Fossa

Есть устоявшаяся компашка, есть кофе и сигареты, есть кладбище и трость. Идеальная картина в духе черного квадрата Малевича. В нее точно никак не вписывается некто, трещащий над ухом о вреде никотина и кофеина, распивающий в неограниченных количествах томатный сок и в конце каждого предложения вставляющий неизменное «априори», за что так же неизменно получает тростью по голове. Нет, Майклу все это абсолютно не нужно. Майклу хорошо со старым, неменяющимся укладом вещей. Чтобы все как можно дольше текло неизменно, а уже потом окончательно пошло по пизде. Майк считает абсолютно иначе. Готу и вампиру стоит пересекаться как можно меньше. Особенно если один из них — глава этого сборища придурков с ненастоящими клыками. Особенно на публике. Маковски, видимо, это не волнует, и свита даже не оставляет его, продолжая шипеть и плеваться, когда Майкл проходит мимо. А сам Майк таскается сзади с видом голодной бродячей собаки, которую отовсюду гонят, но она все еще верит в человеческую доброту — собаку эту немедленно хочется утопить, чтоб не мучилась. Майкл не знает, как это терпит. Майк лезет под руку, когда Майкл тянется к кофе и сигаретам, и немедленно читает лекции о том, как это вредно. Майкл говорит — в этом и смысл. Майк не понимает. Однажды ему хватает дурости свою лекцию начать читать шепотом на ухо, отгородившись рукой от остального мира, за что тут же получает локтем в челюсть. Но даже огромный синяк на лице не отгоняет Майка прочь, к своему родному сборищу кретинов, любителей «томатной крови» — сине-фиолетовое пятно он замазывает и снова таскается сзади, и снова эти его дурацкие лекции. У Майка всегда с собой запас томатного сока. Он есть и в пафосных стеклянных бутылках, и в полной им противоположности — картонных коробочках с трубочкой. Майк либо стукается ненастоящими клыками о стекло, либо громко хлюпает, становясь в этот момент хуже мелкого педика Баттерса, которому до сих пор никто не сказал, что Майк с таким счастливым придурковатым видом пьет не настоящую кровь (надо признать, человеческая кровь в картонной упаковке — настоящий нонконформизм). Вся эта мишура с мрачной одеждой, Хот Топик, закосами на вампиров и «духовном пути» лишь ширма для культа томатного сока. Майкл «томатную кровь» терпеть не может. Майка, который, на минуточку, является его врагом, тоже, но опять — того это не сильно-то и волнует. Больше всего выводит из себя «априори». Сначала Майкл никак не показывает свое раздражение, как истинный гот не меняя равнодушного выражения лица, но где-то после пятидесятого «априори» заезжает Майку по голове тростью, причем весьма сильно. Майкл не знает, какую реакцию ожидал получить, но все равно то, что Майк не остался в долгу и врезал в ответ, стало сюрпризом. Драка в спортивном зале на уроке физры — конформизм или нонконформизм? В любом случае, школьная медсестра «любезно» дала Майклу салфетки, чтобы заткнуть ими фонтан из носа, а Майку снова пришлось замазывать гематомы тонной штукатурки. А еще этот чертов поход к директору и вызов родителей. Даже тогда Майк не отстал — на следующий день снова увязался за Майклом, как ни в чем не бывало, словно все идет своим чередом. Чертова бездомная псина. Майкл за это ставшее для него дрянным слово бьет его еще несколько раз, еще и еще, но уже слабее — Майк каждый раз озадаченно трет лоб и искренне недоумевает, что в нем так сильно злит невозмутимого гота. Генриетта, главная ненавистница вампиров, задумчиво курит, глядя на весь этот парад со стороны, никак не комментируя. Питу и Фирклу плевать, пока Майкл не жалуется в открытую — тогда им бы пришлось помочь по негласному, нигде не прописанному и, в общем-то, несуществующему кодексу готов, — а Майк не крутится возле пожарного выхода, донимая и их. Майкл тем временем достает подходящего размера коробку, скотч, веревки, хлороформ — короче, все необходимое, чтобы отправить Майка как можно дальше от себя. Скотсдейл — это слишком близко. Майкл предпочел бы планету в другой галактике, но наугад тычет пальцем в не вращающийся глобус и останавливается пока на Тасмании. Пусть вампира