Бесславная борьба с лисами

Серхио практичен. Он сам устанавливает правила, и сам им следует. Одностороннее общение смсками его вполне устраивает. Устраивало. Сообщения с никак не обозначенного номера больше не приходят, и Серхио нервничает сильнее, чем готов признаться даже себе. Хорватия неоднозначно завершает свои игры на этом этапе, Испания предсказуемо побеждает в своих. Все разъезжаются по домам. Серхио не удаляет видео. Так опрометчиво, так глупо — и так на него непохоже, хотя узнать, кто на экране, совершенно невозможно: даже ни одна татуировка не попадает в кадр. Наконец он пишет на тот самый номер: «Хорошо, я был не прав». Ответ приходит тут же: «Точно подменили. Кто ты?». «Я согласен натягивать эту хрень на член». «Почему складывается ощущение, что под "этой хренью" ты имеешь в виду меня?». «Ну, это тоже». «Шикарно». «Слушай, я пытаюсь извиниться». «Не особо выходит». «Ну давай в следующий раз будет, как ты захочешь». «В следующий раз? Не понимаю, о чем ты». «Абонент не может принять ваше сообщение». Поговорили. Вообще прекрасно. Снова клубная рутина. Реал играет очередной матч, и Серхио после едет на квартиру, выпросив себе пару суток на то, чтобы погостить у друзей, а на самом деле на релаксацию и одиночество. По дороге он чуть не засыпает за рулём. Входит, спотыкаясь о кроссовки, валяющиеся у двери, с некоторой опаской оглядывается, а потом рассматривает открывшуюся картину и пытается собрать губы в нормальное положение, но они всё равно расплываются в дурацкую улыбку: Иван спит в его постели, лёжа на животе, обняв подушку и, между прочим, пуская на неё слюни. Серхио раздевается, стараясь не шуметь, обходит кровать и ложится рядом. Иван немедленно поворачивается, прижимаясь спиной. Серхио целует его в затылок и проваливается в сон, даже не удосужившись отвоевать кусок собственного одеяла. Просыпается Серхио от взгляда в упор. Иван, приподнявшись на локте, внимательно рассматривает его: — Откуда ты взялся? — Тебе подробно? Уроки анатомии прогуливал? Но мне несложно ещё раз объяснить, откуда берутся люди... — Начинается. Прямо с утра. — А ты чего тут? — Соскучился... По рубашке. У нас с ней, кажется, кризис отношений. — Удивлён, что она не с тобой в постели. Надеюсь, ты, как джентльмен, вначале сводил её в кино и кафе. — Ну, я уронил на неё кусок пиццы, когда мы смотрели ваш матч по телику... Шучу, не подскакивай. — От тебя всего можно ожидать... — Кофе будешь? — Иван поднимается, и как был в трусах, направляется на кухню. — Здесь есть кофе? — вскидывает брови Серхио. — Здесь теперь всё есть... — доносится голос сквозь дребезг посуды. — С тех пор, как у меня ключи появились. — Я даже не знаю, радоваться ли этому... — бормочет Серхио, вдыхая распространяющийся по квартире горьковатый аромат. — Завтрак готов, — появляется в дверях Иван. — Или тебе в постель подать? — В постель, — говорит Серхио, вытягиваясь на простынях, закидывая руки за голову и игнорируя иронию в голосе Ивана. — Лааадно... — тянет Иван, без улыбки разглядывая его. — Но кофе — кипяток, как бы тебе не ошпарить что-нибудь... Самое дорогое... — Это самое дорогое и для тебя, любовь моя, — усмехается Серхио, закрывая глаза. — Ты только ради этого сюда приходишь, так что будь осторожен, а то тебе же хуже. Иван подходит и садится на край постели. — Думаешь, только ради этого? — Он кладёт ладонь на его грудь — прямо поверх татуировки с надписью «Спасибо Господу за мой непобедимый дух». — Ну, могу предположить, что ещё ради того, чтобы подрочить на мои рубашки, — не открывая глаз произносит Серхио. — И поэкспериментировать с секс-игрушками. — Ну что ж. Будем считать, что ты прав. Только за этим. Серхио слышит, как резко выдвигается ящик тумбочки, и спустя несколько секунд распахивает глаза, ощутив прохладу кожи, стискивающую его запястья. — Как же ты меня бесишь... — Иван затягивает на запястьях и щиколотках Серхио кожаные браслеты с металлическими колечками. Серхио не сопротивляется, ухмыляясь. Иван проверяет