Дождь и немножко нервно

Проживание в семье с маленькими детьми приучает к нескольким важным вещам. Например, к привычке не спать голым. Запирать зажигалки и надежно блокировать электрические розетки. Размещать чашки с кофе выше досягаемости ловких маленьких ручек. А также к тому, что если вдруг рано утром к тебе, полусонному, прижимается под одеялом мягкое и теплое, сонно сопящее в шею или под мышку, то стоит сначала открыть глаза и посмотреть, что это такое к тебе прижалось, а уже потом набрасываться на него с рычанием и разными намерениями. Хотя рычание малышкам тоже нравилось. На этот раз Айвен почуял подвох еще до того, как открыл глаза: то, что сейчас к нему прижималось, было куда крупнее обеих малышек, даже если брать их вместе. И намного жестче, чем Теж… ну, в определенных местах и смыслах. Несколько секунд он оторопело разглядывал в свете пасмурного серого утра курчавую темноволосую макушку, в которую чуть ли не упирался носом, а потом вспомнил. Байерли. Ну конечно. Кто же еще. Вот ведь зараза форратьеровская. Ночью, похоже, скинул одеяло, а потом замерз и притерся к теплому айвеновскому боку, словно к персональной грелке. Точно, замерз: пижама на спине задралась, кожа вся в мурашках. Еще и под руку подлез, ну да, тепленькая же. Или это сам Айвен его во сне полуобнял, мало ли за кого приняв, рефлекторно чисто: прижимаются — надо обнять. И ведь главное — психанет же, когда проснется! Решит, что Айвен поползновения проявляет. Развопится наверняка. И долго потом припоминать будет… Айвен вздохнул. Форратьеровская макушка пахла знакомым детским шампунем. Уютно так, по-домашнему. И надо бы отодвинуться, пока он не проснулся и не начал ругаться — а он ведь начнет, наверняка начнет. Да только куда отодвигаться? Айвен на самом краю лег, специально подальше, за спиной только пол. А отодвигать самого Байерли… тут уж он точно проснется! И разозлится. Нет уж. Пусть сам просыпается. Первым. И отодвигается тоже сам. А Айвен в кои-то веки честно продрыхнет столько, сколько сможет. Тем более что никуда не надо спешить и так тепло и уютно… Тепло. Ну да, Айвену-то тепло, он же под одеялом. А у Бая вон вся спина в мурашках. Да еще и знобит наверняка, столько крови потерял... Айвен осторожно потянулся рукой к спинке дивана, нашарил сброшенное Баем одеяло, аккуратно потащил его на себя. Вернее, на Байерли. Натянул, расправил. Поколебавшись, снова прижал сверху рукой. И вовсе он не обнимает, вот еще глупости. Просто самое удобное положение для руки, куда ее еще девать? А когда Байерли проснется, пусть сам и выбирается точно так же, как ночью под нее залез. Вот. Байерли завозился, побеспокоенный, обдал теплым дыханьем. Айвен рефлекторно погладил его по спине, как поглаживал недопроснувшихся малышек, и лишь потом испуганно замер. Неужели таки разбудил? Но Байерли, чуть поерзав и пристроившись поудобнее щекой у Айвена на груди, уже снова притих, задышал сонно, неровно. Айвен закрыл глаза и тоже расслабился. Ну вот и славно. * Байерли лежал, крепко зажмурившись, и думал, что первым открывать глаза не будет. Ни за что. И не только потому, что в кольце из твердых горячих рук тепло и уютно. И поза получилась какой-то очень удобной, когда вот так, вплотную, навалившись почти, и плечо почти не болит. Какой же это кайф, когда не болит! Конечно, это трусость и малодушие, но как же не хочется шевелиться, чтобы снова… К тому же незаметно отодвинуться не удастся, Айвен наверняка проснется. И будет неловко. Обоим. Нет уж. Лучше он будет лежать до победного. Может быть, снова заснет, пока ничего не болит, и будет спать так крепко, что не заметит, как проснется и осторожно отползет Айвен. Может быть, Айвен и совсем уйдет, ему же на работу. И вообще. А Байерли будет спать. И думать, что тот по-прежнему рядом. И будет счастлив. Долго. Пока не проснется. А может быть, и не станет спать. И будет просто лежать, сколько понадобится. Просто лежать с закрытыми глазами. И, может быть, Айвен еще раз проведет рукой по его спине, пусть даже и поверх одеяла...