Доктора с порнхаба

      Вновь Аллен взволнованно сидел за компьютером. Пусть у него и было отличное настроение после беседы с Тики, сейчас он волновался не на шутку. Он не знал, что его ждет. Следуя советам Канды, он поставил рядом с собой стакан и кувшин с водой, а еще приготовил диктофон на телефоне, чтобы на всякий случай записать все, что он будет здесь обсуждать.       Казалось, он был готов, насколько возможно. Парень положил руки на стол и невольно сжал их в кулаки, впиваясь в кожу ногтями. Ровно восемь вечера. «Давай, Аллен, это не должно быть слишком страшно…» — подумал он и даже не успел нажать на вызов, как ему уже позвонили. Пути назад нет.       Успешное подключение. На экране появилась девушка в белом халате.       — Здравствуйте… — нервничая, поздоровался Уолкер, с трудом сглатывая неприятный ком в горле.       Девушка слегка улыбнулась, поправив круглые очки в тонкой оправе. Выглядела она так же, как и на фотографиях с университетского сайта: светло-рыжие волнистые волосы до плеч, глаза черные, взгляд добрый, на вид как будто лет двадцать пять.       — Добрый вечер, Аллен. Как меня видно, как слышно? — поинтересовалась она.       — Кажется, все хорошо… — парень подавил в себе тяжелый вздох и как воды в рот набрал. В голове моментально разбежались все мысли.       Выдержав небольшую паузу и, словно бы изучая ситуацию, доктор спросила понимающе:       — Волнуетесь?       — Очень, — признался Аллен, — не знаю, с чего начать, если честно. В голове полный хаос… Столько всего хотелось бы рассказать, но это как будто тяжело. А времени мало.       — Времени достаточно, — успокаивающе заверила девушка, — по крайней мере, для того, чтобы познакомиться и понять, что вас беспокоит. Поэтому давайте… просто попробуем начать с самого начала? — она чуть расслабилась в кресле и придвинулась ближе. — Скажите, с каким запросом вы ко мне пришли?       И Аллен задумался.       — Я много думал над моим запросом… Пожалуй, я хотел бы перестать… — он сглотнул. Слова давались довольно тяжело, а горло саднило. Под каким-то непонятным влиянием момента все события, вся жизнь проходила перед его глазами и казалось, будто он уже готов расплакаться, — стыдиться себя. Даже сейчас. Мне… хочется убегать.       — Я вас… поняла, — кивнула девушка, — для начала это очень хороший запрос, — она достала какой-то толстый блокнот и отцепила от кармашка белого халата ручку, делая на чистом листе какие-то пометки, — Аллен, скажите, от чего… или от кого вам хочется убежать?       — Я полагаю, что… я убегаю от всего хорошего, что может быть в моей жизни, — юноша начал говорить медленно и старался не слишком сильно думать и подбирать слова. Он понимал, что иначе едва ли сможет хоть что-то из себя выдавить. Взгляд Уолкера при этом был отрешенным и несчастным, — хотя это достаточно иронично, но… я постоянно сбегаю, хотя, если бы не делал этого, наверно, моя жизнь бы уже изменилась.       Вновь психотерапевтка понимающе кивнула и, когда Аллен закончил, спокойным голосом начала задавать вопросы:       — Если вы понимаете, что вы убегаете от чего-то хорошего, что, в таком случае, мешает вам перестать это делать? Как вы думаете, что вы чувствуете? Опишите свои ощущения любыми словами.       — Ну… мой лучший друг говорит, что я зачем-то стараюсь отложить жизнь на потом, — Аллен печально усмехнулся, — но ведь это… нелогично. Тогда зачем я это делаю? — он поджал губы. — Совсем не понимаю. Думаю, мне страшно и стыдно… жить.       — Как вы думаете, чего вы боитесь? Чего стыдитесь? — девушка смотрела очень внимательно, но не была настойчива. Голос ее был мягким и проникающим. Аллен почувствовал, что напряжение немного уходит.       — Не могу до конца понять, чего именно боюсь… но точно знаю, что стыжусь я самого себя, — юноша прикрыл глаза, — очень стыдно быть собой, — его губы начали дрожать. О, черт, здесь так сильно болело.       — Продолжайте, Аллен, — тихо подбодрила его девушка, — что же стыдного в том, чтобы быть вами?       К лицу Уолкера прилил жар. Очень хотелось спрятаться.       — Тревожно говорить это вслух… Но я должен это сказать, наверно, — он сжался в своем кресле.       — Я вас внимательно слушаю. Но если вы не готовы, говорить не обязательно, это совершенно в порядке вещей.       — Нет-нет, — Аллен выдохнул, — я должен это сказать, иначе, если я это скрою, то мы, наверно, ни к чему не придем, — он спрятал глаза за челкой и не без труда выдавил: — дело в том, что я… работаю вебкам-моделью на порнхабе.       На секунду воцарилась тишина. Уолкер и не знал, какой реакции ему ожидать на подобное заявление, ведь такое явно слышишь не каждый день. Но девушка по ту сторону экрана лишь сделала очередную пометку в блокноте.       — Вы — вебкам-модель, — медленно повторила она, — я правильно поняла? Вы стыдитесь этого?       — Д-да… — Аллен сглотнул, — по ряду причин. Я попал в эту индустрию около полутора лет назад. Мне пришлось пойти на это, потому что на мне висят большие долги. Это тоже длинная история… — он вдруг вздрогнул и сердце его будто сжалось в груди, — похоже, действительно придется начать сначала.       И он начал свой рассказ.       Все, что я помню из самого раннего детства — тот факт, что рос в детском доме и толком ничего не знал о своих родителях. Нянечки уверяли, что мама умерла вскоре после родов, но были и те, кто назло мне говорил, что от меня просто отказались, потому что у меня плохой характер. Я был непослушным и упрямым, даже нередко влезал в драки.       Однажды на пороге приюта появился Мана. Он был чудаком-филантропом: приносил сладости и игрушки, проводил время с детьми, часто показывал фокусы. Мне они тоже нравились, но я стеснялся других детей, поэтому, когда все облипали его и собирались в одну кучку, я всегда наблюдал издалека. Наверно, поэтому Мана решил, что не нравится мне и попробовал сблизиться первым.       Он забрал меня. За что я ему сильно благодарен — так это за то, что он нашел ко мне подход, хотя я, должно быть, часто его обижал. Так или иначе, с тех пор мы начали жить маленькой, но дружной семьей. Мана был не то, чтобы обеспеченным человеком, но многие материальные блага у нас все же были — замечательный дом, красивый и вечно зеленый сад, в котором он любил копаться, автомобиль. Мана часто забирал меня со школы и возил на пикники, в лес, и просто на отдых…       Однажды зимой, в преддверии Рождества, случилась страшная авария. Мы ехали в другой город на ярмарку, где Мана должен был выступать: поскольку его очень любили дети, он был местной знаменитостью, так что его пригласили на праздник в качестве аниматора.       После дождя пришли заморозки и тропа была скользкой. Мана слишком поздно увидел аварию за поворотом, где столкнулись два автомобиля, и едва успел вырулить. Поскольку сидел он за рулем справа, а я — на пассажирском слева, он, защищая меня, вырулил в свою сторону… и наша машина, конечно же… не справилась с управлением. Ее сильно занесло за тропу, прямо в правый кювет. На полном ходу она застряла колесами в яме и медленно перевернулась правой стороной вниз. Мане был заблокирован выход.       Чудом сумев тогда выбраться из машины, я увидел, что его сильно ранило из-за разбитого стекла, и уловил запах бензина. Капот начинал искриться. В панике я кричал и звал на помощь, бил машину, пытаясь сломать дверцу и вытащить Ману, а он, едва находящийся в сознании, просил меня бежать. Когда автомобиль вспыхнул, меня еще не успели оттащить… Все, что помню потом — адская боль и темнота.       На всю жизнь у меня отпечаталось в сознании, как сгорал заживо Мана. Даже спустя столько лет помню отчетливо, во всех деталях. Долго я еще потом не мог преодолеть страх езды в автомобилях, страх скорости… да и до сих пор зимой в машину бы не сел.       Когда я очнулся, Маны, конечно же… не было рядом. Лучше бы жизнь забрала у меня руку. Со мной рядом был другой человек, который представился другом Маны — Мариан Кросс. Зачем-то он стал мне вторым приемным отцом.       