Статус: все сложно

      Вася не знал, что именно возымело действие: его отдаленность, Снежанино «капанье на мозги» или уже просто потихоньку начала отходить на второй план и забываться не очень веселая ситуация первых месяцев Жениной беременности, но он чувствовал, что она к нему, пусть и совсем чуть-чуть, но оттаяла. После того отвратительного объяснения с Физиком Ионов еще неделю пребывал в сквернейшем расположении духа, постоянно думая о Муре. Необходимость быть с ней рядом захлестывала его с головой, но как без потерь и лишних эмоций подступиться к любимой женщине Вася не имел ни малейшего представления.       Совершенно неожиданно выручил зам генерального, разославший всем в конце рабочей недели юморную анимашку, в которой облезлый и пьяный котяра поздравлял юристов с традиционным русским праздником — Пятницей. Ионов поколебался несколько минут, но все же переслал ее Женьке. Ответа он тогда так и не дождался, но Жан сказала, что Мура его за это точно не материла и, даже наоборот, пребывала весь день в хорошем настроении. Поэтому в следующий раз Кот, чувствуя себя уже более уверенно, напомнил Женьке о предстоящем хоккейном матче всех звезд КХЛ, на что получил короткий ответ в виде «спасибо». Но чего он не ожидал совершенно так это ее эмоциональной смс после весьма эффектно забитой шайбы: «Ты видел??? Видел???». Вася видел, сидел дома один и так, надо сказать, «тухло болел», что и идти за пропиликавшим и брошенным на кухне телефоном совсем не хотелось, но шестое чувство все-таки заставило его оторвать пятую точку от дивана. О том, на сколько единиц по шкале вверх подскочило его настроение, можно было даже и не упоминать, но, обсуждая с Женькой пусть и по смс транслируемый мачт, Вася впервые за несколько месяцев был совершенно счастлив.       Потом они несколько раз сдержано поговорили по телефону и «абсолютно случайно», благодаря все той же Снежане встретились у того самого катка в парке, на котором он учил Женьку кататься после нападения на нее, их сумбурного примирения и «Корпорации монстров». В ту встречу и особенно когда Жан опять «совершенно случайно» оставила их на некоторое время наедине в уютном кафе, куда затащила всех греться, Вася чувствовал себя как канатоходец, балансирующий над пропастью с кипящей лавой: не делал резких движений, ничего не навязывал, говорил на отвлеченные темы, больше касающиеся работы, задавал общие вопросы — только бы Женька в свойственной ей манере не психанула. А потом, когда девчонки ушли, он был готов рвать и метать от бессилия, потому как ничего Вася не хотел так сильно, как быть рядом с любимой женщиной, поддерживать ее, целовать, иметь возможность гладить уже довольно большой живот и ощущать, как шевелится внутри ее тела их крохотная дочь.       Разговоры стали все чаще, переписки — чуть теплее, а в прошедшие выходные они так и вообще провели вместе практически целый день. Середина декабря выдалась замечательной: почти безветренной, с ярким зимним солнцем, умеренным морозцем и периодическими снегопадами, а в сочетании с повсеместной подготовкой к Новому году все вокруг выглядело по-настоящему сказочно. Вася, будучи в Питере в служебной командировке, вытащил девчонок в Петергоф, устроил им обширную экскурсию, кормил вкусностями в маленьких уютных ресторанчиках и возил смотреть на еще не до конца замерзший Финский залив — в общем, делал все, чтобы Мура насладилась последними деньками свободы, поскольку сразу в начале недели и до самых родов она должна была лечь в клинику на сохранение.       По идее Васина командировка уже тоже закончилась, но он в последний момент отложил отъезд, сославшись на неутрясенные до конца дела. Что удержало его в городе он не знал, но неприятное предчувствие просто наотрез отказалось пускать его в самолет. И, как оказалось, не зря, поскольку утро следующего дня началось для него со звонка Виктора Федоровича, который опять на чем свет стоит отчихвостил Кота за Женькино безрассудное поведение. Как выяснилось, Мура в назначенное время на плановую госпитализацию не явилась и только к вечеру позвонила на ресепшен и сообщила, что приедет на несколько дней позже, не удосужившись при этом назвать ни одной объективной причины для своего поступка.       Виктор Федорович популярно объяснял Васе, чем чреваты подобные выкрутасы в Женином положении, но тот его уже практически не слышал и трубку возле уха держал только, что называется, для приличия. Сколько правил дорожного движения он нарушил пока его внедорожник не остановился у дома, где жили девчонки, Вася даже не пытался считать. Но дверь в нужной квартире ему не открыли ни с первого, ни с пятого, ни с десятого звонка, а поскольку Снежана еще в воскресенье ночью уехала на какую-то там олимпиаду, то в Ионовской голове в данный момент с бешеной скоростью прокручивались сотни самых ужасных вариантов, произошедших с Мурой и ребенком.       