там укусит ядовитый паук. Майкл не знает, почему Майк постоянно таскается за ним и словно нарочно пытается развести на эмоции, а Генриетта задумчиво курит и молчит, и все это действует на нервы. Впервые за две недели Майклу удается пройтись по коридору в компании одной лишь Генриетты — та идет чуть позади и жалуется на мать, отца и брата, отравляющих ей жизнь, пока Майкл вышагивает к своему шкафчику. Майкл ей никогда не отвечает, но в этом все дело — Генриетта может высказаться, зная, что не останется неуслышанной. И если бы она попросила Майкла пересказать все то, что она вылила ему на голову, он повторил бы слово в слово. Через десять минут у него вскрытие либо лягушек, либо учителя, но прежде нужно забрать учебник. А после биологии можно в Вилладж инн свалить. Только все идет не по плану — Майкл открывает хлипкую дверцу шкафчика, и ему в лицо падает букет черных роз. Генриетта мгновенно забывает, чем в этот раз ей не угодила семья. Еще и несколько конформистов останавливаются, чтобы внимательно рассмотреть эту сцену, а потом пустить слухи. Выпутываясь из охапки цветов с обрезанными шипами — и что это за розы тогда? — Майкл уже знает, кто преподнес ему такой экстравагантный подарок, и скромную карточку с именем отправителя, упавшую на пол, давит ногой. Генриетта молчит долго, очень долго — за это время Майкл успевает и собрать все цветы в одну кучу, и вытащить несколько лепестков из кудрявых волос, и обдумать, где он достанет осиновый кол. Генриетта молчит — ее молчание угнетает хуже любых слов, но именно так и должно быть у готов, — целую бесконечность, пока наконец-то не произносит ничего не выражающим тоном: — По крайней мере, подарить цветы парню — нонконформизм... априори. Генриетте страшно хочется затянуться. Майклу, вообще-то, тоже, но в паршивой школе на каждом углу натыканы детекторы дыма, что при любом удобном случае обольют их ледяной водой. Поэтому они просто молча рассматривают цветы. У Майкла внутри лишь раздражение и усталость от всего этого — всего, что включает в себя Майка Маковски так или иначе. Да и от мира в целом. Вампир решил поиздеваться над ним. Майкл вероломно срывает бутон со стебля и сжимает его в кулаке, сдавливая. Красота не вечна, ничего не вечно. — Спроси его для меня, где он достал черные розы. Когда я хотела купить их в нашем ебаном захолустье, все продавцы смотрели на меня, как на ненормальную! Серьезно, не думала, что их можно здесь достать. Даже с интернетом пролетела. Майкл в замешательстве уставился на свою руку, услышав, как нежные лепестки... захрустели? Но они же не засушены. Этому нашлось объяснение, хоть и еще более странное, чем сама идея Майка подарить Майклу цветы. Генриетта приблизилась, чтобы посмотреть, что у Майкла вызвало ступор, и увидела раздавленный черно-красный бутон. И облупившуюся краску у него на ладони. — Ого, — только и смогла пробормотать готесса. — Забудь о цветочном. Только Майку могла прийти в голову идея подарить Майклу цветы. И сначала гот решил, что вампир решил выставить его таким образом на посмешище, но, может быть, он ошибся. В конце концов, только Майку могла прийти идея выкрасить цветы. Почему? Майкл любит лишь черное — это не считая его белоснежных рубашек и золотого креста. Любой другой цвет готы считают конформизмом. Слишком радужно. Слишком счастливо. Мрак цвета самых темных глубин. Мрак цвета роз у Майкла в руках. Майкл считает их количество — тридцать девять, не считая тот, что гот от злости уничтожил. Сорок крупных бутонов, каждый из которых Майк перекрасил наперекор их природе. Красил хорошо, тщательно, не заляпав ни стебля. Майк, конечно, идиот с огромным количеством лишнего времени. Сколько он его убил на свой дурацкий культ? А на то, чтобы выкрасить красные розы в черный? Больше Майкл их не портит. Впереди у него еще препарирование учителя (или лягушек, какая, к черту, разница). Заглянув в шкафчик, он обнаруживает то, что не заметил сразу из-за цветов — три блока его любимых сигарет... с запиской на каждой об их вреде и раке легких. Генриетта одалживает пакет, чтобы запихнуть туда никотиновую