***
II Пустой отрешённый взгляд скользил по помещению, ни на чём надолго не задерживаясь. Скажи, как мне смотреть твоей семье в глаза после всего? И зачем я вообще сюда пришла? Каждая вещь, каждая деталь интерьера – буквально всё напоминало ей о нём. О том, кого она не смогла спасти. О том, кому она не смогла помочь. О том, кого… Она замотала головой, пытаясь хотя бы ненадолго отогнать навязчивые мысли. На глаза попался потёртый альбом, который она тут же начала быстро листать, стараясь отвлечься, но взгляд случайно упал на страницу с газетными вырезками.Убийца всё ещё на свободе… Питер Паркер, Питер Паркер, Питер Паркер. Убийца, убийца, убийца. У б и й ц а. ОСТАНОВИТЕ ЭТО. Кто в ответе? УБИЙЦА!
Она поперхнулась воздухом и отодвинула альбом, не в силах дальше читать это. «Убийца». Руки задрожали. «На свободе». Она чувствовала, как от этих слов внутри что-то рвётся на части, словно плохо сплетённая паутина. – Ох, Гвен, это правда ты? Я так рада, что ты заглянула, – услышала она мягкий голос и вздрогнула от неожиданности. Нет, нет, нет… Я не могу. – Что не можешь? – спросила она, и Гвен поняла, что сказала это вслух. – Погоди… Ты рассматривала мои альбомы? Находиться здесь было невыносимо больно, словно тысячи острых игл вонзались в сердце, протыкая его насквозь. Гвен хотелось провалиться сквозь землю. Как она может так спокойно сюда приходить, зная, что… – Простите, Мэй, – вздохнула Гвен. – Мне лучше уйти, – сказала, вставая из-за стола и даже не смотря в её сторону. – Подожди… – Мэй положила руку ей на плечо и посмотрела таким взглядом, словно, если она сейчас уйдёт, они больше никогда не увидятся. – Гвен, не уходи. Я… Я знаю, это тяжело для тебя – приходить сюда после… этого… но, пойми, мне не легче, чем тебе. Мы не виделись несколько месяцев. Прошу, останься. Мэй взяла Гвен за руку и вновь усадила за стол, но та по-прежнему смотрела не на неё, а в сторону. Нет. У меня нет на это права. – Вы не понимаете. Я не могу здесь находиться… – Каждое слово давалось с трудом. – Я не должна… – Всё нормально, – тем же мягким успокаивающим тоном говорила Мэй. – Это большое горе, но, я думаю, что… Питер хотел бы, чтобы мы пережили это, а не винили себя всю оставшуюся жизнь. Мы не знали, что произойдёт в тот день… так что исправить что-то было просто не в наших силах. Это уже случилось, и мы ничего не можем с этим поделать. То, что ты пришла сюда, – первый шаг к тому, чтобы… начать жить дальше. Каждое её слово словно било под дых, потому что Гвен понимала, что это правда. Говорила бы она со мной так же по-доброму, зная, что на самом деле произошло в тот вечер? – Нет, я не могу… Мэй ласково взяла её за подбородок, чтобы посмотреть в глаза. На мгновение Гвен забыла, как дышать. Тяжело было вынести этот взгляд, тяжело было не отвернуться, и не менее тяжело было делать вид, что она ничего не знает. – Ты можешь, дорогая. Мы можем. Вместе. Нельзя всё делать в одиночку, – она грустно улыбнулась и отпустила её. – Ты же из-за этого пришла, так? Из-за Питера? – Нет, – резко вырвалось у Гвен, прежде чем она успела обдумать свои слова. – То есть… не совсем. Не только из-за него. Всё началось с него, но то, что сейчас происходит в городе… всё это безумие… Никто не остался в стороне. Все хотят знать, что случилось на самом деле. Все хотят, чтобы убийца был наказан. И… буквально отовсюду я слышу про… – Женщину-паук? Ты ведёшь к тому, что не понимаешь, зачем я сохранила этот… этот ужас, так? – Мэй тяжело вздохнула, и Гвен показалось, что та сейчас рассыплется от всего навалившегося на её плечи. – Я сама точно не знаю… То есть… Есть догадки. Я попробую объяснить… Просто из-за Женщины-паука у меня появились неприятности. – Неприятности? – удивлённо спросила Гвен. Она точно говорила не о смерти Питера, ведь кто бы назвал это всего-навсего «неприятностью»? – Что вы имеете в виду? Мэй продолжила листать альбом.Таинственная особа плетёт паутину интриги. Друг городу или угроза обществу? Рекордно низкий уровень преступности. Женщина-паук всё ещё на свободе.
