле. — Может, стоило поговорить с ним об этом? — в вопросе, как ни странно, ни обвинения, ни даже участия. Просто размышление вслух. Как будто они книгу обсуждают. От этого говорить было легче. — Зачем? — вопрос, который преследует его всю жизнь. — Это же элементарные задачи, он умел решать гораздо более сложные… А тут просто… не хотел. Не хотел. Не хотел, не хотел, не хо… Рейкер подаётся вперёд, зажимая ему рот рукой, останавливая бессмысленный, механический повтор, и Челленджер почти падает в запах масла и бумаг, такой знакомый по Академии, ненужной и беззаботной, в которую отец отправил его, не спрашивая, в которой отец его почти не беспокоил. Время, мучительно чуждое и ненужное, до боли беззаботное и необременительное, вернулось к нему на несколько мгновений, а когда он снова вынырнул в реальности, понял, что из глаз текут слёзы. Просто так текут, без содроганий, без подвываний, он бы и не заметил, наверное, если б от них не мокла ткань рубашки на чужом плече, в которое он вжимался. Надо отодвинуться, надо взять себя в руки, надо справиться с этим самостоятельно, не цепляясь за Рейкера, который ни при чём, которому вообще не стоит видеть его в таком состоянии… Но сил не было, и остановить слёзы, с которыми из пустоты внутри выходило что-то – тоска – не получалось. Только сегодня, ладно? Ладонь Рейкера мягко лежит на затылке, не столько утешая, сколько помогая не падать, и Гай в этот момент верит, что, наверное, действительно, можно расслабиться. И позволить алкоголю утащить себя в тёмное, лишённое снов и мыслей, беспамятство. Рейкер, кое-как устроив уснувшего Челленджера на подстилке, которая здесь как раз заменяла кровать, сел рядом и потянулся за бутылкой, в которой на дне что-то ещё плескалось. Мерзко было. Не от того, что пришлось сочувствовать смерти старшего Челенджера, нет, отец бы понял, и мать, наверное, тоже. Он помнил их обрывочно, но представить, что они одобрили бы глумление над чужим горем, Джон не мог. Тем более, над ребёнком (Гай всего-то на три года старше их сына, кем он ещё мог бы быть для них?), который им ничего сделать не успел. Мерзко было от мысли, что наконец-то померший мерзавец даже сыну жизнь пытался исковеркать. До такой степени, что тот искренне считает, что должен справляться со всем сам. Очень хотелось верить, что это обязательная наука для их положения, а не безразличие. По крайней мере, маленькой Джон, в отличие от Гая, никогда не сомневался в родительской любви. Оказывается, в этом недоделанный навигатор тоже мог бы ему позавидовать. У судьбы определённо есть чувство юмора. Утром Гай просыпается с абсолютно пустой головой, но вовремя, в то же самое время, в какое привык вставать за последние годы, не смотря ни на что. — Ты не опаздываешь, — Рейкер сидел у противоположной стены то ли вставший раньше, то ли так и не ложившийся. — Не дёргайся. Тем, — он дёрнул подбородком в сторону, — еда. Поешь. — Спасибо, я не… — Гай, я твоего мнения не спрашивал, - Джонни вздыхает и подходит ближе, берёт его за локоть и тянет за собой. — Я сказал тебе поесть. Челленджер слабо улыбается по привычке, не видя ничего смешного, но не зная, как именно должен себя вести. У него нет времени на то, чтобы разбираться в себе, сил тоже нет, но это уже не так важно. С этой точки зрения необходимость поесть звучит разумно. — Спасибо. Рейкер в ответ молчит, только садит его перед миской с кашей и чашкой с кофе, и в голове мимолётно сквозит мысль о том, что он давно не пил что-то кроме чая. Но дальше думать об этом не стал. Не сейчас, нет. Как ни смешно, хотя казалось, что в горло не полезет ничего, но в жизни оказалось, что он не только съел всё, но и даже щедро послащенный кофе выпил, не заметив. Похоже, чтобы Гай не думал, его организму еда сегодня требуется едва ли не больше, чем в обычный, спокойный день. — Спасибо, — снова повторяет он в тишине, и по растерянно настороженному, неуверенному выражению лица только сейчас понимает, что Джонни молчит просто потому, что не знает что и как отвечать. И от этой бережной осторожности внутри, наконец-то, становится больно, острой, яркой, рваной болью от живота до горла, и Гай улыбается увереннее, не весело, нет, но понимающе и благодарно. — Спасибо, Джонни, правда, — он тянется к нему и сжимает широкое запястье пальцами, — это была тяжёлая ночь, и ты помог мне через неё перейти. Должен же хоть кто-то из них сказать, а мл… Челленджера учили говорить и находить слова. Иногда он был неплохим учеником. Рейкер машет головой то ли смущённо, то ли несогласно, а потом ерошит Гаю волосы, как будто младшему. — Без проблем. Несколько секунд они ещё сидят молча, а потом Челленджер встаёт: — Спасибо за стол, но мне стоит привести себя в порядок, а времени осталось не так много. — Собираешься и сегодня прийти на работу? — в голосе недоумение и осуждение, замешанные на сдержанном сострадании. С ума сойти. Гай пожал плечами: — А чем мне ещё заниматься? Да и потом, отец не поймёт, если я упущу семейные интересы и выгоды, на которые он столько времени потратил. Рейкер на секунду прикрывает глаза, показывая, что понял, и они прощаются. Впереди долгий, сложный день. Тем более сложный, что правами наследования стоит заняться как можно быстрее, чтобы сразу же начать разбираться в отцовских делах. Если это будет хотя бы так же сложно, как первый год на Моргане, то Гаю, считай, повезло. Вернер выходит из кабинета Челленджера, с которым они только что час обсуждал необходимые теперь и возможные изменения в системе безопасности, и с некоторым облегчением переводит дух. Босс выглядит куда лучше, чем можно было ожидать после таких новостей. Крутит его, конечно, но… Вернер смотрел запись, на которой несносный мальчишка тащил Гая в свой идиотский «ремонтных цех», и помнит абсолютно неживое, неподвижное лицо босса на этой записи. Сегодня же с ним, по крайней мере, говорил живой человек, а не статуя, уверенная, что случившееся не требует какого-то личного внимания. Привычку младшего (а, проклятье, придётся отвыкать) Челленджера каменеть и вешать на лоб надпись «всё в порядке», когда особенно хреново, Вернер успел и выучить, и зауважать, и возненавидеть. Потому что сделать с ней что-то было невозможно, всё ведь в порядке. За это пацану, который сегодня выползает из кабинета чаще обычного, пожалуй, стоит быть благодарным. А вот и снова он. — Откачал его вчера? — не столько спрашивает, сколько утверждает — на самом деле: сообщает — Вернер. Рейкер какую-то секунду молчит, вероятно, размышляя не сделать ли вид, что он не понимает о чём речь, но потом досадливо морщится и трёт шею усталым жестом. Впрочем, судя по теням под глазами, со сном у него сегодня не задалось. — Неуверен. — Откачал, — успокаивает его Вернер, пока они идут по коридору каждый по своим делам. — В таком состоянии он уже справится. Злой, невесёлый смешок в ответ: — Для этого на удивление мало оказалось надо. Начальник безопасности пожал плечами: — Специфика семьи и работы такая, что иногда забываешь о том, что ты обычный человек и всё не обязательно «хорошо». Ещё более злое шипение. А это забавно. — Ненавижу корпорантов. — Угу, — Вернер тянется встрепать светлые волосы, но в последний момент останавливает себя и просто хлопает по широкому плечу. — Я оценил. — Пффф! М-да, если у пацана всегда так плохо с актёрством и сдержанностью, то можно понять, что в его обществе так веселит шефа. Отсутствие кинжала за спиной, наверное, действительно должно расслаблять. — Давай-давай, не фыркай, а иди работать, вычеты за невыполнение служебных обязанностей никто не отменял. Не то чтоб это было сколько-то действенная угроза в адрес едва ли не единственного сотрудника станции, считавшего, что заплатить ему деньги — это проблема Пан-Галаксис. Но и Вернер не собирался действительно запугивать, так, подразнить немного и закончить разговор. Дел предстояло много. Последняя неделя прошла в каком-то полубезумном угаре, когда все бегали так, что о времени вспоминали не чаще, чем в пещерах, то есть пока у кого-нибудь не сработает будильник с каким-нибудь бесконечно важным напоминанием. И Джон только через четыре дня поймал себя на том, что позволил вовлечь себя в эту безумную гонку, и озадачился. Альбин заметил его состояние и пожал плечами: — Нервы. — М? — Волнуешься, - пояснил начальник и сладострастно потянулся, замычав от удовольствия. — Вот и не уходишь, присматриваешь. — За тобой? Альбин посмотрел на него, как на идиота: — Мне очень приятно, Джон, но я себе, раз пошла такая пьянка, на отпуск зарабытываю. Рейер кивнул, о грандиозных планах Крейна на ближайший сезон он был в курсе. Потом до него дошло на что тот намекает, и он только протестующе фыркнул. На Альбина это эффекта, тем не менее, не произвело. Начальник вообще был дивно самоуверен, чтобы его могли смутить чуие сомнение и несогласие. — Не фыркай, а то я не заметил, что если ты задежался на работе, то это всегда из-за босса. — Мой босс здесь — ты. — Мг. Но я говорю не о твоём боссе, а о Челленджере, — Альбин в последний раз посмотрел на законченную таблицу, над которой они бились полтора суток, удовлетворённо кивнул, закрыл и выключил компьютер. — Ты бредишь? — Божечки, за что мне достался такой идиот? — с насмешливо-ехидным