Отпущение

Стоял тихий майский вечер. Брок закончил все свои дела и собирался проведать одинокую старушку Бэллу, что живёт выше по улице. Он уже прикрывал дверь своей комнатушки, — там все равно нечего брать — как услышал, что какой-то припозднившийся человек тихо зашёл в здание. — Падре? — скромный шепот раздался в храме Стив Роджерс, молодой человек девятнадцати лет отроду, который только недавно начал активно посещать церковь, несмотря на то, что его мать была тут частым гостем. Собственно, это с её наставления он и начал подрабатывать личным Дьяволом для Брока Рамлоу. Нет, вы не подумайте, Брок был рад, что молодежь всё больше и больше тянется к Богу. Он был счастлив, что может служить благой цели — помогать людям приобщаться к Всевышнему. Тут дело исключительно в самом Стивене Гранде Роджерсе. Все началось в их первую встречу. Он просто пришел в храм и попросил именно его — Брока — выслушать его исповедь и, желательно, прямо сейчас. Это был поздний вечер, практически ночь, время, когда люди стараются не выходить без особой нужды из дома. На улице лил дождь, а парень был насквозь мокрый. Он выглядел взволнованным и отчаянно хмурил светлые брови. Брок просто не имел морального права отказать ему. — Падре, я грешен, — начал быстро и тихо шептать он, стоило им войти в небольшую каморку, — я больше не могу жить с таким грузом на душе, помогите мне. Стив смотрел на Брока с такой надеждой, что казалось, сам Брок является Богом, который совершенно случайно сошел на грешную Землю и в этой маленькой церквушке собирался совершить как минимум избавление всего человечества от грехов и провозгласить Рай на Земле. Брок кивнул, разрешая Роджерсу продолжать. Они сели на старые скрипучие стулья, оказавшись друг напротив друга. — Я в полном отчаянии. Моя душа ведёт ожесточенные бои с моим разумом, а я просто не выдерживаю этого. Меня посещают мысли о том, чтобы наложить на себя руки, а единственное, что меня сдерживает, это не обещание адских мук, а только моя старая одинокая мать, которая не переживет вести о том, что её единственный и любимый сын был так грешен. Все это время он смотрел на носы своих ботинок, ясно пытаясь собраться и найти силы для признания. Он поднял свои глаза и посмотрел на Брока, словно тот может поделиться с ним своими силами. Воцарилась тишина, блаженные секунды перед тем, что вот-вот обрушиться на Брока. Словно затишье перед бурей. Как начало конца. Брок смотрит на него, но впервые за те годы, которые он провёл в роли священника, видит не душу, а те вещи, на которые не имеет права обращать внимание. Это по-настоящему пугало его. Он видит морщинку между сведённых бровей, светлую копну волос, которая словно выгорела под ласковым июньским солнцем, бледную кожу, отмечая, что Стив ни на каплю не загорел или, что ещё хуже, обгорел, блестящие голубые глаза, будто бы в них отражается небо. Стив был словно идеал, словно ангел, который пришел проверить, как он, Брок, служит Всевышнему. Стив глубоко вздохнул, как будто подготавливая себя к прыжку в глубокую муть воды, чем вырвал Брока из размышлений о его внешности, явно нетипичной для юга Италии. — Падре, я влюблен. В самого дорогого мне человека, — Стив устало потёр глаза и уточнил, так резко, словно от этого зависела чья-то жизнь, — после матери, конечно же. — Дитя, любовь — дар, которым Всевышний наградил людей, чтобы отличались мы от тварей диких, помни об этом, оценивая свои мысли и поступки — сказал почти нараспев Брок, гадая, чем же Стиву не угодила возможная избранница. — Нет, вы меня не понимаете, святой отец. Это… Это не просто близкий человек. Это мой друг, с которым мы знакомы с раннего детства. Наши мамы дружили, а мы буквально как… — С каждым произносимым словом Стив гордился, словно пытаясь стать меньше, он зажмурился и вздохнул ещё резче, — мы буквально как братья, святой отец. Он мужчина и я в него влюбился. Каждое следующее слово он произносил все тише, а последнее было настолько неуверенным и тихим, что если бы за стеной храма кто-то говорил, то Брок бы точно не расслышал. — Понимаете, я его