Гвен вздрогнула. И никто – никто, мать его, – не видит причинно-следственной связи между «Женщиной-пауком на свободе» и «низким уровнем преступности». – Понимаешь… Примерно с момента её появления в городе Питер резко изменился. Словно его жизнь наполнилась смыслом, а до этого он не мог найти в ней места. Он был по-настоящему влюблён в неё. В её идею, в силу воли, в свободу, в фантазию. Он хотел быть как она. А ты знаешь, каким он был, Гвен. Добрым, весёлым, милым мальчиком. Но также знаешь и то, каким замкнутым он был. И я не знаю, из-за чего именно – из-за издевательств других детей, который насмехались над ним и даже избивали, или он чувствовал себя запертым в собственном доме, вынужденный жить со стариками вроде нас с Беном… Нет! Нет, нет и нет! – Нет, Мэй. Он любил вас. – Гвен взяла её за руку, словно пыталась этим подтвердить свои слова, словно могла таким образом выразить эту любовь. – Знаю… Я уверена, ты можешь заполнить целую библиотеку теми знаниями, которых нет у меня, но я точно знаю, что он любил нас. Дело не в этом, а в том, что неважно, что у человека в сердце, если его разум заполнен неприятными мыслями, от которых он не может сбежать. Он был не в себе, Гвен. Уже очень давно. Могла ли я предвидеть это? Или предотвратить? Чёрт, ему же явно нужна была помощь! Почему никто этого не заметил? Почему всем было плевать?! – Поэтому, когда Джеймсон дал нам микрофон, я обвинила Женщину-паука. Я просто искала, на кого свалить вину. Я не понимала, как что-то подобное могло случиться с таким мальчиком, как Питер. И до сих пор не понимаю, почему именно он. Тогда я подумала: «Может, это Женщина-паук? Она сбегает от полиции и носит маску. Если ей нечего скрывать, если она невиновна, почему она прячется?» Но что-то здесь было не так. Именно поэтому она и скрывается. – Что вы хотите сказать? – Гвен явно не понимала, к чему клонит Мэй, но ей уже стало откровенно не по себе от этой беседы, и она успела пожалеть, что завела этот разговор. – Это было проще всего, это лежало на поверхности – и именно поэтому я не могла заставить даже саму себя поверить в то, что всё так просто, что всё на самом деле обстоит именно так, как это кажется со стороны. Мы с Питером собирали информацию о ней со дня её появления. И после его смерти я, сама не зная зачем, продолжила искать.Женщина-паук спасла семь человек из пекла Адской Кухни. Женщина-паук вытащила пешехода из-под колёс! Истинные мотивы неизвестны!
– И чем дольше я это делала, тем меньше верила тому, что писал Джеймсон в своих статьях. Я начала видеть совершенно иную картину. Я увидела её попытки. Попытки что-то сделать. Что-то правильное, хорошее. Неужели хоть кто-то заметил?.. От неё я меньше всего ожидала понимания. – Из-за Питера? Но разве это не означает, что она виновна? Она словно хочет исправиться, загладить вину, очистить совесть… – Может быть. Но что бы ты сделала, если бы тебя осуждали? К кому ты бы обратилась, если тебе никто не верит? Может, она тоже замкнута в себе. Может, проще скрываться под маской, притворяясь кем-то другим и считая, что у тебя нет другого выхода. – Вы правда в это верите?.. – спросила Гвен, поражаясь проницательности этой, без сомнения, сильной женщины. – Я не знаю. Иногда. – Мэй накрыла её руки своими. – Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что Питер – точно такая же часть нас, как и мы – часть его. Если мы хотим, чтобы наша любовь к нему жила в наших сердцах… мы не можем прятаться. Нам нужно продолжать жить, – закончила она тем же, чем и начала. Она права, чертовски права. Его смерть не должна быть напрасной. Мы не можем так просто делать вид, что ничего не случилось. Нельзя прятаться вечность. Уходила от Паркеров Гвен в кои-то веки с лёгкостью в груди, чувствуя, что теперь она знает, как ей дальше жить.***
I …Скажи, как мне теперь с этим жить? Она знала, что фотография на памятнике не ответит, но всё равно продолжала спрашивать. Интересно, как ты там в этом своём Раю? Радуешься или тихо ненавидишь меня и желаешь моей смерти? Гвен провела пальцем по буквам имени, аккуратно выводя каждый изгиб надписи. Ты просил остановиться, ты умолял остановиться, а Женщина-паук, которую ты так обожал, тебя не слушала. Она играла с тобой, как кот с мышкой. Растягивала удовольствие. Хотела выпендриться, показать свою силу. Она даже не думала о последствиях. Обвела года рождения и смерти. Такой молодой, но толком пожить не успел. С такими мозгами у него могло бы быть великое, прекрасное будущее. Он много чего мог сделать, если бы его не сломала система, пережевав вместе с костями, а затем отдав на закуску плотоядным паукам. «Я просто… хотел быть особенным… Как ты…» Почему ты не захотел чего-то другого? Вывела эпитафию, чувствуя, что вместе с этой надписью что-то теряет – его, себя, свои воспоминания и всё, что их связывало. Безвозвратно. Всё. Конец. Ничего больше не будет. Гвен чувствовала себя опустошённой, словно ей вырвали сердце и перемололи в мясорубке. А ты даже не узнал, что та, от кого ты фанател, была твоей подругой. Гвен прижалась лбом к холодной плите. Было тяжело дышать, будто ей накинули на шею удавку из собственной паутины лжи и притворства. Ком в горле давил на гордость, безжалостно растаптывая её остатки. Почему ты не сказал мне? Почему ты ушёл? Почему я только сейчас нашла в себе силы признать и принять это? С резким шумом набрала побольше воздуха в грудь, чувствуя, что задыхается. Скажи мне, мой друг, как мне теперь жить, зная, что это я убила тебя? Впервые за два года Гвен проронила слезу, а после затряслась от беззвучных рыданий. Я люблю тебя.