Бесславная борьба с лисами

Серхио заходит в свою тайную квартиру и тут же спотыкается о кроссовки, валяющиеся у двери. Переводит взгляд на ком из футболки поодаль и джинсов у самого входа в комнату, из которой доносится бормотание телевизора. Серхио переступает через одежду, подходит к порогу и видит Ивана в одних трусах, расположившегося в кресле перед экраном с огромной бадьёй мороженого на животе. — Привет, — говорит Иван, зачерпывает мороженое столовой ложкой и отправляет в рот, продолжая смотреть в телевизор, по которому показывают хорватскую сборную в матче, где играют без него. — Я не понял, ты что, уже живёшь здесь? — спрашивает Серхио, прислоняясь к дверному косяку и скрещивая руки на груди. — На отелях экономишь, когда в Мадриде бываешь? — Ну... — пожимает плечами Иван, облизывая ложку. — У меня есть ключ, позволь тебе напомнить. Ты сам мне его дал. — Я тебе его дал, чтобы ты не болтался под дверью и не обрисовывал её хуями, пока я еду сюда, чтобы тебя выебать. А в этот раз ты мне даже смс не прислал. — Тогда что ты тут делаешь? — спрашивает Иван, и следующая ложка с целой горой мороженого отправляется в рот. — Это моя квартира, вообще-то, — замечает Серхио. — Я за неё плачу. — Он вглядывается в телевизор. — До сих пор на повторе крутишь? Ладно, нравится заниматься мазохизмом — занимайся, мешать не буду. Но, коль уж я здесь, рискну спросить: почему ты в трусах? — Серхио кивает на экран, где крупным планом показывают Модрича. — Я правильно улавливаю связь? — Жарко... — невнятно отвечает Иван с набитым ртом. — Ну да, — кивает Серхио. — Поэтому я и спрашиваю. Нужно было и их... того... — Он кивает на валяющуюся на полу одежду. — Где логика? — Я думал об этом... — Иван погружает ложку в мороженое. — Но потом решил, что ни Луки, ни тебя всё равно здесь нет, так что смысла никакого... — Он достаёт ложку и пристально смотрит на её содержимое, горой возвышающееся над краем. — Какую-то вершину напоминает... Серхио отрывается от двери, подходит к Ивану и садится перед ним на пол, тоже смотрит. — Маттерхорн, — уверенно говорит он. — О! — Иван впервые за всё время встречи обращает на него свой взгляд. — Решил поразить меня? — Я умею пользоваться гуглом, — говорит Серхио, глядя на измазанные мороженым губы Ивана. — Читал про Швейцарию, когда мы с тобой только ещё... Слушай, может, хватит жрать? — Он провожает взглядом ещё одну ложку, скрывшуюся во рту. — Возбуждает? — интересуется Иван, пытаясь удержать мороженое, но оно стекает белыми каплями по подбородку. — Здесь тысяча калорий: разжиреешь и проведёшь остаток карьеры на банке. — Серхио следит за белой дорожкой на коже Ивана и сглатывает. — Да и возбуждает... Иван хмыкает, черпает новую порцию и, наклоняясь к Серхио, протягивает к его губам ложку: — Хочешь? Сливочное... Специально в честь тебя купил... Попробуй... — Как мило... Но... — Серхио обхватывает его руку и возвращает ложку в бадью. — Я терпеть не могу мороженое. Если только так... Он кладёт ладонь Ивану на затылок, притягивает к себе и целует в сладкие сливочные губы. — Да... — говорит Серхио, облизываясь. — Так намного лучше... — Он проводит пальцем по скуле Ивана и спрашивает: — Вот мне интересно... А если бы я не пришёл, ты бы просто поел мороженого, попялился на братьев-хорватов, пострадал в одиночестве и улетел обратно в Барселону? — Серхио смотрит в серо-зелёные глаза. — Что там? Так всё хреново у тебя? — Да как же вы все, блядь, меня заебали... — шипит Иван, отбрасывает от себя его руку, отталкивает Серхио, ткнув ладонями в плечи, и подхватывается с кресла. — Я ещё даже не начинал, радость моя... — ухмыляется Серхио, поднимаясь с пола. — Ну, тогда я начну... — Иван сгребает его за ворот рубашки и впивается в губы злым поцелуем. Серхио сразу впускает его язык, хватает Ивана за голые плечи, оглаживает ладонями спину, проводит вниз, забираясь под ткань трусов, сжимает ягодицы, прижимаясь бёдрами. Иван дёргает его рубашку из брюк, пытается расстегнуть, отрываясь от губ Серхио и переходя к шее, ключицам. Поцелуи из злых превращаются в отчаянные, и после нескольких безуспешных попыток он отстраняется и срывающимся голосом говорит: — Какого хера нужно было напяливать на