умилением отозвался Крейн. — В кого ты такой внимательный, а? — Альбин, меня дела Гая вообще не касаются. — Так о делах никто и не говорит, — ещё более весело парировал гад, потирая красные глаза. — Ладно, на тебе бумажки, раз ты так волнуешься, но не признаёшься, отнеси их боссу, заодно проверишь живой он там или уже можно отпевать. Если отпевать — скажи мне первому, надо будет сменить некоторые акции… — Боже, Альбин, что ты несшь?! — Вали короче, — Крейн небрежным и немного неточным движением бросил ему на стол три папки, проходя мимо. — А я домой. И вышел до того, как Джон нашёлся, что ответить на такую наглость и поклёп. Вместо этого пришлось смотреть, что за бумажки ему оставили, хотя уже через несколько минут стало понятно, что ничего срочного там не было. Хм, и не боится Альбин по шее получить за то, что отвлекает начальство от важных дел? Рейкер взял папки и пошёл в приёмную к Челленджеру, там, конечно, секретарь, кажется, сегодня Питер, но зайти всё равно недолго, а потом можно будет последовать примеру Крейна, пойти домой и завязать с этой глупой привычкой задерживаться, а то так и втянуться можно. Питер встретил его удивлённым взглядом: - Что-то важное? - Альбин велел передать документы перед уходом. - А, - понимающе кивнул секретарь и на секунду задумался перед тем как согласно кивнуть, - да, хорошо, иди. Серьёзно? Даже не узнав что за документы и точно ли надо отвлекать нырнувшего в дела Челленджера на них? Складывалось ощущение заговора против излишней работоспособности. - Иди-иди, - поторопил меня Питер, выбираясь из-за стола. – У меня уже рабочий день закончился, так что сами кабинет закроете, да? И убежал. Точно грёбанный саботаж, который почему-то свалили на него. Что за нафиг? Челленджер только глаза на него поднял и тут же вернулся к прерванному чтению: - Сейчас, подожди немного. Джон кивнул и устроился в кресле для посетителей, разглядывая бывшего однокашника. Тот выглядел замотанным, усталым, будто обескровленным и высушенным, но, не смотря на это, достаточно живым. Как минимум, желания огреть по голове тяжёлым и положить под стеночкой спать, не вызывал. - Да? Что-то случилось? Рейкер пожал плечами и передал ему папки, уже предчувствуя недоумение и сарказм на тему срочности и необходимости передачи этой фигни лично Гаю. Челленджер сунулся носом в текст и через несколько минут снова поднял глаза. - Забавно. Это от Альбина? И вот что ему ответить? Сказать что да, выставив Крейна болваном, неспособным разобраться в приоритетности результатов своих друзей, или соврать, что это он сам протупил? Ну, не говорить же, что подчинённые ищут способ вытащить его из кабинета! - Мы решили, что тебе будет интересно. - Ага, действительно забавно, - Гай устало размял шею. – Чай, кофе? - Снотворного. - У меня нет, - хмыкнул Челленджер и потянулся за графином воды. - Могу угостить. Кофе и чай всё равно тебе заваривать некому. - М? - Питер сказал, что его рабочий день закончился, и убежал. Гай замер, медленно повернул голову в сторону часов и, кажется, немного завис. - Да-да, ты всё правильно понимаешь, даже твои секретари уже поползли домой, не хочешь последовать их разумному примеру? – Джон встал, забрал у Челленджера всё ещё пустой стакан, налил воды и поставил его снова на стол. Гай благодарно кивнул и выпил, всё ещё размышляя о чём-то своём, оставалось надеяться, что о том, чтобы пойти спать. - Я ещё не закончил. - Гай, - не выдержал Рейкер, схавтившись за чужое, мгновенно напрягшееся плечо, чёрт, зря он, конечно, но ладно… - твои дела никогда не заканчиваются. Это не ремонт корабля, края никогда не видно. Челленджер криво улыбнулся и провёл ладонью по лбу, собираясь с мыслями: - Ладно, ты прав, - потянулся к клавиатуре и выключил комп. – Завтра продолжу. Джон кивнул, размышляя о том, не входит ли в привычку и перечень обязанностей отправка одного идиота на отдых по расписанию. Нельзя связаться с Пан-Галаксис и не вляпаться в проблемы, однозначно. Последнее время Альбин завёл привычку делать из Джона курьера. - Ты всё равно не любишь эту работу, - отмахнулся от его недовольства Крейн, - так что можешь и побегать. - По двадцати этажам? - Хочешь поменяться со мной обязанностями? – с интересом посмотрел на него Альбин, и Рейкер всем нутром почувствовал, что если он ляпнет «да», то они же и поменяются. - Куда, говоришь, отнести? - С-43 отсек, Герману Дугху. Так теперь и ходит постоянно по станции, почтальоном-разносчиком. Он как-то спросил, почему не отправлять по электронной почте, а не на бумаге и отдельных носителях, и получил в ответ краткое «требование безопасности», объясняющее всё: и смысл, и маразм. С другой стороны, по дороге всегда можно было завернуть к кофейному автомату, ни одного из которых не было на их этаже. - Добрый день, - кивнул ему забирающий из автомата свою чашку Эдвин и прислонился к стенке, почти нырнув в кофе. - Добрый, - отозвался Джон. – Экономишь? - В смысле? – булькнул из чашки секретарь, явно не видящий смысла отрываться от неё ради разговора. - На нормальное кофе не тратишься. Не говори, что у вас такая маленькая зарплата. - Нормальная у нас зарплата, - морщится Эдвин. – У нас шеф терпеть не может кофе, что пить, что нюхать, приходится бегать куда-нибудь подальше, где его можно быстро выпить вне кабинета. А до ресторана разве что в обед дойти можно, далековато. Рейкер по мере его ответа смотрел на него всё более и более расширяющимися глазами. - Ты не преувеличиваешь? – осторожно уточнил он, припоминая ежесубботний кофе и без каких-либо проблем пьющего его Челленджера. В ответ ему раздалось раздражённое шипение. - Разумеется, мы с Питом бегаем пить эту химию исключительно потому, что ничего лучше в своей жизни не пробовали. Не задавай тупых вопросов, а? - М… ясно, - Джон достал собственный стаканчик и в задумчивости остановился. – Извини, просто странно было слышать. А кто-то, кажется, всё-таки нарвался на драку. И Вернер тоже должен будет его понять, потому что за такие коленца надо бить. Больно, чтоб надолго запомнилось. - Да бывает, у всех свои странности, а зарплата хорошая, - Эдвин вполне умиротворённо допивал свою чашку, и Рейкер понял, что к Гаю надо поторопиться, чтоб без свидетелей пообщаться. Дверь распахнулся так резко, что Челленджер удивился, когда не услышал, удара о стену, но оказалось, что её открыли не спинка, как казалось, а всё-таки рукой – какой порыв, боже ты мой! – и аккуратно придержали. А потом ещё и тихо закрыли, просто до смерти благовоспитанно. Гай смотрит на Джонни (ну а кто ещё мог так к нему вломиться?) и улыбается, просто не может не улыбаться. «А глаза какие», - мелькает восторженно-восхищённое в голове, пока Челленджер напоминает себе, что нужно хотя бы условно держать лицо. - Я решил, что мы давно не виделись, - заявил Рейкер настолько дружелюбным голосом, что Гай заподозрил, что сейчас умрёт счастливым. Потому что глаза у Джонни были бешенными. - Я тебе всегда рад, что будешь? - Кофе, - абсолютно счастливым голосом заявил Рейкер и поставил на стол бумажный стаканчик с какой-то сомнительной жидкостью. – Я и тебе принёс! - Спасибо, - значит жидкость – это кофе. Отлично. - Больше ничего сказать не хочешь? - в голосе чистое любопытство и ничего кроме, но Гай позвоночником чувствует злость и раздражение. - У меня где-то было печенье, - не знаешь, что говорить – говори хоть что-нибудь, если не хочешь закруглить разговор. Челленджер не хотел до спазма в желудке. - Я тебя сейчас убью, - очень спокойно и дружелюбно пообещал Рейкер, перехватывая его пальцы, когда тот коснулся стаканчика, и Гай едва удержался от того, чтоб закрыть глаза, переживая электрическую, спазмическую дугу от пальцев к сердцу. - Ладно, - легко соглашается Челленджер, и у Джонни неуловимо и завораживающе меняется выражение лица. – Без проблем. За что конкретно? - За чёртов кофе, Гай, - хватка на пальцах сжимается, и это почти больно, но ему и в голову не приходит, что руку можно освободить. Отказавшись от прикосновения? Да пусть он ломает эти пальцы, кому они нужны, он даже не музыкант, никакой потери для мира. - Он так плох? У Рейкера вырывается что-то похожее на рык, но руку сильнее он не сжимает. Для человека, обещающего убить, он слишком осторожен, и это умиляет до острой боли в сердечной мышце. Наверное – наверняка – было бы проще, если бы Джонни был безжалостней, но что взять с последнего недобитого рыцаря космоса? - Я застал твоего секретаря у кофе-автомата через этаж отсюда. - И? – Гай, кажется, понимает куда Рейкер ведёт, но мысль не успевает за пониманием, она слишком занята тем, что запоминает прикосновение и взгляд. - Какого хрена ты таскался ко мне с кофе, если настолько его ненавидишь, Гай? Вот вроде Джонни умный, так почему он задаёт такой глупый вопрос? - Потому что ты его любишь, - как что-то очевидное – хотя почему «как»? – объясняет Челленджер, рискнув чуть сжать пальцы в чужой руке, чтобы полнее чувствовать её тепло. Может, Рейкер в таком настроении и не заметит. - А пил зачем? – и Джонни действительно не обратил никакого внимания. Гай вздохнул, и почувствовал себя учителем в начальной школе: - Ты угощал. - Блядь, Гай, нормальные люди отказываются, когда не хотят пить. А вот теперь Челленджер немного