Искупать вину одиночеством — это всё равно что пить яд, который тебе оставил тот, кого ты так яростно любил. Натали Вольф «Последнее интервью»
Они сравнялись в росте: тот, что был черноволосым, нёс в себе свет, хотя и прятал его за мрачным выражением лица и строгой одеждой. Тот, что был моложе, излучал тьму, чьи следы проступали на бледном лице потёками туши и хромотой — верным признаком нечистой силы. Инь и Янь. Свет и Тьма. Проросшие друг в друга, сплетённые в единое целое и неразрывно связанные в своих судьбах. Петлям времени осталось совсем чуть-чуть, чтобы сравнять этих двоих в своих календарях....................................................................... déjà raconté***
В свой последний выпуск Дом развернулся во всей красе. Никакими логическими умозаключениями было не объяснить, куда подевалась часть ребят и что за невероятная кома постигла двадцать шесть других. Почему за исчезнувшими не приехал никто: ни родители, ни опекуны. И как так получилось, что за пару суток про них благополучно смогли забыть и состайники, и администрация. Исчезли личные дела и документация, растворились, как и не было. Помнил только Курильщик, не расстающийся с бесполезным теперь дневником, помнил посеревший от переживаний Сфинкс, помнил Янус, спокойно взиравший на анабиозные тела в палатах Могильника, и помнил Ральф. Весь ажиотаж по поводу случившегося меньше чем за год сошел на нет. Спящих перевезли в какую-то больницу, личные дела сдали в архив скопом, не разбираясь, где и что, персонал распустили, и Дом перестал дышать. Он еще стоял всё такой же хмурый и обшарпанный, старый дуб переступал корнями по кромке двора, но в нём уже не было былого духа, уникальной сущности, магии. Только запах сырой штукатурки. Дом умер. Ральф специально приезжал посмотреть. Он не стал заходить во двор: просто стоял рядом с машиной и смотрел на безликое здание. Он всё решил. В коричневом конверте была карта и документы о праве собственности на некоего человека. В худшем случае это окажется неумной шуткой Слепого и он просто сожжёт несколько литров бензина. Через три часа петляний по сельским дорогам и неожиданных поворотов он выехал на потресканный асфальт, впереди мигало огнями какое-то заведение. Придорожная забегаловка. Он зашёл выпить кофе. Внутри было пусто, только пятеро бородатых мужиков в чёрной коже, блестевшей заклёпками, над чем-то ржали в углу. Байкеры, наверное, только ни одного мотоцикла он не увидел при входе. — Вам просили передать, — на стойку рядом с чашкой брякнулась увесистая связка ключей. — Кто? Ключей было множество: длинных, с хитрой двойной бородкой, средних, круглых в сечении, в которые можно подуть, как в свисток, и совсем крохотных, с ноготок. — Два каких-то перца, — невнятно ответила барменша в несвежем фартуке, не выпуская сигарету из губ. — Один черноволосый и босой, другой — хромой.***
— Послушай, Ральф, ну, нельзя же их всё время бить? — Лось устало потёр переносицу, намятую очками. — Это не выход. — Восемь кастетов, три выкидных ножа, шесть заточек и лезвия бритв, — урожай сегодняшнего утра. Выпуск через месяц, и они собираются поубивать друг друга в финальной драке. Что, по-твоему, я должен делать? — сердито отвечал Ральф, повернувшись к старшему коллеге. — Разговаривать, — спокойно вздохнул Лось. — Они боятся — это нормально. Они прожили здесь столько лет, и их страшит жизнь вне этих стен. — О нет, Лось, — рассмеялся Ральф, — их страшит Наружность, и только так. А там, в Наружности, нет никакой жизни для них. — Опять ты за своё, — пожилой мужчина махнул рукой и присел на край стола. В учительской кроме них никого не было. В Доме