отраву, а розы Майкл перекидывает через плечо — уходит к запасному выходу, который никогда не закрывается. И плевать на чужие похороны в кабинете биологии, как и на всех, кто встречается по пути — только конформисты пекутся о своей репутации до трясущихся коленок. Не то что готы — готам ниже опускаться просто некуда, важно лишь имидж поддерживать. У себя в комнате Майкл открывает все окна, пуская холодный ветер, и закуривает. Сигарета как сигарета — без всяких сюрпризов, которые может подстроить зожник из «светлых и благих» намерений. Набор «отправь Майка Маковски в Австралию сам» летит в самый дальний угол шкафа до лучших времен. Розы удивительным образом вписываются в мрачный минималистичный интерьер. Майкл думает, что потом засушит их, выбросив из головы мысль, будто так поступают только гребаные сентиментальные эмо. Иногда можно сделать какую-то глупость, как участие в танцевальном баттле, и не быть эмо. За прогулянный урок Майкл получает и от директора, и от отца, но ему плевать. С Майком он встречается в злополучном школьном коридоре, и снова все крутится вокруг его шкафчика. Вампир жестом отсылает свою свиту и встает рядом, пока Майкл потрошит внутренности железного ящика в поисках любимого ножа Фиркла, без которого тот готов разреветься. И лучше не спрашивать, почему на рукоятке самого любимого ножа младшего гота флаг Канады. Майк какое-то время молча наблюдает за Майклом, не отрывающимся от своего занятия. Краем глаза Майкл, якобы полностью погруженный в поиски, видит, как тот прикусывает губу, и его клыки торчат наружу. Теперь Майк похож не на преданную хозяину собаку, а злого кота. Это скорее умилительно, чем сексуально. — Сегодня у вампиров нет собрания, — начинает Майк, забыв о банальном приветствии. — Можно после школы сходить в Вилладж инн. «Зачем?» — так и хочет выпасть с языка, но Майкл молчит. Майк наверняка скажет, что там атмосфера мрака или вроде того, а прямого вопроса: «Почему именно со мной?» — начнет избегать. Или скажет какую-нибудь глупость, неважно. Складной нож обнаруживается за внушительной стопкой учебников, которые Майкл почти никогда не трогает. На самой ее вершине синий учебник по биологии — как напоминание и о цветах, и о сигаретах. Майкл за один день скурил всю пачку — ему все казалось, что вкус у никотина какой-то другой. Странный. С привкусом томатного сока, что ли. Майк ничего не говорит ни о тех сигаретах, ни о розах. — Ладно, — наконец-то дает ответ Майкл, когда Майк уже почти полностью разочаровывается в жизни. — Ладно... Ладно? Серьезно? — Майк для порождения тьмы и мрака слишком радостный в этот момент. И, черт, если бы у Майка был хвост, он бы им точно завилял в этот момент. Все-таки он собака. Собака, которую Майкл так и не смог от себя отогнать. — Если тебе не стремно показываться с заклятым врагом. — Не такие уж мы и враги. Да, вы меня похитили, угрожали убить, сожгли Хот Топик и отправили в Скотсдейл, где на меня напали гольфисты и заставили носить этот дурацкий шнурок на шее и ковбойскую шляпу... — Майка передергивает от, видимо, травмирующих воспоминаний. — Но я спас тебя от эмо! К тому же, с самого начала я относился к готам хорошо. Мы, вампиры, ко всем хорошо относимся, кто хорошо относится к нам. Майкл не напоминает, что «спас» Майк его от фикуса, политика «вампиры ко всем хорошо относятся» противоречит самой природе этих существ, а сам Майкл до сих пор относится к вампирам плохо и считает жалкими позерами, несмотря на одного их конкретного лидера. — Я буду пить кофе и много курить, — говорит Майкл сразу, предупреждая, пока идет в сторону пожарного выхода с ножом в кармане — все-таки если Фиркл выйдет из образа и расплачется у всех на глазах, то это не только похоронит его образ, но и будет всемирной катастрофой в виде громких криков и уродливо размазанной по лицу подводки. — Если ты закажешь томатный или апельсиновый сок, я врежу тебе тростью. — Тогда, — Майк неопределенно хмыкает и ухмыляется, пока идет следом, — я остановлюсь на вишневом, априори. ...и все равно вампир получает тростью по голове, снова не понимая за что.