нездорово смеётся: - С чего ты взял, что я не хотел? Вот теперь Рейкер, наконец, сжимает пальцы достаточно сильно, чтоб стало больно, но Гай только улыбается в ответ. Не-не-не, тебе придётся постараться лучше, чтобы я сам захотел от тебя убежать. - Ты его терпеть не можешь, верно? - Ага. - Настолько, что твои секретари бегают по соседним этажам пить дешёвую химию, но не вонять в твоей приёмной, а на всём этаже нет ни одного аналогичного автомата вообще? - Ага. - Гай, ты издеваешься? - Это просто вопрос приоритетов, Джонни, - почти пропел Челленджер и ухмыльнулся. – Вернера я вообще в этом кабинете кофе поил, - он откидывается на спинку кресла, всё ещё не пытаясь освободить пальцы. - Да ну? - Ага. А потом проветривал кабинет. Джонни вздохнул, разжал ладонь и тоже откинулся спиной на кресло: - Гай, ты идиот. Челленджер пожал плечами. Он как бы и так в курсе, что во всём, что касается Рейкера мозг у него атрофируется. - Нет, ты мне объясни, нафига? - Ну, Вернер лучше соображает и находится в лучшем настроении, если на рабте употребляет кофе, а это, сам понимаешь, важно. Джонни скептически приподнял бровь: - Ну допустим. Я не настолько зависим от кофеина. - Однако подарить тебе обшивку ты не дал, а от кофе не отказывался, - с интонацией «сам виноват» пояснил Гай. Кажется, у Рейкера слова кончились. И даже нецензурных подходящих не нашлось. Челленджер даже гордиться собой начал. - В этом же нет никакого… - и замолчал, не договорив. «Вспомнил», - Гай невесело улыбнулся и запустил руку в волосы, успокаивая себя. Всё нормально, то, что он вообще пришёл уже удача, так чего ещё. - Ладно, пойду работать, - Рейкер поднялся из кресла. - У Альбина уже наверняка появилось новое задание. - Конечно, - вежливо, с пониманием, улыбнулся ему Челленджер и накрыл бумажный стаканчик ладонью, когда Джонни потянулся за ним. – Кажется, ты это мне принёс? - Блядь, Гай, не беси. - Почему же? – улыбка становится по-детски безмятежной. – Мне, может, нравится… - Бляяя… - с бесконечным смирением и раздражением тянет Рейкер, убирая руку и подходя к двери. – Чтоб я тебя в ангаре с кофе больше не видел, идиота кусок. И закрывает за собой дверь. А Гай чувствует – физически – как у него в груди выбило дыру до боли, пустоты и ужаса. Потому что так не бывает. Не с ним, по крайней мере. Потому что он просто не правильно понял, Джонни просто не мог сказать то, что сказал. Иметь в виду то, что Челленджер услышал. Гай знает, что боль, пустота и ужас – это надежда, но что с ней делать, нет, не знает. Потому что желание – какое многозначное слово, до смешного – прийти в эту субботу снова скручивает его в дугу, в спираль, не смотря на все доводы разума. Потому что после того, как Джонни узнал – нельзя, идеи хуже просто не придумаешь. Это – зна-ни-е – теперь всегда будет между ними, и всегда будет нервировать и мешать Рейкеру. То, что кофе – Джонни сказал, что это кофе, придётся поверить – он берёт не дрожащей рукой, можно записать себе в достижения. А потом необычно неприятный, химический вкус бьёт в мысли, позволяя взять себя в руки, но Гай продолжает пить, небольшими глотками, не смакуя и не растягивая удовольствие, просто не торопясь и думая о том, что губы Рейкера сейчас могли бы быть такими же на вкус, если б тот забрал своё пойло. Эта мысль успокаивает и опьяняет одновременно. Гаррет зашёл в кабинет около десяти утра, как раз тогда, когда ничто не предвещало беды, а Гай даже не начал всерьёз сомневаться идти к Рейкеру или нет, рано ещё было. - Бетани Трейн запрашивает разрешение на личную встречу, - невыразительным, как обычно, голосом сообщил секретарь и застыл в ожидании ответа. Как с ним уживаются Эд и Пит Гай представлял слабо, оба старых секретаря были куда богаче на проявления эмоций, но в целом Челленджера новенький устраивал, работал он хорошо. Куда интереснее, почему Бет прилетела так внезапно и без предупреждения, она для этого слишком хорошо воспитана, чтобы поверить, что подруге захотелось просто устроить ему сюрприз. - Передай, что я её жду, как только она решит прийти. И завари нам чай. Бет вошла к нему с сияющей улыбкой и прямой, как приучили на уроках танцев, спиной и тут же протянула руки для объятья: - Гай, сколько мы уже не виделись вживую! – тонкие руки обхватили его шею, а губы, тёмные и яркие даже без помады, прижались к щеке. – Я успела до смерти по тебе соскучиться. Как твои дела, как работа? Когда я узнала про твоего отца, я так хотела к тебе приехать, а ты запретил, разве так можно? Гаррет зашёл и принёс чай, а когда он вышел и плотно закрыл за собой дверь, Бетани вцепилась в плечи Гая с отчаянной силой, до боли и будущих синяком: - Гай, спаси меня, пожалуйста, Гай, я всё сделаю, только…. - Тш, - он силой усадил её в кресло и встал рядом на колени, чтобы снизу вверх смотреть ей в глаза. – Не надо таких неосторожных обещаний, Бет. Тем более с кем другим. - Я говорю с тобой! И это… - Тш-ш-ш, успокойся, - Гай бережно сжал тонкие запястья. – Что случилось? Тебе кто-то угрожает? - Нет, - Бет дёрнула головой, а потом прикрыла глаза ладонью. – Нет, не в этом дело. Гай, папа узнал про Пола и теперь… Челленджер вздохнул. Пол Макгрем был однокурсником Бетани на биофаке, и на последнем курсе у них начался роман. Единственное, что в этой истории не понимал Гай – это как заботливый отец узнал о личной жизни дочери только теперь. - Бет, я ничего не могу сделать с тем, что твой отец против этих отношений и хочет для тебя другую партию. Есть же пределы у человеческих возможностей! - Да нет же, Гай, - Бетани убрала руку и посмотрела на него мокрыми глазами. – Неужели ты думаешь, что я настолько поглупела, что не понимаю этого? Отец хочет запихнуть Пола в ремонтную группу аварийных шахт на Рудоное. Гай, он же его убить хочет. Бет права, у Пола там шансов не будет никаких. У всей его группы с ним в составе шансов почти не будет. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. - Гай, мне просто не к кому больше бежать, - она снова вцепилась пальцами в его руки. – Гай, я сделаю вс… - Бет! – почти зло перебил её Челленджер. – Я же сказал тебе не давать неосторожных обещаний, - он притянул её к себе, обнял и зашептал в светлые серо-русые волосы. – Что ты, мышонок, неужели ты думаешь, что я тебе и так не помогу? Глупый-глупый мышонок, я что-нибудь придумаю. - Да? - Обязательно. Всегда можно что-нибудь придумать. Бет прижалась к нему всем телом, пряча лицо у него в плече: - Я всё понимаю, Гай, мне же не пять лет, я понимала, что отец никогда не согласится, что это не сможет продолжаться вечно, но зачем так.… Ладно, ему плевать на Пола, но почему ему и на меня настолько наплевать? Я же не смогу, просто не смогу, Гай, если он умрёт из-за меня, если его убьют из-за меня. Зачем я вообще, если из-за меня только хуже всем, кто мне дорог?! Гай, Гай, пожалуйста… Он гладил её по голове и слегка покачивал, успокаивая и давая возможность выплакаться. Он знал Бетани, знал, что всю дорогу сюда она была идеальной, сияющей леди, ни словом, ни жестом не показавшей, что у неё что-то стряслось. И теперь ей надо было расслабиться, выплакаться, потому что нельзя держать всё в себе. А он обязательно решит, что со всем этим можно сделать, потому что мистер Трейн перегибает палку. Так замысловато даже его собственный отец не лажал в семейных отношениях ни разу. Отправив Бет в комнату отдыха с чаем и печеньем и заперев её (не то чтоб в этом была особая необходимость, там и так редко кто бывал из-за отсутствия свободного времени, но перестраховаться, чтоб подругу никто не беспокоил, лишним не было), Гай попросил вызвать к себе Вернера. Ох и весело сейчас будет везучему безопаснику. - Да? – Вернер зашёл настороженный и явно ожидающий подвоха, что было закономерно, про визит Бетани он не мог не знать. - Скажи мне, её «безопасность» приехала с ней? - Нет, - тяжело вздохнул в ответ Вернер. – Госпожа Трейн приехала одна, без сопровождения. Гай восхищённо присвистнул: - Знать не хочу на какой свалке Трейн нашёл твоего коллегу. Но, думаю, где б ни нашёл, а скоро они появятся и постараются пройти на станцию с благородной миссией защиты Бет, остолопы несчастные. - Их встретить? - Это само собой, - кивнул Челленджер. – Встретить и не пускать на станцию под каким угодно предлогом. Авария, карантин, технические неполадки, не позволяющие подтвердить их личность и статус – всё что может придумать твоя фантазия. А когда всё-таки пустишь, постарайся сделать так, чтоб они никуда не залезли, и к Бет в том числе. Это возможно, да? – без каких либо сомнений в положительном ответе уточнил Гай, и Вернер послушно кивнул: - Приложу все усилия. Но нам в любом случае надо будет объяснить присутствие госпожи Трейн на станции и её нежелание встречаться с людьми отца. - У меня есть идея, но её надо обсудить с ней чуть позже, пусть придёт в себя, - Гай признавался сам себе, что ему эти двадцать минут, чтоб до конца решиться, тоже нужны. – А для тебя есть ещё весёлое задание. Вернер смотрел на него с почтением и вниманием, однако Челленджера не покидало фантомное ощущение зубной боли у одного из них или обоих сразу. - Да? - Смотри, - Гай положил перед ним куцее личное дело и фотографию. – Это Пол Грейсен, биолог, однокурсник Бетани и будущий