сейчас шли длительные медицинские осмотры перед выпускным и аттестационные экзамены. — Они ничего не хотят слышать, стоит мне только заговорить с ними о чём-то кроме этого чёртового Дома, у них становятся бешеные глаза. У них паника, истерия, Лось. Они боятся. — Паника у тебя, Р Первый. Но ты взрослый мужик, держи себя в руках. Понимаю, Янус твой друг и на многое закрывает глаза, но, если так будет продолжаться, я буду вынужден принять меры. Ральф пренебрежительно фыркнул, прекрасно зная, что ничего Лось делать не будет, иначе две старшие группы останутся полностью предоставлены сами себе и тогда уж точно война Черепа и Мавра перейдёт в реальную поножовщину. — Старших уже не спасти, — жестко ответил Р Первый, — а вот твою мелочевку ещё возможно. Не надо, чтобы они видели выпуск. Поговори с директором, пусть их заберут на море сейчас, и сам уезжай с ними. — Не думал, что ты такой паникёр, Чёрный Ральф, — мягко улыбнулся Лось. — Всё будет хорошо. Лось подошел и тоже выглянул в окно. По двору, залитому солнечным светом, хромали два брата-близнеца. Один держал под руку второго, который был с костылём. Причудливая трёхногая тень тянулась от мальчишек в сторону дуба. — Как их зовут? — спросил Ральф. — Я всё время путаю. — Безногий — Макс, а брата — Рекс, — отвечал Лось, шурша пачкой сигарет. — Вроде близнецы, а всё-таки разные. Макс обидчив, осторожнее, добрее, а второй… не знаю, — Лось затянулся, — старше как-то. — Порочнее, — Ральф отвернулся от окна.***
Ещё через час он въехал в унылый провинциальный городок с заправкой, парой-тройкой больших магазинов и старым кинотеатром. А на выезде на самой окраине он увидел Дом. Он узнал его сразу, пусть этот и не был точной копией того большого и безобразного, но это был Он. Три этажа, отвалившаяся местами штукатурка обнажила старую обрешётку, угол, оплетённый до самого верха цепким плющом, и заросшая мхом крыша. Крона огромного узловатого клёна покрывала своей тенью почти весь двор. Серый Дом ждал. — Сукины дети, — прошептал Ральф. Дом ухмыльнулся и втянул знакомый запах мужчины в чёрном, хлопнув покосившимся ставнем. Старое здание заботливо стряхнуло листву со ступенек, очищая путь своему смотрителю. Он безошибочно выбрал ключ из громоздкой связки, и двери приветливо скрипнули, впуская его. — Я сошел с ума, — сказал Ральф. — Да брось, — Дом нежно пихнул его в спину створкой захлопнувшейся двери. — Что я здесь делаю? — он расстегнул куртку и посмотрел вверх на уходящую в темноту лестницу. — Только здесь тебе и место, — скрипнул старыми половицами Дом. «Надо выпить!» — подумал про себя Ральф, с удивлением ощущая, что ему здесь необъяснимо уютно, несмотря на запустение и хлам. «Однозначно, — согласился Дом, — пойдём на кухню». Пушистые клубки пыли прянули из-под ног и побежали по коридору, как будто приглашая его за собой. Дом встряхнулся, приосанился, шуганул обнаглевших мышей и выгнал сонную сову с чердака. Поскрипел траченными жучком балками, пробежался по клавишам вспученных половиц, мигнул мутными окнами. Дом был стар, но это было не важно, главное — теперь он не был одинок. — Бред, — резюмировал Чёрный Ральф, бросая ключи на тумбочку и снимая куртку — в помещении было необъяснимо тепло. — déjà vu. Дом довольно вздохнул. Он дождался.***