Кот вылетел из подъезда, пытаясь с наскока определить где может находиться ближайшее отделение полиции — мчсники при любом раскладе без участкового взламывать двери не станут. Он был так занят бушующим в голове мыслительным процессом, что завибрировавший в руке мобильник услышал, наверное, только с третьего, а то и с четвертого гудка. Вася несколько минут ошарашенно смотрел на высветившееся на дисплее имя звонившего и, только пару раз глубоко вздохнув, нажал на прием. Он не успел даже договорить весьма натянутое «Алло», как Сергей Мыцик сбивчиво вывалил на него, как показалось Васе в первую секунду, совершенно идиотскую информацию. Физик сообщил, что сейчас находится в горсуде на Новоизмайловском на процессе по громкому коррупционному преступлению чиновника Петренко, что здесь толпа митингующих, куча беснующейся прессы и… Мура. От услышанного дальше у Ионова перехватило дыхание и остервенело сжались кулаки — в сознании отчетливо всколыхнулось уже подзабытое желание собственноручно задушить Мурашову.       О скандальном деле Петренко не слышал, наверное, только глухой и не читал абсолютно слепой, ну, а уж каждый юрист без исключения считал, что просто обязан иметь по данному вопросу собственное мнение. Имел его, конечно же, и Вася. Вот только заморачивался он по этому поводу в самую последнюю очередь, а вот Женька с ее дебильным синдромом «отличницы» и красным дипломом уж точно никак не могла пропустить это событие. Она, как и каждый начинающий юрист пылала неуемным стремлением поприсутствовать на громком процессе лично. ДУРА!!!       Ионов летел к зданию суда, в самых ярких красках представляя сцену, как Мура на крыльце поскальзывается и падает, но заметив ее всю в крови на руках у Физика, и сам вдруг неожиданно оказался близок к обмороку. Он не успел ничего ни сказать, ни сделать — Женька, увидев его, вымученно улыбнулась одними губами, произнесла еле различимое «Васька» и потеряла сознание. Васе в том момент показалось, что происходящую реальность он начал воспринимать с опозданием, как будто кадры на пленке перестали соответствовать записанному звуку и лишь изредка в бешеном темпе слова нагоняли картинку: вот он с перепугу пытается вспомнить, что нужно делать в подобных ситуациях, но кроме как нащупать пульс в голову ничего так и не приходит, вот подъехала Скорая, и врачи буквально впихнули Муру в машину, лихорадочно подключая ее к каким-то датчикам и мониторам, вот они летят в больницу, оглушая всех пронзительным воем сирены, и он отчаянно пытается дозвониться Виктору Федоровичу…       Вася не помнил, а точнее не осознавал сколько времени прошло с того момента, как его оставили под дверями оперблока, практически вырвав Женькины холодные пальчики из его ладони и до того, как к нему вышел Виктор Федорович и, похлопав по плечу, радостно констатировал «Успели». А потом заботливая пожилая медсестра, видимо за свою жизнь повидавшая не одну сотню таких вот отцов, отпаивала его чаем, кажется, с коньяком, и как только Кот начал более/менее адекватно соображать лично проводила его к детской интенсивной терапии, где в кувезе мирно посапывала девушка, полутора часов отроду, 3,200 килограммов и 55 сантиметров, в которую Василий Ионов влюбился с первого взгляда. К Жене его не пустили, она была еще в реанимации. Экстренное кесарево, большая потеря крови, плохие анализы — звучало что-то еще, но Вася понял только, что в себя она пока не пришла, но жизни ее ничего не угрожает. Поэтому он остался стоять у большого стеклянного окна, разглядывая свою маленькую дочурку, которая совсем как Женька во сне хмурила бровки и поджимала губки.       — Господи, Васька, ты тут еще. Часа четыре уже поди стоишь? — голос Виктора Федоровича над ухом заставил Ионова буквально подскочить на месте.       — Ну да, — Вася замялся и неуверенно развел руками. — К Жене не пускают, так что…       — Так что ты тут свою принцессу караулишь, — закончил мужчина за парня. — Открою тебе секрет, — заговорщицки зашептал он, — она никуда не убежит, она пока еще не умеет бегать. А вот тебе, друг мой разлюбезный, стоило бы все-таки отправиться домой и привести себя в порядок. Иначе, глядя на тебя, половина моих пациенток родит раньше срока.       Кот недоуменно оглядел свое отражение и улыбнулся — видок у него и правда был как у заправского маньяка: одежда заляпана кровью, волосы до сих пор дыбом, щеки впали, а под глазами залегли темные круги.       — Извините, Виктор Федорович, мне не до этого было.       — Это понятно. Но сейчас то уже все в порядке. Можно выдохнуть и идти отмечать. Родителям то хоть сообщил?       — Да, конечно. И своим, и Жениным.       — Отец доволен?       — Еще как. Он внучке больше всех рад.       — Это да! Он и вместо тебя, оболтуса, дочку хотел, — хохотнул мужчина. — Передай, заеду к нему как-нибудь вечерком, пусть проставляется. А ты, давай-ка, и правда дуй домой, отоспись, чтоб завтра своих девчонок не пугать.       — Виктор Федорович, а к Жене сейчас точно нельзя? Ну хоть на пару минут? — спросил Вася, состроив умилительные глазки, хотя уже заранее знал ответ — уговоры на отцовского друга, это он помнил еще с детства, не действовали.       — В таком виде точно нельзя. Она итак натерпелась, а тут ты еще. Домой, Вася, домой!        Ионов еще пару минут полюбовался дочерью и, правда, поймав на себе удивленно-испуганные взгляды парочки пациенток, направился к выходу, решив не рисковать их спокойствием. Он шел по просторному холлу, погруженный в свои мысли, ничего не замечая вокруг, как вдруг голос, раздавшийся где-то сбоку, заставил его внутренне дернуться от неожиданности.       — Ионов, матерь божья! Тебя что тут на органы пытались распотрошить?       Олеся Уманова, тоже явно не ожидавшая встречи, смотрела на Кота во все глаза. Они несколько минут неуверенно переминались, не зная, как вести себя друг с другом, а потом все-таки скомкано обнялись.       — Как видишь, живым я им не дался, — отшутился Вася. — А ты как здесь? Случилось что-то?       — Случилось, но не со мной. Женьку Мурашову сюда по Скорой привезли, вроде родила, хотя ей еще рано. Маме ее какой-то парень звонил…       Видя, как Ионов отводит в сторону взгляд и начинает судорожно покашливать, голос Олеси звучал все медленней и медленней, а потом девушка и вовсе умолкла. Они молчали меньше минуты, но обоим это время показалось бесконечностью.       — Аааа…? — сначала вопросительно выдавила Ума. — Оооо… — до нее, наконец-то, дошло, что здесь делал Ионов, и какой парень звонил Жениной маме. — Нууу… что ли поздравляю…       Олеся как ни старалась, но все же не смогла скрыть прозвучавшее в голосе ехидство, злость и обиду, и Вася их отчетливо уловил, поэтому благоразумно решил не обострять.       — Спасибо, — отстраненно ответил он.       — Не зря значит, Мурка скрывала нерадивого папашу, — если бы озлобленным взглядом и язвительным голосом можно было убивать, то, скорее всего, от Ионова осталась бы уже только кучка дымящегося пепла. — Ну и кого вы совместными усилиями подарили этому миру?       И вот тут Вася не стерпел. Он готов был признать и попросить прощение за все свои грехи во всем, что касалось его, Жени, Олеси и Сереги. Но мириться с откровенным сарказмом в отношении собственной, только что родившейся, но уже бесконечно любимой им дочери, Кот не собирался ни от кого и ни при каких обстоятельствах. Никто и никогда не посмеет называть его нерадивым папашей, он — счастливый отец, а точнее — любящий папуля, поэтому обобщенный ответ «девочка» отпал сам собой.       — У меня дочь! — уверенно произнес Ионов, одарив Олесю не менее убийственным взглядом.       Ума открыла было рот, чтобы насмешливо отпарировать и собственническое «у меня», и гордое «дочь», но, наткнувшись на острые льдинки в прищуренных лазурно-серых глазах, пыл поумерила. В конце концов, прилюдно ругаться с Котом она не собиралась, хотелось просто побольнее его уколоть, но видимо не вышло.       — Ладно, — сухо процедила она. — Рада была повидаться. Пойду, все-таки попробую увидеть Женю.       — Она в реанимации еще, и тебя к ней не пустят, — спокойно ответил Вася и, уверенно подхватив девушку под локоть, твердо произнес. — Пойдем-ка лучше кофе попьем, заодно и поговорим.       Олеся сидела за столиком в небольшом, но довольно милом больничном кафе. Она едва заметно глубоко дышала, пытаясь скрыть клокочущие внутри эмоции, но пальцы все равно абсолютно против ее воли периодически начинали отбивать чечетку по блестящей керамической поверхности. Ума искоса поглядывала на Кота и с внутренним содроганием понимала, что как бы она себя не уговаривала, но по-настоящему отпустить его так и не смогла. И дело давно уже было не в любви — обида за его поступок, прочно засевшая внутри, все эти годы гложила ее как мелкий противный червяк спелое яблоко. Раз за разом, когда становилось совсем уж невмоготу от отчаяния, Ума придумывала тысячу и один сценарий для Ионовской жизни с каким-нибудь совершенно душераздирающим финалом. И этот разговор она представляла себя в ярких красках сотни тысяч раз — прокручивала в голове все колкости, все обидные и злые слова, которые хотела бы ему сказать, а он бы совестливо отнекивался чем-нибудь типа «Я не знал» или «Я не хотел». Умом Олеся понимала, что винить во всем Ваську глупо, в сложившейся в ее жизни ситуации она виновата не меньше, точнее намного больше, но сердце все равно отказывалось его отпускать.       