***
Клаус проснулся сегодня с рассветом. На улице ещё стояла звенящая тишина, изредка был слышен лай овчарок, которые патрулировали с солдатами среди бараков. Скоро приятная уху тишина прекратится, её сменит гомон из вечного крика солдат, лая собак и стонов заключённых, смешанных со слезами. Всё чаще Клаус начал задумываться о своём будущем. Где оно его место? До ранения он считал, что он с гордо поднятым знаменем проедет по красной площади, мимо самого фюрера, который с улыбкой будет приветствовать каждого. Потом он вернётся в родной дом, поместье недалеко от Берлина, повесит китель с множеством медалей на вешалку и будет пить грог, покачиваясь в кресле возле камина. Слева от него в кресле, возле столика в углу, будет сидеть мать и что-то вышивать. Обсуждая при этом последние сплетни и морщить нос, когда отец вновь начнёт восхищаться охотничьими собаками их соседа Вольфганга. А по правую руку покачиваясь в кресле с книгой в руках, будет сидеть красивая девушка, которая будет его женой. Но все эти мечты рухнули, когда он оказался в белоснежной комнате, пропитанной запахом лекарств и вонючими настойками. Стоны, которые доносились из соседних палат, словно подтверждали его мысли. Мечты треснули как фреска в заброшенной молельне недалеко от их сада, где он любил прятаться от матери, когда что-то натворил. Реальность выбила из него все бравадские мечты, как только он первый раз взглянул в зеркало, после того как сняли повязки. Наверное, он был слишком легкомысленным. Нужно было серьёзней относиться к своему делу, серьёзней подготавливаться. Теперь он сожалел о своей беспечности. Переступив порог этого концлагеря для военнопленных, он только убедился в этом. Реальность, которая читалась в глазах пленных, жестокая и неумолимая. Им не быть в Москве! Ни через месяц, ни через два. Этому не будет конца, и от этого внутри бурлил вулкан ненависти и злобы к этим непокорным русским. Он воевал во Франции, Эстонии, Польше, смотрел на местных жителей с поникшими головами и был уверен ещё месяц и они на Красной площади. А эти русские смотрели в глаза и не опускали головы, чем раздражали и злили ещё больше, поскольку от понимания того, что мечты рушатся, хотелось волосы у себя на голове рвать. Клаус ещё раз взглянул на фотокарточку русского танкиста. Такой не сдастся, не выпив из него ещё крови. И теперь его главная задача, это выбить из своих учеников всю легкомысленность, показать насколько может быть обманчиво увиденное. Если перед тобой стоит голодный и неумытый солдат в ватниках, это не значит, что он не вытащит из-за пазухи гранату; что не бросится под танк, отдавая свою жизнь за бедную и ничего не давшую ему страну. Посмотрев на наручные часы, офицер вышел из кабинета. Начиналось утреннее построение.***
Николай проснулся рано, когда на улице было ещё темно. Вчера ему предложили собрать команду и подготовить танк. Не по своей воле пришлось пойти на это. Хотя до этого, он рассчитывал, что его просто расстреляют и наконец, закончатся его мучения. Через небольшое окошко под потолком подвала, стали проникать первые лучи солнца, и можно было увидеть даже алое зарево. Красный свет как кровь, затопил всё снаружи, но вот на горизонте появился золотой шар и упал первый золотой луч. Он упал на замызганное тонкое одеяло, которым был укрыт танкист. Ивушкин смотрел в потолок и словно не замечал, как солнце старательно старалось согреть его своими лучами. Сегодня впервые за последний год ему снилась родная земля, мамины руки, которые с заботой и состраданием утирали его детские слёзы и протирали разбитые колени. Уже на рассвете она пекла блины, для него единственного, кто был у неё в жизни. Её напевы, когда она замешивала тесто, сейчас тихим эхом звучали в его голове. Раздался противный уху звон, напоминающий, что он не дома и уже подъём. Николай с трудом сел на краю скамьи, стоящей вдоль стены. Нога сильно ныла, и с первого раза встать не получилось, только со второй попытки, парню удалось подняться на ноги и то, скрипнув зубами от боли. И за что ему только жизнь сохранили? Вслед за противным лязгом замка вошёл молодой лейтенант, за его спиной можно было разглядеть женский силуэт. Осознание безысходности давило на плечи и хотелось завыть волком, голова шла кругом, а он так и стоял, вцепившись в стену. Немец что-то говорил, немного писклявым юношеским голосом, судя по рвению, с которым он произносил слова, скорее всего зачитывал приказ. В реальность его вернул женский голос, который раздался совсем рядом, словно откуда-то издалека. А может с небес? Бог, услышал его молитвы и освободил его от мучений земных? — Вас вызывают, — его ухо зацепили только последние слова. Он еле заставил себя оторвать взгляд от пола. Перед ним стояла Аня. Вчера он согласился помогать фрицам, чтобы сохранить ей жизнь. Его взгляд вперился в её лицо, она всё время отворачивалась и смотрела на немецкого офицера. Повернувшись, после последней фразы немца, она постаралась улыбнуться, но вышло как-то косо, некрасиво. — Вас просят проследовать в душевые комнаты. От ходьбы нога ещё сильней заныла, и ему с трудом давался каждый шаг. Наконец перед ним возникла тёмно-зелёная дверь душевых комнат. Перед принятием водных процедур его заставили раздеться догола. Голого усадили на стул, и другой пленный, судя по ярлыку еврей, подстриг его почти на лысо. Пожилой мужчина орудовал ножницами и всё время приговаривал, что так вши хоть мучить не будут. Ему сбрили бороду, которую он не трогал уже больше, чем полгода. Затем затолкнули в душ и дали пять минут. После ледяной воды, ему дрожащему от холода вручили уже поношенные вещи. Хотелось думать, что предыдущий хозяин формы умер ночью, во сне. А не от пыток или во время испытаний. После его куда-то повели по коридорам. Вскоре они вышли на небольшую площадь, перед которой были уже выстроены все заключённые. На плацу уже стоял Клаус и со скучающим видом наблюдал за построением и тем, как поляки, желая угодить немцам, сновали между построениями. На ужасно корявом немецком они докладывали офицерам цифры живых и умерших. Видимо штандартенфюрер ждал только его. При появлении Ивушкина, его губы вытянулись в тонкую линию. Видимо для него началось шоу. Недалеко от трибуны с немецкими офицерами стоял небольшой отряд таких же заключённых, как и сам Ивушкин. Ему нужно было сделать выбор, самый тяжелый в его жизни. Выбрать того, кого он поведёт на смерть вместе с собой.