Зануда влетел в спальню и, доскакав до центра комнаты, весь подергиваясь от нетерпения, выкрикнул: — Нашим воспитателем теперь будет Чёрный Ральф! Стая замерла. Фокусник перестал истязать хомяка волшебной шляпой под ревнивым взглядом Горбача. Кузнечик отвлёкся от печатной машинки. Слон собрался заплакать, стиснув в руке ядовито-зелёного резинового крокодильчика. — У-у-у, блин, — провыл Волк, отложив гитару, — трындец, век воли не видать. Лучше бы Щепку, чего это он решил нас взять? — Давайте мы ему какую-нибудь гадость устроим, и он от нас откажется? — предложил Макс, азартно блестя глазами. — Сдурел? — Рекс зыркнул на брата удивленным взглядом. Он был занят тем, что, задрав штанину, рисовал себе татуировку на здоровой ноге. — То-то Ральф отказался от Мавра и Черепа, когда они накануне выпуска сцепились. Челюсти обоим повыламывал, и всего делов. — И случился у главных придурков выпуск в больничку на пару недель раньше, чем у всех, — задорно и зло рассмеялся Волк. — Череп не придурок, — упрямо сказал Кузнечик. — А у Лося инсульт, — грустно прошептал Красавица, сидя у своего сокровища — соковыжималки. — Это когда в голове сосуд лопается. Я знаю. — Он поправится и вернётся, — пискнул Вонючка. — А значит, чернорукий к нам временно. — Он не вернётся, — тихо сказал Слепой, лежащий клубком на кровати спиной ко всем, — никогда.***
Принять душ в Доме было испытанием не для слабонервных. Из распылителя мог шпарануть кипяток, чтобы тут же следом освежить тебя водой из тающих ледников. Р Первый ходил в душ как в рукопашный бой. Сидеть на краю ванной в подсыхающей мыльной корке и ждать пятнадцать минут, чтобы из крана полилась вода, хоть какая-нибудь, — было сплошное удовольствие. — На хрен, уеду, — грозил новоиспечённый смотритель Дома, — сегодня же. — Ну-ну, — насмехался Дом, кашлянув кранами и капнув ржавчиной. — Далеко? — К чёрту на кулички, — злился Ральф, крутя краны в разные стороны, — на север и в горы, в чащу. ТВОЮ МАТЬ! — из крана плюхнуло холодной водой, чтобы тут же смениться чуть тёпленькой — летней водицей, бегущей тоненькой струйкой.***
Заместитель вожака Пташек сидел на перилах крыльца и курил ароматный табак, набитый в вишнёвую трубку. Тень остановился рядом. Ему, чтобы залезть на высокие перила, нужна была помощь, о которой он просить не собирался. — Получилось? — голос Рекса был спокоен и нейтрален для постороннего, но только не для Макса. — Тебе бы тоже не помешало, — ворчливо отозвался одноногий сиамец, — это приятно. Стервятник не стал утруждать себя ответом, пуская ароматные колечки. — Что ты как сыч? — не сдавался Тень. — Уверовал в свою кличку? Глупо. Дверь хлопнула, и на крыльцо вышел Р Первый — воспитатель их тридцать третьей и сороковой комнат. Мужчина воткнул в зубы сигарету и шарил по карманам в поисках зажигалки. — Огоньку? — ухмыльнулся Стервятник, доставая коробок из кармана пиджака. — Спасибо, — Ральф наклонился, прикуривая от длинной спички. — Кольца не мешают? — Смотря в чём, — улыбнулась Хищная Птица, разглядывая воспитателя из-под полуприкрытых век. Ральф хмыкнул и, кивнув близнецам, ушёл в сторону гаражей. — Прекрати так на него смотреть, — Макс стукнул брата по ноге. — Как? — жёлтые глаза встретились со своим отражением. — Так, как будто… — Тень запнулся и отвернулся. — Как будто хочешь его. Рекс спрыгнул с перил и вытряхнул трубку, постучав ею о каблук своих сапог. — Почему же «как будто»? — потянулся Стервятник и взял под руку брата, чтобы идти в Дом. — Да что с тобой?! — Тень вцепился в лацканы вельветового пиджака и хорошенько тряхнул брата, отчего светлый хвост отращенных волос мотнулся из стороны в сторону. — Совсем крышу снесло от своей наркоты?! — Тебе-то что? — Рекс скинул руки близнеца и сделал шаг назад. — Ты каждый вечер с новой девкой на крыльце сосешься и по углам обжимаешься. Потом являешься в спальню воняющий паршивыми духами, в засосах и измазанный дешевой помадой всегда одного цвета. У них там что? Один тюбик на всех? Стервятник сплюнул под ноги и сунул