И произнесенное им несколько минут назад «У меня дочь» никак не способствовало процессу примирения с собственным внутренним миром. У него — дочь, а у нее… Хотелось сбежать отсюда и разрыдаться в каком-нибудь укромном уголке, но Олеся только упрямо поджала губы — признавать свое поражения она не собиралась даже если бы от этого зависела ее жизнь. Она еще раз глубоко вздохнула и теперь уже злобно уставилась на Кота. Хотя и злобность во взгляде продержалась не долго. Как ни старалась Олеся, а досаду, смешанную с удивлением, скрыть так и не смогла — Ионов однозначно изменился, и к внешности это не имело никакого отношения. Она наблюдала сейчас уже не за тем голубоглазым повесой, который приглянулся ей далеким августовским вечером и который в первые часы общения одновременно умудрялся и весело охмурять Умку, и при ней же комментировать якобы в шутку прелести всех проходивших мимо девушек. И это, надо сказать, удивляло, потому как во всех Умкиных сценариях Ионов представлял собой ту когорту бабников-раздолбаев, которые в силу характера не меняются и на пенсии, периодически ухлестывая за бабушками на вечеринках «Кому за семьдесят». Но сейчас к ней с подносом в руках шел твердый, уверенный и даже слегка резкий мужчина. Это угадывалось в собранных действиях, ультимативном голосе и отчетливо читалось по глазам, в данный момент красным от усталости и нервного напряжения, но совершенно точно полным беспокойства, заботы и чего-то еще. И не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о ком так сильно беспокоился Кот. Олеся криво усмехнулась. Она была абсолютно уверена, что если бы сейчас перед Васькой кордебалетом прошли все 12 моделей с обложек «Максим» за прошлый год, он бы не удостоил их даже взгляда. Неужели Ионов и правда оказался способен больше чем на одноразовый секс и мимолетные интрижки? — и именно от этого становилось досадно.       — Так, а ты то как про Муру узнала?       Вася не знал, с чего начать разговор, но чувствовал, что затянувшееся между ними молчание нужно было как-то прервать.       — Женина мама поделилась с моей, а моя в курсе, что я тут уже несколько дней по работе, так что они меня откомандировали все толком разузнать. Муркины родители сегодня все равно бы не успели до закрытия клиники, они ночным поездом приедут, — сухо ответила Олеся.       — Она еще вчера утром должна была лечь в клинику до самых родов, но как всегда решила сумничать. Поперлась в суд на процесс по громкому делу. Поскользнулась на ступеньках крыльца, упала, ударилась, открылось кровотечение, — Вася внутренне вздрогнул, еще раз пропуская через себя весь ужас, который он испытал, увидев Муру. — Она у меня на руках сознание потеряла. Сюда на Скорой прилетели, сделали экстренное кесарево, но Женька много крови потеряла, поэтому до сих пор в реанимации и в себя пока не пришла, однако Виктор Федорович заверил, что осложнений никаких быть не должно. Просто нужно дать организму время.       Вася так и не поднял глаз от чашки с кофе, в которой упорно размешивал давным-давно растворившийся сахар. Все-таки он немного по-другому представлял себе день, когда его дочка появится на свет. Сейчас Женька должна была качать на руках их маленькое творение, а он любоваться своими прекрасными девочками. А по факту: одна в реанимации в тяжелом состоянии, другая совершенно одна в стеклянном неуютном кувезе в интенсивной терапии новорожденных, а он… а ему еще никогда не было так страшно как сегодня.       — А девочка? — чуть слышно спросила Олеся, отметив, что вопрос о дочери заставил Кота слегка улыбнуться.       — 3200, 55 сантиметров, — не без гордости констатировал Вася, — 7 по какому-то Апгар, но это хорошо, задышала сама и сразу. Врач в интенсивной терапии сказал, что хоть и чуть раньше срока родилась и при таких обстоятельствах, но жизни и здоровью ничего не угрожает.       Ума кивнула, и за столом опять повисла давящая пауза, нарушить которую никто не решался.       — А знаешь, я ведь абсолютно не шокирована тем, что вы с Мурой… ну… — Олеся, наконец-то, заговорила, пытаясь подобрать нужные слова. — Ты ей всегда нравился больше, чем она старалась показать. Поэтому, да, я не удивлена, скорее обескуражена тем, что у вас все зашло настолько далеко, и все это время вы оказывается за спиной у всех… мило общались.       — Мы не общались, — сухо отрезал Кот. — Последний раз я видел ее в тот вечер, когда объяснялся с тобой, и все это время я жил в Японии. Мы встретились совершенно случайно, — он не знал стоит ли выкладывать, что называется, подробности произошедшего между ними, но раз уж начал… — ну и Мура забеременела.       — Совершенно случайный сюрприз, — Ума не смогла сдержать рвущееся наружу ехидство. — Повторяешься, Ионов.       Брошенный в него упрек Кот проглотил, но пристальным взглядом буквально впился в девушку.       — Почему ты мне ничего не сообщила о ребенке? — прямо спросил он.       Олеся взгляда не отвела. Вариантов откуда сам Ионов узнал об этом тоже было не много, так что юлить или врать не имело никакого смысла.       — Разве это что-то изменило бы между нами? — риторически спросила девушка. — Ты честно признался, что любишь другую, так что перспектива скорой свадьбы и счастливого брака перед нами не маячила. А сообщать только потому, что ты, якобы, тоже имел право знать, так я тебя огорчу — прав ты никаких не имел, ты меня бросил. Поэтому выбор рожать или не рожать ложился только на мои плечи. Тебя это не касалось.       