Promises I Can't Keep

      Кёнсу раскачивается на качели, рассматривая свои ноги, когда рядом кто-то падает. Тяжёлое дыхание сбивает все мысли, оно кажется загнанным и испуганным. Девчонка перед ним пытается подняться, но не может. Её худоба поражает так сильно, что До поднимается с качели, поддаваясь вперёд. У неё на щеке ссадина, на худых руках царапины и колени сбиты до крови.       Когда Кёнсу подхватывает девчонку за локоть, слышатся крики детей. Подросток морщится на шум, отряхивая юбку от травы и земли, и поворачивается на прибежавших. Они стоят тесно, абсолютно не смотря на него, только на девчонку. Следят, точно хищники за добычей, за малейшим её движением. Ребёнок, а она — ребёнок, цепляясь за футболку тонкими смуглыми пальчиками, обхватывает его бедра руками. В этом жесте столько доверия, что Кёнсу приобнимает её за плечи, удивляясь росту. Она — высокая для своего возраста. И сложена крепко, как мальчишка. Тогда До поднимает взгляд на толпу и тихо говорит: — Я думаю, что вам лучше уйти.       У него дыхание тяжелеет и, вероятно, взгляд становится острее и злее, потому что мальчишка во главе отступает, хватаясь за товарищей, и кричит команду «бежим». Они разбегаются кто куда, словно тараканы. Девчонка громко всхлипывает и говорит ему «спасибо» куда-то в район подмышки.       До Кёнсу — шестнадцать, у него квартира в старом районе от умерших родителей и времени на себя самого больше, чем у кого-либо. Он приводит девчонку к себе домой, зная, что тётя наведается к нему только в следующем месяце, а больше и некому. Подросток пропускает её вперёд, не закрывая дверь на замок, чтобы не напугать. Она вертит головой, внимательно разглядывая полупустую квартиру. Здесь всего две комнаты, одна из которых заполнена коробками, в другой почти ничего нет, у окна кровать, сбоку, в углу небольшой комод, а почти посередине комнаты низкий круглый столик. Окна в комнатах зашторены, они создают полумрак, старший проходит в комнату, где лежит постель и распахивает шторы.       Подросток указывает на дверь позади девчонки, рядом с кухней. Она оборачивается, но больше не двигается, словно замирает в испуге. Запускает пальцы в темные волосы, они ей по плечи. Кёнсу оказывается рядом с ней быстро, почти в два шага, подталкивая к двери. Они не говорят, словно понимают друг друга без слов. Старший услужливо открывает дверь перед девчонкой и включает свет, подпихивая её в спину. Это оказывается ванная комната, совсем маленькая, но чистая. Девочка испуганно пятится, но упирается в До. Она поднимает голову и смотрит совсем испуганными оленьими глазами на подростка. Он говорит тихо, опуская свои руки на хрупкие плечи: — Тебе нужно помыться, ты совсем грязная. — Хорошо.       Её голос шелестит почти не слышно, она поворачивается к подростку. Кёнсу стоит недолго, помогает забраться в ванную и стянуть платье. А потом он замирает. Перед ним, смущённо переминаясь с ноги на ногу, стоит мальчишка в девчачьих трусах. Он прикрывает себя руками и прячет глаза за длинными волосами. Слышится всхлип, но До лишь закидывает платье в стиральную машину, заправляет порошком, кондиционером и прежде, чем включить её, говорит: — Сам снимешь белье, я постираю его.       Мальчишка испуганно стягивает с себя трусы и передаёт их подростку. Кёнсу их замачивает водой в умывальнике, затем быстро стирает и развешивает на трубе. Потом старший тянется к угловой полке, едва задевая младшего, но тот отшатывается как от удара током. До тихо говорит: — Здесь шампунь, много не используй, мыло на умывальнике. Вода — не казённая, так что экономь.       Подросток включает ему душ, поливая худые плечи. Затем выключает, вешает на смеситель и прежде, чем выйти, бросает: — У меня одно полотенце, так что если не брезгуешь, используй его.       Он указывает на полотенце, свисающее с трубы, и выходит. Подросток возвращается со сменной одеждой. Они оба замирают в стеснении, мальчишка мылит голову, а Кёнсу кладёт вещи на стиральную машину.       Старший даже вздрагивает, когда мальчишка выходит из ванной и спрашивает: — Хён… Я могу вас так называть? — он замирает, как послушная собака, и отмирает на кивок старшего. — Куда повесить сушиться полотенце?       Кёнсу всем телом оборачивается на младшего. Мальчишка стоит у двери, переминаясь с ноги на ногу. Вещи До ему великоваты, футболка сползает с плеч, штаны мешковаты, он то и дело их подтягивает. Темные волосы зачёсаны наверх, понемногу распадаясь, на серой футболке уже растекаются пятна от воды. Старший манит к себе, вставая со стула, и усаживает на него, когда младший оказывается рядом. У мальчишки волосы мягкие, они приятно скользят между пальцев, когда подросток начинает их вытирать.       До молча обрабатывает его раны, клеит пластыри и дует, когда мальчишка шипит от антисептика. Они оба вздрагивают, когда старший спрашивает: — Как тебя зовут? — Ким Чонин.       