сотрудник ремонтной группы аварийных шахт на Рудоное. - Биолог? - Да, Вернер, и тебе надо подумать, как мы можем не допустить подобной глупости со стороны господина Трейна. Взгляд начальника безопасности тяжёлый-тяжёлый, но он не спорит и не пытается уточнять, точно ли им это нужно. - И договориться с господином Трейном нельзя? - Ни-ни, - покачал головой Гай. – Подумай, где и когда нам его лучше вытащить, желательно, засветившись по минимуму. - Наших людей, если заметят, опознают. Гай кивнул. Если захотят – обязательно, а когда дело касается личного – всегда хотят. - Ну, думаю, мы можем попросить кое-кого, кто, конечно, наш сотрудник, но… имеющий очень своё мнение на внутрикорпорационную политику и человеческую этику. - Нет. - Почему? Вернер задумался, перебирая причины, которых явно было много, но… - Его всё равно свяжут с нами. Ещё быстрее, чем моих людей. - Если Бет согласится на мою легенду, - дёрнул плечом Гай, - то с его участием у всего этого цирка может получиться феерически замысловатая дымовая завеса. - Тогда поговорите с ней поскорее, - попросил Вернер. Гай вздохнул и кивнул. Надо, конечно, прямо сейчас. Бет сидела на диванчике, разглядывая сидящего на ветке лимонно-жёлтого попугайчика, и не пыталась улыбаться через силу, что внушало надежду на то, что всё не так плохо. Когда он вошёл, она сразу повернулась к нему и слабо улыбнулась. - Гай? - Нам надо кое о чём поговорить, - Челленджер сел рядом, и взял её за запястье. – Во-первых, нужно как-то объяснить то, что ты сбежала ко мне, а я не собираюсь пускать к тебе твою службу безопасности, когда она приедет. Кстати, Бет, на будущее, о том, что ты от неё сбежала, а не приехала с ней, лучше предупреждай сразу, будет проще. - Хорошо, извини, - она кивнула и снова замолчала, ожидая продолжения. - А ещё, ты ведь понимаешь, что для того, чтоб твой отец оставил Пола в покое должна исчезнуть сама причина, по которой он хочет от него избавиться? Бет криво улыбнулась и снова кивнула: - Да, я уже тоже об этом думала. - Тогда как ты ответишь на моё предложение руки и сердца? – ровно спросил Гай, не смотря на неё. Да, она думала об этом, да, она, наверняка, пришла к тем же выводам, но это всё равно не то, о чём она мечтала в своей жизни. Не то предложение, не тот человек, не те обстоятельства. По крайней мере, он не хочет видеть, как в её глазах рассыпаются последние иллюзорные надежды, что случится чудо и всё закончится идеально. Наверное, это малодушно с его стороны, как другу, ему не положено отворачиваться от её боли, но… он сам добил этот призрак несбыточной грёзы, ему ли теперь беспокоиться об этичности собственного поведения? Между ними висит тишина, кажется, Бет даже не дышит, но Гай не торопит её. Пусть. - Гай, а ты? – вопрос, который он меньше всего ожидал услышать, выбивает воздух из лёгких. Что? - Что? - Гай, это же твоя жизнь, ты уверен… Боже мой, о чём она вообще сейчас думает? Гай не знает, смеяться ему, плакать или ругаться. Какая к чёрту разница? - Бет, ты не о том беспокоишься. Я спрашиваю тебя… - но Бетани упрямо хмурится, и Челленджер понимает, что об этом тоже придётся поговорить. Зачем? – Бет, сама вспомни, как часто представители семей вроде наших с тобой женятся по большой и пылкой? Молчишь? Нет, иногда, возможно, случаются счастливые совпадения, но обычно это торговая сделка. Ты умна, ты состоятельна, на год младше меня и мы с тобой неплохо ладим. И, учитывая последний пункт, это уже больше чем то, на что могут рассчитывать многие другие. Но я спрашиваю тебя. - А если я откажусь? - Я придумаю что-нибудь другое, - ровно и уверенно отозвался Гай, понятия не имеющий, что именно он придумает. Бет улыбнулась и ласково покачала головой: - Нет, не надо. Я согласна, меня всё устраивает, если ты не забыл о себе, - она опускает устало голову ему на плечо. – Как же мне повезло, что у меня есть ты. Он опускает ладонь ей на затылок, прижимает к себе: - Всё будет хорошо, мышонок. Я что-нибудь придумаю. «Не только со спасением, но об этом поговорим позже. Сейчас надо обрадовать Вернера». Вернер известию о том, что к Гаю, оказывается, сбежала невеста, с которой у него был давний роман, действительно порадовался, и до того выразительно, что Челленджер начал прикидывать размер премии, которая могла бы эту судорожную радость на предельно вежливом лице пригасить. Прикинув время, Гай понял, что как раз обед, самое время визита к Рейкеру, тем более, что мучиться сомнениями в своей уместности больше нет нужды. Осталось только прихватить с собой чай, раз ему запретили появляться с кофе и пойти в гости. А, и сладкое что ли захватить, даже если этот разговор можно вести на трезвую голову, его надо хотя бы чем-то заесть. Джонни его встретил спокойно, даже где-то приветливо, но это он ещё наивный не знает, куда его Гай втравить хочет. И скорее всего сумеет. - Привет, - Челленджер прислонился к обшивке и поставил перед Рейкером термос. – Хочешь поговорить о мировой справедливости? - Нет. - Вот и славно, оставим же светские церемонии, - Гай улыбнулся широко и счастливо, с весельем отметив настороженный огонёк в голубых глазах. – Нужно украсть человека, поможешь? - Гай, ты охренел? - Для его же блага, - максимально серьёзно уточнил Челленджер, но получил полный скепсиса взгляд. – Серьёзно, его надо украсть у отца девицы, который не одобрил роман дочери и решил, что парень зажился на этом свете, и может со своим дипломом биолога аварийные шахты ремонтировать. - Где? - На Рудоное. - Бляяя… - Я так и думал, что ты оценишь, - Гай перестал улыбаться и забрался на обшивку так, чтоб можно было сесть. – Ко мне сегодня приехала подруга детства с этой весёлой историей и просьбой спасать, потому что пацан там действительно не жилец. И вся группа, в которую его отправят – не жильцы с таким балластом, сам понимаешь. Джонни согласно кивнул и отвинтил термос. - А попроще нельзя было проблему решить? - Отцу Бет? – уточнил Гай, и получил утвердительный кивок. – Да я тебе двадцать вариантов прямо сейчас накидаю, если хочешь, но господин Трейн, вероятно, решил, что нужен воспитательный момент. А получился у него в итоге побег дочери из дома и головная боль Вернера, кого и чему это должно научить – я теряюсь в догадках. - Судя по всему тебя заботиться о девушках, а меня воровать людей, - фыркнул Джонни, и Челленджер почувствовал, как у него железные обручи, сжимавшие грудь, разошлись. Рейкер почти согласился. - Старик невероятно заботлив, - кивнул Гай. – Но с его стороны было бы мило больше думать о дочери. Джонни, ты мне поможешь? - Тебе? – с иронией уточнил Рейкер, но Челленджер шутки на поддержал: - Тебя прошу я, - он на секунду замолчал. – И должен тоже буду я. «Куда уж больше, и так не расплачусь никогда, а всё мало», - с отравляющей отчётливостью подумал Гай. - Ерунду не неси, ага? Мне тоже жаль парня, хотя женщин он выбирать не умеет. - Ну почему же, Бет очаровательна во всех отношениях, - фыркнул Челленджер. – Но меня больше беспокоит не он. Джонни пожал плечами: - Само собой, ты же не с ним дружишь. И что, уже даже есть план действий. - А вот об этом, - протянул Гай, забирая у Рейкера чашку, - ты поговоришь с Вернером, а не со мной. Во-первых, он в этом лучше разбирается, а, во-вторых, чем меньше я буду знать о том, что и как вы придумали, тем легче мне будет врать господину Трейну, что я вообще без понятия, и впервые слышу про загадочного любовника моей невесты. Джонни давится воздухом: - Невесты? - Мы с Бет решили, что её свадьба наилучшим образом гарантирует то, что её отец потеряет к Полу интерес, - ровно, как о чём-то само собой разумеющемся сказал Гай. - Логично, конечно, но… вы уверены? Гай улыбнулся и прикрыл глаза, подавляя желание прикоснуться пальцами к чужой щеке. Не надо, не беспокойся обо мне… - Ты же сам сказал, что это логично, - он снова посмотрел в голубые, как тающие льды, глаза. – И жениться нам с ней всё равно когда-нибудь было бы надо, так почему не хотя бы по дружбе, а не только расчёту? Джонни пожал плечами и ничего не ответил. Согласный, он всё равно не мог до конца понять и принять подобный подход. Романтик. Отлёт Рейкера происходит через два дня, и Гай приходит к шлюзам, чтобы попрощаться и отдать письмо для незнакомого ему Пола. Но себе можно не врать, письмо с инструкцией можно было и через Вернера передать, так что это просто предлог, что ещё раз увидеться, что пожать – прикоснуться – руку и услышать голос. Последняя доза. Гай смеётся сам над собой, но не сопротивляется. Всё что надо было на данный момент – он сделал. Можно и расслабиться. «Немного умереть в чужих глазах», - шуршит что-то в подсознании, и Челленджер не спорит. Да, именно так, а теперь заприте его в психушке за неизлечимые суицидальные наклонности, сколько хороших и не очень людей порадуете. Джонни смотрит на него с лёгким удивлением, ну да, он же сам сказал, что лучше ему знать как можно меньше, но ведь и пришёл не за тем. А Рейкер просто великодушно и щедро игнорирует его болезнь, не думает о ней, не напоминает. - Вот, - письмо перекочёвывает из рук в руки так, что их пальцы и близко не соприкасаются. – Отдашь это Полу, и, если он согласится, привезёшь его не сюда, а на Цербера. Потом возвращайся. - А если сбегу? – подначка