***
— Та, кто видит, должна быть открыта миру… слышать его… если хочет отыскать свой путь, — любила говорить Орка после очередного урока за стаканчиком бузинового ликёра, который она делала сама. — Найти путь? — спросила однажды Берилл, усаживаясь поближе к очагу. — Ну, а ты как думаешь, зачем ты учишься моему ремеслу? Уж не для того, чтобы есть, пить и ноги раздвигать. А уж ТО САМОЕ между ног твоих устроено как раз так, чтобы быть открытой миру. Парни-то ничего не могут… Вставил — вынул… вставил — вынул… — она сделала неприличный жест рукой. — Вот и всё, на что они годятся! А потому-то ничего не знают, как женщины. Всему-то их учить надо… и только тогда поймут, когда разумом осмыслят! А нам смыслить ничего не нужно. Мы и так знаем, если открыты миру! — Орка вздохнула и отпила бузинного ликёра из глиняной кружки, уставившись на огонь. — Я знаю, настанет день, когда ты повалишься на спину перед одним из них… Природу ведь не обманешь… Но страсть — пагубное чувство… в ней заключена погибель для души… Вот и перед тобой однажды предстанет выбор… Но ты поставишь всё на карту и даже свою жизнь ради собственной прихоти… — А вот и нет, — фыркнула Берилл. — Я вообще не хочу ни под кого ложиться! — Помяни моё слово, что так и будет. Неважно, что ты там себе вообразила. Полюбят тебя двое. Особенно один с душой дракона с железными когтями… поначалу он будет тебя ненавидеть чернее ночи, но потом пойдёт за тобой, как собака за хозяином… будет искать тебя на перепутье больших дорог… Однако ты никогда не сможешь ему принадлежать до конца из-за любви к другому, в ком течёт королевская кровь… Тьфу! — старуха вздрогнула, будто пробудившись ото сна, взмахнула кочергой и пошерудила ею в горящих поленьях. — Ладно, нечего о других толковать! Ты лучше ликёру себе плесни. Согреешься… Берилл налила тягучего напитка в свою кружку и немного разбавила его водой. — Ну и как тебе? — спросила Орка, когда девочка сделала глоток. — Очень вкусно… А как вы собираете бузину для ликёра? — На растущую луну в августе или сентябре, когда поспевают плоды. Но дома бузину лучше никогда не держать и колыбельку не делать… Это дерево очень любят феи, поэтому если не хочешь, чтобы у тебя пропадали вещи или подменили ребёночка, лучше не выращивать её у себя в саду. Цветочки бузины помогают от простуды и лихорадки. Листочки мух отгоняют, лечат от зубной боли, а также тоску-печаль. Если сваришь варенье из бузины, то не будешь знать проблем с животом. Закрепит, как миленькую. Сорванный в октябрьское полнолуние бузиновый прутик и разломанный на девять частей поможет при водянке. Кору очень любят кошки, а вот отвар из коры бузины хорош для почек… От такого объёма информации у Берилл голова пошла кругом. Летиция никогда ничего подобного ей не рассказывала, только посылала за травами в лес, оставляя алхимию приготовления отваров в секрете. И если уж откровенно признаться, Берилл не интересовалась ничем подобным, ей просто нравилось гулять по лесу, находить новые неисхоженные тропки и наблюдать за природой вокруг. Чтение и письмо — было единственное, чему мать её обучила. Да и то Берилл порой недоумевала, зачем ей, живя в глуши, такие умения. Тем более книги в деревне мало у кого водились и считались непозволительной роскошью. И всё же в доме Мора имелся один старинный экземпляр, можно сказать, семейная реликвия, бережно хранимая несколькими поколениями, с заметками о путешествии какого-то монаха-отшельника, на обложке которой красовался герб с цветами чертополоха. Эта книга с пожелтевшими от времени страницами была зачитана Берилл буквально до дыр. Летиция каждый