Голос у него хриплый, почти ломающийся, но ещё детский. Мальчишка утыкается взглядом в колени, мнёт край футболки. Ему до жути интересно почему парень его спас и даже приютил, но задать этот вопрос не получается. Тогда старший заканчивает вытирать волосы и говорит: — Меня До Кёнсу зовут. Можно на «ты», мне всего шестнадцать.       Он отходит от мальчишки, вешает полотенце на спинку стула и переходит на кухню. Чонин внимательно следит за каждым движением своего спасителя, готовый в любой момент прийти на помощь. Подросток достаёт из шкафчика рамён и заваривает его, говоря: — Прости, но у меня больше ничего нет.       Мальчишка жмёт плечами, счастливо улыбаясь только тому, что ему вообще хоть что-то дают. Он усаживается на второй стул за маленький стол на кухне. В этой комнате два подвесных шкафчика, две тумбы, плита видавшая виды и старый холодильник. В самом углу стоит раковина, на ней всего одна чашка. В квартире чисто и сложно подумать, что в ней живёт подросток. Ким сидит на стуле в ожидании своей порции рамёна, внимательно разглядывая парня, стоящего к нему спиной. Он невысокий, коротко стриженный с тёмными волосами и глазами того же цвета. Чонин думает, что его хёну нужно больше пить молока и заниматься спортом, потому что худенький и на вид очень слабый. От него только взгляд страшный и больше ничего.       Они едят в тишине, со временем это станет традицией. Со временем многое изменится в этой квартире. Ким Чонин будет приходить, подолгу топтаться у двери. Кёнсу будет оставлять для него ключи. Но прежде До отводит мальчишку домой.       Это случается уже вечером, когда почти темно, До читает для мальчишки книгу, тот лежит на его постели. Чонин нехотя надевает свою одежду сам, когда понимает, что уже пора. Расчёсывает волосы и смотрит на Кёнсу огромными глазами, когда тот тоже переодевается. В глазах Кима его хён совсем тощий, но младший почему-то уверен, что в теле парня скрыто куда больше силы. Старший, натягивая футболку, говорит мальчишке: — Я провожу тебя домой, чтобы ты был в безопасности. — Хён…       Чонин внезапно пугается того, что собирается сказать. Это тяжело для его собственного понимания, но не сказать нельзя. Ким подходит к Кёнсу ближе, смотрит на него побито, когда старший внезапно садится на кровать, усаживая рядом с собой мальчика. Он говорит ему, видя, что у младшего глаза на мокром месте: — Говори, я все выслушаю. — Хён…       Ким всхлипывает и До терпеливо ждёт, когда тот успокоится. Старший сжимает чужую ладонь, тихо шепча: «Полно, Чонин, все в порядке». Младший внезапно прижимается к его боку, крепко сжимая в руках чужую футболку. Всхлипывает куда-то ниже подмышки Кёнсу, пока хён гладит его по волосам. Потом отстраняется, проглатывая комок из боли и отчаянья, и начинает говорить: — Ты не подумай, что я странный, хён, или мои родители, но так вышло. Папа говорит, что мама болеет, но это не так опасно, как может быть. Ей просто очень хочется дочку, а родился я. Они правда пытаются, но пока не выходит. — Все в порядке, Чонин, я понимаю. Не надо переживать, ты не обязан был рассказывать.       Младший крепко обнимает Кёнсу, шепчет «спасибо, Су-я-хён». До отстраняется и смотрит на Чонина с удивлением, пока тот утирает лицо и встаёт. Они в молчании выходят из квартиры, Кёнсу провожает его до самого дома. Он смотрит, как Ким оборачивается, стоя у входа на него, машет тонкой рукой, когда дверь открывается, и мальчишку втаскивают внутрь.       До возвращается домой, в квартире тихо и пусто, парню внезапно становится жутко одиноко. Он раскрывает книгу на том месте, где читал, но не видит и строчки, поэтому отправляется в душ, а потом спать. Сон долго не идёт, потому что Кёнсу не понимает, почему в мире есть такие люди, как Чонин, готовые поступиться чем-то своим, чтобы близким было комфортно. Почему Ким Чонин должен отказаться от своего детства? Парень засыпает с этой мыслью и просыпается с нею тоже, она преследует его и на работе, а позже исчезает, когда он видит Кима у себя под дверью. Мальчишка сидит в том же платье, обняв колени и, кажется, дремлет. До присаживается на корточки, едва касается чужой руки и хрипло спрашивает: — Чонин, что ты здесь делаешь?       Чонин крупно вздрагивает, вырываемый из дрёмы знакомым голосом. Он смаргивает сон с ресниц и смотрит на Кёнсу удивлённо, хрипло шепчет «хён?». Старший поднимается, помогает встать Киму и они входят в квартиру. До прячет половину продуктов в холодильник, оставляет лишь те, что нужны для омлета. Оборачивается на младшего, что замер в прихожей, он приглашает его войти на кухню и спрашивает: — Так зачем ты пришёл? — Если ты хочешь, я больше не буду приходить, хён. Прости меня, хён.       