Экко, любовь моя

Когда Экко вошла в мою квартиру, она начала внимательным взглядом сканировать ее, будто боялась, что сейчас из-за угла кто-нибудь выпрыгнет с пистолетом. Разумная предосторожность, я бы тоже к незнакомому человеку заходила с опаской. Я привела ее на кухню и хотела все заварить сама, но она и слушать не стала. Попросила показать ей, где что лежит, мол, она и без меня справится. Не хотела, чтобы я скакала по всей кухне с загипсованной ногой. Я почувствовала себя так, словно гостьей здесь была я, а не она. На самом деле я не люблю чай и вообще его не пью. Возможно, стоило сразу предложить ей кофе, я видела, каким вожделенным взглядом она окинула большую банку моего любимого напитка. Ее рука словно с сожалением потянулась к маленькой пачке чая, которая неприметно стояла в уголке, запасенная на экстренные случаи вроде этого. — Знаешь, — собралась я с духом. — Чай — это просто такое выражение, оно у меня как-то само вырвалось, но на самом деле я люблю кофе, и если ты тоже, мы могли бы… — я замолчала, переживая, что она ни слова не понимала из того, что я сказала: все-таки у меня было не самое лучше произношение, а когда я быстро что-то тараторила, половина слов так вообще смазывалась. Из-за этого я обычно старалась не открывать рот в присутствии других. Неловко поправив сползшие очки, я подняла взгляд и увидела, как оценивающе и даже будто бы напряженно моя гостья на меня смотрела. Что-то не так? Так и знала, что нужно говорить медленней. Или я просто неправильно ее поняла, и она на самом деле любит чай? А вдруг она уже сожалеет, что пришла сюда? Первый посторонний человек за столько лет... Я неуверенно переплела пальцы рук и сжала их. Теперь Экко смотрела на них, а затем снова чуть качнула головой. Что, интересно, она обо всем этом думает? — Сколько сахара? — поинтересовалась она. Снова голос у нее был безэмоциональный и ровный. — Два куска, пожалуйста, — я робко улыбнулась. — Спасибо. Она работала в тишине. Я просто не знала, что нужно говорить, и решила не мешать ей. Здоровая нога отстукивала ритм песни, которая вот уже десять минут играла в моей голове, и я подумала о том, что кухня стала выглядеть гораздо уютнее, когда в ней появилась Экко. Я здесь бывала очень редко — когда нужно было доползти до холодильника или до кофе, но ела я в своей комнате, где стоял телевизор. Мне ничего не оставалось делать, кроме как разглядывать девушку. Меня всегда успокаивал и даже вводил в транс вид человека, занятого делом, и я с большим интересом наблюдала, как быстро она насыпает кофе в чашки и добавляет в него пряности, найденные тут же, в ящике. Я сама никогда ими не пользовалась, не хватало решимости попробовать что-то новое, но сейчас я была не против поэкспериментировать. Экко проделывала свою работу с таким видом, будто была на сто процентов уверена, что мне понравится. Мой взгляд зацепился за полоску ткани, обхватившую ее шею. Это украшение отдаленно напоминало ошейник, придавало "брутальности" ее виду, но при этом смотрелось так естественно, что было почти незаметным. Только я мимолетно подумала, что было бы здорово иметь что-то похожее, как Экко поставила передо мной две кружки, и я выбрала ту, на которой был изображено поле с тюльпанами. — Чем ты занимаешься? — начала девушка сразу с бестактного вопроса. Если бы я в этот момент делала глоток, то, вполне возможно, закашлялась бы, так это внезапно прозвучало. — Работаю в офисе, — ответила я. — Помощником бухгалтера. Принимаю докладные, проверяю документы, отчетность, все такое. Мне нравится. Сидишь себе на одном месте, с тобой почти никто не разговаривает, никто не замечает. — Экко перевела взгляд на ногу, безмолвно спрашивая, как это произошло. — О, это никак не связано с работой. Шла, поскользнулась, упала неудачно, ну и… Тут я поняла, что она изначально интересовалась причиной, по которой я сломала ногу, а не моей работой. Даже если бы я с самого начала поняла вопрос правильно, поспешность моего ответа говорила о том, что я запросто могла выдать первому встречному любую информацию о себе. Мне следовало бы быть осторожнее, но Экко, даже несмотря на всю свою бесцеремонность, как-то сразу располагала к себе. Я покраснела и замолчала. Девушка перевела взгляд на рисунок, который висел ровно посередине кухонный стены. Это был карандашный набросок танцовщицы, представляющий собой объединение нескольких тонких розовых линий. Возможно, уместнее здесь смотрелся бы какой-нибудь натюрморт, но мне показалось, что гораздо приятнее будет, попивая кофе, смотреть именно на эту танцовщицу, вспоминая те дни, когда она была нарисована. Шли года, менялась обстановка, а она оставалась все такой же юной и прекрасной. Это был не самый лучший рисунок в плане техники, но в нем, на мой взгляд, было больше всего души. Остальные рисунки висели в моей комнате, и я периодически их меняла. Какой-никакой, а самый дешевый способ прикрыть унылые стены. Когда я переехала сюда, я просто физически не могла вынести их вида. — Я называю ее Лили, — зачем-то указала я на рисунок. И снова замолчала, боясь сказать что-нибудь лишнее. — Красиво, — заметила Экко. Голос ее снова смягчился. Пустота из взгляда ушла, и теперь она выглядела