Рыцарь Империи

      Белоголовый мне понравился сразу же. Даже тем, как вошел – не слишком быстро, собрано, по-деловому, словно имел на это полное право, хотя тут было, в чем сомневаться. Вряд ли смертные имеют полное право бродить по чертогам божества льда и смерти, как им вздумается.       Сам я угодил сюда совершенно традиционным способом – бой, сталь, боль, темнота, луны в темноте – глаза Бога, разговор в две фразы и в итоге – почетный постамент героя Гранбритании. С одним существенным фактором – стоишь живой статуей, но, увы и ах, видишь все, помнишь почти все, понимаешь, что происходит, пусть и не ощущая времени. Не могу сказать, как давно являюсь живой декорацией, зато могу перечислить на память, в каком порядке и кем наше количество пополнялось. Последним – к моему искреннему огорчению, - оказался Пра Фленн, юный магистр ордена Дракона.       Белоголовый нарушал неписанные традиции галереи, причем делал это сознательно и с улыбкой. С совершенно безумной улыбкой на лице он подошел вплотную к Фленну и спокойно так толкнул его в грудь. Учитывая, что к постаментам нас не прикрепляли – все гости Молчащего Бога просто замирали в той или иной позе, - парень качнулся и грохнулся спиной вперед. Учитывая, что там стоял барон Мелиадус, сработал эффект домино, и магистр ордена Волка, чтоб ему, от всей души врезался мне затылком в живот, а я уронил Йорика Нанкенсена и еще кого-то.       Знаете, падать, не имея ни малейшего шанса сгруппироваться, довольно неприятно. Я приложился затылком о кирасу Нанкенсена так, что из глаз едва не брызнули звезды и совершенно инстинктивно заслонился рукой от колючего волчьего уха. Заслонился. Рукой. Стоп…       Получается, мы больше не статуи? Все, кто упал?       Беловолосый успел присесть над Фленном и что-то ему втолковывал, быстро и тихо. Дракон вскочил и огляделся, и я с несказанным удовольствием последовал его примеру. Итак – пятеро великих магистров – Фленн, Нанкенсены (он и она), Мелиадус, и ваш покорный слуга, плюс кто-то в маске Вепря дико смотрят друг на друга. Кажется, я опомнился быстрее всех и задал единственный подходящий к случаю вопрос:       - Куда дальше?       Ответили мне жестом – просто ткнув пальцем в двери на противоположной стене зала героев. Правильное решение, нужно как можно скорее выбираться: неровен час, явится наш скульптор… Йорик и Фалмолив переглянулись, встали и двинулись в нужном направлении. За ними быстрым шагом направился вепрь, а Мелиадус все еще сидел – увы, он всегда туговато соображает в необычных ситуациях. Пришлось поднять его за шиворот и развернуть к выходу.       Кстати, со стороны ближайших дверей, тех, через которые прибыл спаситель, слышны шаги. Как же не вовремя…       Белоголовый за плечи развернул Дракона и двинулся к спасительной двери. Я проследовал рядом, отчаянно придумывая на ходу, чем отвлекать гостеприимного хозяина мертвых, когда он обнаружит недостачу в своем музее. До резных белых створок мы не дошли ровно тридцать шагов.       - Стойте!       Не знаю, кто как, но лично я остановился и повернулся. Бежать толпой все равно, что затыкать грудью ствол огненного копья – толку никакого.       - Кто это сделал?       Я с трудом подавил нервный несвоевременный смешок – именно таким тоном и именно с таким лицом в далеком детстве обращался ко мне учитель точных наук, обнаруживший змею в ящике с инструментами или иголку на сидении стула.       - Кто это сделал??       Чуть скрипнула створка – будем считать, что это чета из ордена Мухи отступила в коридор, или что там, за дверью. В обозримом без поворота головы пространстве у меня находился только белоголовый с той же радостной ухмылкой. Нет, забавно, разумеется, но Молчаливый не большой поклонник юмора…       - Ты, - правильно истолковал ситуацию властелин вечных льдов.       Брови, словно слепленные из инея, сошлись на переносице, глаза-луны заполыхали желтым.       - Ты! – обвиняюще указал он перстом. – Ты бежал из моих чертогов… Ты вернулся к смертным… Ты пришел сюда, чтобы увести павших Героев в мир людей…       Голос постепенно превращался в рык, и с потолка посыпались льдинки. Веселая биография у нашего беловолосого товарища. Ничего не скажу, разве что позавидую. Не ему, разумеется, а Фленну, за которым не побоялись второй раз явиться в чертоги смерти. Меня-то разбудили явно по ошибке, как и остальных.       Двенадцатым чувством воина я понял, что за спиной пусто – пока божество гневалось, остальные беглецы покинули сцену. Отлично.       Скосив глаза, я увидел, что главный нарушитель спокойствия тоже косит на меня. Теперь на раз-два-три нужно очень быстро выбежать в полутораметровой ширины проем, разойтись в стороны и захлопнуть створки, если они открыты. Учитывая, что последним уходил Фленн, думаю, они и будут открыты. Вряд ли это надолго задержит разгневанного бога, но в нашей ситуации ценна каждая секунда. Раз уж выпала карта еще погулять на свободе, грех ей не воспользоваться.       Беловолосый едва заметно опустил ресницы – на старт. Внимание… Марш!       С места мы сорвались одновременно, словно репетировали неделю. Бегает он наверняка быстрее, но на коротком отрезке меня хватило не отстать, вернее, отстать самую чуточку, затруднив Молчащему выбор мишени. Когда сзади взлетел к потолку яростный волчий вой, мы уже вцепились в ледяные створки, так что огромный белоснежный волк как раз успел врезаться в них лбом. А вот теперь начинается бег с препятствиями…       Остальные организованной толпой мчались впереди, разве что Фленн выворачивал шею, каждый раз рискуя полететь кувырком, да Мелиадус немного отставал из-за веса любимой брони.       Мы, опять не сговариваясь, опустили тяжеленный засов и рванулись догонять. Позади громыхнуло, над головой просвистели осколки льда. Быстро справился… Но впереди начинается лестница, сразу за красивым фонтаном, из узорной чаши которого вверх вместо воды бьет снег.       Пол неожиданно стал очень скользким. Нидил за нашими спинами злобно расхохотался, а Йорик поскользнулся и всей массой врезался в край чаши, да так, что она даже немного сдвинулась по полу. Сдвинулась… Ага!       Идея была совершенно бредовой, но и меня, и беловолосого она опять посетила одновременно. Добавив, насколько возможно, ускорения, мы схватились за руки, и словно неводом сгребли и тяжеленного Мелиадуса, и Фленна, и Вепря, и даже потерявших скорость Мух. Громадная чаша получила такой удар, что заскользила по полу к первым ступеням, а мы буквально закинули в нее всех впередибежавших, и попадали на них сами. Bовремя. Над головой расцвела белая вспышка, а громадная посудина накренилась и запрыгала по ступеням.       Лестница была винтовой. Чаша – прочной и очень толстой, хоть и, кажется, серебряной, поэтому грохоча, как спятивший колокол, она, подскакивая и опасно кренясь, летела вниз, а сверху нас во весь голос проклинал Бог льда и смерти. Нанкенсены, оказавшиеся в самом низу кучи-малы, и Фленн молчали, Вепрь и Волк ругались, я одноразово помянул чью-то мать, а беловолосый ржал, как конь, причем так заразительно, что скоро и я, и Фленн к нему присоединились.       Думаю, ледяной чертог ни до, ни после не выслушивал такого концерта…       - Жалкие смертные!.. – доносились сверху раскаты громового голоса.       - Чтоб тебе..! Да чтоб тебя..! Да ёж твою мышь…!!!       - Сволочи! Твари! Грязные выродки!!!       Уж не знаю, кого имел в виду носитель волчьей маски, но Вепрь превосходил его и по управлению дыханием, и по сложности озвучиваемых ругательств.       Посудина развернулась на последнем витке, громыхнула дном по полу, высоко подскочила и врезалась в такие же узорчато-ледяные двери, вынося их с косяками.       - Мать! – дружно высказались все, включая вежливую баронессу Фалмолив, когда чаша взмыла с крыльца и зрелищно приземлилась на замерзшую брусчатку. Я вылетел первым, наш общий спаситель – вторым, третьим вытряхнуло в клумбу Мелиадуса, а облегчившаяся посудина могучим ударом распахнула внешние ворота и, набирая скорость, понеслась куда-то вниз. Когда мы добежали до арки, блестящий серебром сосуд, как детские салазки, летел по девственной целине горного склона. Мать… Мать… Мать моя империя… куда же нас закинул Владыка хаоса, чтоб ему не икать и не кашлять?..       - Годы не даровали тебе мудрости, брат…       Я повернулся и посмотрел в прорези маски Волка.       Признаю честно и беспристрастно – барона Мелиадуса Кройденского я исключительно терпел, причем, чем дальше, тем с большим и большим трудом. Когда его заклинило на Хокмуне фон Кёльн и Изольде Брасс, терпеть магистра ордена Волка стало окончательно неприятно, и я свел наше общение к минимуму. И – вот, получите и распишитесь…       - А что, собственно, следовало делать, по-твоему? – стараясь говорить а не орать, уточнил я. – Ждать воли Нидила? Он снова превратит нас в статуи, а я, знаешь ли, уже попробовал, и больше не хочу. Мы нашли способ бежать, и сделали это, как сумели.       - И что дальше? Мы неведомо где – Ледяные чертоги носят облака, и никому не ведомо, на какой вершине мира они нашли опору сегодня.       Белоголовый, никак не реагируя на перебранку, шагал от ворот вниз по следу чаши.       - Я спускаюсь, брат. Я не собираюсь отказаться от шанса, подаренного щедрой рукой Владыки судеб, или его беспокойного брата. А если тебе больше по душе покой Ледяного чертога, он в противоположном направлении.       Как же я надеялся, что Мелиадус в самом деле развернется и пойдет сдаваться Нидилу! Бессмысленно, беспощадно, поскольку проще запереть реку, или океанский шторм, чем упрямого барона Волка. Он и возмущался-то в мой адрес потому, что не мог не возмущаться хоть чем-нибудь, а я оказался недостаточно далеко… Естественно, когда я догнал Дракона, Волк почти сразу догнал меня. Белоголовый оглянулся через плечо, чуть кивнул и продолжил путь. Меня, разумеется, такое равнодушие не устраивало.       - Позволь поблагодарить тебя за беспримерную храбрость и доблесть, воин. Не всякий способен непрошеным гостем войти в Ледяные чертоги ради спасения товарища.       Объект моего внимания пожал плечами.       - Позволь узнать твое имя или прозвище, а также представиться. Я - ШенегарТротт, граф Суссекский, и отныне – твой вечный должник.       - Баском.       Содержательная беседа, не находите? Или он московит, так и не привыкший к гранбританскому языку, или вообще мутант, которому тяжело говорить, что более вероятно. Таких в древние времена создавали для войн и охоты на преступников – молчаливых, едва способных выговорить пару слов, но быстрых и сильных, как ледяные волки. Что, в принципе, и объясняет его почти невозможную для человека преданность Фленну.       - В твои планы входит отыскать наших общих друзей и далее действовать, сообразуясь с волей Блансахредида, или наш путь ведом тебе заранее, хотя бы на карте?       Баском покачал головой, и я понял, что легко и просто не будет. В смысле, никакого эскорта в условленном месте не ожидается, а с гор придется слезать своим ходом. Позволю себе напомнить, в снаряжении, не очень для этого приспособленном. Стеганый боевой колет, конечно, не даст замерзнуть в снегах, но я предпочел бы иметь еще и теплый плащ для ночевок, и меховые рукавицы вместо латниц. А также хотя бы лук для охоты, и мешок для припасов, а еще лучше с припасами, но вот чего нет, того нет. Ладно, по крайней мере, к концу пути похудею.       По синему шелку неба на горы ветер таскал облака, небольшие, но с неприятным синим подбрюшьем. Если они собьются в одну большую тучу, нам станет скверно очень скоро. Под сапогами поскрипывает снег, на усах начинают намерзать первые сосульки, а волосы пришлось распустить, чтобы не мерзли уши.       Баском шагает впереди мерно и быстро, словно механизм. Ему должно быть хуже всех в тонком синем одеянии, похожем на трико акробата, и длинном распашном балахоне, полоскающемся на ветру. Мелиадус тяжело топает сзади – старого кавалериста пешая прогулка ни разу не радует. Интересно, кто отправил его к Нидилу? Хокмун, как и меня, или кто-нибудь из своих, кого барон все-таки допек? Судя по тому, что Король-Император, мудрый Хаон, в чертогах так и не появился, Гранбритания устояла, даже потеряв большую часть своих полководцев. Об этом надо будет расспросить Баскома на привале, когда будет привал, а чем дольше его не будет, тем лучше, потому что костер здесь жечь не из чего, и есть тоже нечего. Мда, есть уже хочется.       