Чонин пытается пятиться, но Кёнсу качает головой и снисходительно улыбается. Он просит сесть мальчика, сам принимается готовить, повязывая фартук. До негромко ему говорит, включая плиту: — Ты должен был предупредить меня, что придёшь. Наверное, ничего не ел с утра. Так не делается, Чонин. Я мог бы вообще отправиться к тётке. — Хён, а где твои родители?       Кёнсу замирает с венчиком в руках над миской с яйцами. Вся его спина становится напряжённой, и Ким жалеет, что вообще спросил. Младший поднимается со стула, подходит к парню и кладёт руку на спину. Тихо говорит: — Хён? Извини, я не должен был спрашивать. — Все нормально, Чонин. Просто привыкнуть не могу. Уже два года прошло, как их не стало, а все кажется, что они скоро вернутся. Они разбились на машине, вот и вся история.       До пожимает плечами, словно пытаясь уйти от прикосновений Чонина, но тот не позволяет. Младший крепко обнимает Кёнсу, пока тот сжимает венчик, пытаясь унять внезапно накатившую дрожь. Ким шепчет ему «всё хорошо, Су-я-хён, я рядом» и чувствует, как парню удаётся справиться с собой. Дрожь уходит, и Кёнсу хрипло спрашивает, когда мальчишка от него отходит: — Почему ты зовёшь меня так? — Тебе не нравится? Ты тоже можешь звать меня, как тебе хочется.       Чонин ему улыбается самой искренней улыбкой, которую только видел старший, и его губы вторят жесту мальчишки. Кёнсу понимает, что ему будет очень одиноко, если Ким его оставит.       Они проводят множество летних дней вместе, пока До не на работе. Болтают, валяясь на кровати, читают книги из библиотеки, дремлют в самые жаркие дни. У них разница в возрасте всего четыре года, и Кёнсу её совсем не чувствует. Парень быстро учится заплетать мальчишке волосы, учится готовить на двоих и ждать, словно пёс, возвращения Чонина.       В один из августовских дней Кёнсу достаёт машинку для стрижки, он подравнивает себе волосы, когда ему в голову приходит это. Он оборачивается на Чонина, жадно поглощающего яблоко у него на кровати, и спрашивает: — Хочешь обрезать волосы? Я могу и тебя…       Старший внезапно тушуется от этой мысли и снова поворачивается к зеркалу. Он слышит, как скрипит кровать и лёгкие шаги Кима. Мальчишка кладёт голову на плечо До, потому что Чонин уже почти одного с ним роста, и спрашивает: — А мне пойдёт?       Кёнсу медленно кивает, ему хочется сказать, что младшему пойдёт все. Чонин в ответ ему улыбается и идёт за стулом на кухню. Они размещаются в ванной, парень отстригает длину ножницами, а затем машинкой принимается подравнивать стрижку. Он не стрижёт Кима до короткого ёжика на голове, как у себя, а оставляет короткие растрёпанные волосы, несколько раз проводит по ним расчёской. А потом смотрит в зеркало. У Чонина лицо совсем мальчишечье, смуглая, почти бронзовая кожа кажется ярче, До негромко говорит: — Я всё, Нини.       Ким поднимает взгляд и долго разглядывает себя в зеркало, старшему нестерпимо хочется спросить «не нравится?». Но он проглатывает вопрос, когда видит, как Чонин расплывается в мягкой улыбке. Мальчик встаёт, запуская руку в тёмные волосы, растрёпывает их, а потом обнимает До, шепча куда-то в шею «я так рад». Чонин очень чуткий, очень жадный до ласки, словно пёс, дорвавшийся до хозяйской руки. В тот вечер Кёнсу оставляет младшего в своей одежде (по правде сказать, он тайком купил для Чонина вещи его размера) и провожает до самого порога. Ким жутко нервничает и все никак не может попрощаться со старшим. Их прерывает низкое «какого чёрта?», и парень видит, что за младшим открыта дверь, а на пороге стоит, видимо, отец Чонина. До низко кланяется, но мужчине нет никакого дела до незнакомого парня, он с ног до головы осматривает своего сына и хватает его за руку, шипя «это что такое?».       Кёнсу перехватывает чужую руку, также крепко сжимая запястье, он неотрывно смотрит на Кима-младшего и цедит: — Я бы очень хотел поговорить с вами по поводу всего этого цирка. Это возможно? — он поднимает взгляд на мужчину и смотрит из-подо лба, зная, какой эффект это производит. — Моя тётя работает в органах опеки, и я могу поговорить с ней об этой всей ситуации.       Отец отпускает руку сына, когда До разжимает хватку, и отходит внутрь, чтобы пропустить незваного гостя. Кёнсу кивает Чонину и проходит вслед за ним внутрь дома, он идёт за младшим, видимо, в его спальню, мужчина за ними. Комната простая, в ней светло и чисто. Словно здесь не живёт мальчишка-подросток, словно здесь вообще никто не живёт. Мальчишка складывает свои вещи на кровать, он, кажется, не знает, куда себя деть. Смотрит через плечо испуганно, вздрагивает, когда отец садится на стул у письменного стола. Подросток садится на кровать, рядом с Чонином, словно позволяя спрятаться мальчику за собой от укоряющего взгляда мужчины. Кёнсу тихо спрашивает: — Когда всё это прекратится?       