почти не в серьёз, но Гай чувствует, как внутри что-то сжимается, и улыбается шире. - Давай в следующий раз, хорошо? - В какой ещё следующий раз? - Я что-нибудь придумаю, - пообещал Гай, чувствуя, насколько привычной стала эта фраза за последние три дня. Нашёлся великий мыслитель. – Но не в этот раз, хорошо? Джонни пожал плечами с такой изумительной небрежной беспечностью, что у Челленджера в ушах зазвенело. - А что в письме-то? - Никаких угроз, - ответил Гай. – Потом у Пола спросишь, если захочешь. - Ага. Или вскрою. Челленджер улыбнулся, так насмешливо, что Рейкер отвёл глаза. Ну да, чтоб этот недобитый рыцарь пошёл читать чужие письма. Да, конечно, Гай верит в это. - Удачи, - он протянул руку и Джонни без каких либо колебаний пожал её, а потом дёрнул к себе, ближе – Гай чувствует тепло его дыхания и от этого кружится голова – и хлопнул по плечу коротким, подбадривающим жестом. – Не волнуйся, порадуем мы девочку, пусть не плачет, а то глаза такие радостные, что даже мне не верится. - Ты просто знаешь о… - начинает Гай, но рейкеровское «Ага» заставляет его замолкнуть, пережимает горло, оседая на коже, и это ужасно и восхитительно одновременно. А в следующее мгновение Рейкер уже отпускает его, разворачивается и идёт к кораблю. И Челленджер смотрит, смотрит ему вслед, пока за ним не закрывается дверь маленького курьерского корабля, а потом так же разворачивается и выходит из ангара, игнорируя нечитаемый взгляд Вернера в спину. К чёрту. У всех есть право на своё безумие, пока оно не мешает другим. А он достаточно щедро оплачивает лишнее беспокойство, чтобы не думать об этом. «Удачи», - думает он. «Возвращайся», - просит он. «Я придумаю что-нибудь», - обещает он. Джон Рейкер впервые за время своего пребывания на Фата Моргане улетает со станции в большой мир. «Я в жизни своей не принимал участие ни в чём более идиотском», - думал Рейкер, проходя регистрацию на какой-то богом забытой станции, через которую по убеждениям Вернера точно будут проводить того идиота, который догадался влипнуть в разборки с серьёзными шишками из-за бабы. Вот как он себе представлял свой дальнейший путь? Как бы себе его не представлял сам Пол, а Вернер видел его, как путь тары с охлаждённым, но не замороженным мясом в вакууме. Разгерметезировавшемся, само собой. Самым тонким и весёлым было то, что мясо я сначала должен украсть из-под внимательного крылышка сопровождающих. Отличная идея, как мне это сделать? Идейный руководитель художественной самодеятельности вручил ему электронные ключи и напутственные слова: - Двери они тебе откроют, но сами ломанные, так что не попадись. А стоило спросить о подробностях похищения, похлопал по плечу и заверил, что импровизация – это прекрасно, и он верит в меня. В гробу он видал такую веру, зачем он на это вообще согласился? Тем не менее двери исправно открывались, и до камер, где содержали перегонямых на рабочее место сотрудников (а ведь часть из них, может, большая, может, все, кроме Пола, звездец) Джон добрался относительно легко и быстро, в сложных ситуациях делая морду самоуверенным кирпичём и наезжая в ответ. Просто удивительно, что это работало. Не иначе как идиотам везёт. - Пол? Очень удивлённые серые глаза на почти истаявшем от пережитого внезапного кошмара лице. - Пошли, только быстро и молча, ок? - А вы кто? Да вот не всё ли равно смертнику? - Я от друга вашей девушки, она, говорят, расстроилась. А сейчас быстро, быстро! И молча. Проходить тот же маршрут с Полом, не умеющим делать кирпичную морду лица, оказалось сложнее, и Джонни стал догадываться, почему контейнер с мясом, а не какие-нибудь липовые документы. Контейнер просто на просто умеет лучше изображать из себя то, чем не является. Ладно, поздно жаловаться, сейчас жалуйся не жалуйся, а если поймают, так Пола отправят по назначению, а самого Джонни следом или в вакуум, как похитителя людей. То-то хохма будет! - Вы уверены, что… - Молча, - оборвал Рейкер подопечного, когда они проходили в пассажирский сектор к их кораблю. В чём он вообще мог быть уверен, когда весь его план от СБ звучал как «ты башковитый – справишься». Такую бы веру в людей да на пользу обществу, а не вот это вот всё! Бет зашла в его комнаты уже ночью, когда он собирался спать, и села на край постели, тонкая и бледная, как ветка акации. - Гай, что-то не так? - Мышонок? – Челленджер посмотрел на неё с искренним недоумением. – Ты про Пола? Я не знаю, пока никаких новостей, но ты же понимаешь… - Нет, я не об этом спрашиваю, - она покачала головой и поправила накидку на плечах. – Ты… с тобой всё в порядке. Ты постоянно на работе, ты почти не ешь… - Я давно такой, - улыбнулся ей Гай. - Да, мы давно не виделись, - в её голосе промелькнуло что-то виноватое, но она тут же стёрла это и из слов, и из глаз. – А ещё у тебя на полке стоит чашка остывшего кофе. Челленджер замер, как будто его застали за чем-то недостойным. Впрочем, так оно и было, наверное. - И что с того? - Гай, - в голосе Бет почти осуждение и укоризна. – Сколько я тебя знаю, ты его всегда терпеть не мог, в любых видах, тётушка Меган и то теплее относилась, а ведь у неё аллергия. А теперь в твоей комнате запах кофе от остывшей чашки. - Может, я распробовал? Улыбка у неё, как у богини печали и лукавства. Какая красивая, какая славная, как здорово было бы влюбиться в неё. - И именно поэтому не сделал ни глотка? Гай, если ты не хочешь, если это не моё дело, я не настаиваю, - она смотрит на него лучистыми глазами, и он не может не улыбнуться этому её прямому взгляду. – Но если тебе нужна моя поддержка или помощь, или тебе нужно поговорить, просто знай, что я всегда буду рядом и всегда сделаю всё, что смогу. Он подходит и целует её в макушку, в детстве он считал её почти своей сестрой, как всё изменилось и осталось таким же, подумать только. Жизнь – забавная штука. - Я знаю, Бет. Я знаю. Но мне не надо. Или я не хочу, - Гай сел рядом и приобнял её за плечи. – Может быть, когда-нибудь я действительно приду к тебе, но не сейчас. Они посидели так немного, прижимаясь друг к другу, а потом Бетани лукаво улыбнулась: - Жадничаешь? - Да, - тут же отозвался Гай. – Это только моё. - Если ты так хочешь, - она повернулась, поцеловала его коротко в висок и встала. – Пойду, не буду мешать тебе отдыхать. - Ты не мешаешь, - возразил Челленджер, но замолчал, натолкнувшись на её построжевший взгляд: - Доброй ночи, Гай, выспись хорошенько, ладно? - Ладно, - согласно кивнул он. В самом деле, именно этим он и собирался заняться. Рейкер знать не знал, о чём думала охрана, решившая стрелять в них боевыми прямо на станции в космосе, но в том, что Бог любит дураков теперь можно было не сомневаться, ведь ничего даже не разгерметезировало, никогого не убило рикошетом, и в целом всё закончилось достаточно мирно. Хоть убегали они в итоге аварийным маршрутом, буквально угнав не ту яхту. Зато быструю и удобную. Но думать о том, что ему скажет на это Вернер, не хотелось. Гай-то ничего не скажет (а если скажет – получит в челюсть), а вот его безопасник… С другой стороны кто сказал импровизировать? Тот и сам дурак. - Да, Пол? - Да, - кивнул тот, даже не спрашивая о чём речь. Кажется, после того, как ему оплавило выстрелом волосы он был согласен со всем, только бы от него не требовалось думать, что с этим делать. Джон вполне мог понять откуда такое состояние, даже ему хотелось всучить кому-то все эти проблемы, а ведь в его обучение и стрессоустойчивость входила, а тут простой человек. Первый раз они прыгнули по ближайшим, уже готовым к загрузке координатам, лишь бы только побыстрее. - Поехали, поехали. А потом надо будет мелькнуть у Семирамиды-8. Рейкер не до конца понимал зачем, но когда он зашёл к Альбину попрощаться тот со всклочёнными волосами и дикими глазами (точь-в-точь безумный гений из детских шоу) всучил ему распечатку с инструкциями где и как появиться, попытался объяснить зачем именно там и так, но у Джона глаза в кучку собрались уже после двух минут горячего монолога, так что в конце концов его перекрастили, хлопнули по плечу и страстно попросили выполнить хотя бы парочку пунктов: - Нам же надо будет для всего этого какие-то сплетни и версии запускать, чтоб никто не понял, что на самом деле происходит. Ты уж подсоби, ладно? – и так нежно-нежно обнимал за плечи, почти дотягиваясь скрюченными пальцами до горла, что Рейкер с готовностью кивнул. Теперь надо было выполнять обещание. Хоть немного. Но как Альбин с ребятами будут объяснять стрельбу, похищение человека (с добровольного согласия жертвы, конечно, но ты это ещё людям объясни) и воровство дорогой яхты Джон в душе не ведал и ведать не желал. Спасибо, собственный здравый смысл был ему ещё дорог. Во сне Джонни так и не вернулся, и встал Гай в самом сумрачном настроении. Наверное, ему стоило лучше объяснить возможные риски конфликта с отцом Бет один на один, но Рейкер или сам понимает и учитывает их (это если ему не опротивела Моргана с Челленджерами настолько, что на любые риски поплевать), или не желает понимать и тогда всё равно не услышит. А доверяет ли он Гаю достаточно, чтобы считать возвращение удачным вариантом в сложившихся обстоятельствах… Челленджер рывком встал, подошёл к полке с холодным кофе и влил в себя её