день заставляла девочку читать из этого древнего фолианта вслух, а также переписывать из него отрывки текста, чтобы та не потеряла навык письма. И вот теперь выяснилось, что все эти усилия были напрасной тратой времени, раз Орка не разрешала ей делать записи. Заметив, недовольное лицо девочки, старуха хихикнула, вставая со стула: — Какой тебе толк в записулечках, девочка? Их ведь можно легко потерять, а вот умения и знания навсегда останутся с тобой, где бы ты ни оказалась. — Но я не смогу сразу запомнить столько, — запротестовала Берилл. — Запоминай, что можешь… Когда ты научишься ВИДЕТЬ мир по-настоящему, записи тебе не потребуются. Взглянув на растение или минерал, ты уже будешь знать, какими свойствами они обладают и что с ними делать. Выслушав Орку, Берилл недовольно поджала губы. До неё никак не мог дойти смысл слов старухи. Девочка недоумевала, как вообще можно узнать что-то, просто посмотрев на объект, если ты о нём ничего не знаешь наверняка. Она не ведала, что значит быть открытой миру и это непонимание приводило Берилл в тихое бешенство. Орка советовала ей запастись терпением и ждать… И девочка ждала, хотя и не питала особых надежд, пока однажды зимой Берилл не заглянула в кладовку. Пыльная ткань, отделявшая каморку от кухни, опустилась за её спиной, и девочка оказалась в священном месте, где старая Орка хранила провизию, готовые зелья и запасы высушенных ингредиентов для отваров. В кладовке было немного прохладно. Берилл внимательно оглядела вереницы глиняных и стеклянных банок и кувшинов, стараясь отыскать среди них настойку из черноплодной рябины. Она настолько увлеклась поисками, что совершенно не заметила, как атмосфера вокруг неё поменялась и стала более разряженной. Время как будто замедлило свой ход. Отыскав настойку, девочка нечаянно задела одну из бутылок, наполненную странным на вид жёлтым порошком. Пробка вывалилась и покатилась по полу. Берилл уже хотела поднять пробку, но её отвлекло какое-то мимолётное движение в дальнем углу кладовки. Девочка обернулась. Из-за глиняного горшка на неё смотрела крошечная женщина с крылышками, как у бабочки верхом на странном чёрном существе, напоминавшего не то крысу, не то кошку. Заметив, что Берилл смотрит на него, разинув рот, зверёк оскалился, а женщина, потрепав его за загривок, успокоила, проговорив что-то на непонятном языке. Девочка хотела закричать, но её как будто парализовало. С ужасом она смотрела на неизвестное существо и крылатую малявку. В ушах у неё загудело, в воздухе появилась вибрация, прямо как марево над костром. Ей стало нестерпимо жарко. Банки, горшки и бутылки на полках задрожали и загудели, опасно пододвигаясь к краю полок. Берилл затравленно огляделась и увидела, что их содержимое тоже поменялось. В одной из стеклянных сосудов девочка увидела отрубленную человеческую голову, в другом извивающийся клубок гадюк, а в третьем черных скорпионов. Все эти банки и горшки тряслись, будто содержимое хотело вырваться на свободу и обрушиться на девочку. Почувствовав опасность, крылатая женщина истошно завопила и в этот момент бутылки и горшки стали падать с полок, разбиваясь о каменный пол. Берилл тоже закричала. И тут занавеска отдёрнулась, и в кладовку ворвалась Орка. — Очнись, девочка! Очнись! — старуха склонилась над девочкой, массируя её виски артритными пальцами. Сидевшая на зверьке крылатая женщина удрала, сосуды перестали падать, а Берилл внезапно почувствовала, как тёплая липкая жидкость потекла у неё между ног. Девочка побледнела. Её лицо исказилось от подступившей боли внизу живота. Орка обняла её и принялась увещевать: — Тише. Тише, девочка. Сегодня ты стала взрослой и теперь, наконец, открылась миру… — она ласково потрепала Берилл по медно-красным волосам, заплетённых в длинную косу. — Ч-ч-что это была за тварь? — всхлипывая, пролепетала девочка. — Это была не тварь, а фея верхом на огнедышащей крысе… Они часто навещают мою кладовку. Видишь ли, феи очень падки на бузиновый ликёр… а взамен малютки оставляют мне редкие камешки и грибы, которых днём с огнём в лесу не сыщешь… — И что же я теперь всегда буду их видеть? — Почти… Маленький народец ведь тоже не любит быть замеченным… Но кроме фей существуют и многие другие… гномы, эльфы, ундины, лешие, домовые… Ко всем ним нужно относиться с почтением и никогда не причинять вреда, ведь они тоже обитатели нашей планеты… — Я никого из них никогда не буду обижать… — Вот и молодец. И ещё запомни, мой маленький скорпион, одну вещь… Об этом никому из людей нельзя рассказывать… О том, что ты видишь и чувствуешь… Храни всё вот здесь, — старуха указала пальцем на лоб, — но не здесь… — она коснулась губ, — а не то быть беде. Берилл кивнула. Девочка успела успокоиться и произошедшее с ней показалось ей чем-то обыденным, как яркий сон, который уже закончился. Однако с этого момента для неё началась совершенно другая жизнь. Обучение у старой Орки стало проходить намного легче, она начала понимать старуху без слов, а странные фразы, которые раньше вызывали у девочки лишь недоумение, теперь не требовали пояснений. Если раньше Берилл думала, что её решение остаться у Орки было вызвано желанием скрыться от демонов. А обучение ведьмовству своеобразной игрой. Чем-то, что она обязательно позабудет, когда наиграется. Теперь же Берилл знала: за этим желанием крылось нечто большее. Вся эта история была серьёзной и настоящей. Впервые в жизни у неё появилось нечто, что она воспринимала, как некий зов, исходивший из самых глубин души. Зов, который заставлял её с воодушевлением вставать ни свет ни заря и бежать в лес, а потом с упоением готовить зелья, мази и даже эфирные масла путём амфлеража, наполняя и без того бездонную кладовую старой ведьмы. Постепенно старая Орка прикипела к Берилл. Девочка чувствовала, что старухе нужно было заполнить какую-то пустоту, поэтому она и взяла её к себе. И хотя о своём прошлом Орка предпочитала умалчивать, всё же она любила Берилл и относилась к ней, как к собственному ребёнку. Она посвящала своей смышлёной ученице поразительно много времени: Орка умела слушать, Орка отвечала на все вопросы и раскладывала по полочкам для Берилл целую вселенную. Единственное, что оставалось для девочки пока под запретом — встречаться и говорить с людьми, которые приходили к старухе за помощью из соседней деревни, принадлежавшей некоему лорду Кораллу. Старуха разрешила ей только подсматривать через небольшое отверстие в стене, пока та вела приём. О подобных визитах было известно всегда заранее. Никто бы из этих людей никогда не нашёл дорогу к избушке Орки. Поэтому старуха уходила в лес и сама встречала «незваных гостей». Поначалу девочка опасалась, что любой из этих посетителей, среди которых попадались воистину странные личности, мог запомнить дорогу и вернуться к ведьме, но Орка считала, что такого в принципе не могло произойти. И со временем Берилл поняла, что это действительно было так. Лес надёжно защищал их дом от любопытных глаз. Клиентура Орки отличалась разношёрстностью. Старуха приводила в дом и наёмников, и солдат — смерть висела над такими невесомым серым покрывалом и они могли бы многое отдать за зелье или талисман, который помог бы им от неё уклониться. Орка брала у них кровь, добавляла