Возразить Олесе Васе по сути было нечего. При любом раскладе свою судьбу с ней он связывать бы не стал, а договориться полюбовно о совместном воспитании, учитывая их болезненное для нее расставание, они вряд ли смогли бы. Но осознание этого желаемого облегчения все равно не принесло.       — Возможно, ты во всем права, и сейчас доказывать тебе, что это меня касалось, и я имел право пусть не решать, но хотя бы знать, не имеет никакого смысла, — Вася не отводил от Олеси цепкого взгляда и, чтобы скрыть всколыхнувшуюся внутри злость на всех и вся, покрепче стиснул в руках кофейную чашку. — Я спрошу о другом. Зачем ты мне тогда соврала? Я ведь спрашивал тебя предохраняешься ты или нет, и ты сказала "да". Ты производила впечатление умной и рассудительной девушки, неужели повелась на банальное «авось пронесет»?       О том, что в ту ночь между ним и Олесей совершенно точно был этот разговор, Кот вспомнил уже после того, как Женька буквально вылетела из квартиры, оглушительно хлопнув перед его носом дверью. И с той самой минуты вопрос «Зачем?» действительно не давал ему покоя.       — На тебя я повелась, Васька! На тебя, — ответила Ума, чувствуя, как к щекам приливает кровь — признаваться в своих чувствах было не очень приятно. — Ты думаешь, я не понимала, что ты хотел со мной порвать. И если бы мы тогда не переспали, ты бы точно это сделал. А так я, как самая последняя наивная дурочка, надеялась, что это сблизит нас, ты поймешь, что совершаешь ошибку и останешься со мной.       Услышать подобный ответ Вася никак не ожидал. Он сотни раз намекал Олесе, что она ему друг и ничего более, но видимо делал это весьма неумело, если девушка так откровенно пыталась привязать его к себе банальным сексом.       — Хотя я ведь, прикинь, тебя даже и не любила по-настоящему, — неожиданно продолжила Олеся, усмехнувшись сама себе. — Это была симпатия, чувство собственничества, злость, что ты не можешь со мной так поступить, эгоизм, ревность, еще куча всего, но точно не любовь. Кипящий вулкан страстей — это оказалась не моя история. Жаль, что поняла я это только спустя несколько лет.       Они снова замолчали. Ума думала о своем, а Кот не знал, что отвечать на ее такое внезапное признание. Вася и сам периодически надеялся на чудо, и даже дважды оно было у него в руках, но он все равно не смог его сохранить. Так что ему ли судить Олесю за глупость или обвинять в беспечности. В конце концов, если бы он с самого начала проявил твердость и сделал так, как и должен был, то все сложилось бы совсем по-другому.       — Скажи, а ты мне изменял тогда зимой?       Как бы неприятен Олесе был этот разговор, но она все же решила довести его до конца и выяснить все недомолвки, которые остались между ними, чтобы больше никогда к этому не возвращаться и даже не вспоминать.       — Да, — глухо ответил Ионов.       — И Мурка знала, что у тебя там все так серьезно?       — Не то слово…       Вася умолк и с шумом выдохнул. Даже если Женька завтра за это сотрет его в порошок или подвесит на дыбе, он все равно сейчас расскажет Уме всю правду. Расскажет, получит положенную ему порцию гнева, обиды и проклятий и забудет, наконец. Кот заметно напрягся и приготовился каяться, однако еще одного наводящего вопроса от Олеси так и не последовало. Девушка замерла и теперь смотрела на него широко открытыми глазами, видимо пытаясь сложить в голове неожиданно открывшиеся ей кусочки замудрённого пазла. И судя по выражению ее лица, финальная картинка ей совсем не нравилась.       — Подожди… — ошарашено начала она, приподнимая ладони, как будто отгораживаясь ими от внезапной догадки. — Так это ты с ней тогда мне изменял? — Вася молчал, понимая, что Олеся поняла все по его лицу. Девушка же глубоко вздохнула и, судорожно хлопая ресницами, обреченно прошептала. — За-ши-бись!       — Олесь, я люблю ее, — честно признался Вася, открыто глядя Уме в глаза. — Люблю, несмотря на все, что между нами было. Если бы мы тогда не виделись, ничего бы этого не случилось, — продолжил он убежденно. — Но Женька была рядом, постоянно на глазах, и я понимал, что с ней у меня не обычная интрижка. Она была мне нужна, по-настоящему, и я сделал все, чтобы она не устояла. Но поверь, Мура все это очень тяжело переживала, винила себя, знала, что ты не простишь, и тебя потерять боялась намного больше чем меня.       — Оправдываешь ее? Забавно, — усмехнулась Ума, все же кое-как взяв себя в руки. — Тот Ионов, которого я знала, оправдывался бы сам. Неужели и правда такие мексиканские страсти?       Кот промолчал. Что между ними? Наваждение? Мексиканские страсти? Любовь? Ненависть? Ответа на этот вопрос у него не было. Точнее, в том, что касалось его, он был уверен — вытравить Мурашову из его сердца уже, наверное, нельзя было даже самым сильным ядом, а вот в Женьке Вася все эти месяцы сомневался все больше и больше. И его это абсолютно не устраивало. Тем более теперь.       — Олесь, — чуть слышно позвал он, — отпусти ее, пожалуйста. Позволь ей быть счастливой… нам быть счастливыми.       — Да, я не держу ее уже давно, — резко и громче чем следовало начала Ума. — Я чувствовала, что она мне врала, просто не догадывалась в каких масштабах. Прежней дружбы между нами уже давно нет и никогда не будет. Я приняла это и живу дальше. И сегодняшние откровения, по сути, не играют уже никакой роли. Просто детство закончилось, а жизнь оказалась намного сложнее и заковыристей, чем нам представлялось когда-то. И если Мура все еще цепляется за прошлое, то это, извини, не моя вина, она всегда любила все идеализировать, — Олеся выпалила все это на одном дыхании и, злобно прищурившись, язвительно продолжила. — Тут вопрос в другом. А ты то уверен, что сможешь сделать ее счастливой? Не думаю, что выбирая между «испортить со мной отношения» и «растить ребенка без отца», она сознательно выбрала первое. Так что тебе стоит задуматься, может быть цепляясь за меня она просто пытается отцепиться от тебя?       Олеся, не отрываясь, смотрела на парня. Кинув ему язвительный и болезненный упрек в его абсолютной неполноценности в роли сильного и незыблемого мужского плеча и в неумении искренне любить, она ждала, что вот сейчас к ней придет долгожданное чувство отмщения, и разговор их потечет по заранее написанному ею сценарию, но как-то внезапно не случилось, и в душе по этому поводу всколыхнулись совершенно другие чувства. «Новый» Ионов вдруг неожиданно перестал вызывать в ней прежнюю жгучую ненависть. Поддерживать, утешать его или даже просто искренне поздравить с отцовством, естественно, тоже не было никакого желания. Наверное, впервые по-настоящему захотелось оставить его в прошлом, и не просто оставить, а зачиркать, как ненавистную двойку в школьном дневнике. Подруга… Ей очень хотелось сказать пару ласковых, но сейчас для этого было слишком неподходящее время. Ума отчетливо понимала, что Женьку она, скорее всего, простить за вранье, за предательство, за то, что позволяла ей — Олесе, делиться самым сокровенным, зная при этом всю правду, уже не сможет, но, тем не менее, даже в этот момент зла ей не желала, хотя завидовала из-за ребенка просто по-черному.       — Знаешь, Ионов, а я ведь вроде как должна сказать тебе спасибо, — философски продолжила девушка уже без ехидства и злости. — У меня все получилось как в старом добром кино — если бы я не обожглась тогда о наши отношения так сильно, то, наверное, никогда бы и не узнала, что значит по-настоящему любить и быть любимой. Все гонялась бы за красивыми сказками, романтично-пафосной мишурой и сериальными страстями, — Олеся усмехнулась сама себе, но тут же невесело вздохнула, хотя и попыталась скрыть это за покашливаем. — Когда мне озвучили окончательный медицинский вердикт — шансов забеременеть у вас нет, — муж уверенно положил руку на мое плечо и сказал «Мы справимся, я с тобой». Даже зная, что все это из-за меня, он твердо сказал «Я с тобой». А я ведь замуж за него выходила не просто без любви, даже скорее с презрением и безразличием. Он первый позвал, и я пошла. Строила только из себя счастливую невесту, а самой на стены кидаться хотелось и выть от бессилия. Но в самый тяжелый момент моей жизни, когда от меня даже мои принципиальные родители почти отвернулись, а все его родственники так и вообще практически прокляли, он один меня не бросил и никому не дал в обиду. Так что благодаря тебе, Ионов, я несмотря ни на что счастливая женщина, у которой есть больше, чем драматичные страсти или душещипательные и сверхъестественные эмоции — у меня за спиной надежный и крепкий мужской тыл, и поэтому уже ничего не страшно.       Олеся умолкла и, глядя в упор на Кота, уставившегося во время ее откровенного монолога в полупустую кофейную чашку, иронично улыбнулась — ни в одной вариации ее разговора с Ионовым такого финала не было, но она сердцем чувствовала, что именно эти ее слова достигли самой середины той цели, в которую она так жаждала попасть все эти годы. Девушка гордо расправила плечи, легко поднялась и, бросив подчеркнуто холодно «Передавай Муре привет и мои поздравления», направилась к выходу из кафе.       Вася же, отчаянно перегибая пополам ни в чем неповинную чайную ложечку, все же не удержался и вслух от души выругался. Он, конечно, понимал, что своими поступками многое заслужил, но то, что все без исключения видели в нем лишь тюфяка, не способного на мужские решения и поступки, и кретина, все время бегающего от ответственности, откровенно бесило. И особенно бесило, что тыкали в него этим дамочки, которые и сами были далеко не святоши. А еще параллельно удручал тот факт, что он пока не сумел разубедить в этом самого важного для него человека.              