залпом. Он ничего не может сделать для того, чтобы получить это доверие. Тем более, сейчас. Так и не чего об этом думать, легче не станет, а толку не будет. Рабочий день двигался своим чередом, а потом пришёл вызов для разговора от мистера Трейна, и Гай, вздохнув, сжал на мгновение виски пальцами. Это было ожидаемо, и этого бесконечно не хватало в его рабочих буднях. - Хорошо, Эдвин, соедини нас, - кивнул он секретарю и улыбнулся показавшемуся на экране солидному госпоину в абсолютно несолидном бешенстве. Кажется, уважаемый господин Трейн собирался начать орать, и Гай мысленно поморщился. Может, и не во всём был прав его отец в своей жизни, но в том, что спокойствие пугает больше ярости, а шёпот запоминается лучше крика, покойный был прав, и его сын имел возможность не раз в этом убедиться. - Добрый день, мистер Трейн, рад видеть вас. - Щенок! – и в самом деле заорал почтенный господин, а ведь в детстве он казался Гаю таким же большим, как отец. Куда сейчас всё ушло? С первого же крика… - Что ты себе позволяешь?! - Вы о сделке по металообрабатывающему оборудо… - Ты украл мою дочь! - Она сама приехала ко мне, - спокойно поправил его Гай. – Она совершенолетняя и имеет на это полное право, так что ваша реакция неуместна. - Она моя дочь! - Но не собственность, - продолжал доброжелательно улыбаться Гай, кожей чувствуя, как всё сильнее и сильнее закипает собеседник. – Будьте терпимее. - Она не сможет всю жизнь просидеть на твоей станции! Я всё равно… - Собственно, почему? Если моя жена захочет не покидать Фату Моргану, не вижу причин заставлять её идти против собственного желания. Господин Трейн, кажется, подавился воздухом. - Жена?! - Будущая, - правды ради уточнил Челленджер. – Но мы не будем затягивать… - Я не давал своего разрешения. - Вы ошиблись эпохой, господин Трейн, в наше время детям не нужно согласие родителей. А ведь он хорошая, более чем хорошая партия для семьи Трейн, но отец Бет уже даже о выгоде от злости не думает. И, всё-таки, ему придётся смириться, потому что от его мнения уже действительно ничего не зависит. - Что, после смерти отца власть в голову ударила? Хороший удар, да мимо. Власть у него и при отце была. А уж на то, чтоб вытащить Бет её всегда бы хватило. - Просто оцениваю свои и ваши возможности. - Был бы жив твой отец… - Ценю вашу скромность, - перебил Трейна Гай, - но ваша семья не настолько плохая партия, чтобы отец возражал против нашей с Бетани свадьбы, в свете нашей дружбы. Будущий свёкор побагровел так, что Гай стал опасаться возможного приступа. Впрочем, откачают, должны же хотя бы медики работать достаточно качественно у него, верно? - Что ты себе позволяешь? - Я просто сообщаю вам о том, что через несколько дней Бетани станет моей женой, и в ваших же интересах, не позорить себя, свою дочь и будущих внуков скандалом из-за того, что вы не можете всё в этом мире контролировать. Желаю вам всего наилучшего, - и отключил связь. Вряд ли мистер Трейн собирался отвечать ему взаимностью, да и плевать. Гай надеялся, что старик обиделся в достаточной степени, чтобы из принципа больше никогда не интересоваться делами своей дочери и её семьи, а потратить это время на других, более послушных детей. Или умеющих ещё лучше прятать свою личную жизнь, как знать Уже в полёте Рейкер вспомнил про письмо Челленджера с загадочным содержимым, которое он так и не вскрыл, чтобы убедиться, что там не угрозы. Да и зачем? Даже если угрозы, разве не лучше Полу будет узнать о них заранее? - Эй, ты ещё в сознании? – Джон отстегнулся от кресла и потянулся. - Да? Надо что-то сделать? Спасаемый всё ещё, кажется, был в шоковом состоянии, но трудиться на благо побега был согласен, это хорошо. Может, всё и не так плохо с ним и с их шансами. - Не, пока ничего надо. Но приятель двоей девицы просил передать тебе письмо, - Рейкер протянул конверт Полу, и тот осторожно его взял. – Кажется, там есть то ли вопрос, то ли предложение, на которое ты должен мне ответить, чтобы я знал куда тебя везти. Парень задумчиво повертел бумажку в руках, а потом резким, нервным движением открыл и углубился в чтение. Рейкер с интересом наблюдал за тем как твердеет, каменеет лицо, останавливается взгляд, когда последние строчки дописаны. Это было странно, завораживающе и пугающе. Что такого нужно написать человеку, интересно, чтоб того так пробрало. Ладно, когда напугать или расстроить, но тут что-то другое, не поймёшь что. - Эй, Пол, ты в порядке? Что случилось, а? Может помочь чем? - Нет, - тот немного отмер, покачал головой и сложил письмо так, что не видно что там. – Нет, всё в порядке, спасибо. Мне нужно немного подумать, хорошо? - Да без проблем! Интересные кое-кто умеет задавать вопросы, судя по всему. Заковыристые. Пол благодарно кивнул и ушёл куда-то в жилые отсеки, думать над своими интересными вопросами, а Рейкер стал прикидывать как им добираться до пункта назначения так, чтоб не похерить совсем уж все просьбы Альбина, тот, конечно, мужик неплохой, но может и не понять. Ещё решит, что его не уважают, что надо больше работать, и будет на Моргане два призрака, питающихся работой, кому от этого легче будет? Через три часа вернулся Пол белый, как мел, и решительный, как медоед. - Я согласен. - Трындец, - невпопад согласился Джон. – На что ты такое согласен с такими бешенными глазами, а? Совершить ритуальное самоубийство? - Нет, - Пол слабо улыбнулся и сел рядом. – Нет, ничего такого. Господин Челленджер дал мне интересный выбор и я… сделал его. - И что ты теряешь? Биолог пожал плечами: - Так и так пришлось бы что-нибудь потерять, а что-то, может быть, получить. Я всего-лишь должен был выбрать что именно. Не думал, что у меня теперь вообще будет выбор, тем более… - М? – Рейкер с интересом слушал и хотел подробностей. - Тем более такой. Это, - сухой щелчок пальцами, - удивительно. - Всё очень понятно, а что за выбор ты рассказать не хочешь? - Нет, - Пол покачал головой и виновато улыбнулся. – Мне кажется, это будет плохой благодарностью господину Челленджеру. Джон с досадой поморщился, но не лезть же в душу. По крайней мере, чтоб там за выбор такой не был, от которого парня скрутило чуть ли не в спираль, тот считает, что это заслуживает благодарности, значит, всё не так плохо. Значит, летим на Цербер. Да, а ещё надо заскочить по одним из тех координат, что ему Вернер дал, и кораблик что ли сменить на менее приметный. А то лови – не хочу. Гай с тоскливым любопытством наблюдал за тем, как растут стопки отчётов от Альбина и Вернера, и думал, что с личной жизнью у большинства членов правления всё так плохо именно ради того, чтоб бумажек было поменьше. Других уважительных причин он придумать не мог, но эта в какой-то момент начала казаться убедительной. - Они угнали яхту? - Ага, - с видимым удовольствием подтвердил Вернер, и Челленджер задумался над тем, когда у начальника его безопасности стали просыпаться мазохистические наклонности? – После перестрелки. - У них нет оружия. - Ну, значит после обстрела превосходящими силами противника. Однако угнали яхту они уже после этого, значит живые. Гай вздохнул и потёр уставшие глаза: - Чувствую себя идиотом… Да, только теперь, не смотри так на меня. - Могли бы и дать спросить, - с иронией заметил Вернер. – Злой вы. - Деспот и тиран. Можно купить эту яхту задним числом и организовать договорной перегон со сбоем при отстыковке… - Это если нам согласятся её продать. Владелец растроен. - Договоримся, - с нажимом повторил Гай. – Нам такой дешёвый криминал не нужжен. - Не такой уж и дешёвый… - Вернер! Ты уверен, что не хочешь кофе? А то у тебя без него характер портится. Секундное молчание. - А у вас? – Уточнил Вернер, но, встретившись с абсолютно спокойными и несколько удивлёнными глазами начальника, отвёл глаза. Не тот вопрос, который стоило задавать. Вообще, а тем более сейчас, когда чёртов пацан пляшет неизвестно где, и чёрт знает во что ещё успеет вляпаться до того, как вернётся. Если вернётся. А, пропади оно всё пропадом, что ж столько проблем там, где могло быть тихо и мирно? Лучше б Челленджер и дальше таскался в непросматриваемый ангар по субботам, тогда было гораздо спокойнее и легче, чем теперь с этой трагической историей любви двух молодых идиотов. - Покупку организуем. - Спасибо, - кивнул Гай и улыбнулся. Хорошо умеет врать, да только зачем? На перевалочном пункте, больше напоминающем притон, над ними поржали и дали корабль попроще, но их целям соответствующий идеально. Если, конечно, исключить из целей комфортное проживание, но какое-то время можно и потерпеть. Зато они стали незаметными, у Рейкера появился контракт на перевозку мяса и контейнер под него, в который вполне можно было поместить Пола с кислородной маской. - Может быть, можно обойтись без этого? – осторожно уточнил биолог, рассматривая коробку, в которой ему придётся кантоваться на стоянках. - Может быть можно, - пожал плечами Джон. – Но я не хочу проверять твои способности к актёрству таким образом. Понимаешь? Пол понимал и печально вздыхал. Интересно, он всегда такой покладистый или просто чует момент? Дальше летели уже спокойно, не опасаясь ареста за угон яхты, на фоне которой ценость Пола в глазах влиятельного корпоранта должна была поблекнуть. Хотя с другой стороны, чёрт