Возвращение

      Канун Ивана Купало даже воздух делал каким-то особенным, наполняя его запахом полыни, васильков, берёзы, звонкими песнями девушек. Чувствовалось некое волшебство приближающейся ночи, когда вспыхнут костры и где-то в лесу зацветёт папоротник... Но у Гоголя никак не шел из головы сегодняшний сон о жутком и отвратительном существе в лесу. Дурное предчувствие. Что-то должно произойти. Немного помедлив, Николай Васильевич свернул в сторону околодка: нужно было попытаться убедить Порфирия Матвеевича если не запретить сельским ходить ночью в лес, то хотя бы как-то обеспечить безопасность. Как и ожидалось - легче сказать, чем сделать. ― И как Вы себе это представляете? К каждому сельскому казака с ружьем приставить? За всеми не уследишь... ― Порфирий Матвеевич был раздражен уже самим визитом Гоголя, чего уж говорить о его предостережениях и советах. ― Но ведь можно сделать хоть что-то... Собрать всех, предупредить... ― Сделаем всё, что будет в наших силах... ― перебил глава полиции с интонацией чиновника, привыкшего давать пустые обещания, только бы его не тревожили. ― Удовлетворены? Николай Васильевич раздраженно выдохнул и, кивнув, вышел прочь. Тут же на улице он наткнулся на Стёпу. ― Николай Васильевич? Вы у Порфирия Матвеевича были? Опять случилось чего? ― Пока что нет... Но даже если бы случилось, к нему я пошел бы в последнюю очередь... ― Гоголь внимательно посмотрел на собеседника. ― В лесу и поблизости от него сейчас не безопасно. Ты можешь убедить казаков этой ночью быть начеку и вооруженными? ― Постараюсь, ― Стёпа кивнул. ― Вы только сами к ним не ходите... ― Почему? Тесак замялся. ― Не доверяют Вам. Говорят, будто бы это Вы та нежить, что Ефима похитила... Я уж говорил, что ерунда это, да разве-ж убедишь... ― Ладно, сейчас не столь важно, что говорят обо мне, ― покачал головой Николай Васильевич. ― Главное, чтобы до утра больше никто из местных не исчез...       В эту ночь с наступлением темноты Диканька не стихла, а наоборот - оживилась. Похоже, молодежь не хотела даже и думать о какой-то предполагаемой опасности, скрывающейся в лесу. Горели костры, звучали песни и смех, речная вода несла в далёкую неизвестность девичьи венки. Стёпа изо всех сил старался быть настороже и готовым, в случае чего, отбиваться от лесной нечисти, но всю его сосредоточенность рассеял знакомый голосок: ― Стёпа! Невольно вздрогнув, Тесак уставился на подбежавшую к нему Еву - весёлая, разрумянившаяся, в простом сарафане, девушка сама на себя не походила. ― Ева С...Сергеевна? Вы как тут? ― пробормотал Стёпа. ― Мне Федя помог. Сарафан своей сестры принёс, ― она покружилась, красуясь. Глаза девушки горели, с губ не сходила улыбка и, кажется, ни секунды Ева не могла устоять на месте. ― Только тссс... ― она поднесла палец к губам. ― Настя ничего не знает. Она спит... ― Вас же опять потеряют... ― Не потеряют. Я записку оставила. Да и вернусь - светать ещё не начнет... ― сняв с волос цветок, Ева приподнялась на носочки и вставила его в волосы Стёпе. При этом Тесак ощутил слабый запах спиртного - это объясняло необычное поведение девушки, и кто только уже успел её угостить? ― Идём! Через костер прыгать, хоровод водить... И когда Ева взяла Стёпу за руку и повела за собой, он забыл вообще обо всём на свете и поспешил за девушкой.       Зря Ева полагала, что Настя не заметит её исчезновения. Настя заметила, причем довольно скоро. И ни какая записка не могла её успокоить. Разумеется, одна она не смогла бы найти свою барыню, потому быстро сформировала поисковой отряд. ― Может быть, у неё опять случилось помутнение? ― предположил Бомгарт. ― Нет, так бы она точно не написала ничего.... Это её Федька надоумил, точно. Вот попадется мне, уши оборву... ― недовольно проговорила Настя, ускорив шаг.       Заметив небольшую компанию юношей и девушек, Гоголь направился к ним, но, присмотревшись, не стал подходит. ― Её должно быть несложно отыскать... Ева Сергеевна в платье, ещё и с короткими волосами... ― Говорил я, не надо её тащить сюда. Одни хлопоты. Да и Вам надо было в Петербурге оставаться... ― возмущался Яким. ― Теперь вот ищи. А если ещё загуляет с кем или, чего ещё хуже, снасильничает кто... ― Яким, хватит, ― раздраженно перебил Николай Васильевич. ― Лучше по сторонам смотри...       Федю Настя всё-таки отыскала, уши чудом удалось сохранить. ― Виноват! Я бежать её надоумил... Думал, ничего страшного, к рассвету приведу обратно. Только отвернулся, а её как ни бывало. Сам, вот, ищу... ― парень, и правда, был не на шутку испуган и растерян. ― Господи! Вот не путевый! Да где-ж её теперь искать то? ― сокрушалась Настя. ― В каком она платье то хоть? ― Ну... ― Федя потупил взгляд. ― Я утром снёс ей сарафан сестры моей... Заметив, как побледнела Настя, Леопольд Леопольдович принялся торопливо её успокаивать: ― Ничего-ничего, по коротким волосам узнаем. Здесь же у всех девушек косы. Идёмте, поспрашиваем, если кто видел - наверняка запомнит...       