застёжки, командует: — Снимай трусы и ложись на живот. Видеть не могу рожу твою самодовольную. Серхио подчиняется, нарочито медленно стягивает боксеры, рассматривает браслеты и наконец падает лицом вниз под раздражённое шипение. Бормочет в матрас: — М-м-м, детка, ты сегодня такой властный. — Я тут на досуге смотрел порно... — Иван пристёгивает к браслетам ремешки, а их привязывает к ножкам кровати и изголовью, так что Серхио растянут на постели и напоминает сам себе морскую звезду. На пробу шевелится только, чтобы выяснить, что степеней свободы осталось всего ничего. Он чувствует, как кровать прогибается, и понимает, что Иван уселся сзади, между его раздвинутыми ногами. — И что там было дальше, в порно? — не выдерживает Серхио, ему неуютно под физически ощущаемым взглядом и ладонями, которые просто лежат на его пояснице. — Ну, понятно что... — рассеянно отзывается Иван. — Это же порно. — А стоп-слово будет? — О. Теперь хочешь стоп-слово? Странно, недавно ты считал, что это лишнее. Хотя верно. Это же я тебе доверяю. Тогда... Скажешь «Força Barça», и я прекращу, чтобы ни делал. — Сука. — Насчёт кляпа ты был прав. Явно нужен. Между прочим, там, в порно, парню в наручниках рот скотчем заклеили. — И что тебя останавливает? — Серхио чувствует, как руки Ивана оживают, неласково сминают кожу, будто задавшись целью наставить синяков, хозяйски оглаживают напряжённые плечи... — Бороду твою жалко. — Иван ложится на него, просовывает ладони между матрасом и грудью Серхио, выкручивает соски, елозя членом по ложбинке между ягодицами, кусает за ухо. — Хотя я подумаю об этом. — По... подумай... — Серхио пытается сопротивляться вожделению и теплу, распространяющимся по всему телу и концентрирующимся в паху, но все же закрывает глаза, прижимаясь щекой к простыне. — Всё равно ты болтаешь за двоих. Иван садится в прежнее положение и невесомо проводит подушечками по ягодицам: — Знаешь, что я хочу сейчас сделать? Серхио медлит с ответом, но все же выговаривает: — Отвязать меня, лечь и раздвинуть ноги? — О, не в этот раз, но, спасибо, теперь мне будет проще... — Он без предупреждения отводит ладонь и оставляет на ягодице яркий отпечаток пятерни. Серхио вздрагивает, захлёбывается воздухом и получает удар с другой стороны. На третьем шлепке Серхио беззастенчиво стонет и трётся членом о матрас. Иван бьёт его ещё раз, наваливается сверху и шепчет в ухо: — Так вот, что тебе нравится... детка. — Сука. — Хочешь, чтобы я прекратил, любовь моя? — А ты слышал стоп-слово? — злобно шипит Серхио, голос прерывается стоном, когда Иван прихватывает его зубами за загривок. — Не пойму, mi capitana, то ли ты это из упрямства, то ли правда мазохистские наклонности проснулись... — Иван задумчиво очерчивает пальцем контур татуировки на шее, ниже затылка, наблюдая, как Серхио ёжится. — То ли доказать что-то мне хочешь... — Ты всегда был тугодумом... — бормочет Серхио, уткнувшись носом в постель. — Так, — говорит Иван, освобождая ноги Серхио. — Твоей задницей я пока налюбовался... Хочу взглянуть тебе в глаза... Он рывком переворачивает Серхио на спину, немного ослабляя ремни, но не отвязывая его рук, которые теперь заведены над головой крест-накрест, и садится на него верхом, склонившись над лицом. — Взглянул? — насмешливо спрашивает Серхио. — Да... — Иван, не двигаясь, смотрит на него. — И что там? — интересуется Серхио. — Там многое, о чём можно было бы и через рот сказать, — отвечает Иван. — Рот-то у тебя пока ничем не занят. В самом деле хочешь убедить меня, что ты мне доверяешь? Серхио, молчит, улыбаясь, и Иван скользит ладонями по его груди, добираясь до шеи. — Мне ведь может и понравиться... — шепчет Иван и сжимает его горло. Серхио дёргается, пытаясь вздохнуть, Иван несколько секунд прислушивается к пульсации под кожей ладоней и отпускает его. Серхио делает глубокий вздох, начиная на выдохе смеяться. — Что? — растерянно спрашивает Иван. — Ни... Ничего... — фыркает Серхио. — Делай со мной всё, что душа твоя