Дождь и немножко нервно

Когда остается только смеяться Бай Ты ведь хотел этого, правда? Чтобы близко-близко, чтобы влажно, жарко и горячо, чтобы его руки скользили по твоему телу и никаких преград между, никаких дурацких преград вроде предрассудков, принципов или одежды. Ну вот. Получите и распишитесь. Что — не нравится? Что — хотелось совсем иначе? Ну извиняйте, джинн был глуховат, а золотая рыбка не понимала по-барраярски, хотели как лучше, а получилось как всегда. Или так, или вообще никак. Что, лучше никак? Опять-таки извиняйте, раньше надо было думать, а сейчас «никак» уже не получится. Никак. Смешной каламбур. Что, не смешной? Твои проблемы. Глупо спрашивать, почему все сбывается вовсе не так, как хотелось. Это жизнь, и никто тебе не обещал, что будет иначе. Счастье с привкусом горечи на губах все-таки тоже счастье, и главный ужас в том, что даже от такого горького счастья ты не в состоянии отказаться. Как и не в состоянии скрыть своего состояния, когда нет никаких преград и прятаться можно лишь за словами, а его руки оставляют ожоги на твоей коже. И остается только ругаться и язвить, без умолку, непрестанно, боясь замолчать даже на секунду, — и надеяться, что он отвлечется на нескончаемый словесный водопад и не заметит. И острое желание умереть, когда становится ясно, что твоя жалкая уловка не сработала… Бойтесь своих желаний. Они всегда сбываются не так, как хотелось, а от стыда никто еще не сгорал на самом деле. Это просто так говорят. Вдвоем в душе. Засыпать на одном диване и просыпаться в обнимку. Ты ведь мечтал об этом. Чтобы руки, и губы, чтобы близко-близко, и щекотные мурашки по коже, и горячее сбивчивое дыхание в шею, и носом уткнуться в ухо, и все остальное, о чем ты и мечтать-то себе не позволял, о чем можно было только шутить, отлично понимая, что он никогда не воспримет это ничем иным, кроме именно что еще одной шутки, твоей обычной, как всегда непристойной, язвительной, провокационной и никого ни к чему не обязывающей. И ежику понятно, чем это все было для него: дружеская услуга, ничего более. С точно такой же мягкой улыбкой он делал ежедневные перевязки и уколы, с точно такой же доброжелательной спокойной иронией переносил все твои выходки и подколы и не реагировал на попытки обидеть или взбесить — а ты ведь старался, ох, как же ты старался, за эту неделю показав себя во всей фамильной красе, аж самому иногда было тошно. Да что там иногда. Такого острого и продолжительного приступа тошноты от себя самого у тебя давненько не было. Мерзко. Противно. Тошно... А ему — нет. В его понятие дружбы входит и такое — терпеть выходки беспомощных идиотов и помогать им по мере сил и дружеского участия. Везде. Например, в душе, и с собственно помывкой, и когда у них возникают некоторые проблемы. Или потом, на диване… Для него это тоже была всего лишь еще одна дружеская услуга. Пусть и несколько деликатного характера, но именно что дружеская. Его понятие дружбы весьма растяжимо. Он такой. Ему это нужно. Другое дело, нужно ли это тебе, когда даже такое — только и исключительно по дружбе и никогда ничего более? Оказалось, нужно... Бойтесь своих желаний. Не потому, что они могут сбыться и после окажется, что желать в сущности уже и нечего, и зачем тогда вообще это все? Просто судьба — большая затейница, она любит шутить, особенно над теми, кто и сам полагал себя неплохим шутником. И шуточки у нее такие, что и не знаешь, смеяться или… нет, не плакать, конечно, а пойти, например, и повеситься. Впрочем, повеситься не удастся — для этого нужны руки. Ну хотя бы одна рука. Не станешь же просить кого-то (понятно кого!) в качестве еще одной дружеской услуги скрутить петлю и прикрепить ее к чему понадежнее, а потом еще и помочь тебе взобраться на табуретку. Такая просьба будет выглядеть по меньшей мере странновато, не правда ли? И, значит, остается только смеяться.