Мужчина смотрит на него, упрямо поджимая губы. Они играют в гляделки до тех пор, пока старший Ким не отводит взгляд, тяжело говоря: — Его мать больна. О чем может идти речь? — О том, что это ваш сын. И он ещё ребёнок, ему нужно счастливое детство, а не издёвки одногодок.       Ким Джинён поднимает голову, он злится, это видно по вздувшимся на висках венам и сжатым кулакам. Он вскакивает со стула, едва не роняя его, и довольно громко спрашивает: — Да что ты можешь знать о страданиях моей жены?! Знаешь, как ей было сложно после рождения сына. Чонин лишь делает то, что должен, пока у нас не появится дочь. Мы пытаемся быть хорошими родителями, пытаемся. Понимаешь? — Нет. Вы можете удочерить девочку, если не получается родить.       Теперь очередь Кёнсу поджимать губы. Он поднимается с кровати, сбрасывая руку вцепившегося в него Чонина. Подросток подходит к мужчине, поднимая на него свой тяжёлый взгляд, всегда пугающий всех взрослых. — Я думаю, что вам стоит прекратить мучить Чонина и заняться чем-то полезным. — А немного ли ты берёшь на себя, мальчик?       Джинён замахивается на парня, но в этот момент на его руке повисает Чонин с окриком «отец!». Мужчина стряхивает сына, не отрывая взгляда от подростка, стоящего перед ним. У парня ёжик на голове и колючий взгляд, он тощий и невысокий. Но упрямый до жути: — Я так не думаю. Просто хочу, чтобы Чонин был счастлив.       Взгляд у него пугающий, и старший Ким сдаётся. Он просто уходит, оставляя мальчишек одних. Кёнсу смотрит мужчине вслед, фыркая, а потом оборачивается к младшему. Чонин стоит, пряча взгляд, и До точно знает, что у мальчишки глаза на мокром месте. Ким подходит, смущённо дёргает за одежду и тихо говорит: — Хён, спасибо. Для меня такого ещё никто не делал.       Старший просто обнимает в ответ, притягивая к себе за плечи. Слабо улыбается, зная, что ему ещё очень долго придётся бороться за счастье мальчика.       Конечно, спустя пару месяцев становится легче. Чонин все также приходит к нему в квартиру, все также отчаянно жмётся к нему боком, когда они засыпают вдвоём на одной кровати: Кёнсу после смены в магазине грузчиком, Ким от школы и долгого ожидания. Однажды младший прибегает со счастливой новостью, что мама беременна. Они вдвоём идут в храм, помолиться, чтобы это была девочка, оба не говорят своё желание вслух, но оно одинаково. Проходит ещё пару месяцев, Чонин записывается на танцы, уговаривает До вернуться в школу. Они вдвоём живут в своём маленьком мирке, счастливо.       В какой-то момент Кёнсу просто теряет эту нить воспоминаний. Ким перерастает старшего почти на голову. Но все равно продолжает подходить сзади, обнимать, оборачивая смуглые руки вокруг чужого живота, и складывать голову на плечо, упираясь в него подбородком. Чонин упускает момент, когда До становится для него совсем хрупким, точно фарфоровая кукла, нуждающаяся в заботе.       Чонину — шестнадцать, у него подружки меняются каждую неделю, Кёнсу как-то слышит от Сехуна, одноклассника и второго лучшего друга, что и парни тоже. Старший естественно этого не одобряет, но не говорит, потому что всем наплевать на его мнение. Он лишь недовольно поджимает губы, потому что ему всего двадцать, и он лишь курсант полицейской академии.       Этот вопрос поднимается снова, когда Киму исполняется двадцать, они собираются большой компанией, состоящей из Пак Чанёля, напарника Кёнсу, О Сехуна, второго лучшего друга и парня Пака, и Бён Бэкхёна. Это случается, когда Сехун, обнимая со спины Пака, получает едкий комментарий от Чонина: — Вы теперь так и будете зажиматься на каждом углу? Уже тянет блевать, а вы вместе от силы неделю. — Месяц, Чонин, они вместе уже месяц. Завидуй молча, потому что у тебя любовь ветряная, дольше недели не можешь быть с кем-то.       Бэкхён отчего-то взрывается, пряча больной взгляд (на самом деле, Кёнсу знает, что у него маленькая трагедия в лице Пак Чанёля, любящего не его. Потому он всем и говорит, что любит только девушек). Ким задыхается возмущением, вскакивая, а Сехун, наконец, отлипает от Пака. Он прищуривается, становясь похожим на кошку, и говорит Чонину: — Бэкхённи-хён, прав, Кай, я ни разу не видел, чтобы у тебя были к кому-то искренние чувства. — Да у меня самые искренние чувства к Кёнсу-хёну! Я люблю его больше всех на свете.       И совсем тихо добавляет: — Ты ведь знаешь об этом, Су-я? — Да, Нини.       Снаружи старший остаётся невозмутимым, но сердце делает кульбит. Чонин легко отвлекается на Сехуна, который что-то говорит про очередной конкурс. Кёнсу медленно встаёт и на вопрос, куда он, одними губами «на кухню». У него руки трясутся, и поднос с чашками готов вывалиться, когда он входит на кухню. Чанёль услужливо подхватывает его, хитро улыбаясь. Пак протискивается и ставит поднос в мойку, а затем закуривает уже у окна. До морщится на вредную привычку друга и сразу же подходит, чтобы открыть окно. И замирает от фразы, которую роняет младший. Голос у лопоухого насмешливый и до жути довольный: — А наш Чонин прямолинейный, вон как тебя поразили его слова, хён. А он знает о твоих чувствах? — Ничего нет, Чанёль. И перестань уже дымить в доме!       