Вот так, в мыслях о постороннем и начался мой самый долгий и самый тяжелый поход, о котором точно никто и никогда не сложит легенд (уж об этом я позабочусь). Прокатившаяся перед нами чаша, разумеется, несколько спрессовала и разметала снег, и брели мы не по пояс, а всего лишь по колено, но, учтите, по колено в рыхлом снегу тоже не сладко. Баском шел первым, и ему приходилось тяжелее всего. Я брел вторым, а уже за нами, по двойной цепочке следов шел барон. Холод постепенно пробирал пальцы и ступни, просачивался за воротник. Ветер бросал в глаза колючую снежную пыль. Над миром развернулся багряно-золотой плащ заката, окрасив горы кровью и медью.       На закате суровое солнце       Поджигало шелка небосвода.       Загорелись лохматые тучи,       Разбегаясь в отчаяньи боли.       С них срывались колючие искры,       Не угаснув, ложились на воду,       И раскрасили пламенем листья,       И траву на бескрайности поля.       Ночи долго пожар раздували,       В лес огонь разноцветный закрался,       Трав волнами он выжелтил поле,       И угас в грудах листьев бесследно.       Под пронзительно-синей вселенной       Ветер тушами туч заигрался…       Белый пепел ложится на землю –       Прогоревшее, мертвое небо…       - Осень?       Я и сам не заметил, с какого момента начал зачитывать сложившееся стихотворение вслух, но, кажется, белоголовый неравнодушен к искусству поэзии. Что, однозначно, радует…       - Осень и первый снег, - подтвердил я.       - Красиво.       Ну, местами тяжеловато, будь под руками лист пергамента, подредактировал бы некоторые строки, но благосклонность слушателя подвигла прочесть еще одно творение, на этот раз из старых запасов.       - Мне подбросили горы ветку.       Не прямую, не толстую даже,       Но пружиня, как лук хороший,       Она путь держать помогла.       А над нами, в белой разметке       Облаков, что бессильно ропщут       На ветра в небосводе синем,       Солнце свет лило, без тепла.       Мы тогда поднялись на гору, -       Я скользил, а она держала,       А зима под ноги стелила       То ли наст, то ли пух сухой.       Полотном холста – память взора,       Шестопер был моей державой,       А свой скипетр отпустил я,       Отыскав верный путь домой.       Я сознательно не выбирал лощеные тексты с поэтических дуэлей. Дождался явно одобрительного кивка и уже почти продолжил поэтические чтения…       - Тебе не надоело, брат?       Кто бы сомневался… Барон просто не может не влезть в беседу и не испортить момента.       - Нет. Не надоело.       - А мне уже приелось. Поражаюсь, как у тебя хватает дыхания на пустой разговор при таком морозе.       - Может быть, я просто не настолько избалован своим статусом или ношу доспехи полегче? – буркнул я под нос, ибо ругаться с Мелиадусом сейчас не было никакого желания.       Быстро, как бывает только в горах, стемнело, но рассеянного звездного света хватало без всякой луны – помогал снег. Звезды висели так низко, что казалось – протяни руку и возьмешь их иглистые льдинки в ладонь.       Мы шли и шли. Холод давно пробрал до костей, и спасало от него только движение, и то условно. Думать, что случится, когда мы совсем выбьемся из сил, совершенно не хотелось. Ветер тонко и пронзительно плакал, разбиваясь о скалы. Думать о том, куда в итоге укатился бывший фонтан, тоже не очень хотелось – пусть ниже, но тут наверняка есть обрывы и пропасти.       Когда к синей небесной чаше взлетел волчий вой, я понял, что очень скоро нас настигнет еще одно веселое развлечение, и имя ему – ледяные волки. А огненное копье у нас на троих одно, и то у Баскома. У меня – малый щит и шестопер, у Мелиадуса – его любимый полуторный меч и кинжал. Негусто, храни нас Бог Дороги.       Вой приближался.       