в травяные настои, давая выпить, или пропитывала им тряпки, из которых мастерила куколок. Такая куколка должна была заряжаться на специальном алтаре и только после этого вручалась владельцу с наказом никогда не расставаться с талисманом. Приходили к старухе степенные матроны, ища исцеления для своих домочадцев, молодые девушки за заговором на поиск истинной любви. Старуха практически никогда им не отказывала. И никогда за свои услуги не брала денег. Вознаграждение было условным, и размер его определялся лично каждым посетителем. Так за отвар от затяжного кашля вполне могли принести кусочек пирога с курятиной, а за талисман выложить выделанную шкурку кролика или дюжину яиц. Такой натуральный обмен обескураживал Берилл, ведь она знала, сколько сил Орка тратила на одно зелье или талисман. Но больше всего её поражало, с какой лёгкостью старуха отказывала тем посетителям, которые сулили ведьме огромные деньги за приворот или заговор на смерть для соперника или целой семьи. Приходили к Орке и для того, чтобы попросить совет или найти ответ на сложившуюся ситуацию. Старуха выслушивала всех, но удовлетворяла просьбу так же далеко не каждого. Однажды Берилл полюбопытствовала: — Почему вы вообще помогаете всем этим людям? — Ну, а как иначе, мой маленький скорпион? Мы здесь, чтобы помогать друг другу. Разве нет? Хе-хе. — Но почему одним вы оказываете помощь, а другим указываете на дверь? — Потому что существуют вещи, в которые нельзя вмешиваться ни при каких обстоятельствах, если ты не хочешь склонить свою душу ко Тьме… Вот, посмотри сюда… Старая Орка подвела Берилл к свисавшей с потолка большой круглой лампе, по всей поверхности которой были нанесены изображения человечков с головами направленными вправо. Девочку всегда восхищал этот изящный светильник, неизвестно каким чудом попавший в избушку Орки. Но старуха ни разу об этом не обмолвилась, молча доставала лампу из сундука, вешала на потолок и зажигала в нем свечи только по особым случаям — в равноденствие или дни солнцестояния. У неё вообще была странная привычка — старуха могла часами рассуждать на какую-нибудь тему, а бывало и такое, что из неё и слова клещами не вытащишь. В такие моменты допытываться было бесполезно. Со временем девочка решила, что это был дар одного из благодарных посетителей, и стала относиться к лампе, как к части праздничной обстановки. — Что ты там видишь? — спросила Орка, указывая на светильник. — Я вижу человечков… Их лица направлены вправо, — ответила девочка. — Хорошо, — кивнула старуха. — А теперь развернись и вновь посмотри на лампу… Берилл сделала, как она велела, но когда вновь посмотрела на потолок, воскликнула: — Не может быть! Теперь все лица смотрят в противоположную сторону! Как такое может быть! — Эту лампу для меня изготовил один именитый мастер много лет назад. По моему личному заказу, — объяснила старуха. — Она содержит в себе иллюзию — человечки поворачивают голову, если смотрящий на них меняет своё местоположение… — Сколько раз вы доставали эту лампу и я никогда этого не замечала! — воскликнула Берилл. — Мало кто, это сможет заметить, — усмехнулась Орка. — А теперь найди положение, при котором человечки смотрели бы на тебя, а не в сторону… Берилл задумалась, но вскоре она сообразила, что нужно встать точно в центр окружности лампы. И тогда лица человечков «поворачивались» в её сторону и смотрели точно на неё. Однако стоило только сделать шаг в сторону, как человечки вновь «смотрели» вправо или влево. Старуха улыбнулась. — Теперь ты знаешь, отчего я отказываю одним и помогаю другим. В этой лампе заключено понимание, почему