пожелает... Там, в ящике ещё ножик для бумаги валяется... Можешь воспользоваться... — И воспользуюсь... — зло говорит Иван. — Думаешь, не смогу? — Уверен, что сможешь, — очень серьёзно отвечает Серхио. Иван, не слезая с него, тянется к ящику, нащупывает там костяную ручку и смотрит на Серхио. Тот кивает, и Иван достаёт нож, лезвие которого спрятано в изящный кожаный чехол. — Зачем тебе нож для бумаги? — Иван медленно освобождает блестящий металл. — Таким же страницы книг разрезают, да? — Серхио снова кивает. — Не знал, что ты читать умеешь... — ехидно добавляет Иван. — Научился немного, — улыбается Серхио. — Ровно столько, чтобы смски понимать... — Острый... — замечает Иван, рассматривая сверкающий на солнце край. — Да, — соглашается Серхио. — Ручная рабо... Он не успевает договорить — остриё ножа упирается ему в ямку между ключицами, и Серхио инстинктивно подаётся назад, судорожно вдохнув воздух сквозь зубы. — По-прежнему доверяешь мне? — шепчет Иван, наклоняясь к его полуоткрытым губам. — Давай... — осторожно произносит Серхио: каждое движение связок заставляет чувствовать обжигающее холодом лезвие на коже. — Развлекайся по полной... детка... Иван, улыбнувшись, прижимается к его губам, Серхио чувствует сквозь поглощающий властный поцелуй, как остриё медленно движется вниз, прочерчивая дорожку ровно посередине между рёбер, — и ощущение тёплых влажных губ, жара кожи прижимающегося к нему Ивана, холода металла и собственной беспомощности начинает кружить голову, вовлекая в водоворот чувств, и Серхио, полностью отдаваясь ему, плывёт по течению. Он перекрещивает ноги, сгибая их, касаясь коленями спины Ивана, словно подталкивая его ближе к себе, и углубляя поцелуй, выворачивает опутанные запястья и резко подаётся вперёд — лезвие врезается ему в кожу, заставляя вздрогнуть и выдохнуть, сдавленно ахнув. — Совсем охуел что ли? — немедленно отрывается от него Иван, оттолкнув от себя и роняя нож. — Это что сейчас было, придурок? Голос его дрожит, распахнув глаза, он смотрит на проступающие капли крови на коже, не покрытой татуировками, и потому кажущиеся особенно яркими. — Не угодить тебе... — усмехается Серхио, переводя дыхание. — Совсем ненормальный... — шепчет Иван, не в силах оторвать взгляд от расплывающихся кровавых узоров, смешивающихся с капельками пота, выступившими на вздымающейся груди. Он наклоняется и осторожно слизывает их кончиком языка. Порез саднит, и Серхио, откинув голову, чуть слышно стонет, сжимая кулаки и чувствуя, как край браслетов врезается в кожу. — Любишь боль? — слышит он вкрадчивый голос Ивана и его дыхание на своей груди. — Тогда всё для тебя, радость моя... Серхио открывает глаза, следит, облизывая пересохшие губы, как Иван движется ниже, выписывая языком восьмёрки на его коже, сползает между ног и, глядя снизу, проводит губами по твёрдому члену от основания до головки. Он движется ритмично и мучительно медленно, эти движения делают ноющее возбуждение почти болезненным, и Серхио, не выдержав, делает движение навстречу его жаркому рту. — Нет... — Иван сразу останавливается, прижимая его бёдра к постели. — Сегодня мы играем по моим правилам. Согласен? — А у меня есть выбор? — хрипло спрашивает Серхио. — Выбор всегда есть, — улыбается Иван. — Могу прямо сейчас отвязать тебя, и мы пойдём завтракать. — Нет уж... — фыркает Серхио. — Терпеть не могу холодный кофе. — Ну и отлично... — шепчет Иван и тянется за смазкой. Он забрасывает ноги Серхио себе на плечи и резко входит в него на всю длину, в одно движение оказавшись у его лица, хватает за волосы и с силой дёргает назад, заставив зашипеть от боли, смешанной с дрожащим наслаждением. Иван, тяжело дыша, утыкается носом ему в шею, обжигая дыханием, и в ту же минуту Серхио чувствует холод лезвия под ухом с другой стороны — там, где находится татуировка-иероглиф. — Да... — выдыхает он, сжимая кулаки в кожаных наручниках и выгибаясь. Иван, словно на пробу, делает ещё один толчок, прикусывает мочку, Серхио дёргается — и лезвие