предал, предал нашу дружбу и осквернил её, — всхлипнул Стив, — Он скоро женится на прекрасной девушке, а я не могу даже радоваться за него по-настоящему, насколько он этого заслуживает. Стив посмотрел на Брока и увидел, что тот сосредоточенно рассматривает его, словно пытается в уме прикинуть, какие муки ждут Стива после смерти, которую можно значительно приблизить, сообщив об этом куда надо. Стив знал, что делают с такими как он в лечебницах. От этого Роджерсу стало не по себе, добивая мыслью о том, что Баки точно узнает об этой грязной тайне Стива Гранта Роджерса, человека, которого он считал братом. Это буквально уничтожило его последние силы и тело подломила предательская судорога, а из глаз хлынули слёзы. Но, на свое удивление, он почувствовал, что его обнимают, крепко прижимая к себе. Из воспоминаний Брока выдернуло неуверенное прикосновение к плечу, заставляя вспомнить уже ставший обязательным ритуал и произнести: — Любовь — дар, которым Всевышний наградил людей, чтобы отличались мы от тварей диких, помни об этом, дитя. Он обернулся и посмотрел на Стива. Тот выглядел более взволнованно, чем обычно. Он неуверенно улыбнулся Броку и обнял его. Это была их маленькая тайна, медленно убивающая Рамлоу изнутри. Прошло около трёх месяцев, после того, как он понял, что не может дать Стиву умереть, не столько из-за благой цели, которой он служил, а сколько из-за личного интереса. Три месяца, как он понял, что влюбился. Полгода, как Роджерс первый раз переступил порог храма. Сколько ночей он провел в молитвах за их души, надеясь, что это хоть как-то поможет той буре, что царила в его сердце, улечься, хотя бы ненадолго. Так и было, но ровно до следующей встречи со Стивом. Тот перелопачивал его покой, словно ураган в ещё недавно тихой пустыне. Брок не боялся за себя. Нет, он точно знал, что попадет в ад и даже успел смириться с этой мыслью. Это было логично, учитывая его деяния в прошлой жизни, когда он еще не пришел в этот маленький храм к старику, который изменил его жизнь к лучшему. За свои почти пятьдесят лет жизни он успел, что называется, наломать дров. Гордость, неблагодарность, самолюбие, своенравность — лишь малая часть его грехов. И далеко не самая тяжелая. Участие в войне, множество убийств после. Нет, старый отец Леонардо, умерший около пяти назад и оставивший эту маленькую церквушку на него, верил, что каждый из списка грехов Рамлоу был изглажен теми страданиями, которые Господь послал Броку, но сам Брок мало верил в эти рассказы. Он был благодарен судьбе за то что, как ему казалось, все его страдания закончились. Ровно до того вечера, когда Стив Грант Роджерс пришел к нему за прощением. Он знал, что если об его тайне кто-нибудь узнает, то легче будет умереть, оберегая себя от лечения в больнице для душевнобольных. Он видел, что становится с человеком после этого. Каждый вторник он посещал больницу, искренне надеясь, что может хоть как-то облегчить страдания этих несчастных. Он не хотел точно так же потихоньку сходить с ума, зная, что каждый тебя презирает и желает твоей смерти. Нет, точно не после всего, что с ним произошло. А теперь, спустя почти десять лет праведной жизни, Бог подбросил главное испытание, делая Стива его личным дьяволом-искусителем. Хотя всё вовсе и не так просто, как на первый взгляд. Брок знал, что его чувства не взаимны, ведь Роджерс по уши влюблен в Баки Барнса — хорошего честного паренька, заслуживающего счастья. Хотя тот, видимо, так не считал. Который раз он откладывает свою женитьбу на Еве Росси? Бедная девушка приходила к Броку за советом, как ей быть, ведь она правда хорошая хозяйка, красивая, умная — лучшая невеста, да ещё и по-настоящему любит Барнса, а тот всё никак не хочет отвести уже девушку под венец, находя каждый раз все более нелепые оправдания. А Брок всё врал ей, что в стране, да и в мире тоже, неспокойно и Барнса заботит это, ведь в случае войны его точно отправят на фронт, благо здоровье и физическая форма того позволяла, а в душе девушки становилось все мутнее. Брок понимал, что это плохо, но ничего не мог