его знает, кто там чей и кому. Но всё равно хорошо, что избавились от этой дуры, хоть кораблик был хорош, хорош, прямо аж зависть берёт. Посетили Серену-15, вместо Семирамиды, помелькали там, узнали новости о пилоте-неумехе, который не смог перегнать яхту элит-класса, не врезавшись в ограждения. Рейкер честно посмеялся вместе с другими и над пилотом, который теперь не расплатится, даже если в рабство всей семьёй продастся, и над богатым дядей, который на яхту заработал, а на приличного пилота нет, а про себя подумал, что как-то Вернер с Челленджером слишком быстро реагируют, но оно и к лучшему. Хотя убегать с Морганы будет тяжелее, конечно, при таком руководстве. - Значит, нам нечего опасаться? – порадовался Пол, услышав новости, когда они уже стартовали, и он выбрался из своего ящика, теперь старательно и с наслаждением разминая тело. - Ты совсем мозгов лишился? Забыл, что в первую очередь я тебя стырил? - А… - Пол откровенно расстроился, и Рейкер поморщился. Можно было и спокойнее, жизнь человека к подобному явно не готовила. - Слушай, Пол… - Да? - А ты что, не понимал, что это не очень разумная идея: зажигать с девчонкой из такой семьи? Тем более всерьёз. Всерьёз же, да? Пол потеряно и даже мечтательно пожал плечами: - Я… Джон, ты просто не представляешь какая она… - Идеальная? – подобная характеристика вызывала кучу сомнений и подозрений в неадекватности собеседника. - Нет, - он покачал головой и улыбнулся. – Замечательная. Очень тёплая, такая, знаешь… когда она рядом, кажется, что ты дома. Рейкер дёрнул плечом и промолчал. С домом у него были сложные отношения. Как потерял в детстве, так до сих пор и не нашёл. Но, наверное, здорово найти человека, рядом с которым всегда дома. «Ага, а потом тебя из-за этого решат убить. Крутое везенье». - Не жалеешь? - Нет, - уверенно ответил Пол, прям аж зависть берёт, не смотря на последствия. – Нет, Джон, не об этом. - Ну и то хорошо. А то обидно было бы так влипнуть, если оно того ещё и не стоит, - кивнул Рейер и отвернулся к пульту управления. – Скоро уже будем на месте. Не знаю, что ты там выбрал, но надеюсь, что и дальше жалеть о принятом решении не будешь. Бетани лежала под одеялом и думала. О Поле, о том в порядке ли он, Гай сказал, что Рейкер его забрал, теперь надо только дождаться новостей о том, смогли ли они успешно добраться до безопасного места. Бет последние дни часто, закрыв глаза, молилась об удаче, и порой чувство стыда за это брало её за сердце. Когда всё было хорошо она редко вспоминала про Бога, не благодарила, не думала, а как гром грянул, так сразу попрошайкой прибежала. И к Гаю со своими просьбами, и с молитвами своими. Она исправится, честное слово, она больше не будет забывать и в радости, но сейчас, пожалуйста, пожалуйста, Пол ведь не виноват, он ничего плохого не сделал, это всё она. Ей стоило понимать, чем это может закончиться, а она думать не хотела. И теперь за её легкомыслие расплачиваются Пол, Гай, неизвестный ей Рейкер, господин Вернер и другие. Столько проблем у всех из-за её безответственности… Ещё она думала о Гае, о том, как он изменился, стал жёстче и резче (хотя с ней он всё так же ласков и бережен, но она же видит разницу и во взгляде, и в манере держаться, и в мимике), стал сильнее и… Он улыбался и говорил, что просто устаёт от работы, но было что-то ещё, что-то больное, что-то, о чём он не хотел с ней говорить, и Бет молчала, опасаясь сделать больно. Но молчи не молчи, а пусть они и редко виделись последние годы, она всё равно знала его хорошо, возможно, даже лучше чем его семья, и она заметила, как меняется голос – едва-едва, на пол тона – когда он произносит это «Рейкер», как дрожит зрачок в глазах. И больше всего ей не нравился привкус вины в этом имени, вины, которая способна разъесть сердце кислотой, но что с этим сделать она не знала, а потому делала то единственное, что могла: каждый вечер заходила за Гаем, и тот кивал, соглашаясь с тем, что пора. Бет ничего не может сделать для своего лучшего друга, но если у того будут силы, он и сам справится, он сильнее её. Она же проследит за тем, чтобы Гай себя не загнал, уж столько-то она может. На Цербере их встретили не слишком радостно, но у Рейкера вообще были сомнения, что местный персонал умеет приветливо улыбаться. Станция была маленькой, компактной, такой, где все всех знают, и с весьма специфическим контингентом. Джон бы сказал, что узкопрофильным. И профиль уж больно суровый и характерно мышечно-силовой. Что здесь надо Полу было не слишком понятно, с другой стороны, тот явно шёл по доброй воле. И даже пытался хорохориться, хотя то, что он нервничает было сразу заметно. Но значение имело только принятое им же самим решение, а не нервы, страхи и неуверенность. Кто через них не проходил, принимая важное решение? - Удачи, - Рейкер сжал костлявое, но всё-таки жилистое, а не хилое плечо и ободряюще улыбнулся. – Не знаю что и из чего ты выбирал, но надеюсь, что оно окупится. Пол улыбается ему и кивает: - Спасибо тебе, если бы не ты, я… а, сам знаешь, - Он улыбнулся ещё шире, так, будто готов был треснуть в крошку от этой улыбки. – Тебе тоже удачного пути. И передай мою благодарность Челленджеру, хорошо? - Ладно, - легко согласился Джон. Чужая благодарность – не его дело. – А за что? - За щедрость и великодушие. - Прямо вот так? - Можно и по-другому, но совсем пафосно получится, - весело дёргает плечом биолог. – Бывай. - Ага, и тебе того же. Рейкер поднялся на корабль и посмотрел время до окончания технических работ. У него есть два часа, чтобы подумать и принять решение: лететь куда глаза глядят или возвращаться, как было предусмотрено планом. «Давай в следующий раз, хорошо? Я что-нибудь придумаю». Челленджер самоуверенный и насмешливый, как всегда, настороженный, как дикий зверь или как человек в клетке с диким зверем. Нет смысла и оснований ему верить, кроме дурацкой честности в расчётах с персоналом и готовности вытащить ненужного ему парня из проблем по просьбе подруги. «Это же беспилотник, да? Когда, говоришь, у тебя день рождения?» Несерьёзный, скорее шутящий, чем предлагающий или обещающий, но Челленджер всё время, что Джон его наблюдает на Моргане такой, улыбчивый, как будто несерьёзный, а все вокруг бегают и делают, делают и бегают. Такой смешной, право слово, что Рейкер тогда поверил в новую обшивку, хоть бы шутки ради. Поверил и испугался, что корабль станет не его, что в нём появится память о Челленджере. «Вопрос приоритета. От кофе ты не отказывался». Идиотский в своих привязанностях и антипатиях, ещё более по-идиотски честный в них же. Можно ли считать основанием для доверия согласие другого подставиться под удар из-за нежелания врать тебе? «Передай Челленджеру мою благодарность» Джон с усталым раздражением растёр глаза, потом виски, приходя в себе. Он обещал Полу, да, но дело не только в этом. Что-то Гай сделал для парня такое… особенное, важное. Ценное чуть ли не так же, как спасение, судя по реакции. И тяжёлое в той же степени, что и гнев отца девицы. И это что-то, наверное, стоило того, чтобы вернуться. Может быть, просто ради того, чтобы в следующий раз этот идиот сделал такой же идиотский выбор. «Вопрос приоритета». Да, точно. Гай неторопливо запечатывал документы, под взглядом Вернера. - Вы уверены, что это хорошая идея? Скандал ударит и по нам. Челленджер кивнул, и отвечая, и соглашаясь: - Он ударит по всем, но не слишком ли много нарушений самых простых законов без необходимости даже? Система начинает перемалывать даже тех, кто считается её руководителями, - он посмотрел в глаза Вернеру. – Мне это не нравится. Глава безопасности станции поморщился, потом вспомнил последние дни и решил, что если скандал понизит вероятность подобных авралов… может, и не плохо. Да и потом, Гай уже всё решил для себя, а искать другое место Вернер не хотел. В этом мире лояльность корпорации или корпоративной этике не была особо в цене, как и века до этого, личные связи были куда важнее. А с Гаем Челленджером они неплохо работали вместе. По крайней мере этот начальник требовал от него работы, а не быть приятным в обращении, что уже вызывало симпатию. Работать Вернер был согласен. - А если он не вернётся? Челленджер дёрнул уголком рта: - Можно придумать и другие варианты. «Я не хочу пока об этом», - вот как надо было это переводить, и Вернер решил не настаивать. Не вернётся, тогда и будем решать, а пока можно выдохнуть и посмотреть на то, как белками в колесе бегают «связисты», создавая уже, кажется, тысячную версию событий, так ни разу и не сказав правду. Талантливые проходимцы, если им правильно хвосты накрутить, ничего не скажешь. Когда спустя два дня Челленджеру сказали, что Рейкер вернулся, он почувствовал себя так, будто его в кипяток окунули. На самом деле, если честно себе признаться, он же не верил, даже не надеялся – нет, надеялся, но не верил – что Джонни действительно вернётся, как он его просил. Он уже успел приучить себя к этой мысли, чтобы не разбиться вдребезги, когда это станет очевидно всем, и теперь… Гай, оставшись один, спрятал лицо в ладонях, пытаясь собраться с мыслями. Сейчас ему надо будет выйти из этого кабинета и пойти к Рейкеру. Только для того, чтобы попрощаться снова. В этот раз уже