врезается в плоть, ослепляя резкой болью — чуть сильнее той, которую он испытывал в тату-салоне. — Да... — шепчет Серхио, закрывая глаза, растворяясь в хаосе болезненной силы желания, животного страха, заставляющего его инстинктивно замирать, когда металл впивается в шею, и стремительно наполняющего вены адреналина. Иван, будто отпустив себя после этого троекратного согласия, начинает двигаться, не убирая нож, — вначале осторожно, не отрывая взгляда от тонких неглубоких порезов у основания шеи, оставленных лезвием, после всё сильнее, опираясь ладонью на кровоподтёки на груди и стискивая до побелевших пальцев костяную ручку. Серхио поворачивает голову, утыкаясь в плечо, заглушая рвущиеся из него стоны и словно подставляя под нож бьющуюся под кожей жилку, его мышцы напряжены так, что сами напоминают металл, а возбуждение становится настолько мучительным, что он только шепчет: — Пожалуйста... Пожалуйста... Иван останавливается, и Серхио беспомощно всхлипывает, дёрнув к себе перекрещенные руки. — Посмотри на меня... — говорит Иван, и Серхио отрывается от собственного плеча и поворачивает голову, открывая глаза. Иван ловит его расфокусированный взгляд, глядит на блики от лезвия, рассыпавшиеся по коже в солнечном свете, бьющем из окна, кладёт ладонь на упругий член и медленно проводит по влажной головке, размазывая смазку. Серхио судорожно глотает воздух, стараясь первые секунды не отводить взгляд от расширившихся зрачков Ивана, но тот проводит пальцами по складке под головкой, задевая уздечку, и Серхио запрокидывает голову и кончает почти беззвучно, закусив губу. В этот момент его так накрывает, что он не чувствует, как лезвие полосует кожу, ощущая лишь жар, разливающийся внизу живота, и негу, опутавшую его крепче, чем кожаные браслеты на запястьях. Иван вбивается в него, прикрыв глаза, всё больше теряя контроль над рукой, стискивающей рукоять ножа, которая стала словно продолжением его кисти. — Mi alegria.... — шепчет Иван. — Ljubavi moja... — И, когда остриё прочерчивает ещё одну линию узора, мгновенно набухающую ярко-алым, дополняя татуировку под ухом, он, выгнувшись и громко застонав, кончает. Иван лежит на Серхио, пытаясь отдышаться, с минуту, после роняет нож, с усилием разжимая руку, бросая взгляд на полукружия следов от ногтей, впившихся в собственную кожу, и смотрит на кровящие борозды на шее. — Чё... чёрт... — едва выговаривает он. — Как собираешься объяснять?.. Всё это?.. Серхио открывает глаза, следит за его взглядом и пожимает плечами, насколько позволяют путы: — Порезался, когда брился... Иван хмыкает, с трудом сползает на пол, отстёгивает ремешки, медлит, прежде чем снять кожаные браслеты, ловит взгляд Серхио и смущённо дергает углом рта: — Тебе действительно идёт. Давай плечи разомну: завтра рук не поднимешь. Серхио молча переворачивается и прислушивается к ощущению сильных ладоней, энергично разминающих ноющие мышцы, расслабляется и даже, наверное, постанывает, потому что слышит шёпот над ухом: — Не так страстно, любовь моя, ты явно не готов ко второму раунду, а я не железный... — После такого ты должен ублажать меня следующие... не знаю, сколько раз. Всегда! — А что, сегодня недостаточно ублажил? Ты так и не воспользовался стоп-словом. — С этим стоп-словом я промолчу даже, если ты мне гвозди в задницу забивать будешь! — А ты настолько мазохист? Я учту и запасусь гвоздями и молотком. Да и не сказал бы, что ты молчал, очень музыкально выходило... Серхио внезапно изворачивается, заваливает Ивана на спину и прижимает всем телом к матрасу. Смотрит в хитрые серо-зеленые глаза и чмокает горбинку на носу. Иван морщится и тут же улыбается, возвращая поцелуй, аккуратно прикасаясь губами к его губам. Трогает порезы, хмурится, и Серхио, перехватывая его пальцы, вздыхает: — Ты знаешь... — Живот Серхио громко бурчит, и Иван прыскает: — Знаю! Ты ненавидишь холодный кофе. Я первый в душ, а потом сварю свежий, и будет завтрак! — Он смотрит на солнечный день за окном. — Ну, или обед.