Я тяжело переживал утрату Маны — бывало, целыми днями лежал в постели и не мог даже сам сходить в туалет. Иногда Кроссу приходилось кормить меня насильно с ложки, как маленького. Почти каждый день у меня были приступы жуткой, неконтролируемой трихотилломании: я, бывало, просто зло рвал на себе волосы и каждый раз получал от Кросса нагоняй с обещаниями, что они больше не вырастут и я останусь лысым. Волосы, конечно же, отрастали, вот только седые… К тринадцати годам я был почти полностью седым, как старик.       В сравнении с жизнью, которая была с Маной, с Кроссом мне пришлось нелегко, как и ему со мной, впрочем. Он любил выпить, любил женщин. Откуда-то у него вечно брались долги и вечно он был на мели, так что приходилось экономить. Часто он оставлял меня самого по себе, когда мне было около пятнадцати.       В конце концов… в какой-то момент он пропал, оставив мне некоторые скромные сбережения. Ушел и не вернулся. Я ждал его, очень сильно. Я только заканчивал школу, несмотря на все пережитое у меня даже появлялись какие-то мечты. Из благодарности врачам, которые меня спасли и даже умудрились сохранить мне руку, и скорби по матери, с которой мы так и не увиделись, я решил, что тоже буду врачом.       Мариана искал весь город. В итоге нашли его убитым с пулей в голове в каком-то заброшенном здании. Кому он перешёл дорогу — все ещё для меня загадка. Мне было шестнадцать, это был последний мой школьный год. И я понял, что теперь мне придется заботиться о себе самому. Тот факт, что я остался беспризорником без опеки, я старался скрывать. В целом, я жил обычной жизнью — сам ходил в магазин, сам готовил и оплачивал коммунальные платежи. Не открывал никому дверь и научился экономить, потому что с того самого момента каждый день боялся, что деньги вот-вот закончатся.       Я даже пробовал устраиваться на работу. Иногда получалось, но платили мало, потому что никто меня, несовершеннолетнего, не воспринимал всерьез. В одном из мест, где пришлось работать, я даже научился играть в покер. Стал осторожным, но непредсказуемым стратегом, так что выигрывал часто и это позволяло подзаработать. Все было хорошо, пока я не вошёл во вкус и не начал мухлевать. Когда меня застали за этим делом, бить не стали, но перестали пускать к столу и работу я потерял.       Когда я поступил, мне было почти восемнадцать, и скрываться было уже почти ни к чему. Что бы мне сделали? Как сироте, мне полагались некоторые льготы от университета. Вместе со стипендией, как я посчитал, должно было хватать.       Но… как только мне исполнились чертовы восемнадцать, ко мне в дом нагрянули люди в костюмах и показали документы, согласно которым я по достижении своего совершеннолетия унаследовал… долги. Обычно наследуют имущество, квартиры, много денег, а я унаследовал долги Мариана Кросса.       Он сам пожелал, чтобы я после восемнадцати лет выплачивал этот его проклятый долг, ведь… как потом выяснилось, это был кредит за мою операцию, ту самую, проведенную какими-то очень дорогостоящими врачами, которых я в жизни не видел. Кросс взял этот кредит на своё имя, чтобы сохранить мне руку, а может, даже и жизнь. Но не могу сказать, что благодарен ему за это.       Ведь тогда я понял… это мое наказание. Наказание за то, что я выжил, а Мана — нет.       Теперь моя судьба была в том, чтобы платить по 400 фунтов в месяц, плюс проценты за просрочки по кредиту, которые накопились, пока Мариан лежал в сырой земле, а я ничегошеньки не знал. И ведь с этим долгом нельзя было сделать ничего: мне восемнадцать. Кредит теперь мой.       Думаю… лучше бы мне дали умереть, но жизнь-то я теперь вернуть не могу. Но порой думаю об этом как о выходе… конце всех страданий.       Но даже думать об этом страшно и стыдно. Как я могу? Ведь мне досталась жизнь, а у Маны она закончилась.       