руки в карманы. — Я тебя хоть раз в чём-то упрекнул? — Только что во всем сразу, — Максу хотелось дёрнуть брата за длинные волосы, чтобы привести в чувство. Они редко ругались, любые свои ссоры переводили в шутку. Но этой весной они как-то постепенно отдалились друг от друга, и это его пугало. Тень обернулся, чтобы проследить за взглядом брата. Под дубом стоял их воспитатель, разговаривая с кем-то из колясников сороковой. — Твой интерес заметен всем, не только мне. Слышишь? — одноногий близнец прислонился к перилам, давая отдых спине. — Это начинают обсуждать. Стервятник пожал плечами и пошел ко входу в Дом. — Да что с тобой такое? — в раздражении крикнул брат. — déjà voulu, — не оборачиваясь, ответил Рекс.***
Под вечер, услышав шум от двигателя мотоцикла, остановившегося у ворот, он вышел из Дома. Девушка, в которой он с трудом узнал Крысу, передала ему на руки сонного ребёнка лет четырёх и орхидею с обломанным листом. Ребёнок оказался из тех, кого в Доме называли неразумные. Он сразу понял, кто это. Крёстная. Рексова бабка, каким-то чудом упакованная в худенькое тельце маленькой девочки. Её выдавали только глаза. Старые, злые, полные ненависти глаза проигравшей ведьмы. Если поначалу Ральф ещё пытался приучить её пользоваться ложкой и туалетом, обуваться, когда идёшь на улицу, расчёсываться, то потом он просто махнул на всё рукой. Дом невзлюбил девчонку с первой минуты. Подставлял ей под ноги щербатые доски, занозил руки на всегда гладких перилах, прищемлял пальцы в дверях. Она платила Дому той же монетой: гадила по углам, открывала краны, била стёкла и сбегала на улицу при первой возможности. Зимой девчонка заболела, и Ральф отвёз её к местному доктору. Врач констатировал банальную простуду и сказал, что такие дети долго не живут. Предупредил — если Ральф будет замечать, что девочка становится всё более вялой и много спит, значит, конец уже близко. Орхидея ни разу не зацвела, стоя у кровати в его спальне.***
В городке Дом считали населённым призраками, на деле Ральф не видел никого. Иногда на периферии его зрения мелькало что-то, но стоило обернуться или сфокусировать взгляд — ничего. Показалось. В относительно нормальном состоянии было всего две комнаты на первом этаже и старая в потресканном кафеле ванная комната — пристанище пауков и многоножек. Кроме как приводить в порядок здание и присматривать за Крёстной, дел не было. Единственным собеседником отца-одиночки — так про него говорили в городе — был Дом. Они общались. Мужчина в чёрном и ехидный, плутовской замшелый Дом. — Рухлядь, — пыхтел Ральф, ковыряясь в камине, — такое ощущение, что у тебя тут летучие мыши веками срали. Дом посеребрил чёрные волосы Ральфа птичьим помётом и сбросил пару хлопьев вековой сажи. — Зачем мне всё это? — вопрошал Ральф в каминную трубу, пробивая засор черенком швабры. — На кой ляд сдалось?! Сидел бы в своей квартире с центральным отоплением, — засор не поддавался, спрессованный чем-то намертво, — ходил бы на работу к милым детишкам. — Ерунда, — Дом ласково кольнул трубочиста каминной решеткой в задницу, — милые дети не для тебя. — Конечно, — Р Первый размазал сажу по лицу и пнул ковку, — для меня девочки с глазами старух, гадящие по шкафам. Затор поддался, обсыпав Ральфа сажей, грязью и останками дохлого голубя. Иногда Ральф думал, что завалящийся призрак очень скрасил бы его одиночество каким-нибудь многозначительным стоном и лязгом призрачной коляски.***
