Следующий за ним

Это был крах. Люциус чувствовал себя обманутым, но вида не подавал. На его всегда спокойном лице не отразилась и часть той оглушающей бури, разносящей его демоническую сущность. Люциферу стоило изначально предупредить его о возможных трудностях. Особенно о самой важной, которая методично рушила его планы и его жизнь. Зная об этом «исключении» изначально, он был бы стократ осторожней. Его соперник, его заклятый враг, желающий его поймать, детектив МакГаффин, был совершенно не подвластен его силам. Обнаружил он это случайно, играясь с контролем разума на окружающих в канун Рождества. Какого же было его удивление, когда разум чужака, ищущего убийцу, покорно не вложился в его руку для управления. Даже больше, МакГаффин, словно зная вторженца, недовольно посмотрел на растерянного Люциуса. Может быть, не пытайся он подловить МакГаффина своими силами, всё бы обошлось, но Люциус был слишком упрямым, чтобы сдаваться без боя. Возможно, зная об «исключительных» особенностях детектива, он бы никогда больше не приблизился к нему. Но Люциус даже не подозревал о последствиях. Каждый раз, когда детектив приходил в их дом, юноша пробовал что-то новое. Но предметы, направленные телекинезом, отскакивали от тела детектива, огонь обходил его стороной, а разум был неподвластен. Натравить другого человека на мужчину оказалось невозможным, чары пропадали, стоило потенциальному убийце приблизиться к МакГаффину. И чем больше Люциус старался, тем ближе подходил к личности убийцы детектив. Увлеченный своей игрой, сын дьявола наслаждался. Пока однажды Люциус не услышал сирены, спешащие к дому. Он мог бы спалить дом, мог бы убить каждую живую душу в округе, кроме одной. Той, что могла с легкостью погубить его. Той, что противилась его магии. Один на один Люциус проиграл бы детективу, и, понимая это, он сбежал. Огненная сила, спрятанная в хрупком детском теле, пряталась от неподвластной ей души. Вся его жизнь превратилась в один сплошной бег с полосой препятствий с того самого момента. Ох, если бы юный Люциус знал, как его магия повлияет на Джека МакГаффина, он бы не стал возиться с детективом. Он в бегах настолько долго, что забыл, где именно он ошибся, забыл, кем он был и кем мог бы стать. Люцифер, видя бесперспективность своего отпрыска, быстро покинул его, оставляя его одного, разбитого и преследуемого. Да, его преследовали, даже годы спустя. Детектив чуял его, словно ищейка, находил даже в самых захолустных местах, куда Люциус мог на время забиться, чтобы перевести дыхание. Он мог улететь, мог стать невидимым, но всё это было бессмысленным, когда МакГаффин подбирался к нему достаточно близко, и всё, что ему оставалось – это бежать. Годы и годы преследования. Куда бы он ни решил отправиться, МакГаффин шел за ним. Люциус и хотел бы остановиться и спросить у детектива, зачем тот следует за ним все эти годы. Сколько уже? Десять, пятнадцать, двадцать лет? Люциус прекратил считать, когда ему было двадцать, просто устал отсчитывать дни до неминуемого приближения детектива. И всё же зачем? Люциуса не покидала мысль, что в своё время он сделал что-то не так, но уже не мог вспомнить, что именно. Может быть, детектив всё же хотел добиться справедливости? Посадить его на электрический стул? Люциус мог только дивиться упорству мужчины, и бежать, конечно же, от него подальше. Вечно прятаться у него не вышло. Хотя он на это надеялся. Загнанный в угол, он чувствовал, как силы покидали его тело, как дьявольская магия ушла, оставляя его беззащитным, как детектив приближался. – Здравствуй, Люциус. И только тогда Люциус понял свою ошибку. Спустя сколько лет? Он смотрел на МакГаффина и осознавал, что его силы «отскакивающие» от тела детектива, не отскакивали от его души. Он видел червоточину в груди Джека, он видел горящие безумием глаза, чувствовал одержимость, стоя лицом к лицу к человеку, с которым неосознанно сотворил нечто неописуемое и ужасное. Ему было страшно, Люциус дрожал под горящим больным взором детектива, слишком оценивающий, чтобы считать, что тот следовал за ним ради справедливости. Он видел черную душу перед собой, которую он сотворил ещё в детстве. МакГаффин следовал бы за ним в любом случае. Люциус сразу же понял, как детектив находил его. Он был привязан к нему сильнее, чем утенок к первому увиденному объекту, крепче, чем мать к ребенку. Люциус внутреннее содрогнулся от осознания того, что он действительно в ловушке, и он сам в неё попал, да что там. Он сам её и создал. Он был беспомощен перед обычным человеком, в которого заложил семя греха. Выхода не было от слова «совсем», даже если Люциус умрет и отправится на встречу с отцом, МакГаффин нырнет в пекло за ним. Возможно, даже Сатане не под силу остановить черную душу детектива. Демон прикрыл глаза, боясь смотреть на МакГаффина, боясь увидеть свою ошибку. Люциус сразу же почувствовал чужое дыхание на своем лице, Джек приблизился, пользуясь страхом юноши. Он понимал, что нельзя высказывать ни капли страха. Нельзя. Если запаникует, то, считай, отдастся во власть МакГаффина. – Я заставлю тебя, – тихо прошептал на ухо замершему Люциусу детектив, – кричать. Тот ожидал совершенно иных слов и, конечно же, действий. Он ожидал убийства, честное слово, он ждал выстрела или на крайний случай поножовщину, но не того, что его жестко прижмут к грязной стене, хватая за горло. В широко распахнутых глазах Люциуса не видно ничего, он сдерживал свои чувства с рождения. Выдержка и гордость не позволили ему даже пискнуть от неожиданности, и это заводило МакГаффина сильнее. А что заводило МакГаффина, то пугало Люциуса, зажатого между сильным мужским телом и бетонной стеной. Ситуация была ему знакомой, но раньше он мог сжечь распустившего руки ублюдка, посмевшего коснуться его. Но не сейчас. Перед Джеком он был бессильным, и это было страшнее всего. Он совершенно ничего не мог сделать в ответ. Чужие губы не целовали его, скорее кусали. Нежности не было, только грубость рук и безумие в ошалевших от вседозволенности глазах. Люциус и хотел бы отползти, ударить, сделать хоть что-то, прекратить всё это, но сильные руки, наполненные тьмой, не позволяли ему не то что двигаться, а даже дышать. Уняв гордость, он даже помолился отцу, прося о спасении от созданного им монстра, но секунды шли, а Люцифер не появлялся. Люциус был предоставлен сам себе, оставленный наедине со своей слабостью и мучителем. МакГаффин достал наручники, и Люциус задергался сильнее, стараясь избежать своего заключения. Безуспешно. Его руки были прочно сцеплены с трубой, проходящей в углу комнаты. Люциус сразу же попробовал расплавить металл, но сил из-за близкого присутствия МакГаффина не было. Жадные руки комкали его кожу, по-другому это Люциус обозвать не мог. Ему не было больно, он мог абстрагироваться от большинства неприятных ощущений, но от пожирающего его ужаса и неприятия происходящего было не уйти. Он даже не знал, что хуже – внутренний крик о помощи, наполненный страхом за свою свободу, или же изучающие его тело руки, грубо проникающие в него пальцы и безумие в овладевавшем им человеке. А был ли МакГаффин человеком? Люциус видел ответ наяву. Определенно, нет. Не было ничего человеческого ни в диких повадках мужчины, ни в горящих глазах, ни в шепчущих его имя губах. Это было самым сложным – его имя шепотом Джека. – Люциус, Люциус, Люциус, – повторял МакГаффин раз в четыре секунды. И