СМС

Каспбрак не знает, как так получилось и нормально ли это вообще, что он внезапно начал переписываться с одним из действительно плохих мальчиков – Патриком Хокстеттером. Может быть, он и не хочет помнить, потому что важен сам факт того, что Патрик его ну просто невероятно бесит. Бесит почти всем, чем можно бесить, начиная с этих пугающих точек в конце предложения, заканчивая раздражающим "малыш". Каспбрак не был малышом. Он был ниже Патрика, но младше всего на два года! Он был помешан на чистоте и таблетках, нередко прятался за маминой юбкой и послушно ложился спать в десять вечера – но малышом он не был. Хокстеттер так не думал. – Прекрати называть меня малышом, Патрик! – Эдди, хоть и пишет сообщение и не видит Патрика, может представить его эту противную ухмылку на тонких губах. И его живот совсем не сводит от этой картины. – Может быть, если ты отсосешь мне, то я подумаю над тем, чтобы прекратить, малыш. У Каспбрака ком в горле встаёт, он не может выдавить из себя и слова, и, кажется, даже начинает задыхаться. Он такой красный, как и, как банально, помидор, и он чувствует это: щеки горят. Горят так сильно, что кажется, что Эдди сейчас станет угольком. Ничем. И ему эта идея нравится. Лишь бы не чувствовать предательское возбуждение. Он так злится на Патрика и на самого себя, что выплескивает всю злость в голосов сообщении: – Что за хуйню ты сейчас сказал? Патрик, блять, это совсем не смешно, и вообще-е-е-е...– его слова плавно и незаметно (для Эдди) переходят в жалобный и смущенный писк. Сообщение отправлено, и Каспбрак думает, что на этом все. Хокстеттер все понял и больше так не будет. Эдди-маменькин-сынок бы перестал, например. – Так скулишь, как щеночек. Пока Эдди не успел осознать, приходит второе сообщение: – И не матерись, а то выебу. Каспбрак ловит губами воздух, то ли от возбуждения, то ли от негодования, и рожает новое голосовое: – Что за бред? – он вздыхает. – Ты совсем идиот, Патрик, просто идио-от, – его голос дрожит, и скрывать это все тяжелее. – Такой милый дрожащий голосок. Давай, протяни так ещё что-нибудь. Я хочу кончить. Эдди не понимает, что с ним происходит. Почему эти раздражающие точки сейчас воспринимаются как серьезный, беспрекословный тон, почему эти ужасные пошлые слова теперь заставляют думать о том, как Патрик сейчас сидит в своей комнате, на узкой кровати, стягивает с себя штаны и дотрагивается рукой до... Эдди трясет головой, прогоняя эти мысли, не замечая, как сообщений становится все больше. – Ну же. – Я переслушиваю твои голосовые. – Стоит лишь закрыть глаза, и я могу представить, как зажимаю тебя. – Знаешь, как сложно печатать одной рукой? Пиком для Эдди стало насмешливое: – Ручки хоть под штанишки не запустил, малыш? Он, вообще-то, почти. Вот только стоило прочитать это сообщение, как руку он одернул, подавил желание укусить себя, чтобы прийти в чувства. Он ведь не должен передёргивать на слова Парика? Кем он будет после этого? – Прекрати, прекрати, прекрати. Мне неловко, чего ты пытаешься этим добиться?! – голосовые для Эдди – единственное спасение, потому что пальцы дрожат.– Что мне сделать, чтобы ты прекратил смущать меня? – Такой крикливый. А ты когда кричишь, спину ногтями, случайно, не царапаешь? Эдди возмущённо откидывает от себя телефон и ложится спиной на кровать, тяжело дыша. Почему же эта переписка воспринималась как что-то очень личное? Каспбрак чувствовал себя так как сейчас только после хорошей дрочки. Он привстает на кровати и тянется к телефону. – Я хочу услышать твои детские стоны. – Хочу, чтобы ты стонал для меня, Эдди. – Может быть, тогда я перестану называть тебя малышом? Каспбрак сглатывает вязкую слюну и записывает ещё одно голосовое. – Я н-не буду этого д-делать, Патрик! Перестань, пожалуйста, ты заходишь с-слишком далеко... – Но тебя это возбуждает. – Нет! – Где мне тебя потрогать, чтобы ты стонал? Иди к папочке, – написал Хокстеттер, напрочь проигнорировав "нет" Эдди. И Эдди понесло. Он действительно больше не мог – возбуждение накрыло с головой, губы были в кровь искусаны, глаза застилала пелена. Каспбрак тянется одной рукой к краю своих шорт, чтобы оттянуть их и прикоснуться к себе, довести до разрядки, но кидает взгляд на новое сообщение. – Не ломайся, малыш. Мне самому тебя увалить и всадить? И Эдди постыдно кончает себе в штаны, так ни разу до себя и не дотронувшись. Он стыдливо прикрывает ладошками вспотевшее лицо, длинно и отчаянно стонет и падает лицом в подушку. Почти что вслепую пишет Патрику последнее его сообщение: – Исчезни. И больше не заходит в онлайн неделю.