3 декабря 2230 года.
Красные лепестки мертвых роз и первый снег со смердящим запахом неизбежности — кровь с молоком. Земля под тяжелыми чёрными берцами была как никогда ранее сухой, совершенно без единого намёка на когда-то царившую на ней жизнь. До того зелёная трава уже была бесследно выжжена после очередного нападения, оставляя от себя каменную пустыню. Антон сквозь противогаз поднял глаза к небу, и на кончики его пальцев приземлилась снежника. Такая крохотная, едва холодная, она моментально растаяла на ещё горячей коже. Так медленно и падал снег на выженную, намертво сухую землю крохотными снежинками, безмятежно пронзая ещё не промёрзший декабрьский воздух. Не было бы причины для бешеного сердцебиения в груди ученого, если бы не пестрые алые пятна где-то высоко над светловолосой головой. С каждым мгновением лепестки стремительно приближались к неизбежной земле — предвестники неминуемой смерти. Стремительно пронзая наполненный ароматом страха и крови воздух, яркие лепестки мертвых роз укладывались под ногами ученого. Выдохнув клубы тёплого пара из противогаза, Антон всей грудью тяжело вздохнул. Этот вздох прозвучал оглушительно громко в таинственной тишине очередного дня. Дня, который может оказаться последним для Антона. Вокруг ни звука, словно тишина — апогей чего-то страшного и неминуемого. Лишь вдали слышался шум еще не закончившейся стрельбы и битвы на несбыточное выживание. Они скоро придут за ним. А сейчас остаётся только давящая на слух до звона в ушах тишина. Ученый смотрел на этот предсмертный танец снежинок и все крепче сжимал крепкой хваткой в кармане потасканного медицинского халата металлическую флеш-карту. Мужчина продолжал свой путь, разнося эхом и пылью топот тяжелой обуви по сожженой Москве. Это девятый раз на памяти ученого, когда город обволакивали серые, на вид неподьемные, словно свинец, тучи, а затем начинали свой ужасающий танец лепестки алых роз. Как только первый лепесток коснулся обреченной земли, начался апокалипсис. И лишь сейчас красные пятна смерти на небе разбавлял белый лед надежды, словно знак о последней битве. Первый снег в этом году не приносил радости окружающим, так как просто-напросто радоваться было некому. Единственные наводящие ужас улыбки запечатлились на навеки застывших окровавленных телах. Пути назад нет, Антон первый развязал войну. Позади бегущего по каменному песку ученого вихрем в воздухе поднимались отклеенные объявления и уже сухие лепестки роз. «Враг народа», — чёрные буквы впечатались в до того белоснежный, грязный лист бумаги. — «Признанный учёный Антон Андреевич Шастун создал смертельное оружие». «Армия военных киборгов восстала против народа», — медленно опустился на землю потоптанный и окровавленный огрызок. — «Машины используют орудие против нас». Учёный облокотился плечом о военную машину для эвакуации людей, чтобы отдышаться. К огромному сожалению, никого спасти так и не удалось за пару недель неравной войны. Безжизненные, сожжённые алым оттенком тела так и свисали из кабины, застыв с надеждой на спасение. Антон не успел опомниться, как почувствовал на тыльной стороне ладони обжигающий лепесток. Зашипев, ученый убрал руку в карман. Времени оставалось мало, а с каждой секундой промедления жизнь, подобно песочным часам, безвозвратно утекала. Натянув капюшон надетого поверх халата плаща, под которым ранее мужчина скрывался от разъярённых глаз подверженных опасности жителей, Антон поспешил к виднеющемуся в запредельной близи домику, в подвале которого располагался бункер. За толстыми непроницаемыми дверями и находилась та самая лаборатория, где ученый, сам того не подозревая, подверг уничтожению мир. Целью было создание армии, защищающей свой народ, на случай войны. Но что-то прошло не так, и стальные машины, используя встроенное окружение, принялись уничтожать все живое, в программе не фильтруя на «свой» или «враг». Сейчас поникший зелёный взор в ореоле предательских морщин до боли в ещё бившемся сердце пронзал разрушенный на половину частный дом. Камень, обрамляющий стены жилища, осыпался от многочисленных взрывов неподалёку, а до того яркая черепица обрушилась на мертвую землю, позволяя кровавым лепесткам припорошить деревянный, слегка обугленный пол