себя столько одежды в такую жару? — Я не знал, что ты здесь... — начинает оправдываться Серхио, не убирая рук с задницы Ивана. — Иначе пришёл бы в арабском одеянии на голое тело... Кстати, ты в той восточной хламиде просто... — Он напирает на Ивана, тот, не удержавшись, отступает на несколько шагов и чувствует, как утыкается в край стола. — Просто... — Серхио начинает заваливать его на столешницу. — Слюни подбери... — упираясь ему в плечи, цедит Иван, изворачивается, меняет дислокацию так, что у стола оказывается Серхио, и вытаскивает его руки из своих трусов, отступив на шаг. — Раздевайся. Сам. — Ладно... — говорит Серхио и скалится, скользя взглядом по его трусам в паху. Он облизывает губы и неторопливо, один за другим, начинает стаскивать носки, расстёгивать рубашку, наблюдая за тем, как Иван, скрестив на груди руки, глаз не сводит с его обнажающегося сантиметр за сантиметром тела. Разделавшись с пуговицами, Серхио стягивает с себя шёлковую ткань, бросает её на пол и вжикает молнией на ширинке. Оставшись в одних трусах, цепляет их большими пальцами за резинку и останавливается. — Что? — нетерпеливо поводит плечами Иван. — Послушай... Ты не мог бы для моего стриптиза подобрать более подходящий фон... — Серхио красноречиво кивает в сторону телевизора, где на них с экрана крупным планом смотрит Лука. — Или тебя это заводит?.. — А тебя нет? — хмыкает Иван. — Хватит с меня того, что ты и так ему постоянно на меня ябедничаешь, а мне потом жить с этим взглядом убийцы... Ещё и тут на него смотреть... Кто там с твоими братьями без тебя играет в этом матче? Гарет? Не завидую ему... — Хорошо... — Иван озирается, подхватывает со спинки стула шёлковый шейный платок и подходит к Серхио. — Не хочешь смотреть — не смотри. Я не настаиваю. Шёлковая ткань ложится на глаза Серхио, и он оказывается в белёсой тьме. — Руки связывать будешь? — насмешливо спрашивает Серхио, выставляя запястья. — В другой раз... — слышит он и ощущает на коже протянутых рук пару едва ощутимых поцелуев. — А сейчас... Раз уж ты припёрся, хоть тебя и не просили... Серхио вскидывается, но не успевает возмутиться: с него сдирают трусы и толкают к столу, предусмотрительно схватив за плечи, чтобы он не рухнул на пол, потеряв равновесие. — Совсем ебанулся? — только и успевает спросить он, вцепившись наугад в руку Ивана. — Ещё нет, — уверенно отвечает Иван. — Но скоро ебанусь... — Серхио дёргается, когда чувствует укус в шею, упирается руками в столешницу за спиной. — С этим вашим ёбаным сочувствием... — Смачный чмок в ключицу: кожу оттягивают так, что она начинает гореть, точно останется синяк. — Этим «Брат, тебе лучше остаться в Барселоне, это важнее, сборная справится и без тебя», — кривляется Иван, и Серхио безошибочно определяет интонацию Луки. Он открывает рот, чтобы сделать язвительный комплимент: мол, такой дар артиста пропадает зря, но слышит над ухом: — Вот только вякни что-нибудь — зубы выбью... На его губы ложится палец, и Серхио молча прикусывает его, вбирая в рот, улавливая невнятное «Блядь...», и тут же задыхается стоном, ощущая зубы Ивана на своём соске. — А больше всего меня выбешивает... — Иван отпускает его, и спустя секунду Серхио чувствует его горячее дыхание внизу живота. — Это ваше «Out...» — Иван обхватывает его член ладонью и начинает ритмично двигать рукой, продолжая: — «Out... Out... Out!» — вынуждая Серхио подкреплять стоном каждое слово. — Вот за это я вообще убить готов... — словно выбившись из сил, шепчет Иван, и Серхио выгибает, когда вокруг члена смыкаются его губы. — Блядь... Блядь... — стонет он, опираясь руками на стол и подаваясь вперёд, но Иван крепко держит его за бёдра, отсасывая с таким остервенением, заглатывая глубоко до самого горла, что Серхио начинает подозревать, не брал ли Иван у кого-нибудь уроки горлового минета в его отсутствие. Иван настроен решительно, и через несколько минут такого темпа, когда перед глазами под повязкой словно стали вспыхивать сверхновые и волна сладострастия, нарастая, хлынула от члена до пальцев рук и ног, покалывая мягкими иголками, Серхио отрывает побелевшие пальцы от края стола и хватает на ощупь знакомые вихры. — И... Иван... — шепчет он. — Полегче... Я