Кёнсу трясёт, он резко разворачивается, так и не открыв окно, и выходит в коридор. В гостиной звонкий смех Чонина и Сехуна, недовольное бурчание Бэкхёна, а позади всезнающий Чанёль. До идёт к прихожей, не оборачивается на оклик Бёна, обувается в кроссовки, хватает куртку и выходит. Он быстро сбегает по лестнице, замечает, что на нём кимовская куртка, но не возвращается. Ноги его несут в сквер, где старший закуривает на ближайшей лавочке. Дрожь понемногу отпускает, он закашливается дымом и смотрит на ночное небо. На его плечо ложится смуглая ладонь, и Кёнсу почти не вздрагивает, зная, чья она. Ким садится рядом, жалуясь на то, что ему пришлось бежать. До не отвечает, сигарета почти дошла до фильтра, когда Чонин говорит: — Что случилось, хён? Обычно ты куришь, когда совсем херово. — Просто надо подумать. — Что тебе такого сказал Чанёль, что тебя так передёрнуло, Су-я?       Кёнсу безразлично пожимает плечами, потому что перегорел. Первая вспышка злости и вот он уже спокоен. Он стягивает с себя чужую курточку, замечая, что Ким в одной только майке, и протягивает её младшему. Тот качает головой, просто придвигаясь ближе к хёну, и обхватывает его руками, зарываясь носом в макушку. До думает, что их отношения с Чонином весьма странные и, что за глаза их называют парочкой. Но у младшего вторая половинка меняется, чуть ли не каждую неделю, а он слишком серьёзен, чтобы говорить с Кимом о чувствах. Старший приваливается к парню, тяжело вздыхая, и молчит на тихое «что, Су-я?».       Кёнсу кажется, что он задохнётся сейчас и его лёгкие лопнут, когда слышит, что Чонин может умереть. У него лёгкие отказываются функционировать, Ким дослушивает врача, берёт все бумажки, выводит До в коридор. Он улыбается мужчине, застёгивает ему куртку и доводит его до самого дома, а потом исчезает. Проходит почти месяц, прежде чем полицейский решается позвонить младшему, но тот упорно не берёт трубку и не отвечает ни на одно из двадцати голосовых сообщений. Он старается дать время Киму, чтобы осознать и правильно выбрать. Они живут по соседству, у Кёнсу есть ключ от чужой квартиры, в которой Чонин почти и не живёт, предпочитая квартиру До, его уютные объятия. А если остаётся у себя, то непременно зовёт старшего к себе, на нелепой зелёной подушке полежать или убрать в стирку бежевый свитер.       В квартире душно и воняет, повсюду мусор, и Кёнсу едва не выворачивает от накатившего ужаса. Он проходит к кухне, заглядывает в ванную и туалет, и только в конце идёт в спальню. Чонин лежит под серой простынёй, свернувшись в клубок. Как только старший входит в комнату, в него летит мягкая игрушка, которую он когда-то выиграл для младшего на фестивале летом: — Уходи, хён, я не хочу никого сейчас видеть.       До не подчиняется, он поднимает игрушку и идёт к кровати. У него сердце сжимается от боли за младшего, когда он садится рядом с Кимом. Старший аккуратно кладёт руку на чужое плечо, когда парень от него прячется под простынёй. — Нини… — Не зови меня так. — Хорошо, Чонин, тогда ты тоже не можешь меня называть «Су-я».       Кёнсу упрямо поджимает губы, когда Ким выглядывает из-под простыни. Младший дуется, это видно по его лицу, но он прячется подальше от чужого взгляда. Старший не уходит, он сидит рядом, не убирая руки, когда Чонин вытягивает ладонь и едва ухватывается за чужую одежду. Он тихо всхлипывает, а парень продолжает гладить по плечу. — Чонин, мы справимся. Всегда справлялись и в этот раз справимся.       До все говорит и говорит. Про лечение, какие-то курсы, их общих друзей. И им удаётся продержаться ровно три года на лекарствах и вое по ночам. Когда Ким Чонину доктор Хван говорит, что лекарства уже не действуют, старший мертвеет. Чонин сереет от ужаса, ухватываясь за кёнсову руку, смотрит больно на него и абсолютно не слушает доктора. Он запирается у себя в квартире, как делал это в первый раз.       Кёнсу приходит к Киму, стабильно раз в три дня, приносит еду и выносит мешки с мусором. Кай громит свою квартиру, швыряет все и постоянно кричит. У него голос делается совсем хриплым, когда старший вешает на холодильник список желаний. — Это значит «посмертный», хён?       Мужчина качает головой, потому что Чонин как всегда понял все не так. Он совсем тихо говорит «он — для тебя, мой подарок на твоё двадцатичетырёхлетие». Список висит ровно месяц там, пока не случается это.       У Кёнсу первая строчка из списка отпечатывается на сердце, она словно невзначай там написана, и он бы в жизни её не заметил. Но не сейчас. Мелким, круглым почерком там написано «Жениться на До Кёнсу». Старший задыхается, приваливаясь к двери, он крепко сжимает мешок с мусором в руке и старается сдержать накатившие слёзы. Ему кажется, что это самое искреннее, что он когда-либо получал от Чонина.       