Не знаю, что более стыдно и жалко: жить, когда Мана мертв, или мечтать о смерти, когда Мана отдал за меня свою жизнь прощальным подарком?       Лучше бы меня не рождалось на этот свет вовсе.       Когда я понял, что не справляюсь с долгами, а они все растут и растут, решился на отчаянный шаг — стал-таки вебкам-моделью по совету Канды. Я не хотел этого. Не хотел настолько, что в какой-то момент создал вторую личность, чтобы максимально не ассоциировать себя с человеком, который дрочит на камеру для незнакомцев. «Коронованного Клоуна», на которого теперь можно повесить все свои грехи.       На порнхабе я познакомился с Тики. Банально, но он стал лучиком света в моей беспросветной жизни. У меня, вроде как, даже есть шанс быть счастливым, но разве могу я взять этот шанс? Разве заслуживаю я хорошую жизнь? Не слишком ли просто он мне достался?       Ведь Мана… отдал свою жизнь. Так как я смею наслаждаться своей, когда мы даже не попрощались? Когда я даже не смог быть на похоронах? Когда мне просто… не дали выбора?       Если бы в тот день я сел на сидение прямо за Маной, у нас обоих был бы шанс выжить. Мана так хотел спасти меня, что подставил под удар свою, водительскую сторону автомобиля.       Я выжил. А Мана — нет.       Тики понятия не имеет, в кого он влюблен. Я был слишком неидеален. Слишком измученный этой жизнью. Недостойный.       И вот, сейчас я сижу здесь, потому что понимаю: однажды Тики это увидит и я боюсь, что и ему я стану не нужен. Что он уйдет, как Кросс, из моей жизни, а то и вовсе внезапно умрет.       Я настолько несовершенный, что пришлось даже отдать Тики кота, которого я спас.       Я только и делаю, что теряю или расстаюсь со всем, что мне дорого. В конце концов, никого не останется, кроме меня. Вот только… себе я не так уж и нужен.       Аллен еще много чего рассказал. О своей частой бессоннице и ночных судорогах с кошмарами, о переезде к Канде, после которого он почувствовал себя хоть немного лучше. В конце концов, о недавней панической атаке, которая произошла, когда он осознанно вызвал в себе воспоминание о том, как Мана горел. И о том, как увядало все живое, что при Мане жило и хотело жить, а в доме воцарилась атмосфера смерти.       К концу своего рассказа он плакал. Не истерически, не навзрыд. Это были спокойные, уставшие слезы человека, который не верил, что его можно спасти, и в котором угасала последняя надежда. В какой-то смехотворный час он умудрился вместить всю свою жизнь.       Голова приятно опустела. И, наверно, впервые он ощутил… как ему себя жаль.       — Вот такая история… — сказал он, вытирая платочком свое заплаканное лицо и посмотрел отрешенно куда-то в сторону, выдавив фальшивую улыбку, — надеюсь, вы не откажетесь от меня, ха-ха. Сам знаю, у меня не жизнь, а выступление в цирке.       Психотерапевтка молча смотрела на экран около минуты, видимо, думая, что сказать. А может, ожидая, пока взгляд Аллена станет более осознанным.       — Вы пытаетесь сейчас шутить, Аллен, но мне… совсем не хочется смеяться, — сказала девушка и отложила ручку. Мягко взглянув на экран, она продолжила: — мне очень вас жаль, ведь… такое случается далеко не с каждым и то, что вы пережили — это, несомненно ужасно. Но так же и очень несправедливо. Вы столько выстрадали, но при этом считаете, что не настрадались достаточно, чтобы заслужить хорошую жизнь. А жизнь, тем не менее, все же дала вам ценный шанс прожить ее до конца и оставить прошлое в прошлом. Вы ведь… понимаете это? Даже ваши долги рано или поздно останутся в прошлом, — видя, что Аллен словно бы замер, внимательно слушая, она чуть вздохнула, — и когда это случится, жизнь не кончится, она продолжится дальше. Будущее после них наступит, хотите вы его или нет. Потери, которые вы понесли, привели вас сюда, в нашу с вами беседу. Вы только посмотрите, какой путь вы уже проделали, хотя вам было так трудно, — в этот момент парень не сдержал новую волну слез, — и никто, даже я, не смог бы себе даже вообразить, как вы ещё держитесь на ногах. И все же… сейчас я вижу перед собой очень… непростого, но доброго парня, который к себе слишком строг. Но который почти пришел к осознанию, что имеет право и хочет начать жить.       