так долго... не... не продержусь... Иванко... Его тут же отпускают, и Серхио делает глубокий вдох, словно вынырнув с глубины на поверхность. — Где эта ёбаная смазка?.. — слышит он раздражённый голос Ивана в нескольких метрах от себя и грохот выворачиваемого содержимого тумбочки и, не удержавшись, издаёт смешок. — А, вот... Он чувствует, как Иван подходит вплотную, кладёт ладони ему на задницу и скользит к анусу. — Ладно... — облизывает губы Серхио, поворачивается к Ивану спиной и наклоняется, прогибаясь в пояснице. — Нет, радость моя... — Иван поглаживает его спину, обводя контуры татуировок всё ниже и ниже, и награждает Серхио звонким шлепком по заднице, удерживая его за шею и игнорируя громкое «Твою ж мать!» — Сегодня я хочу тебя так... Иван разворачивает Серхио лицом к себе и заваливает на стол спиной. Серхио хватает его за плечи, и Иван чувствует, как тот напрягается. — Что? — слышит Серхио у себя над ухом. — Ничего... — хрипло говорит Серхио. Ему плевать, что жёстко, неудобно и приходится искать центр тяжести, чтобы не балансировать, дело здесь в другом. Он всегда считал эту позу слишком открытой, уязвимой — как у животных: открыл живот, значит, сдался. Иван чувствует его замешательство, наклоняется и сбивчиво шепчет: — Želim te... Želim... Pusti me da to učinim... Серхио не понимает — больше догадывается и кивает. Руки Ивана скользят по его груди, останавливаясь на сосках, обводя их, будто играя, Серхио чувствует поцелуи, спускающиеся к паху, язык во впадинке пупка, он расслабляется, впуская в себя влажные пальцы, позволяя им трахать себя и выстанывая: «Да... О, да!», разводя колени, приподнимая бёдра и держась обеими руками за края стола, открываясь ещё больше. — О боже! — всхлипывает он, запрокидывая голову, когда каждое движение пальцев, словно лишает его тела, унося далеко отсюда. — Иван... Давай... Давай же... — Да... Ja sam sada... — шепчет Иван, закидывает его ноги себе на плечи и резко входит. Серхио выдыхает, закусывая губу, сжимая пальцами столешницу ещё сильнее. — Hush... Hush... Ljubavi moja... — Иван целует его щиколотку, наклоняясь, входит ещё глубже, гладит плечи, грудь, лицо. — Хочу видеть тебя... — выдыхает Серхио, и Иван стаскивает повязку с его глаз. Серхио моргает, привыкая к свету, закрывает лицо ладонями. Иван обхватывает его запястья, разводит в стороны, прижимает к столу и шепчет: — Pogledaj me... Серхио смотрит в потемневшие серо-зелёные глаза, и Иван, не отрывая от него взгляда, начинает двигаться всё быстрее, выговаривая: — Vrlo ste zgodan... O Bože... O Bože... Sergio... — С ума сводишь меня... своей тарабарщиной... — стонет Серхио, выкручивая прижатые к столешнице запястья, выгибаясь под ним и подмахивая каждому движению, стараясь чтобы возбуждённый член тёрся о живот Ивана. — Го... господи!.. — выкрикивает он всё громче, когда Иван начинает вбиваться в него так, что добротный стол скрипит и скользит по покрытию пола. — Боже... мой! Больше не... не могу... — Давай, мой капитан! — рычит Иван, задыхаясь, и Серхио словно подбрасывает от обрушившегося на него оргазма. Иван останавливается на мгновение, любуясь, как извивается под ним Серхио, белыми каплями на его и своём животе, отпускает его руки, чтобы подцепить одну пальцем, облизывает его и, выдохнув: «Bože, kako si slatka...», толкается в постанывающего Серхио, обхватив его за щиколотки, и кончает, с рыком запрокинув голову. С минуту они лежат, пытаясь отдышаться, потом Серхио шевелится и стонет: — О, боже... Моя спина... — он с усилием поворачивает голову к экрану, где показывают последние секунды матча. — Точно, два — один, помню... Хорватия и там сверху... Иван фыркает, сползает с него и подаёт руку, помогая подняться: — Ладно... Сейчас в душ, а потом с меня массаж... — Надеюсь, не эротический... — ворчит Серхио. — Если ты до сих пор не в духе, то, боюсь, второго раунда я не переживу... — Он, не отпуская руку Ивана, притягивает его к себе, кладёт ладонь на затылок, говорит, ероша волосы и ухмыляясь: — Ну, как? Полегчало тебе, Иванко? — Очень! — кивает Иван, осклабившись, освобождает руку, проводит ею по груди Серхио вверх и сжимает пальцы на его шее. — Ты заходи сюда почаще, мой капитан.