Кот, уже будучи в дверях клиники, еще раз глянул на часы — без четверти одиннадцать. Он проснулся, когда над городом только-только поднималось солнце, играя лучами на шпиле адмиралтейской крепости и в витражных окнах новостроек, и планировал появиться в больнице к девяти, но его задержали оргвопросы, которые нужно было обязательно утрясти до встречи с Мурой. Да и сейчас он еще пытался уложить в голове задуманные планы, поэтому уже почти грозный окрик «Вася» услышал, наверное, раза с третьего — дозваться его безуспешно пытался Виктор Федорович. Как только Ионов обратил, наконец-то, на него внимание, тот, улыбаясь, обратился к сидящей за стойкой пожилой медсестре.       — Вот согласитесь, Зоя Михайловна, не зря ведь раньше женщину из роддома только на седьмые сутки выписывали. И это было не ради самой роженицы — это мужику давали время очухаться от свалившегося на него счастья и приобрести божеский вид.       И, глядя на совершенно потерянного парня, мужчина и женщина от души рассмеялись.       — Пошли голубчик. Ты то мне и нужен.       — С Женей что-то? — тут же спросил Вася, чувствуя, как внутри все холодеет. — С дочкой?       — В порядке все с твоими девчонками. С твоего звонка в половине седьмого утра, кстати за что тебе спасибо великодушное от всех моих домочадцев, — съехидничал мужчина, — ничего не изменилось. Женю уже даже из реанимации в палату спустили.       Вася с шумом выдохнул. Если бы Виктор Федорович не был другом отца и старше его самого ровно на половину, он бы не преминул высказать ему в лицо все, что он подумал о нем в этот момент — ну нельзя же так людей пугать.       — Ты мне другое скажи. Почему о Жениных проблемах со здоровьем ее дражайшая матушка узнала сегодня утром от меня. И я же, при этом, чувствовал себя как нерадивый школьник на ковре у директора, — Вася неуверенно замялся. Он и сам то узнал обо всем случайно, а уж о том, что упертая Мурашова больше никому ничего не сказала — даже не подозревал. — Ну ладно она. Одно слово беременная, — продолжил Виктор Федорович. — Ну у тебя то голова на плечах есть или нет. Сам не мог что ли с родителями нормально поговорить и все объяснить.       — Так я с ними, — Кот виновато опустил голову, — не знаком еще.       — Как так не знаком? — искренне удивился мужчина.       — Ну вот так, — парень развел руками. — Мы не жили все это время вместе. И можно сказать даже не общались, — ему не хотелось именно сейчас делиться с отцовским другом перипетиями собственной жизни, поэтому он уклончиво подытожил. — Между нами все сложно.       Виктор Федорович покачал головой, смерил Васю осуждающе-грозным взглядом, в миллионный раз поблагодарил Бога за то, что две его дочери балбеса Василия Ионова в качестве потенциального жениха никогда не рассматривали и в очередной раз нецензурно его обругал, но теперь, правда, уже одними губами, а вслух продолжил.       — Теперь понятно, чего вдруг они о тебе, мой друг, весьма нелестно отзывались. И заодно поздравляю. Тебе сейчас представится прекрасная возможность с ними познакомиться. Они как раз у Жени в палате, — мужчина усмехнулся, представив какой теплый прием ждет парня. — Пошли, — он подхватил его под локоть. — Чтобы они тебя сразу не прибили, на руках нужно иметь ооочень весомый аргумент, точнее аргументессу, которой, кстати, уже давно пора познакомиться с мамой.       Вася уже несколько минут стоял под дверями Жениной палаты и все никак не решался открыть дверь и войти. И для такого не совсем уместного в данный момент поведения были три довольно веские причины. Во-первых, его несколько напрягало знакомство с Жениными родителями, которые, совершенно точно, для себя уже сделали о нем определенные выводы. И судя по тому, что Светлана Васильевна только что назвала его «существом, из-за которого их дочь оказалась в таком плачевном состоянии», выводы эти были далеко не в его пользу. Во-вторых, Васе не хотелось прерывать гневную тираду Жениной матери, в которую сама Женя успевала вставлять лишь одинокие слова оправдания и обреченные «охи». Маленькая месть для Муры свершилась, пусть почувствует себя также, как и он в первые месяцы ее беременности. И теперь, кстати, стало понятно в кого она такая упертая. Хотя Женьку, конечно, было жалко, переспорить или поставить на место педагога с тридцатилетним стажем вряд ли удалось бы и опытному юристу, а Мурка то, можно сказать, совсем еще дилетант. Ну и в-третьих, банально не хотелось делиться …счастьем. Счастьем, которое недовольно ворчащая медсестра вытащила из кувеза и только благодаря протекции заведующего родильным отделением аккуратно уложила на Васины руки. Счастьем, которое забавно морщило носик, хмурило лобик и старательно знакомилось с окружающим миром. Счастьем, которое совершенно неповторимо пахло и которому в папиных надежных объятиях было уютно и комфортно, потому что лежало оно смирненько и совсем не капризничало, чем удивило видавшую виду медсестру, которая не без издевки произнесла.       — Смотрите-ка, а скандалистка то наша признала папулю, а то все утро нам тут высказывала — плановое обследование ей, видите ли, не понравилось.       И сейчас, прислушиваясь к голосам за дверью, было понятно, чей характер достался его маленькой принцессе. Вася постоял еще, наверное, пару минут, в сотый раз поцеловал свою девочку и открыл дверь.       — Здравствуйте, я Василий, — начал он, что называется, с порога. — То самое су… в общем, отец вашей внучки, — он обвел присутствующих взглядом и, пользуясь эффектом неожиданности и покрепче прижав к себе дочь, продолжил. — Холост. Других детей не имею. Образование юридическое высшее. Работа престижная, высокооплачиваемая. Не наркоман, не маньяк и не насильник. И, кстати, вашей дочери узаконить наши отношения я предлагал — она отказалась.       Вася умолк и протянул Жениному отцу руку для приветствия, которую тот пожал можно сказать на автомате. Мурашова-старшая хоть и была слегка шокирована подобным появлением и молчала, но смотрела весьма красноречиво. А по лицу Мурашовой-младшей катились слезы, потому что все что она сейчас видела — это маленький сверток в Васиных руках.       — А это, знакомьтесь, — Кот на локте аккуратно приподнял головку ребенка, гордо демонстрируя свое творение. — Ионова Алиса Васильевна — наша дочь, ваша внучка и очень желанный новый член общества.       Он аккуратно переложил девочку на руки Жене и, не удержавшись, слегка прижался губами к ее виску, чуть слышно прошептав «Спасибо». И только после этого осторожно выдохнул и приготовился выслушать все, что о нем думают новоиспеченные бабушка и дедушка, но обернувшись во всей красе узрел прелесть выражения «поплыли». Женины родители о его наличии в палате, казалось, уже и думать забыли, их внимание было целиком и полностью приковано к новорождённой внучке, поэтому Вася мысленно пожал руку Виктору Федоровичу — его совет сработал на все сто.       Как только прошли радостные минуты умилительного знакомства с маленькой Алисой, и Женина мама теперь уже осторожно снова начала обрабатывать собственную дочь словами «Сама подумай, ну как ты с ней будешь здесь одна», Вася, до этого тихонько стоявший в сторонке, уверенно заговорил.       — Женя не одна, — начал он, вставая у изголовья кровати и крепко сжимая Мурино плечо. — И она останется здесь со мной. Ближайшие несколько месяцев я буду с ней неотлучно, дальше — посмотрим.       Перспектива позволить Жениным родителям забрать ее и их дочку в родной город Ионова не грела совершенно. Там у него точно не будет возможности ни с Женей наладить отношения, ни ребенка видеть так часто, как он хочет. К тому же Виктор Федорович еще вчера подробно обрисовал ему ситуацию с последствиями операции: ближайшую неделю Жене нельзя вставать, и еще месяц, а то и больше нельзя поднимать ничего тяжелого, даже ребенка, ну и еще кучу подобных нельзя. В связи с этим, сегодняшнее утро началось для Васи с переговоров на работе и переводе его на удалёнку на ближайшие два месяца, обращения в агентство для поиска новой квартиры, которую необходимо было подготовить к Жениной выписке, и прочих организационных вопросов, касающихся их новой жизни.       — Остаться здесь — это не прихоть, а вполне очевидная необходимость, — продолжил Вася. — И Жене, и Алисе, учитывая обстоятельства всего произошедшего, будет лучше пока оставаться в зоне досягаемости врачей, которые вели беременность, а ездить сюда каждую неделю на осмотры с новорождённым ребенком — идея, согласитесь, не самая лучшая.       Кот, конечно, сознательно приукрашивал действительность. Виктор Федорович заверил его что при соблюдении всех рекомендаций, они все очень скоро забудут этот кошмар, и даже, тут он похлопал парня по плечу и ехидно улыбнулся, через полгодика смогут подумать о братике, чтобы сестренке было не скучно. Но Васе сейчас требовались весомые аргументы, чтобы Мура осталась в Питере, так что он пошел на крайние меры.       — К тому же, вы в любой момент сможете забрать Женю домой, если что-то пойдет не так, — Вася как мог старался быть убедительным, — но я уверен — мы справимся. И вы всегда можете приехать, чтобы проведать дочь и внучку, да и мои родители помогут если что.       Глядя в глаза Жениным родителям, Ионов не без удовольствия отметил — вроде сработало, а вот новоиспеченной мамочке Васин план таким воодушевляющим не казался, поскольку смотрела она на него абсолютно ошарашенно-вопросительно-злобным взглядом, но Кот уже давно привык к нему, так что даже ухом не повел. Он улыбнулся, сделал вид, что склонился над ребенком, и очень тихо, но безапелляционно зашептал.       — Только попробуй мне что-нибудь возразить. Твое время командовать парадом благополучно окончено, и будет так, как я сказал. И обсуждать мы это не будем ни сейчас, ни в дальнейшем, — Вася еще раз учтиво улыбнулся присутствующим и совершенно влюблено дочке, а потом также тихо продолжил. — Я и так позволял тебе слишком долго решать за нас двоих. Хватит, моя прелесть, отрешалась!       И уже про себя добавил — должен же он, наконец-то, доказать любимой женщине, что на самом деле Василий Романович Ионов и есть то самое надежное и сильное мужское плечо, о котором мечтают все девушки от 5 до 95