чердака. Вместо чистых прозрачных стёкол рамы защищали забитые доски, словно бы это как-то помогло защититься ещё на неопределенный срок от стального врага. Ещё месяц назад и каких-то восемь дней под хилой покатой крышей учащенно бились два сердца. Человек с шелковистыми, чёрными, словно смола, волосами до последнего мгновения своей жизни сжимал в ладонях костлявые трясущиеся руки ученого. Голубые стеклянные глаза в диком ужасе выражали боль и страх, пока копна взъерошенных темных волос седела под железным шлемом. Разноцветные тонкие проволочки протягивались до рабочего стола в лаборатории, на котором располагалась куча непонятных напуганному парню механизмов и систем. Свободной рукой настраивая компьютер, Антон шептал своими покусанными бледно-розовыми губами утешительные фразы для хозяина метавшихся в ужасе голубых глаз. Грудь Арсения вздымалась от тяжёлого, учащенного дыхания, а мурашки с каждым разом все сильнее штурмовали бренное тело. Металическая флеш-карта легким движением руки вошла в разъём системного блока, прежде чем Антон начал сканировать сознание Арсения, чтобы сохранить в системе все его чувства и воспоминания. Полоска загрузки сдвинулась с мертвой точки 0, когда учёный нехотя отпустил руку своего возлюбленного, и сканирующее устройство в виде очков виртуальной реальности прилегло к голубым глазам. Зелёная полоска на ярком экране, озаряющем небольшое помещение без окон, стремительно увеличивалась, нагоняя цифры процента прямиком до 100. Реагируя на яркие сменяющиеся картинки перед глазами, Попов вжимался костлявыми пальцами в обивку кожаных подлокотников в неудобном кресле. Глотая от поселившегося внутри страха наполненный запахом химических смесей воздух приоткрытым ртом, Арсений старался успокоиться, как велел ему Антон. Снаружи раздался приглушённый взрыв, от резкого шума которого оба мужчины слегла вздрогнули на своих местах, но не прекратили эксперимент. — Ещё немного, любовь моя, — слетело шепотом с мертвенно бледных губ озабоченного ученого. В зелёных глазах зеркально отображалась полоса загрузки. Ещё один взрыв. Многочисленные стеклянные колбочки на пришвартованных у стен полках задребезжали друг о друга, словно во время землятресения. Они близко. — Есть! Антон прикусил верхнюю губу с чувством выполненной цели, когда всплывшее окошко загрузки исчезло, а все необходимые данные с бешеной скоростью сохранялись в памяти съемного носителя. Голубой взор смог лицезреть до безумия радостное лицо пред собой, когда Антон снял с возлюбленного маску и принялся расстёгивать шлем с многочисленными проводочками. В первую очередь до этого сидевший в кожаном кресле мужчина бросился к Антону, хватая трясущимися холодными ладонями бледное лицо, и принялся взбудоражено и скоро целовать. Горячие губы касались тонкой кожи с искренним и ощущаемым отпечатком любви. В сумасшествии Арсений вскочил со своего кресла и вовсе накинулся на мужчину с объятиями, пронзающими ученого до самого покалывания в сердце. Немое «не оставляй меня» проникало прикосновениями все глубже в душу мужчины и тем самым делало только больнее обоим. Мужчины знали, что конец настанет, и очень скоро, но хватались за любую возможность, даже за самую тонкую нить надежды на спасение. — Садись же, — сломленным голосом скомандовал Арсений, когда отстранился от любимого мужчины. Время поджимало. Черт, оно всегда поджимает. Шастун ещё раз проверил готовность и исправность всех программ, прежде чем занять место Попова. Теперь металический шлем коснулся волос цвета темной ржи, а Антон, выдохнув всей грудью, подал знак своей готовности. — Главное — не бойся, — уверил мужчину учёный, но в глубине души сам был обескуражен. — Нажмёшь на красную клавишу, и загрузка сама начнётся. Ни в коем случае не снимай с меня маску, что бы ни случилось, пока загрузка не завершится. — Арсений коротко кивнул, и его кадык дёрнулся. Снаружи в очередной раз раздался пугающий взрыв, неся за собой звук разбитого стекла. В этот раз он прогремел настолько близко, что пыльные колбы попадали с деревянных полок. — Ну же, Арсений, не тяни. Ученый завопил с нажимом в голосе, и Попов был вынужден надеть на него непроницаемую железную маску. Загрузка началась. Экран мерцал с каждым доносящимся