Они потом вместе составляют это список. Чонин записывает вторым желанием съездить на море вдвоём, Кёнсу третьим пишет «Чтобы Кай танцевал босиком на песке». И так по накатанной, игнорируя первое желание, словно это не самое странное в их отношениях.       Ким пишет пятнадцатым желанием «поцеловать пухлые губы Кёнсу», а старший шестнадцатым — «посмотреть Маленького принца и не заплакать в конце».       Двадцать четвёртым — простить родителей. И уже непонятно чьим почерком.       Двадцать шестым — покормить уток на реке Ханган.       Чонин танцует для Кёнсу на мокром песке весной. У него уже ёжик на голове и он совсем худой. Он выгибает спину в такт мелодии в голове, раскидывая руки в стороны. И кружится, кружится, заливаясь смехом умирающего. Кашель саднит лёгкие от долгого смеха, и взгляд До скользит обеспокоенно по ссутуленным плечам. Губы старшего находят на пару секунд сухие губы Кима в ночь Маленького принца. Это желание не засчитывается, потому что оба ревут в голос почти с середины мультфильма. А в конце Кёнсу прижимает к себе за плечи младшего и едва касается солёных губ Кима.       До уток они так и не добираются, потому что Чонину становится хуже. Он мёрзнет чаще, выворачивает желудок в тазик и жмётся к тёплым рукам полицейского. Потому что Кёнсу уже при звании и порой патрулирует улицы города, по собственному желанию. Родителей так и не прощают, До потому что их больше нет. А мёртвые прощения не просят, родители Кая же полностью заняты вторым ребёнком.       Совсем отчаянно, криво, чониновым почерком последнее желание в списке «Дожить до двадцати четырёх». Желание, которое Кёнсу не в силах исполнить.       У Чонина голос совсем хриплый, а из потрескавшейся губы сочится кровь. Его смуглая кожа сейчас пергаментно-серая и До задыхается от ужаса. Его Нини совсем скоро умрёт. Отрицать этот факт бесполезно, но он все ещё упорно просыпается по ночам от страшных снов, где Ким счастливо улыбается ему, где он здоров и все тот же. Где самому До Кёнсу нет места. Чонин совсем с трудом говорит, вырывая старшего из мыслей: — Ты ведь не забудешь меня?       Кёнсу хочется кричать, что он никогда не сможет его забыть. Что самое счастливое, самое светлое в его жизни — Ким Чонин. Он крупно вздрагивает, когда слышит, как Кай говорит хриплым голосом Сехуну о нём: — Если глаза Кёнсу — последнее, что я увижу, то я умру счастливым.       Мужчина знает, что Чонин улыбается, слышит всхлипы Сехуна, а сам давится воздухом. Ему кажется, что хуже уже быть не может, но Ким что-то говорит другу и тот просто выбегает. О ныряет в объятья Чанёля, цепляется пальцами за плечи и безутешно рыдает. Кёнсу входит в палату, видит улыбающегося Кая, улыбка у него слабая, в тонких пальцах едва держится мандарин. В уголках глаз больного влажно блестит и непонятно от чего это: слёзы или просто слезятся глаза от болезни. До садится на стул, где только что плакал Сехун, когда его едва не сгибает пополам: — Хён… Я вкуса совсем не чувствую.       Кёнсу взгляда не поднимает, он чувствует, как холодные пальцы Чонина забираются под рукав, греясь там. Полицейский склоняется над кроватью, к ногам Кима, его бьёт лёгкая дрожь. Он не может смириться, его даже подташнивает от этого. Сожаления младшего о том, что он никогда больше не почувствует вкус мандаринов, бьёт До сильнее всего, давит, сжимает желудок и сердце. Мужчина сдерживается в словах о том, что хотел бы забрать всю боль себе, всю болезнь и каждую рану парня. Потому что это просто слова.       Они почти не говорят о списке желаний, Чонин сводит все разговоры к своей смерти, криво усмехаясь. У него кожа на скулах жутко натягивается, когда он пытается улыбнуться. Сехун и Чанёль, как и Бэкхён, больше не приходят. Это слишком больно видеть, как умирает друг. Ещё больнее видеть, как заживо гниёт и умирает До Кёнсу. Они прячут свои виноватые, больные взгляды за ладонями, когда заходятся в плаче у палаты, так и не решаясь войти внутрь.       Полицейский зовёт родных Чонина попрощаться, его мать, сестру и отца. Они приходят под самый конец, когда от его прекрасного Нини почти ничего не остаётся. Мать заходится в громких рыданиях, жалеет, что раньше не уделяла ему достаточно времени, но не внимания. Сестрёнка испуганно жмётся к материнской юбке, когда умирающий тянет к ней свою сухую руку. Отец поджимает губы, в его глазах стоят слёзы. Он молчит своё горе в коридоре, куда сбегает за Кёнсу. Они стоят плечом к плечу, у старшего мужчины дрожат плечи, но глаза сухие. До его понимает, едва касается чужого плеча, а после снова сбегает в палату, к наигранному горю. Его легче пережить, легче, чем горе отца, который теряет единственного сына. Ким Джинён никогда больше не заговорит о Чонине, латая своё прохудившееся сердце слабыми улыбками столь желанной дочери. Он никогда никому не расскажет, как виноват перед мёртвым сыном. Полицейский выпроваживает мать и девочку, когда слышит совсем тихий голос Чонина среди плача женщины: — Су-я, я устал. А потом курит на парковке, отдав всю остальную пачку Джинёну. Он курит и курит, а потом топчет сигарету, как и своё чёртово горе.       