Люциус не был бы демоном, если бы не заводился от чужой, направленной на него одного, страсти. Да он завелся на потеху детективу, но разумом, четким и ясным, он знал, что нужно бежать. Потому что ему не победить безумца, преследовавшего сына дьявола по всему свету, да и не сбежать никогда, но лучше так, чем находиться в чужой власти. Чужие руки мяли его тонкую кожу, покрывая синяками от пальцев, рвали его, желая услышать крики поверженного, но Люциус старался держать лицо отстраненным. Он слишком хорош, чтобы пасть ниц перед обычным человеком, он даже перед отцом не склонялся, а тот сам Владыка Ада. Рука МакГаффина сжала его подбородок, заставляя Люциуса смотреть на детектива. Тот, на удивление Люциуса, не ухмылялся, не хмурился, не злился. Джек в точности копировал выражение лица лежащего под ним демона, и это задело Люциуса. Лицо в лицо, неотрывно глядя друг на друга, МакГаффин вошел в узкий анус. Его выражение на лице точная копия Люциуса, отрешенное, спокойное, мирное. Не мигая, они смотрели друг другу в глаза, соприкасаясь носами. Даже быстрый темп толчков не изменил ничего. Осознание того, что имеющий власть над ним, Люциусом, даже не рад этому, выбило из него дух. Видеть безэмоциональное лицо так близко, ранило его сильнее прочего. МакГаффин ещё не знал, но Люциус был точно уверен – он проиграл. – Нет, – на грани слышимости прошептал демон. Губы Люциуса поджались, показывая ряд острых аккуратных зубов, на лоб легли тени резких морщин. Он проиграл. И от этого хотелось размозжить себе дурную голову, которая не справилась с чувствами, что он и поспешил сделать. Он приподнял голову и с силой откинул её назад на жесткий пол, ожидая удара, желая его. Но затылок уперся в вовремя подставленную ладонь детектива, держащего его крепко, почти бережно. От этого жеста Люциус пришел в бешенство, не сдерживаемый внутренними барьерами, он позволил себе кричать в припадке неистовой ярости. Он пытался снова и снова, вырывая голову, хоть как-то покалечь себя, уйти от всего этого унижения и подчинения. Он пытался вывернуться, словно змей, имея одну цель – уйти от чужих рук, уйти вообще. Толчки стали резче, глубже, рванее. МакГаффин не щадил его, упиваясь своей властью над желанным Люциусом, кричащим, рвущимся, извивающимся под ним. Демон хотел сжечь всё – весь мир. Он хотел выпустить своё адское пламя, наслаждаясь мерным пламенем и запахом горящей плоти. Огонь был в нём, но не мог вырваться наружу из-за власти и мощи детектива. Люциус чувствовал, что его слишком много, он переполнен искрами пламени. Это внезапно успокоило его, он подумал, что, возможно, если сила переполнит его, то разорвет, определенно, она разорвет его, сожжет остатки и отправит в ад. И Люциус начал смеяться, горько, обидно, надеясь на самосожжение. Надежды его пусты. И неосуществимы. Люциус кончил, и вместе с семенем вышла вся его ярость, весь его огонь, который, как он наделся, подарит ему свободу. Но у него ничего не осталось внутри, кроме скользящего члена. Детектив насаживался настолько, настолько мог, трясся тело Люциуса, который был опустошен во всех плоскостях. Он никогда не допускал мысли, что будет завидовать своим жертвам, но это было тем, что он сейчас чувствовал. МакГаффин кончил внутрь, задыхаясь от оргазма. Люциус отстраненно наблюдал за этим, надеясь, но не веря, что сейчас его спокойно придушат. Его не душили. Наблюдая за махинациями Джека, он понял, что ему что-то вводят в организм. Разум туманился, и стало понятно, что ему не удастся сбежать. Последнее, о чем подумал демон, было не сожаление о потерянной свободе или прощание с миром. Он подумал о том, почему же отец не предупредил его о таких, как Джек МакГаффин.