до двух пар ушей взрывом где-то сверху. Голубые глаза в ужасе метались по потолку, с которого осыпались штукатурка и пыль, а в грудной клетке невольной птицей забился смертельный страх. Огромным комом обволакивая сердце, он морально давил на Арсения, отчего виски болезненно заныли. Ещё один взрыв, а затем предательский писк из динамиков. — Черт, — выплюнул Попов, устремляя свой ошарашенный взор небесных линз на светлый экран. — Что там, Арс? — напуганно спросил Антон и тут же почувствовал ком в горле. Тот самый ком, не предвещающий ничего хорошего. — Место кончилось на флешке, Шаст, — отрапортовал Попов и в панике запустил тонкие пальцы в смоляную шевелюру. — Всего 80% загрузилось. Сиди на месте, не снимай оборудование, я скоро вернусь. Со стороны, где до этого сидел Арсений, послышалась возня. Антон напряг все мышцы тела в ужасе и приготовился противоречить возлюбленному: — Ты куда? Арсений, стой! — Не смей снимать маску, Шаст, — отрешённо прозвучал строгий, уверенный голос уже со стороны лестницы. Арсений направлялся наверх. В его памяти вторая пустая флешка ютилась в деревянном комоде в их общей спальне. Антон затаил дыхание, ощущая, как в мозгу отбивает пульс, а затем, что есть мочи, в панике старался докричаться до Арсения. Но когда маска была скинута судорожной хваткой с глаз, то силует мужчины уже скрылся наверху. В полной панике, окутавшей тело и разум ученого, Антон проигнорировал ужасное предчувствие внизу живота и кинулся к двери. Но ускоренный топот по бетонному полу сопроводил нечеловеческий приглушённый крик над потолком. Горячая слеза предательски сокользнула с трепещущих мокрых ресниц и уткнулась в плотно сидящую на лице резину противогаза. С каждым разом Антону было все больнее возвращаться в это место. Когда нога неуверенно ступала на запачканный паркет, воспоминания мощной волной цунами сносили крышу ученому. Полный нечеловеческого ужаса голубой взгляд — последнее, что помнил Антон, прежде, чем отдаться агонии. Каждый чертов день сопровождался фантомными болями утраты самого родного и любимого человека, единственного, кто протянул руку помощи, когда все остальные отвернулись. И невыносимая боль пронзала ещё бьющееся сердце ученого, словно насмехаясь и давая понять, что тот ещё живой. Несмотря на то, что все морали внутри давно засохли вместе с припорошившими землю лепестками. Но он не мог отдаться полностью агонии и судьбе, пока не завершит своё дело. Все время, что у него осталось на этой обречённой на исчезновение планете, мужчина использовал во благо любимому. Берцы коснулись деревянной ступени, ведущей глубоко вниз, и та со скрипом прогнулась под тяжелым телом. Пальцы горящей алым трясущейся руки в накинувшейся на Антона тьме нащупали холодный выключатель, и в один миг пропахнувшая сыростью и химикатами комната озарилась тусклым тёплым светом. Заставленная найденным на улице железом, что буквально несколько дней назад преданадлежало одному из военных роботов, расстелилась перед ученым комната. На невысокой стене напротив лестницы красовался знакомый плакат, с которого все и началось. «И продолжат греметь шестеренки, пока враг не будет сломлен». Программа на уничтожение. Нащупав кнопку фильтрации воздуха, Антон незамедлительно начал процессинг и поспешил блокировать главный вход. После того, как динамик в пульте управления трижды издал пронзающий слух писк, Антон стянул с запотевшей макушки противогаз. Тот со шлепком приземлился прямо на бетон, разгоняя от себя вихрем осевшую пыль. Система полностью активировалась, но реактора хватит едва на пару дней, прежде чем в лаборатории вырубит электричество. Незамедлительно учёный кинулся к компьютеру в набросившейся на него прострации. Рука в очередной раз предательски затряслась, но ловко выудила из кармана грязного, поношенно халата необходимый предмет. Изумрудный взор загорелся огнём, когда лицезрел выведенные маркером на металической поверхности крохотные буквы. «Арсений Попов. 