личное всегда противоположно божественному… Потрясённая открывшейся перед ней сути бытия, девочка стояла, словно соляной столп, не в силах вымолвить ни слова. Старуха ухмыльнулась, но через мгновение улыбка сползла с её лица. Она ухватилась за грудь и пошатнулась так, что Берилл едва успела её подхватить и усадить на лавку. — Что с вами?! — воскликнула девочка. — Ничего. Это было всего лишь напоминание, — вновь улыбнулась старуха. — Чего? — Приближающейся старости. Мне ведь уже много лет и я чувствую, когда меня зовут… Берилл отвернулась. Ей не хотелось, чтобы Орка заметила её слезы. Но от старой ведьмы ничего нельзя было скрыть. — Ты справишься, мой маленький скорпион… В эту минуту на окно сел чёрный дрозд и постучал клювом по деревянной раме. Девочка и старуха тихо наблюдали за ним. — К гостям или нежданной встрече, — пробормотала Берилл, не спуская с птицы глаз. — Как миленькая справишься… — добавила Орка.***
Под раскалённым добела июльским солнцем дорога в Камелот петляла змейкой и уходила далеко на юг. Были, конечно, и другие дороги, более удобные и менее опасные, чем этот тракт, выложенный ещё, казалось, при самом Артуре Пендрагоне. Но четвёрка отчаянных молодых людей в сопровождении небольшого эскорта выбрала именно эту дорогу, и с этим уже ничего нельзя было сделать. Шёл уже четвёртый день пути, а конь лорда Кунцита уже трижды терял подкову, да ещё в придачу сломалось колесо на телеге, на которой четыре лорда везли свои многочисленные пожитки. Кунцит злился на своих друзей и страшно ругался про себя, проклиная небеса за то, что в очередной раз позволил им втянуть себя в авантюру. Однако эта безбашенная троица вовсе не разделяли его мрачное настроение. Джед, лорд Жадеит и Зой, лорд Цоизит, распевали похабные песни во всё горло, в то время как лорд Нефрит всё время что-то отхлёбывал из своей фляжки и отрешённо повторял, что спешка ещё никого и никогда до добра не доводила. — Во имя Луны, кузен, не будь столь мрачен, — пьяно отозвался Зой, заметив настроение Кунцита. — Дорога и впрямь дрянь, жара, похмелье… Но это же не повод портить настроение окружающим. — Опоздать на королевскую свадьбу — ещё один повод позлить принцессу Софию и подставить Эндимиона, — отозвался Кунцит. — Ой, да будет тебе! — фыркнул Зой, запустив пятерню в свои медные кудри, стянутые на затылке в низкий хвост. — Свадьба ведь у короля Филиппа, а не Эндимиона! На наше отсутствие вообще никто внимания не обратит! Кто мы? Четвёрка генералов принца Пендрагона, не имеющие ни внушительной армии, ни политического влияния! Да наши титулы звучат намного громче, чем то, кем мы являемся в реальности! — Вот именно! — фыркнул Кунцит. — И наше отношение к королевскому торжеству прямое тому доказательство! Так уж необходимо лишний раз подчёркивать это! Или вы забыли о клятве, данной леди Равенне на смертном одре, что мы приложим все силы, для того чтобы защитить принца Эндимиона? А что теперь получается? Как мы сможем его защитить, если попадём в немилость? — Лунная Призма мне в задницу! — воскликнул Зой. — Похоже, эти святоши из Ордена Инквизиторов основательно промыли тебе мозги, дорогой кузен! — О, а у меня есть идея, как утихомирить нашего зануду, пока он окончательно не перевоплотился в святошу! — отозвался Джед, сверкнув синими, словно морская гладь глазами. — Давайте сделаем крюк, заедем в ближайший город и прихватим с собой парочку шлюх! — Постыдились бы, лорд Жадеит, — фыркнул Нефрит. — Не вы ли, будучи рыцарем терпения и гармонии, третьего дня клялись в любви и верности сиятельной леди Констанции? Или это была леди Вероника? Да вы и