поделать, хотя множество раз просил Еву передать суженому, что в маленькой церквушке, что стоит на самом обрыве, его ждут, всегда выслушают и дадут совет, если что-то тревожит его душу. Брок правда хотел помочь милой девушке, но отчего-то не мог сделать это, хотя и искренне надеялся, что у нее все сложится хорошо. Он чувствовал, словно она что-то скрывает, что-то действительно важное и тяжёлое, не дающее ей спать по ночам. — Брок, нам нужно поговорить, — сказал Стив и чуть тише добавил — Это действительно важно. Роджерс в своем репертуаре. Важным может быть что угодно, от резкого слова, брошенного жуткой соседке во время ссоры, а потолок же для «важного» был пока не определен. Брок подошёл к кровати и сел на неё, кивая Стиву на стул. Тот безропотно подчинился, видимо, разговор предстоит и правда серьезный, и неприятный. Он сел и начал разглядывать свои ладони, словно ещё мгновение назад они были совершенно другими. Этот жест, как ничто другое, говорил о том, насколько все серьезно. Он делал так каждый раз, когда ему надо было сказать что-то действительно тяжёлое для него. Брок вздохнул и начал рассматривать свою небольшую келью, давая Роджерсу время, чтобы собраться с мыслями. В его комнате не было ничего лишнего, по крайней мере, на виду. Кровать с жёстким матрасом, который он так полюбил после нескольких лет скитания, когда спать приходилось на чем Бог пошлёт, два стула, столик с лежащими на нем книгами — он позволял себе иметь только самое необходимое. В какой момент в список необходимого забрался один блондин с ярко-голубыми глазами, Брок старался не думать. Над кроватью висел самый обыкновенный старый деревянный крест, доставшийся ему ещё от предыдущего священника, по словам которого тот был старше него самого, а на стене напротив — картина маслом с этой церквушкой, единственная роскошь, которая показывала его слабость. На ней был изображен этот храм, стоящий у самого обрыва, на краю деревни, рядом с которым росли шикарные плодовые деревья, формально принадлежавшие церкви, куда так любили бегать мальчишки, чтобы угоститься у Брока вишней. Тот с радостью делился дарами природы, а дети взамен помогали ему ухаживать за садом. Картину ему подарил Стив два месяца назад, на его день рождения. И как только о нем узнал. Про эту дату помнила только почившая ещё задолго до рождения Роджерса матушка самого Рамлоу. Старая цыганка, прослывшая славой ведьмы, которую по пьянке убил собственный муж, — отец Брока — что и послужило толчком для всех тех ужасов, что он творил. Уж очень Рамлоу любил матушку и не простил поэтому ни отца, который с горя потом повесился, потому что он искренне любил жену, хоть и боялся её, ни жителей той старой деревушки, где они жили, ни судьбу-злодейку, позволившую этому случиться. А ночной пожар, уничтоживший каждого в селе, кроме самого Рамлоу, считал карой божьей для тех подлый, по мнению Брока, людей, что не помогли кричавшей от ужаса и боли женщине, умирающей несколько часов на руках десятилетнего сына. — Брок, — ласковый голос Стива заставил вынырнуть из липкого омута воспоминаний, — я хочу тебе кое в чем признаться. Я грешен гораздо страшнее, чем говорил тебе. Мне так стыдно, что я утаивал от тебя это, но в тоже время я не мог найти в себе силы признаться. Страшный крик, раздавшийся за дверьми маленькой комнатушки прервал Стива. Он был похож на плач, полный отчаяния и боли, как не может плакать человек, не перенесший одну из самых тяжких бед для него. Брок вскочил и распахнул дверь, отделяющую его келью от остального храма и увидел молодого человека, стоящего на коленях посреди нефа. Его лицо было обращено наверх, глаза закрыты, а губы неслышно шептали молитву. Он повернулся на шум и посмотрел на Брока абсолютно пустыми глазами. — Она умерла, — голос этого парня звучал, словно тот говорил сквозь воду, так же тихо и глухо, — Она только что сбросилась с обрыва. Это из-за меня. Это я ее убил! Каждое слово звучало все громче, а последнюю фразу он и вовсе прокричал. Это словно забрало последние силы и он уткнулся лицом в собственные ладони, рыдая.