Ты мой смех и мой стон

      Только с течением времени, оглядываясь назад, можно понять, насколько счастлив на самом деле ты был когда-то. Прочувствовать, что больше никогда твоя жизнь не будет такой простой и приятной, а ты не будешь таким же чистым и невинным человеком, каким был. И Лукреция сейчас в полной мере осознавала это.       Как бы ей хотелось вернуться в прошлое и остаться в том чудесном состоянии, что именуют детством! Когда мир кажется замечательным и прекрасным. Нет ни политики, ни сожалений, и всё вокруг только чёрное, или только белое. Как просто жить, когда нет полутонов. Как просто жить, когда твои чувства не ошеломляют тебя саму, когда мужа ты можешь любить, как мужа, а брата - как брата, а не наоборот. Мысль кажется Лукреции забавной и она смеётся, потому что обнаруживает, что всех, кто окружает или окружали её, она любит не так, как должна любить, а некоторых не любит вовсе, хотя должно было бы быть наоборот.       Впрочем, всё это не имеет совершенно никакого значения - случившегося не изменишь, а вот изменить будущее возможно вполне. И её будущее, она чувствовала, изменится, если она и Чезаре будут знать про подлинные чувства друг друга. И если перешагнуть через свою мораль было просто, словно выкинуть её, как испорченный платок, то заставить перешагнуть брата через свою...       Лукреция засмеялась громче, сделав ещё одно забавное наблюдение: вся Италия считает, что у семейства Борджия нет никакой морали, однако Чезаре Борджия мог бы обойти в ней многих. Но не успела девушка насладиться этой мыслью, как в дверь постучали. И несмотря на то, что не было никакой возможности угадать, кто беспокоит её, было понятно, что это не брат. Его она всегда чувствовала интуитивно. Но в любом случае она отложила книгу, которую успела закрыть и поднялась с кресла. - Войдите. В комнате появился приятный смуглый юноша - её будущий муж. Он казался немного смущённым, словно собирался сделать или сказать что-то неприличное. Это слегка заинтриговало Лукрецию. - Я проходил мимо твоей комнаты и услышал смех. Мне показалось, что с тобой кто-то есть, но ты одна... Мне можно посмеяться вместе с тобой? Заинтересованность Лукреции сменилась досадой. Слова Альфонсо выглядели странно: одновременно как намёк на умственное неблагополучие и попытка застать её с кем-то, кого быть не должно. Это поведение раздражало Лукрецию, потому что каждое действие, каждое его предложение, каждое слово, даже интонация - всё это было так далеко от Чезаре, так противоположено ему... - Зато он любит меня! - воскликнул внутренний голос Лукреции, голос времён её девичества, нежный и восторженный. Ему ответил другой, расчётливый и жёсткий, голос сурового реализма: - Что может знать этот мальчик о любви? Терял ли он, чтобы любить? Ненавидел? Кто ему ты? Навязанная дочь Папы? Что он готов сделать ради тебя? Как далеко зайти в борьбе за твоё счастье? А рисковать своим? Ты хочешь быть счастливой, но хватит ли тебе одних красивых слов для этого?... - Лукреция? Ты в порядке? - Альфонсо бережно берёт её руки в свои. Она смотрит ему в глаза, словно изучая. - Чезаре поедет к твоему дяде обсуждать моё приданное. Ты должен поехать вместе с ним. - Вместе с твоим братом? - переспросил юноша, словно не был уверен в такой необходимости, - Мне кажется, они смогут обо всём договориться. - Даже о моём сыне? - и уловив задержку с ответом, Лукреция отошла в сторону, размыкая союз рук, - Ты ведь тоже так считаешь, да? Что ему не место в Неаполе? Альфонсо замялся. Его красивое смуглое лицо заметно искривилось - будто он съел нечто несъедобное, но не может это выплюнуть, чтобы никого не оскорбить. - Твой предыдущий брак обсуждался во всей Италии. Любые намёки на него почти что оскорбительны для нашего двора. Всем известно, что этот ребёнок... Вместе с этими словами брови Лукреции поднимались вверх, и никогда ещё желание выйти за Альфонсо не казалось ей более опрометчивым, чем сейчас. Она отступила ещё на пару шагов, оказавшись почти что у стены своей комнаты. Как много она хотела сказать ему, но была вынуждена держать себя в руках. Её сына должны были признать в Неаполе, и Альфонсо нужно вынудить способствовать этому, даже если ей, Лукреции, придётся переступить через себя, чтобы этого добиться. Но она отнюдь не собиралась бросаться ему в ноги. Зная цену своего обаяния, как и то, насколько он влюблён, было достаточно лишь небольшой манипуляции. - Я прошу покинуть мою комнату, - зазвенели в словах сотни льдинок. Лицо юноши заметно поменялось, тут же наполняясь раскаянием. - Прости, мне не следовало этого говорить... Понимаю, что он много для тебя значит. Если ты хочешь, чтобы я поехал с твоим братом, я поеду. - Да, я хочу. Ты должен пойти и сказать ему об этом, иначе Чезаре не будет тебя ждать. Альфонсо почувствовал, что ему сейчас необходимо покинуть комнату, потому как Лукреция не была расположена разговаривать. Он подошёл к ней сам, коснулся губами руки и осторожно прикрыл дверь за собой, исполняясь досады на себя самого. Он не был намерен обижаться на невесту, потому что считал себя виновным в недостатке такта, но одно наблюдение причиняло ему смутное беспокойство. Как бы ни холодна или расстроена была Лукреция, имя брата слетало с её красивых губ всегда очень нежно. Его же имя, жениха, герцога Бишелье и принца Солерно, она почти не произносила.