сами, наверное, уже не помните, кому и сколько раз клялись в любви на эфесе своего меча! — А он клянётся всем мало-мальски хорошеньким мордашкам. Не только леди, — хохотнул Зой. — И каждый раз искренне и навеки-вечные! — Приходится, что делать, — проворчал Джед. Его уши, торчащие под коротко стриженными волосами пшеничного оттенка, слегка порозовели. — Иначе, разве бы на меня обратили внимания? У меня ведь нет такого тугого кошелька, как у тебя, Зой, или смазливого лица, как у тебя, Неф. Или если бы у меня был хотя бы влиятельный папаша в Королевском Совете, как у тебя, Кунцит, то благородные дамы липли бы ко мне и без этих клятв! А я что? Внебрачный сын от простолюдинки. Никто и никогда не воспринимает меня всерьёз! А уж знатные леди и подавно! — О да! Ты бедный несчастный Джедайт, наследник лорда Жадеита. Воистину нет в Пангеи человека несчастнее тебя! — фыркнул Нефрит, тряхнув своими длинными волнистыми волосами цвета эбенового дерева. — Скажешь тоже! — сокрушённо вздохнул Джед. — Это я на словах наследник, благо, что с титулом. Мой отец ещё не стар и его жена-аристократка вполне может родить мальчика. Единственная моя надежда — заполучить знатную невесту с приданным. Вам ли не знать, что я еле свожу концы с концами и скоро мне не на что будет содержать свои полки! — А всё потому, что ты проигрываешь слишком много в карты, — не сдавался Нефрит. — У тебя ретроградный Меркурий в натальной карте имеет неблагоприятный угол наклона. Таким, как ты вообще противопоказаны азартные игры. — Много ты понимаешь, звездочёт хренов! — пробурчал Джед. — Я, между прочим, выигрываю! — затем подумав, он добавил: — Иногда. — И это "иногда" происходит так редко, что ты порой забываешь про долги чести, — поддел его Зой, за что получил в ответ яростный взгляд друга. — Да верну я тебе твоё золото, ты, неугомонная рыжая скряга! — воскликнул лорд Жадеит, краснея ещё больше. — Это я-то скряга? — деланно оскорбился Зой. — Да будь я умнее, тысячу раз бы подумал, прежде чем давать тебе в долг! Глядя на перепалку друзей, Кунцит поджал губы. Его взгляд скрестился со взглядом Нефрита, и тот еле уловимо кивнул. Да, кто ещё из друзей мог его понять. Закончив Плийский университет, благодаря хлопотам семьи Нефрит два года назад принял сан, чтобы беспрепятственно заняться изучением светил ночного неба при Ордене Магистров Астрологии и Медицины. По наставлению отца, лорда Аурума, Кунцит получил сан инквизитора совсем недавно. Его рукоположение* должно было состояться два дня назад, если бы не королевская свадьба. Он не был самым юным инквизитором в истории, но в двадцать один год последнее, чего желал Кунцит — навеки погрести себя под монашеской сутаной, к которой прилагалось куча обязательств и правил. Впрочем, сан подразумевал некоторые поблажки — никто не требовал от инквизитора обетов безбрачия и бедности. И всё же Кунциту было грустно. Вместе с инквизиторской мантией он получал богатство и влияние. Но что ему было это богатство и влияние, если он, никогда не знавший бедности, родился в знатной семье и не нуждался ни в чём, кроме вольного ветра, запаха пороха и лязга мечей. Конечно, лорд Кунцит сохранял свои полки и звание генерала при шестнадцатилетнем принце Эндимионе. Но он больше не мог вот так просто сорваться с места и покутить с друзьями всласть. Бремя инквизитора давило на него подобно жаркому июльскому солнцу и бесконечной дороге в Камелот. Так думал лорд Кунцит и, он полагал, что мысли Нефрита были точно такими же. Однако брошенный взгляд на сосредоточенное и обеспокоенное лицо друга заставил его в этом усомниться. Высокий и статный, Нефрит