Кёнсу почти не чувствует воздуха, когда входит в палату. Чонин лежит на боку, подтянув колени к животу. Он слаб, в голубой больничной рубахе выглядит совсем худым и больным. У него нет волос на голове и бровей тоже нет, младший больше не улыбается, потому что едва дышит. У До сердце болит, он чувствует его толчками, сам дрожит, подсаживаясь к Киму.       Кай как всегда чуткий, он с трудом открывает глаза, старается улыбнуться, но не может, внутри все болит. Кёнсу смаргивает набежавшие слёзы, давит всхлип, старательно улыбаясь, и берёт своего тонсэна за руку. Чонин хрипит от боли, и вместо голоса у него тоже хрип, До с трудом, но разбирает. Мальчишка радуется ему, радуется, что он снова здесь. Старший не может сказать ему, что не отходит от его палаты дальше, чем в столовую вот уже пятый день. Что это он сам вытирает ему губы, ватной палочкой от болезни, и смачивает их водой. Что сам ему меняет утки и гладит по костлявым плечам, когда морфий уже не действует и Кай заходится хриплым воем. Он не может сказать, что Ким Чонин перестал нормально кушать вот уже второй месяц, питаясь через трубку или капельницу, и что в скором времени он перестанет совсем видеть. И умрёт он тоже один. Что Кёнсу останется жить, а Чонин умрёт. Но До находит в себе силы улыбнуться, смочить некогда пухлые губы, и спросить его: — Ты чего-нибудь хочешь?       Чонин с трудом кивает, смотрит на До своими большими мутными глазами и ему удаётся хрипло прошептать: «первое желание». Позади Кёнсу висит листик с желаниями Кима, рядом с ним стоит ваза с увядшими цветами. Старший не справляется с собой, громко всхлипывает, затем прикусывает ладонь. Он кивает парню, старается сказать, что сейчас поговорит с доктором, и встаёт. Его за одежду ухватывает рука, Чонин смотрит на него немигающим взглядом мёртвого, и мужчина выдавливает из себя: «подожди, я сейчас приду», когда чужая рука отпускает его. Он едва касается кончиками холодных пальцев ног Кима, но младший больше не вздрагивает, потому что почти не чувствует их. Кёнсу слышит лечащего врача Чонина и быстро выходит, чтобы попросить его. В палату сразу проскальзывает медсестра, она едва прикрывает дверь, пока До ухватывает доктора Хвана за локоть. Он говорит ему: — Чонин совсем плох. Могу ли я вас попросить об одолжении? — Да, конечно. Что от меня требуется? — Вы ведь можете женить умирающего, если это его воля?       Доктор Хван смотрит на него понимающе, он знает, что Ким Чонин до боли в лёгких нуждается в До Кёнсу. И что когда младший умрёт, внутри мужчины умрёт его душа. Он кивает и поворачивается к палате, когда слышится писк приборов. Оба замирают, словно не веря, а потом входят в помещение. Полицейский пропускает Хвана в палату первым, выглядывает из-за его плеча и мертвеет внутри. У Чонина рука свисает вниз, приборы громко пищат, сообщая о смерти пациента, персонал суетится. Ноги совсем не держат и Кёнсу, ухватываясь за доктора Хвана, оседает на пол. Сердце гулко бьётся, когда До понимает, что Чонин был один в момент, когда умирал. Что, вероятно, Ким хотел бы в последнее мгновение крепко, насколько позволит ослабший организм, ухватиться за руку мужчины. Что он никогда не простит себе того, что оставил Чонина умирать в одиночку.       Его трясут за плечо, Кёнсу видит, как тело пытаются реанимировать, его внезапно бьёт дрожь, и он почти шёпотом просит оставить тело в покое. По его щекам текут слёзы, мужчина все никак не может успокоиться. Их оставляют наедине: его и тело его возлюбленного, накрытого серой тканью. До на коленях подползает к кровати, ухватывается за свисающую руку мёртвого, касается губами внутренней стороны ладони. Кожа у Чонина сухая, едва тёплая, но этого вполне достаточно, чтобы не завыть. Полицейскому хочется, чтобы его последними воспоминаниями о Ким Чонине было что-то светлое, а не стеклянный взгляд и сухая кожа. Чтобы под прикрытыми веками не было серого, молящего прекратить все мучения, лица парня. Мужчина позволяет себе покрывать лёгкими поцелуями ладонь, обещая, что проживёт эту жизнь за него, позволяет себе всхлипнуть. Всхлипы переходят в неконтролируемый плач, он поднимается с колен, садится на кровать, к телу. Кёнсу в ярости сдёргивает простынь, притягивает к себе Кима, зарываясь в чужой изгиб шеи. Ему незнаком этот запах, сладковатый, так пахла бабушка перед своей смертью, но полицейский прижимается к телу, словно пытается слиться с Чонином. Он совсем не слышит, как доктор Хван просит персонал не заходить, чтобы До мог попрощаться с пациентом. Медсестра пожимает плечами, уходя на пост. Рядом с палатой остаются санитары, чтобы потом забрать тело, они вжимают головы в плечи, когда слышат рыдания, доносящиеся из-за стены.       