Говорят, что в горах ярче видны звёзды — врут. Зато как же здесь невероятно пахнет жимолостью и жасмином, горчит сиренью и чабрецом, оглушающе свиристят цикады. Ральф сидел в старой беседке с обвалившейся крышей и просто дышал ночным пьяным воздухом, стараясь ни о чём не думать. Не думать получалось плохо. В его группах пышным цветом зацвела подростковая любовь, и всё бы ничего, но… Всегда есть «но». Черепу приглянулась девушка из вражеской стаи — темноглазая Ведьма. — Это плохо кончится, — сказал он вслух, уверенный в своём одиночестве. — Что? — спросил ломкий юношеский голос, и из-за кипенно-белого куста сирени вышел Хромой со своим попугаем на плече. — Ваши игрушки в Ромео и Джульетт, — ответил Ральф, разглядывая нарушителя своего раздумья. Парень доковылял до беседки и ссадил птицу на широкие перила, а сам сел рядом с воспитателем. — Не боишься, что улетит? Хромой покачал головой. Попугай бегал по широкой доске, чистил о деревяшку ятаганом изогнутый клюв и беспрестанно сердито что-то бормотал на своём птичьем языке, вставляя в речь вполне человеческие ругательства. — Мог бы научить его чему-нибудь хорошему, — заметил Ральф, хотя ему было смешно от шепелявых комментариев пернатого. — Шкоты и шваль, — сообщил попугай, кивая головой. — Он мне уже такой достался, — усмехнулся Хромой, — ругачий. Ральф прислонился к подгнившему столбу, когда-то подпиравшему крышу беседки, и в очередной раз попытался увидеть звезды. Нет, тени гор и облака прятали небо. — Дождь опять будет, — смущенно кашлянул Хромой. — Я хочу кое-что тебе сказать, Р Первый… — Я тебя люблю, — одинокая зеленоватая звёздочка наконец выглянула на небосвод, — ты это хочешь сказать, — утвердительно закончил Ральф. — Откуда ты знаешь? — глухо спросил Хромой, обессиленно уткнувшись лбом в плечо Чёрного Ральфа. Детка беспокойно пощипал воспитателя за спину и подёргал хозяина за волосы. Убедившись, что всё в порядке, попугай смачно выразился по матери и опять забегал по перилам. — Кто-то проклял меня хромыми блондинами, — Ральф со вздохом обнял парня, позволяя тому сесть ближе. — déjà vécu. — Что? — переспросил Хромой. — Неважно.***
Удержать этого одноногого парня было нереально сложно. Он выворачивался из рук, как уж, выскальзывал из любых захватов, при том что Ральф старался не навредить и без того ущербному телу. — Пусти-пусти, — надрывался истеричным плачем Макс, лягаясь и успевая пару раз укусить воспитателя за плечо и руку в перчатке. — Он умер. Взбешённый бессмысленной борьбой Ральф с силой встряхнул парня так, что у того зубы лязгнули и голова мотнулась, как у тряпичной куклы. На секунду он испугался: не сломал ли он шею пацану. — Никто не умер, — рявкнул Ральф в побледневшее лицо, залитое слезами, — у него ключица сломана, и всё. — Врёте, — шептал Птица и мотал светлой головой, выкручиваясь из сильных рук, — я чувствую! Пустите! Ну, пустите же! Заломав руку за спину так, что сиамец уткнулся носом в свои же ноги, Ральф ещё раз от души тряхнул тонкокостного мальчишку. — Сейчас я отведу тебя в Могильник, и ты сам всё увидишь. Только закрой пасть и не вой. Понял меня? Светлая макушка пару раз кивнула, клюнув горбатым носом в своё колено. Янус замер со стопкой коньяка, когда в его кабинет ввалился Р Первый в рваной рубахе и опухшая от слёз копия того, кто приходил в себя после наркоза в палате. — Скажи, что его брат жив, а то мне он не верит, — устало попросил Ральф, отбирая рюмку и залпом выпивая чужой коньяк. — Ваш брат жив и относительно здоров, юноша. Вечером сможешь его увидеть. — Коньяку или лучше спиртику? — Янус повернулся к искусанному воспитателю. Ральф неопределённо махнул рукой, обессиленно валясь в глубокое кресло. déjà éprouvé***