Я прикинул, к какой скале удобнее прижаться спинами и встретился глазами с белоголовым.       - Ледяные волки идут по следу. Много, никак не меньше десятка. Проще встретить, чем бежать.       Он кивнул. Подходящий камень нашелся почти сразу – большая пирамида с глубокой выщерблиной на одной из граней. Баскома поставили за спины, как единственного стрелка, а сами взялись за оружие, потому что в клубах снежной пыли волки налетели, как буря.       Первого зверя Мелиадус принял широким ударом.       Ледяные волки крупнее обычных, с больших сторожевых собак. Погибая, они рассыпаются снежным вихрем, а боятся разве что огня, и то живого, так что луч огненного копья убивал их, но отступить не заставил.       Мы с бароном рубились, прикрывая друг другу фланг и не давая тварям добраться до белоголового, но оказалось их не десять. И даже не двадцать.       С перчатки посыпались пластины, срезанные ледяными клыками. Щеку кольнуло и заморозило – достали. Я с размаха проредил зубы шестопером и стряхнул тяжелую тушу под ноги. Мы уже едва не по пояс в сугробе из волчьих «трупов». Мелиадус хрипит что-то из старых боевых кличей, поднимая и опуская свой страшный меч, и, когда кажется, что больше не поднять щита, белые тени вдруг заканчиваются – последний сгорает в луче. Неужели – все?..       Что-то Блансахредид бросает нам сегодня особые кости, те, на которых всего по одной цифре …       Барон тяжело опирается на меч, а я невольно делаю шаг назад. Судя по тому, что спиной упираюсь, Баском в эту же секунду сделал шаг вперед. Несколько секунд так и стоим – лишнее движение заставит рухнуть наземь.       - Победа, - скорее каркает, чем говорит Кройденский.       - Победа, - соглашаюсь я. – Но свое дело они сделали.       - Что?       - Измотали нас.       - Отдохнем и двинемся дальше.       - Нельзя, - с сожалением возражаю я. – Нужно идти. Идти, пока вообще можем. Колеты промокли, как только застынут – мы трупы.       Барон очень неприлично высказывается, но, слава Богам, не говорит заветного «я предупреждал». Баском опять становится первым, и мы продолжаем путь. Шатаясь, переваливаясь, падая и снова вставая. До тех пор, пока я не упираюсь Баскому в спину.       Впереди – обрыв, отвесный и громадный. Где-то далеко внизу клыками поблескивают ледяные пики. Именно здесь обрывается борозда от серебряной посудины. Следов, уводящих вбок, не было. Ни одного.       Застывший профиль белоголового на фоне неба четче, чем на монете. Я знаю этот безмолвный вопль, страшный, выворачивающий душу, который невозможно передать ни звуком, ни мыслью. Меня он, по счастью, миновал – не за кем было выть, но как горевали за лучшим другом, за отцом, сыном или любимой, насмотрелся. Здесь ничего не скажешь и ничем не поможешь. Разве что удержишь за шиворот от броска в пропасть или удара кинжалом.       Чтобы окончательно удостовериться в произошедшем, я посмотрел вниз. Поморгал, протер глаза, помотал головой. Ничего не изменилось – оттуда, небрежно и легко, как шар, наполненный горячим воздухом, всплывал замок. Большой, овальный, без башен, но с толстенными стенами, надежно расположившийся на куске скалы, совершенно противоестественный в своем неторопливом движении.       - Какого рожна? – резюмировал общее недоумение Мелиадус. – Крепости не летают!       - Он вам противоречит, барон, - я указал на замок, тем временем зависший метрах в десяти от края обрыва. От выступа перед большими воротами, больше всего напоминавшего причал, одна за другой отлетали и выстраивались дорожкой широкие пластины. Импровизированный мост явно направлялся в нашу сторону. - Очередное чудо древних, надо полагать, и искренне надеюсь, что наши друзья тоже его обнаружили.       - Не уверен, что туда следует идти, брат, - буркнул Мелиадус. – Это слишком похоже на ловушку.       - Похоже, - согласился я. – Но так это или нет, нам предстоит узнать. На склоне мы бессмысленно погибнем, а там, возможно отыщем пропавших друзей, в гостях или в плену.       В добрую волю замка я, впрочем, не верил.       И, как показало время, не зря…