А тем временем у Евы голова шла кругом от шума, мелькающих лент и юбок, бликов пламени, песен и смеха. Это походило на какую-то безумно весёлую карусель, которая всё крутила и крутила её. И Еве только и оставалось, что крепче держаться за руку Стёпы, чтобы совсем не пропасть в этой круговерти. Выросшая, словно роза в парнике, не знавшая толком ни общения, ни веселья, Ева чувствовала себя такой счастливой, какой не была ещё ни разу в жизни. ― А ну как у неё помутнение случилось, да и умчалась она в лес или в деревню. В деревню то ладно, там люди найдут, помогут ежли что, а если в лес... ― после часа поисков Настя была на грани паники. ― Настя, ну с чего бы ей в лес бежать? Побоялась бы... ― Бомгарт старался говорить спокойно и убедительно. ― Может она на постоялый двор уже вернулась... ― Мы с Буяном можем её и в лесу поискать, не могла же она далеко уйти... ― предложил Федя. ― Хоть какая-то от тебя польза. Я с вами. А Вы, Леопольд Леопольдович, на постоялый двор сходили бы, может и правда воротилась... ― Нет, ― сразу возразил доктор. ― Если Ева Сергеевна вернулась, она уже в безопасности, а в лесу... ― он сделал многозначительную паузу. ― Кто его знает...       Заметив, что Ева уже притомилась, Стёпа снял сюртук и постелил его на траву чуть поодаль от хороводов и шума, чтобы девушка могла сесть. ― Совсем забегалась... Как же хорошо, ― выдохнула Ева. ― Я ни разу в жизни такого не видела... ― Чего не видели? ― не понял Тесак. ― Всего этого. Чтобы костры и венки, и песни, и игры... В Петербурге такого нет... Каждую ночь бы так, ― она провела пальцами по волосам, смешно взъерошив их и, прикрыв рот рукой, зевнула. ― И в книгах о таком не читала... Она говорила, а Стёпа и не знал, что ответить - просто смотрел да смотрел. Не похожа Ева Сергеевна на здешних девушек, ничуть не похожа. Ручки у неё белые, кожа нежная, что лепестки у ромашки, волосы мягкие, как пух у цыпленка. Улыбка то спокойная, едва заметная, то открытая, совсем беззаботная, как у ребёнка. Так бы, кажется, Стёпа мог вечно сидеть да любоваться: на носик её остренький, на глаза небесно-серые, на открытую шейку, на завитки волос... ― Ева Сергеевна! Стёпа и Ева даже вздрогнули от неожиданности, когда к ним подбежал Гоголь. ― Николай Васильевич... ― девушка тут же поднялась. ― С Вами всё в порядке? ― Николай Васильевич быстро оглядел её и мельком посмотрел на Тесака. ― Настя с ног сбилась, ищет Вас... ― Ищет? ― Ева встревоженно вскинула брови. ― Я же записку оставила, что буду не одна, что вернусь к утру... ― Вы же знаете, это бы её не успокоило... Идёмте, вернёмся на постоялый двор... Поджав губы, девушка кивнула, затем посмотрела на Стёпу, сдержанно улыбнувшись. ― Доброй ночи... ― Если увидишь Настю или Бомгарта, скажи им, что Ева Сергеевна уже со мной, ― попросил Гоголь. ― Хорошо, ― разочарованно кивнул Тесак. ― Сдаётся мне, что всё-таки не побежала бы она в лес. Побоялась бы, ― проговорил Леопольд Леопольдович. ― Нет уж. Забыли, как она к старому дому помчалась? Ох, не дай Бог... ― Стойте, ― Бомгарт рукой остановил Настю. В тени деревьев виднелось крупное животное - внутри у спутников похолодело - это был кабан, но с непомерно большой для тела головой. Животное не спешило нападать, оно будто выжидало, не издавая ни звука... От резкого собачьего лая сердце рухнуло куда-то вниз, судорожно трепыхаясь. Кабан, кажется, за секунду исчез в кустах, так же беззвучно. За Буяном, который метнулся к тем самым кустам, из-за деревьев вышел Федя. ― Нет никого. Буян её учуял бы, ― сообщил он. Виляя хвостом, пёс вернулся к хозяину. Уже на выходе из леса встретили Тесака, который сообщил, что с Евой всё в порядке, и что она уже на постоялом дворе.       За время обратной дороги, Ева ощутила, что действительно устала, она прямо таки засыпала на ходу. ― Николай Васильевич, Вы посидите со мной, пока Настя не вернётся? ― попросила девушка, открывая дверь в свою комнату. Гоголь кивнул и зашел за ней. Сев на край кровати, Ева потёрла лицо и опустила голову, скрывая зевок. ― Садитесь, Николай Васильевич... Сев рядом, писатель немного помолчал, затем негромко произнёс: ― Вам стоит быть осторожнее... Сбегать ночью было очень безответственным поступком... Я же головой отвечаю за Вас перед Сергеем Максимовичем... И Настя так за Вас волнуется... ― Я знаю, ― едва слышно ответила Ева. ― Но мне так захотелось хоть немного побыть как все... ― уже в полудрёме она опустила голову на плечо сидящего рядом. ― Федя сказал, что, если бы я отпустила косу, он бы женился на мне... ― слова звучали практически неразборчиво. ― Но я бы не пошла замуж за Федю... ― пробормотала девушка, погружаясь в сон.