В магазин он старался ходить по утрам пока основная часть жителей спала, чтобы не давать повод для досужих сплетен и не вступать в бессмысленные вежливые разговоры. Возвращаясь с сумками, он увидел на крыльце человека. Сердце его споткнулось, чтобы вновь скакнуть с места в карьер, оглушая бешеным стуком. Слепой сидел у двери на корточках, выводя в пыли бесконечные круги и спирали. Безвозрастный бродяга в ношеных джинсах и свитере крупной вязки. Кажется, такие вязал когда-то Горбач и очень стеснялся своего умения. Ральф молча открыл дверь, приглашая зайти, одергивая себя в желании помочь незрячему. — Я бы что-нибудь съел, — Слепой стоял в дверях кухни. — Сейчас схожу, проверю мышеловки наверху, — буркнул Ральф, выкладывая продукты. — Я согласен и на яичницу с беконом, — Слепой сел на стул, уставившись в окно за спиной Р Первого. Ральф раздраженно громыхал сковородкой и тарелками. — Ты знаешь про круги? — вопрос стилетом воткнулся в напряженную спину смотрителя Дома. — Кое-что, — Ральф брякнул тарелку перед гостем, подал приборы и соль. — Дом — это камень, от которого идут круги, все действия в Доме создают рябь-помехи, маленькие круги, которые пересекают и нарушают основные, меняя направленность и событийность, — Слепой ел быстро и жадно. — И что это значит? — Ральф никак не мог решить для себя: радует его этот визит или это является верным признаком того, что он сумасшедший? — Значит, где-то есть круг, где выпуск Черепа и Мавра закончился без бойни, где Тень не умер, а Рыжий остался в Могильнике. — Где Волк стал вожаком, У Сфинкса были руки, а одноногим был Стервятник и Лось отработал в Доме много лет и ушёл на пенсию, а я не вернулся, — усмехаясь, продолжил Ральф. — Жизнь в состоянии déjà su? — Нет, — Слепой покачал головой и сгорбился на стуле, обхватив себя руками. — Лось умирает всегда, потому что он не услышал предупреждений Дома. А вы всегда возвращаетесь, потому что вас ждут и вы слышите зов.***
— Зачем ты позвал меня, Хромой? Огоньки свечных огарков делали чердачные тени ещё более чёрными и живыми. Воздух пах пылью, голубиным помётом и весенним ветром. Ральф смотрел на златокудрого горбуна, сидящего напротив. Он знал, что в Доме не любят, когда на кого-то долго смотришь в упор, но ему было плевать на правила, выдуманные неуравновешенными подростками. — Не нравлюсь? — сморщился в злой усмешке Хромой. Ночь обматывала Дом тёмным покрывалом, где-то под крышей возились птицы. Хромой подошёл к Ральфу, приволакивая свою вывернутую ногу, и остановился рядом. Слишком близко, чтобы посчитать расстояние безопасным, но он не угроза. Опасаться детишек нужно тогда, когда их много. — Затем, что, возможно, это мой единственный шанс остаться с вами наедине. Скоро все закончится. — И закончится скверно, — Ральф смотрел в лицо собеседника, на котором пляшущие тени примеряли разные маски: от отчаяния до безрассудства. — Уезжай вместе с Седым. — Седой бежит. — Правильно делает, Седой — умный. Ты помнишь выпуск ваших старших? Видел висельников на лестнице? — Не видел, — буркнул Хромой, — я был в Могильнике после операции, но мне всё рассказали, в подробностях. — Уезжай, что тебе до этой выдуманной войны? Воспитатель встал, чтобы уйти, но парень вцепился в его руки, как утопающий в спасательный круг, с неожиданной силой, смотрящий в глаза с волчьей тоской. — Если я уеду, что будешь делать ты? — Я найду тебя, Хромой, если тебе это будет ещё нужно. — Слишком много если, Чёрный Ральф, и это не спасёт меня от maladie d’espoir. Ральф резко обернулся. На мгновение в воздухе запахло дорогим вином и свежей клубникой, а тень горбуна на стене вытянулась и приняла другие очертания Напряжение последних дней играло с ним странные шутки — déjà entendu.***