выглядел внушительно по сравнению с жилистым Джедом и хлипким на вид, словно девица, Зоем. Однако Кунцит уважал его вовсе не за внешнее проявление мощи, а за внутреннюю силу и уравновешенность. И именно к его мнению он прислушивался больше всего, признавая про себя, что Нефрит понимал порой больше, чем он сам. «Что-то будет на этой свадьбе Филиппа Пендрагона. Не зря же о ней было объявлено столь поспешно и именно в то время, когда король становился совершеннолетним. Тебя ведь это беспокоит, друг?» — мысленно спросил Кунцит, но Нефрит опустил глаза, как бы давая понять, что сейчас хоть и в окружении верных людей было не время и не место это обсуждать. Потом, когда они останутся совершенно одни… Камелот встретил их сладостным благоуханием цветов, журчанием фонтанов и всеобщим ликованием, которое охватило чуть ли не весь город близ королевского замка. Мостовые были усыпаны лепестками роз, люди на улицах смеялись, шутили и скандировали: «Да здравствует Филипп Пендрагон и его прекрасная невеста Леди Амелия!». Вино текло рекой, ведь его совершенно бесплатно подавали всем желающим возле городской ратуши. Несмотря на опасения лорда Кунцита, генералы принца Пендрагона всё же успели вовремя. Венчание состоялось при свете луны и уже через час в замке не осталось ни одного трезвого гостя. Господа аристократы после соблюдения многочисленных формальностей расселись за длинными дубовыми столами и принялись пировать. Слуги буквально сбивались с ног, едва успевая сменять пустеющие блюда и подливать в кубки вино. Лорды кутили в Камелоте, потом поехали в город, а затем снова вернулись в замок. Казалось, впервые за долгое время Кунцит почувствовал, как скопившееся напряжение стало ослабевать, и он вновь окунулся в прежнюю жизнь. Юная невеста леди Амелия была очаровательная, стройная, плавная и златокудрая, а жених, король Филипп, красивый и статный, полный чувства собственного достоинства истинного Пендрагона. И хотя ему совсем недавно исполнилось восемнадцать, всё же он производил впечатление мужчины, а не мальчика. Принцесса София просто сияла от удовольствия и промокала слезы умиления, розовым кружевным платочком, наблюдая за молодой парой, словно степенная матрона за резвящимися детьми. В этом зале, где поднимались тосты за здравие молодых правителей Пангеи, она была самой отъявленной лицемеркой. Однако никто и никогда не высказал бы этого вслух, не рискуя лишиться головы. «Паучиха» — так прозвали её за глаза недруги, которых за три года регентства принцессы практически не осталось в живых. И это действительно было так. Ибо этой хрупкой на вид темноволосой женщине с ясными серыми глазами за короткое время удалось прибрать к рукам всю королевскую власть лишь благодаря силе собственных политических интриг. Глядя на неё, Кунцит вспомнил другой взгляд. Тоже ясный и пронзительный, но более дикий и необузданный, совсем как у волчицы. От нахлынувших воспоминаний о девочке с янтарными глазами, посмевшей бросить ему вызов, у него все внутри перевернулось. Не было ни дня, чтобы лорд Кунцит не думал о ней. Ведь он знал точно, что эта девочка что-то забрала у него в ту ночь. Забрала и унесла с собой во мрак леса. Быть может, дело было вовсе и не в ней, не в девочке, а в том ужасе, с которым Кунцит столкнулся, когда отвратительные исчадья ада рвали на куски его лучших людей. Этот страх надёжно укоренился в нем и дал свои всходы — его душа заледенела, будто в ожидании чуда, что однажды он все же отыщет чёртову девчонку и вернёт себя, даже если ему придётся самому лично разрубить её грудную клетку, погрузить ладони в кровавую жижу и