Кёнсу не приходит на похороны, он не приходит туда, где его не ждут. Он прощается с Чонином в его квартире. Собирает свои вещи, их немного, в комнатах не остаётся и капли того тепла, что было здесь вместе с Кимом. Полицейский ощущает себя призраком, непрошенным гостем, вором. Он крадёт Чонина на фото, оставляя пустой рамку, крадёт брошенный свитер бежевого цвета, подушку нелепо зелёного цвета, едва пахнущую парнем. Он крадёт Кима у самого себя и когда понимает эту глупую истину, заходится плачем. До падает на колени, обхватывает себя руками, в окружении вещей, которые скоро потеряют дух его друга, и рыдает. Не рыдает, так как в больнице, грубее, надрывнее, ему все кажется, что Ким вот-вот появится. Что это всего лишь отсчёт до их встречи.       Кёнсу живёт от случая к случаю, он улыбается своим знакомым и друзьям, скрывая страшную пустоту у себя внутри. Ему кажется, что все вокруг него живут в счастливом неведении, что только он познал это одиночество. Он смотрит, как Чанёль жмётся к Сехуну, на ухо что-то шепчет ему, и младший прячет улыбку. Полицейский давится острой болью, принимая её за лекарство. Мужчина не знает, что наедине Пак ловит ладони О и спрашивает, как спасти своего лучшего друга. Как Бэкхён смотрит на него надломлено, просит Чанёля присмотреть за старшим, чтобы Кёнсу глупостей не натворил.       Он живёт от случая к случаю почти год, не празднует свой день рождения, потому что это бессмысленно. Потому что его жизнь остановилась вместе с сердцем Кима. Зачем праздновать мертвецу что-то, когда сердце уже не бьётся. Зато покупает любимый торт Чонина, плачет у его фото, зажигая свечи. И задувает их, желая скорейшей встречи.       Кёнсу живёт от случая к случаю, отсчитывает дни до неизвестно чего. И когда отсчёт кончается, Чонин не приходит. Мужчина давится чаем, не обращает внимание на вибрирующий мобильник, смотрит в пустоту. Он включает телевизор от нечего делать, там идут новости, он даже вздрагивает, когда видит репортаж о забастовке, превратившейся в кровавую резню.       Вот так всё кончается. До возвращается в участок, его сразу направляют на площадь, разогнать бастующих. Он в полном обмундировании, ему уши закладывает от крика людей, взрывов и автоматной очереди. Полицейский думает, что это и есть война, для его поколения, его страны, его собственных людей. Рядом взрывается машина, его отбрасывает на тротуар, в ушах звенит и абсолютно ничего не слышно, кроме собственного сердца. Он думает, что это, вероятно, и есть жизнь. Кёнсу бредёт в дыму, стараясь отыскать кого-нибудь из своих людей. Его бок прошивает боль. До падает на колени, ему вдохнуть трудно, он на четвереньках добирается до стены и откидывается на неё.       Его лёгкое свистит, пальцы в собственной крови, он дрожит. Люди вокруг куда-то бегут, кричат что-то, перестреливаются, и им нет дела до него. Кёнсу немного страшно, он думает, что это ему за Чонина. Полицейский пытается встать, видя, что на другой стороне его напарник отстреливается. Ему удаётся доползти до середины дороги, когда его кто-то оттаскивает за искусственное ограждение, ему что-то говорят, но мужчина почти ничего не слышит. Потому что в ушах у него хриплый голос.       Хриплый голос заполняет все вокруг, полностью вытесняя крики, звук от автомата и взрыва чего-то горючего. Он заполняет все, кроме свистящего звука его лёгкого. Кёнсу давится всхлипами, отползает к стене и снова слышит этот голос. Он практически видит эти сухие, потрескавшиеся губы, уставшее серое лицо. И плачет, утирая одной рукой слёзы, а другой зажимает рану. — Ты помнишь, как мы познакомились? — Конечно, это так трудно забыть.       До пытается улыбнуться, говоря это кому-то невидимому, но боль пронзает слишком сильно, и он давится всхлипом. А потом в глазах темнеет.       Первое, что видит До Кёнсу, когда открывает глаза — бесконечное голубое небо, потом океан и серый песок, на котором сидит Ким Чонин. В белой футболке и рваных джинсах, босиком. Он выглядит здоровым, совсем не таким, каким его видел Кёнсу в последний раз. Кай оборачивается на него, когда старший едва слышно произносит «Нини». На лице младшего тут же расцветает широкая улыбка.       У Кёнсу ноги подгибаются, он падает на колени, пачкая руки в песке, а Ким поднимается с места, отряхивая джинсы. Он движется абсолютно бесшумно, говоря: — Су-я, ты так долго. Я тебя очень ждал.       Чонин оказывается рядом, опускаясь на колени, и обхватывает До руками, бережно прижимая к себе. Кёнсу, захлёбываясь рыданиями, шепчет в ответ: — Прости, что так долго. Я больше никогда не оставлю тебя одного, Нини.