Как это было… приятно. Что кто-то просто выслушал его, понял. Не давал советов, ни капли не осудил. Просто слушал.       Чувствовалось это так, как будто у Аллена вдруг появился внутренний голос, который впервые не критиковал его, а сочувствовал и направлял.       Парень немного растрогался.       — Вы правы… — он вытер салфетками влажный, покрасневший нос, — я хочу. Но как… мне начать жить? Ведь то, что сейчас со мной — это не жизнь… Это черт знает что, — вновь слеза покатилась по его щеке, — я постоянно боюсь за свое будущее, я… я боюсь… жить дальше.       — Аллен, я понимаю вас, — заверила девушка сочувственно, — ваш страх жить дальше — понятен. Жизнь забрала у вас слишком многое. Для вас жить — означает непременно терять все, что вам дорого и вы боитесь, что это повторится. В том числе, вам страшно потерять Тики… И возможно, вам даже кажется, что потери будут преследовать вас вечно. Что лучше и вовсе не иметь ничего хорошего, чем начать жить хорошей жизнью, а потом ее потерять. Это ведь так?       Из глаз парня брызнула новая порция слез и все, что он мог — безостановочно вытирать их и шмыгать носом, кивая.       — Это действительно очень тяжело, — девушка кивнула и опустила глаза, словно сама задумавшись о чем-то, — знаете, порой… очень тяжело оправиться после потери и жить дальше. И конечно же, после каждой потери мы теряем частичку себя. Но Аллен… жизнь ведь состоит не только из боли, — она вновь одарила парня своим внимательным взглядом из-под очков, — сколько бы потерь ни было в жизни, всё-таки, одно остаётся неизменным — вы никогда не потеряете самого себя, если однажды вы себя найдете. Даже если через вас пройдет много людей, а останутся — единицы, все равно у вас останетесь вы. И поэтому так важно… понять, кто вы такой. Иметь опору на себя, относиться к себе с добром и сочувствием. Ведь любую потерю можно пережить, когда есть причина, ради которой можно жить дальше, даже, если причина — вы сам. У вас уже даже есть этот опыт жизни для себя — например, когда вы приняли такое тяжелое и непростое решение, как работа вебкам-моделью. Но вы ведь сделали это, чтобы спасти себя. Чтобы иметь возможность выжить и опереться на себя, защитить себя. Вы ведь все сделали для себя, все возможное. Ваша смелость заслуживает восхищения, но не стыда. А как вы спасли котенка, помните? Скажите, что вы почувствовали тогда, когда увидели его в коробке?       — Я… подумал, что это неправильно, что его выбросили под дождь. Захотел спасти его, — Аллен всхлипнул, — ведь иначе он бы умер…       — Да… он бы умер, если бы не вы. В тот момент вы захотели для котенка справедливости. Скажите мне, разве был котенок виноват в том, что его выбросили на улицу?       — Конечно нет! — парень аж кулаки сжал. — Никто не заслуживает такой жизни!       И вдруг… вздрогнул. «Но тогда получается, что… и я… тоже?»       — …Должно ли котенку быть стыдно за то, что он был спасён? — спросила девушка.       — Нет, — ответил Аллен. Голос его дрожал, — не должно…       Что это было за новое чувство?       — Аллен, вы и есть этот котенок, — терапевтка улыбнулась, — вы точно так же заслуживаете теплого дома, вкусной еды, заботы, любви и спокойствия. Осталось всего лишь… сделать несколько шагов, верно? Каждый раз, когда вам захочется обвинить себя, или пристыдить, или когда вы посчитаете, что вы чего-то не достойны, вспоминайте котенка, которого так несправедливо судьба выбросила на обочину. Вспомните, что все проходили мимо, кроме вас. И о том, насколько многое это может сказать о том, кто вы такой, какой вы, о ваших качествах. О том, что вы ответственный и сердобольный. О том, что вы жаждете справедливости для всех и не хотите, чтобы кто-то страдал, — девушка выдержала паузу, — …так давайте же вместе поработаем над тем, чтобы справедливость восторжествовала и для вас.       