точно навсегда, но зная, что хотя бы он выглядит достаточно заслуживающим доверия, чтоб не сбежать от него при самой первой возможности. Выйти, попрощаться и не разбиться, не сдохнуть прямо там, смотря ему в спину, когда ему кажется, что он уже начал умирать, ещё здесь. «Можно не прощаться», - шепчет что-то – трусость – в висках. «Можно просто поздороваться. Ты не говорил, когда будет следующий раз». Гай чувствует, как тошнота подкатывает к горлу. Нет уж, он и так украл слишком много, а сейчас такой прекрасный шанс и повод вернуть хотя бы то, что ещё можно. Он просто обязан им воспользоваться. На самом деле ему давно нужно было это сделать, а не искать отмазки во внешних, независящих от него причинах, прикрывая собственную жадность и подлость. Остановиться хотя бы сейчас – меньшее, что можно сделать. Гай преодолевает коридоры и уровни, не замечая их, кивает людям, не видя их лиц, но это не страшно, они тоже почти не видят его, не обращают внимания, у всех свои дела, всем есть чем заняться помимо начальника, который всё равно не к ним пришёл. - Здравствуй, Джонни, - Гай улыбается, и сам не знает настоящая это улыбка от радости снова увидеть его, или привычно-искусственная, прикрывающая скрученные узлом внутренности. – Как поездка? - Насыщенно, - с непередаваемо-богатым спектром эмоций охарактеризовал свои ощущения Рейкер, и Челленджер, не удержавшись, коротко смеётся. - Значит, Пол согласился? – нельзя забывать о Бет, это было бы просто свинством с его стороны. - Да. Но на что – так и не сказал. Решил, что это будет плохой благодарностью тебе. У Гая дёргается рот от того, насколько количество заботливых людей на квадратный метр в его близости начинает зашкаливать в последнее время. - Очень любезно с его стороны, - честно, Челленджер не знал, что ещё можно сказать на это. - Ага. Хотя мне любопытно, что ты ему такое предложил… Гай пожал плечами: - Я предложил ему получить ещё одну профессию. И он решил, что его заинтересовало это предложение. Джонни смотрит на него несколько секунд, ожидая продолжения, но Челленджер, и между ними повисает пауза. - Ладно, пойду спать, - Рейкер устало поводит плечами, и Гай чувствует, как внутри что-то натягивается, судорожно, больно и сладко, требуя дать Джонни отдохнуть и только тогда… - Погоди, - Челленджер останавливает его, протягивая запечатанные документы и стопку договоров. – Держи. - Что это? - Договор об увольнении, Джонни, - спокойно пояснил Гай. – Не можешь же ты продолжать работать на Моргане после того, как попытался убежать с моей невестой прямо в день свадьбы, как думаешь. Секундное непонимание сменяется ехидной ухмылкой на лице: - Однозначно не могу, Гай. И как ты меня за это на какой-нибудь Рудоной не засунул? - Я уважаю трудовое законодательство, - чопорно, поддерживая комедию и игнорируя тонкий звон в ушах, ответил Челленджер. – Поэтому просто не желаю больше видеть тебя в штате своих сотрудников. - Это такой удар, - беззаботно счастливо вздыхает Джонни. – Такой удар моим планам на будущее, что я даже не знаю, куда бы теперь податься. Гай улыбается и давит в себе желание прикоснуться. Нет. Нет-нет-нет, он просто не сможет сделать вид, что это не всерьёз, не сможет не вцепиться: - Дело, конечно, твоё, но, кажется, у тебя обучение не законченно, да? Вот и востановись. - У меня академический отпуск! – гордо распрямляет плечи Рейкер. - Тем более, тем более, - Челленджер изо всех сил пытается не любоваться совсем уж откровенно. Плевать, что в последний раз, это же повод нарываться на последок на тот же взгляд, что был, когда Гая впечатали в стену. Вместо этого он проводит ладонью по лицу, стирая шутовское выражение, и уже серьёзно продолжает: - Второй конверт отдашь Ящеру, ладно? Джонни тоже посерьёзнел: - Объяснить мне что там ты не хочешь? - Если наш декан решит этим воспользоваться, ты узнаешь, - пообещал Гай, который просто не представлял как Рейкер может отреагировать на то, что везёт компромат на Пан-Галаксис и их вольное обращение с трудовым законодательством на их с Полом примере. Нет уж, пусть сначала довезёт, а там уже Ящер придумает кому и как их отдать. У их декана всегда была активная жизненная позиция, этим надо пользоваться. - Мне лучше вылететь побыстрее, да? Гай кивнул и развёл руками: - Я бы дал тебе отдохнуть, но, сам понимаешь… - Ага, версия и так… с кучей несостыковок, а если я ещё высыпаться буду после подобной выходки – кто ж поверит, что я покушался на твою невесту? – Джонни протянул руку, и Гай сжал её в ответ, кожей ощущая, как мир вокруг вплавляется в него, до боли, до самой смерти. Не получится забыть, не получится вырвать из себя уже, только прикрыть привычными костюмами и продолжить жить с этим мгновением, впитавшимся до самых костей. Последний подарок на прощание, да? Бездумно, щедро, не жадничая… «Спасибо», - думает, но не говорит Челленджер. - Попрощаешься за меня с Альбином тогда? - Конечно. Джонни кивнул и забрал руку – холодно – а потом вскинулся, будто вспомнил о чём: - Точно, чуть не забыл, просил поблагодарить тебя за щедрость и великодушие. «Чёрт, - как-то тоскливо думает Гай. – И что мне отвечать?» - Спасибо. Удачного полёта, корабль тебе уже подготовили, так что сможешь вылететь сразу, как только… - Ага, - рассеяно кивнул Рейкер, мыслями уже явно не здесь, а там, в будущем, на корабле, в Академии, в Корпусе. Там, где нет Гая, и Рейкеру там гораздо лучше, чем на Моргане. Гай улыбается ему вслед, в спину, и думает о том, что всё сделал правильно. Дал Рейкеру то единственное, что действительно имело ценность до того, как Джонни попытался воспользоваться какой-нибудь безумной идеей из тех, что в достатки должны были посещать его гениальную голову. Теперь всё будет хорошо. Хо-ро-шо. Как ни странно, он даже верил в это. Бет смотрит на него с тихим ужасом, и Гай с досадой понимает, что где-то он… прокололся, скажем так. Достаточно, чтобы она догадалась или заподозрила правду, а теперь ей казалось, что произошло что-то ужасное. - Гай, из-за меня… - Нет, мышонок, - он обнимает её и говорит прямо в мягкие, тонкие, как шёлковые нити, волосы. – Не из-за тебя. Просто благодаря тебе я сделал то, что давно надо было. - Но… - Нет, Бет, так было надо. Ему здесь так же не место, как Полу на Рудоное. А теперь всё правильно. Бетани смотрит на него с сомнением и недоверием, но он умеет говорить убедительно, даже когда врёт, а уж правду-то… - Ты так и не сказал, что за предложение сделал Полу. - Да? Прости, забыл, - он отходит на шаг и улыбается ей. – Пол решил, что хочет попробовать себя на поприще личной охраны. - А? – кажется, ему удалось удивить её. - Срок обучения три, иногда пять, лет. Так что, если вы за это время не переболеете друг другом, то он сможет стать твоим телохранителем. - Гай! - Молчи, мышонок, молчи. Поговорим об этом, когда придёт время решать, тебе и ему, хорошо? Бет неуверенно кивнула, а потом, прикусив губу, всё-таки спросила: - Вот так просто? - Нет, конечно. Например, хоть мы друзья и я понимаю твои чувства, мои наследники должны быть моими детьми. - Боже, Гай, конечно! - А об остальном мы поговорим, когда придёт время решать, хорошо? - Да, - Бет на секунду зажмурилась, будто собираясь с духом, и Гай грустно улыбнулся. Действительно, не так-то просто решиться. – Сегодня наша первая брачная ночь, да? - Да, - звучало приговором, но они сами решили, сами выбрали этот вариант, как самый надёжный и оптимальный. – Но можем подождать… - Три или пять лет? – невесело рассмеялась Бетани. – Нет уж, раз мы теперь муж и жена, то и… Гай кивнул. Бессмысленно бегать от реальности и последствий собственных поступков. Закрывая за собой дверь спальни и выключая свет, он всё-таки сказал: - Закрой глаза, и представляй… того, кого хочешь. - Гай? - Хорошо? – он не желал слышать в её голосе это «А ты?». А он – нет, потому что представить Рейкера на месте Бет это… надо иметь слишком богатую фантазию. У него такой отродясь не было. Зато ему останутся сны и эта чёртова чашка кофе на вкус, наверное, похожая на чужие губы. Он не знает, он не пробовал, но если представить… Рейкер улетел и теперь будет делать то, что считает правильным, с этой мыслью он в первый раз прикасается к Бет не как друг. А он будет делать то, что считает нужным. Рейкер сидел в столовой над чашкой чая, слушал новости о том, как из-за нескольких всплывших случаев едва ли не похищения людей компаниями начинается большой скандал, массовая истерия и, боже моги пережить новый бюрократический апоклипсис, изменения законов трудового законодательства. И думал о том, что Челленджер умный сукин сын, который хорошо умеет считать, потому что времени у Рейкера для того, чтобы вернуться и всё-таки набить ему морду – нет. Восстановиться, ещё раз закончить последний год, сдать экзамены, пройти аттестацию в Корпусе (а иначе зачем вообще огород было городить?), потом стажировку, потом отработать до тех пор пока не заработаешь на отпуск, и это если будет возможность в него пойти, а не случится что-нибудь, что всегда случается… В общем, возможность набить одному дурню морду у Джона появится не скоро, но… Гай ведь не думает, что это его спасёт от расплаты за собственную дурную натуру, стремящуюся всё время намотаться на какие-то проблемы?