как нормальный человек. — Ты красивее, — выдала я, не подумав. Я боялась ее реакции, но выражение лица Экко не изменилось, и я посчитала это хорошим знаком. — Я хотела бы тебя нарисовать. Наверное, на этот раз она откажется. Решит, что заходить ко мне было не самой лучшей идеей... Я все больше и больше нервничала, мне было важно знать, какое она примет решение. Было бы здорово, если бы мы подружились, и я не хотела ничего испортить. Тогда у меня будет хотя бы один друг (ее же не смущает, как я говорю? или смущает?). Экко молча кивнула. Это, в общем-то, можно было понять как угодно (например: "Разумеется, я красивая, кто-то в этом сомневался?"), но я решила принять это за согласие. — Сейчас принесу! — загорелась я. — Никуда не уходи. На кухне было самое лучшее освещение. Экко заняла место как раз напротив окна, и мне было бы удобно ее рисовать именно там. Комната же была моим маленьким, темным уютным гнездышком. Плотные черные шторы большую часть времени не пропускали сюда солнечный свет, и только слабые лампы позволяли разглядеть многочисленные рисунки на стенах. Я быстро нашла бумагу, карандаши и вернулась. Передвигаться со всем этим в руках было не очень удобно, но я справилась, ни разу ничего не уронив. Экко сидела все на том же месте, не сдвинувшись ни на дюйм. — Только я не профессиональный художник, — предупредила я. — Очень много чего не умею и рисую обычными детскими карандашами, купленными за пару долларов в супермаркете напротив. Не знаю, зачем я это сказала. Всегда говорю чушь, когда нервничаю. — В общем, ты не расстраивайся, если выйдет непохоже. Я еще сделаю. Какой ты бы выбрала? Экко перевела взгляд на танцовщицу, затем на карандаши в моих руках. Она указала на нежно-кремовый цвет, который был куда светлее и мягче розового. Обычно я рисовала людей тайком. Еще никто не давал мне на это согласия. И вот теперь она будет видеть от начала до конца, как я переношу ее черты на бумагу. Это было так непривычно и волнующе… Сразу захотелось сделать все в самом лучшем виде, чтобы было красиво и максимально приближено к оригиналу. Весь процесс Экко сидела неподвижно, что меня, на время превратившуюся в художника, очень радовало, и изредка отвечала что-то на мои реплики. В основном говорила я, комментируя свои действия. Плавно выводя линии, я, в общем-то, раз за разом делала ей комплименты, совершенно этого не замечая. Во время работы я всегда сосредоточена на текущей задаче и не слежу за языком. — Это, конечно, только набросок, — засмущалась я, когда все было готово. — Раскрашивать я не люблю, это только портит рисунок. Вот, надеюсь… Экко взяла законченную работу в руки. Пальцем она провела по нарисованной прядке, выбившейся из строгой прически и красиво спадающей к плечу. Затем коснулась губ — я изобразила ту мимолетную улыбку, которая изредка появлялась на ее лице, хотя в тот момент, когда я зарисовывала девушку, она не улыбалась. — Считай это моей благодарностью за помощь. Можешь забрать, если нравится, ну, а если что не так, я… — Я возьму, — спокойно ответила она, а затем потянулась через весь стол и положила руку на мои нервно переплетенные пальцы. — Ты могла бы быть кем-то большим, чем обычный офисный работник, если бы не боялась. Я посмотрела на ее руку, затем на нее и уже не могла отвести взгляда от ее глаз. Таких красивых, теплых, понимающих. — Как ты? — спросила я, приглушенно выдохнув последнее слово. Экко недоуменно приподняла брови. — Ты выглядишь такой уверенной. Наверняка ты на своем месте. Впервые я услышала ее смех. Тихий, мелодичный, искренний, — я надеялась, что она будет смеяться почаще. Ей это очень шло. — Да, я на своем месте, — ответила она. — Я тоже работаю помощником. Решаю дела моего босса. Отвечаю на звонки, организовываю встречи и бегаю по всему городу в поисках его любимого кофе. Теперь я тоже смеялась. Надо же, по ней сразу и не скажешь. Хотя без кожаной куртки, оставшейся висеть на вешалке в коридоре, в домашней обстановке расслабившаяся Экко вполне могла сойти за серую офисную мышку. Личный помощник? Не сомневаюсь, она хорошо справляется со своей работой. Для этого у нее есть все подходящие качества: собранность, спокойствие, уверенность и умение готовить потрясающий кофе. — И как твой босс? — полюбопытствовала я. — Сильно тебя гоняет? Я со своим главным почти не пересекаюсь, вижу только Монику и кучу бумаг. Она в основном выдает зарплату, а всю самую скучную работу сбрасывает на меня. — Когда как, — уклончиво ответила Экко. Глаза ее при воспоминании о боссе загорелись. — Иногда я неделями сижу без дела, а иногда — как ему взбредет что-то в голову, и не спишь вместе с ним ночами над его проектами… Экко замерла, будто решила, что сболтнула лишнего. Бросила на меня осторожный взгляд, на что я только пожала плечами. — Наши компании могут соперничать. Но нам этого делать не обязательно. Можем не говорить о работе, чтобы не выдать ненароком какой-нибудь коммерческой тайны. Будешь еще кофе? — Нет. Мне, пожалуй, уже пора. Она взяла куртку, мой подарок и, улыбнувшись на прощание, вышла. Закрывая дверь за ней дверь, я прислушивалась к звуку поворачивающегося в замочной скважине ключа, который раздавался с другого конца коридора.