Он не был узником Дома и иногда уезжал на целый день, чтобы побродить по окрестностям. Вокруг городка расстилались бескрайние поля с одинокими фермами, глядя на которые невозможно было понять, живёт там кто-то или нет. На карте был городок Чернолес, но, чтобы доехать до него, надо было потратить несколько дней, а он не мог отлучаться так долго. Крёстная связывала его по рукам и ногам. В Доме вкусно пахло жареным мясом и зеленью, на его кухне кто-то хозяйничал, стучал ножом и хлопал дверью холодильника. Изменился. Здесь прошло два года, а сколько прошло там, откуда он пришел? Больше нет черного лака и длинных ногтей. Плечи стали шире, хвост светлых волос длиннее, но это был всё тот же Стервятник по-птичьи тонкий и лёгкий в кости. — Ты повзрослел, — Ральф прислонился к дверному косяку, защищая себя скрещенными на груди руками. Экстравагантный гость обернулся, обжигая нереальным цветом своих глаз и кривозубой улыбкой. — А ты помолодел. — Мне никто не трепет нервы, кроме твоей бабки. Надеюсь, ты пришел забрать её? Птица отрицательно покачал головой. Глаза были привычно подведены чёрным, только не так густо, как когда-то. — Тогда тебе лучше уйти до утра, — Ральф не сделал ни одного шага навстречу, не желая снова тратить месяцы и годы на лечение в очередной раз треснувшего сердца и тоскующей души. Сердца ведь не разбиваются, они очень крепкие, просто множество подлеченных трещин и ран делают их с годами всё тоньше и нежнее. — Она волнуется, когда здесь появляются гости. — Здесь бывают гости? — было ещё кое-что, что изменилось в Стервятнике, — он практически не хромал, и трости Ральф нигде не заметил, а вот ботинки на каблуках остались прежние. — Кто? — Слепой часто захаживает, пару раз Сфинкс с той стороны подходил повиниться у развалин. Рыжий как-то заскочил с ошалевшим лицом. Много кто, всех не упомнишь. — Мда? — Стервятник задумчиво смотрел на клетку с зелёным попугаем, стоящую в углу. — Шукины дети, — задушевно проворковала птичка, хитро глядя на парня, склонив голову набок. — Déjà vu, Рекс? — невинно поинтересовался Ральф, наблюдая за своим гостем. — Jamais vu, Р Первый, — недовольно проворчал Стервятник в ответ на ироничную улыбку. — Кому принадлежит этот Дом? То, что доверенность рисовали вы с Табаки, я понял сразу, но чья эта собственность? — Моя, — Рекс подошёл и подал бокал с рубиновым вином, — моё наследство от деда. — Что-то такое я и предполагал, — вздохнул мужчина. Ральф развернулся, чтобы уйти к себе и выйти только утром, когда здесь никого не будет. — Я предпочитаю спать у стенки и заматываться в одеяло, так что, надеюсь, у тебя есть ещё одно? Я никуда не уйду. И да — я скучал по тебе, Чёрный Ральф. Дом расщедрился и растопил камин с первого раза, без традиционного чиханья дымом, гаснущего пламени и яростной перебранки. Стервятник сидел на полу, прислонившись головой к ноге своего бывшего воспитателя. — Кьянти. Я угадал с вином в этот раз? Ральф согласно качнул рукой в привычной чёрной перчатке. — Чем ты занимался, Рекс? — У нас с братом небольшой бизнес. Так, кое-что покупали, кое-что продавали. Нужные вещи. Но меня утомляет необходимость общаться с большим количеством людей, и я решил вернуться. Макс прекрасно справляется и без меня, он всегда был сильнее. — Как был ты барыгой, Стервятник, так и остался, — мрачно припечатал Ральф. Парень смотрел в огонь и щурил глаза. Прихотливая улыбка блуждала по его тонким губам, а длинные пальцы в массивных кольцах поглаживали бокал. — Я тоже тебя люблю, Ральф, — вздохнул Стервятник, вставая за бутылкой, чтобы подлить ещё волшебной квинтэссенции южного солнца...................................................................