Уолкер сидел, прижав ладонь ко рту и смотря будто бы сквозь компьютер. Ни жив, ни мертв. Словно застывший во времени.       Неужели… все это время он на свой счет так сильно заблуждался?       — Да… — произнес он шепотом… улыбнулся и подумал о том, что еще никогда в жизни, наверно, не испытывал ни к кому такой благодарности, как к психотерапевту сейчас. А возможно и… к самому себе.       — Как вы сейчас себя чувствуете? — поинтересовалась девушка.       — Как будто… с плеч сняли огромный груз…       — Я очень рада, Аллен, — доктор улыбнулась, — вы действительно сняли с себя большую ношу. Непросто сидеть сейчас здесь, вспоминать свое прошлое, делиться им. Но я так же понимаю, как это важно. Вы сделали огромный шаг навстречу себе, и я хочу попросить вас… не останавливаться и продолжать идти.       Сердце пропустило несколько ударов… Аллен прикрыл глаза.       — Я буду продолжать идти, — произнес он… твердым голосом.       Разумеется, он продолжит. Ради Маны. Ради Тики, Канды, Линали, Лави и всех, кто все это время так сильно его поддерживал. Ради себя самого.       Этот мир меня так сильно обидел. Почему я должен после этого подчиняться его стандартам? Почему я после этого еще и остался должен быть идеальным, чтобы оправдать свое право на жизнь? Мана отдал за меня свою… разве этого… недостаточно?       Вновь сердце билось быстрее, а к вискам, стуча и пульсируя, прилила кровь. Неважно, какой Аллен и кто он такой. После всего, что случилось, он такой, какой есть. И пусть не он, а все вокруг смиряются с этим.       — И… Еще хотела сказать кое-что, — отметила собеседница, — вы наверняка знаете, как важно уметь говорить «нет», но здесь и сейчас я скажу вам о том, как важно иногда говорить «да»… например, когда впускаете хорошее в свою жизнь. Если вы скажете «нет», то, конечно, останетесь в своей зоне комфорта, и ничего не изменится. Это логичный и безопасный вариант. А вот если вы скажете «да», изменения будут необратимы, как и последствия. Это пугает, ведь страх неизвестности — самый базовый страх человечества, но… подумайте о том, что однажды Тики вас узнает, и скажите себе «да». Не так уж важно, когда и как, это просто случится. Вам не нужно ничего делать, просто дайте этому произойти. Ведь то, что вы встретили Тики — результат ваших смелых решений и действий, как и то, что вы в принципе окружили себя такими людьми, как… Канда, например. Это уже говорит о вас, как о хорошем человеке, ведь у плохих людей не бывает хороших друзей, вы согласны?       — Вы правы, — Аллен искренне улыбнулся.       — Я рада, что вы сейчас проявляете столько эмоций, — девушка довольно улыбнулась в ответ, — я думаю, на сегодня хватит, Аллен. Вы хорошо поработали. Скажите мне напоследок несколько вещей, чтобы я могла назначить лечение. Повторяются ли у вас сейчас приступы трихотилломании? И как часто у вас панические атаки и подавленное настроение?       Парень задумался.       — У меня бывают порывы потянуться к волосам, сильно их сжать… наверно, когда хочу причинить себе боль. Но я каким-то чудом перестал их на себе рвать. Такого не было уже очень давно, не вспомню, когда было последний раз. Подавлен я был почти постоянно, пока не переехал к Канде… но с ним мне определенно не так тоскливо. А ведь главное, что я перестал… чувствовать себя одиноким.       — А а как у вас… с либидо? — доктор поправила очки.       — С ним, кажется… — юноша слегка покраснел, — проблем особых нет…       — Хорошо. Я подумаю пару дней и назначу лечение.       — Спасибо… — Аллен выдохнул и вдруг с интересом спросил: — а что за препарат? Что вообще со мной… в принципе? Все очень плохо?       Девушка улыбнулась с теплотой.       — Вовсе нет, Аллен. Просто… у всех психика разная. У кого-то она более стойкая, а кто-то — очень ранимый. Вы многое пережили, так что я думаю, что у вас посттравматическое стрессовое расстройство, как минимум… и, вполне возможно, ему сопутствует расстройство депрессивного спектра. Хотя, думаю, вы и сами это подозревали. Но хорошая новость в том, что это успешно лечится и прорабатывается, главное — делать это регулярно. А я буду наблюдать за вашим состоянием.       — Хорошо… — кивнул Аллен, — значит, теперь… мне нужно будет регулярно посещать вас. Думаю, я готов к этому. Оказалось, что это не так уж страшно, — он с благодарностью посмотрел на девушку.       — Все еще впереди, — загадочно протянула та, — вам многое нужно обдумать, поэтому некоторое время ваша психика будет бороться с новой информацией. Но изменения уже необратимы. Возможно, вам начнут сниться терапевтические сны, и точно будут появляться новые мысли — обязательно записывайте их, чтобы не упустить, ведь в них может быть много важного. И если у вас будут ко мне вопросы или вдруг будет плохо — сразу пишите мне, хорошо? Мой контакт — ваша кнопка «сос».       Аллен закивал.       — Да, спасибо! Я постараюсь. Тогда… все? — он даже разволновался. — До свидания?       — До свидания, Аллен, — девушка слегка усмехнулась, — за рецептом приходите в понедельник на мою кафедру. Четвертый корпус, кабинет четыреста сорок, с пяти часов вечера. Буду вас ждать.       Чувствуя даже небольшое сожаление, Аллен отключился первым и немного посидел в тишине.       — Вау… — прошептал он.       Что это вообще такое было? Вроде, ничего особого не произошло, он просто выгрузил все свое прошлое, все свои мысли другому человеку, как будто на съемный носитель, но какая же приятно-пустая теперь была голова.       Чувствовал ли он облегчение? Да. Огромное.       Он столько раз плакал за это время. Щеки его из-за высохших слез теперь были неприятно сухими, а нос — забит. Но он… смог. Он молодец?       Казалось, за этот час с лишним, что они сидели здесь, Аллен успел пережить заново всю жизнь, посмотреть на нее более трезвым взглядом и теперь действительно ощущал, как несправедливо жизнь его отпинала. Пожалуй, это была первая мысль, которую стоило записать.       Он остановил запись на телефоне и вышел из комнаты.       Едва он занес руку, чтобы постучаться к Канде, как тот сам неожиданно открыл перед ним дверь. Они стояли и смотрели друг на друга, словно дураки, пока Канда не спросил, на удивление, реально волнуясь:       — Ты закончил? Как все прошло?       Аллен… улыбнулся. Он вдруг подошел к другу вплотную, прикрыл глаза и уткнулся носом ему в грудь.       — Канда… спасибо, что все это время ты был со мной.       Юу уставился на макушку парня так, словно видел его впервые и не понимал, куда делся его лучший друг. Конечно, Аллен и раньше позволял себе говорить… подобное. Но сейчас точно что-то было не то. Уолкер положил руки на его спину, обнимая, и выглядел так безмятежно, так невинно сейчас, что хотелось… да хрен его знает, чего хотелось.       — Что-то твой специалист в тебе перекрутил там, похоже, — усмехнулся Канда и обнял парня в ответ. Они действительно стояли в дверях и обнимались вот так несколько минут, — что нового осознал? Что ты дальше вообще собираешься делать?       — …Не останавливаться и продолжать идти, — Аллен поднял на него решительные и… бесстрашные глаза.       Вновь Юу уставился на него, притворяясь, что не узнает.       — Я… рад это слышать, — сказал он и открыл дверь шире, чтобы впустить Аллена к себе.       А Уолкер, довольный собой как никогда прежде, отстранился от друга и вошел внутрь.       — Может, сыграем в картишки? — зевнул он.       — Ты время видел, Мелкий? — вздохнул Канда и полез за игральными картами в стол.       Определенно, это был отличный день и замечательный опыт. Аллен чувствовал: хоть это и был всего лишь первый прием, но изменения не заставят себя ждать. Они уже происходят, а он итак откладывал жизнь слишком долго. Но все-таки, нужно было и силами запастись: ведь предстояло пережить и курсовую, и конференцию, и сессию.