вырвать всё ещё трепещущееся сердце. С рассветом молодую пару, как было принято, проводили в спальню, а Пендрагоны поспешили разбрестись по своим апартаментам. Почувствовав, что долг его исполнен сполна, Зой предложил продолжить пирушку где-нибудь в городской таверне. Лорды уже порядком устали от дворцовых церемоний и решили скрыться подальше от любопытных глаз. Они уже стали спускаться по лестнице, когда Кунцит услышал неподалёку чей-то сдавленный тоненький крик. Он и сам не понял, отчего замедлил шаг. — Эй, Кун, чего встал столбом? — спросил Джед, который уже успел спуститься вниз по ступенькам. — Идите, я вас догоню… — Ну, как знаешь! Смотри не задерживайся, если ты вдруг захотел пожелать спокойной ночи какой-нибудь леди! — сказал Зой и Джед оглушительно загоготал. Когда друзья оставили его одного, Кунцит вынул из ножен меч и шагнул в коридор, где ему почудился крик. Он ничего больше не услышал, зато без труда отыскал апартаменты, из которого он доносился. Кунцит осторожно заглянул в щель полуоткрытой двери, стараясь не быть обнаруженным, и тут же резко отпрянул. Картина, представшая перед его глазами, потрясла его. Первым, что он увидел, были изрубленные на куски трупы. По белому окровавленному платью и чёрному камзолу лорд признал в них недавних жениха и невесту, короля Филиппа Пендрагона и леди Амелию. Убийца всё ещё был здесь. Кунцит видел, как с его меча капала алая кровь. Лорд принял решение мгновенно. Практически бесшумно он отступил вглубь коридора, вложил меч в ножны и кинулся догонять своих друзей, молясь, чтобы никто не встретился ему на пути. Ему повезло. На лестнице было пусто. Камелот постепенно погружался в хмельной сон. Джед и Зой пьяно хохотали над шуткой Нефрита, когда во внутреннем дворе их нагнал Кунцит. Однако лорды тут же перестали смеяться, едва рассмотрев побледневшее лицо друга. — Так. Быстро, — отчеканил Кунцит. — У нас очень мало времени. Нам нужно как можно скорее покинуть замок. — Какого хрена, кузен?! — воскликнул Зой, откидывая со лба капризный рыжий завиток. — Король Филипп убит. И его жена Амелия тоже. Изумлённые лица друзей уставились на Кунцита. — Т-ты… в этом уверен? — наконец спросил Нефрит, который первый пришёл в себя. — Абсолютно. Я видел трупы. И пока их не обнаружили, нам нужно сматываться! — Но при чём здесь мы? Мы же не имеем отношения к… — начал было Джед, но тут же осёкся. Он, конечно, не обладал проницательностью Кунцита и сообразительностью Нефрита, но и дураком не был. — Твою мать! — выругался он. — Тогда нам правда нужно уносить ноги, пока не разразилась буря! — А как же Эндимион? Мы должны предупредить его! — сказал Зой. Кунцит покачал головой. — Мы не успеем. К тому же ему ничего не угрожает. Пока он принц… — Но мы не можем… — Очень даже можем, если хотим сохранить головы на своих плечах и другие части тела в целостности! Спорить было некогда. Выругавшись, Зой побежал вслед за своими друзьями. Оказавшись в городе, лорды решили передохнуть у фонтана. — Нам нужно найти большую таверну и остаться там на всю ночь так, чтобы нас увидело максимальное количество народа, — сказал Кунцит, зачерпывая ладонями прохладную воду, чтобы умыть лицо. — Ты видел убийцу, Кун? — спросил Зой. — Нет. Не видел, — ответил лорд. Нефрит посмотрел на него долгим взглядом, и Кунцит понял, что его друг ему не поверил. Но он не мог по-другому. Если бы лорды узнали правду, то жить бы им осталось от силы несколько часов. Кунцит это понял, когда смотрел в безжалостные глаза убийцы. И теперь единственное, что он мог сделать, уберечь своих друзей от печальной участи короля Филиппа Пендрагона.