26 октября 2230.» Пальцы буквально впились в охраняемый и значимый предмет, прежде чем вставить его в разъём системного блока. Началась синхронизация. Шастун рывком поднялся с места, отчего халат позади развевался в воздухе, и устремился к накрытой белоснежной тканью куче. Антон тяжело дышал, из-за чего хлопок перед ним от тёплого дыхания слегка пошевеливался. Не ожидая ни секунды более, ловким движением руки мужчина стянул легкую ткань перед собой. И тишина. Зеленые глаза всполыхнули огнём надежды, когда перед ними оказался знакомый силуэт. Фарфоровые на первый взгляд веки прикрывали небесного цвета глаза робота, а смоляные реснички едва касались бледных холодных щёк. И как бы не заставлял родной образ болезненно ныть сердце, Антон знал, что перед ним не Арсений, даже не его плоть, а лишь восстановленный в идеале аналог в виде киборга. Последний шаг — наделить груду металла искусственным разумом и запрограммировать под чувства и воспоминания Арсения прежде, чем последствия алого лепестка распространятся выше запястья Антона, пригоняя за собой неминуемую гибель. Тянущиеся к бледной ровной коже пальцы на мгновение остановились буквально в миллиметрах от неё. Такая идеальная плоть, без единого изъяна, совершенно не принадлежала Арсению. Все слишком вычурно, неподобно реальному человеку. И Антон знал это, поэтому не коснулся груды железа в обличии любви всей его жизни. Человек — это не плоть, не те особенные изгибы кожи, вовсе не длинные пушистые ресницы над пронзительными ультрамаринами. Человек — это душа. Даже после смерти люди неопределенное количество времени оплакивают лишь холодное бездыханное тело, даже не задумываясь, что душа то жива. Человек, получается, жив. Просто становится неосязаем, нематериален. Он растворяется с воздухом, теряется в сигаретном смоге, размывается проливным дождем и остаётся с тобой навеки, пока служивший ему сосуд закапывают под землю. Так и киборг с идеальной, словно фарфоровой кожей пред Антоном — всего лишь сосуд для Арсения. И наполнять учёный этот сосуд собирается из уже готовых и раскрытых на огромном ярком экране цифровых данных, в которых и находится сознание Попова. Антон всей грудью прерывисто выдохнул в попытках настроиться на рабочий лад. В груди трепетали птицы в ожидании того самого момента, которого на протяжении месяца и восьми дней так желал Антон. Момента, когда киборг раскроет свои голубые стеклянные глаза и с привычной хрипотцой произнесёт имя ученого. Кабель, ведущий от разъёма на виске робота, оказался в миг подсоединён к компьютеру для получения данных. Загрузка пошла. Тощие руки безостановочно затряслись, а мозг окутало ожидание. Сердце стремительно увеличивало ритм в геометрической прогрессии, а зеленые глаза хаотично бегали по экрану компьютера. Вот-вот и зелёная полоска во всплывшем окне доберётся до апогея и оповестит об окончании переноса информации. Шастун с трясущейся челюстью выдохнул, и углекислый газ с прерывистым звуком опалил холодные руки перед лицом. Все ещё дрожащие пальцы забрались в спутанные клочки светлых волос, в ожидании оттягивая их с неощутимой болью. Окошко закрылось. Антон затаил дыхание, не в силах перевести взгляд с яркого экрана. В уголках его блестящих глазных яблок отразилось движение, и краем уха Антон его уловил. Сердце вот-вот готово остановиться, разошедшееся не на шутку. По затылку пробежались мурашки, оставляя после себя фантомные приятные ощущения. — А… Антон? — прозвучал робко голос где-то справа, и Шастун окончательно потерял рассудок. Слезы нахлынули без приглашения, и учёный по инерции зажмурил глаза, прежде чем сорваться с места. Стул, на котором сидел Шастун, с характерным звуком упал на бетонный пол, заставляя подняться вверх всю ютившуюся на нем пыль. Ни на йоту не сомневаясь, Антон подлетел к застывшему в шоке телу по правую руку от него и, уловив обескураженый голубой взор, заключил в объятия. Арсений ни секунды более не размышлял и вцепился новыми, железными руками в спину ученого. Пальцы по привычке сжали в кулаке тонкий халат мужчины, а голубые глаза зажмурились под гнетом насупившихся тёмных бровей. Попов был готов поклясться, что расплачется, но не смог этого сделать, так как не запрограммирован на подобные выделения. Сердце, или то, что находилось вместо него, предательски заскулило при виде Антона, и Арс от непереносимости бури этих эмоций застонал. Физиономия мужчины скривилась в приятной боли, пока руки все ещё не были готовы отпустить Антона от себя. В свою очередь мужчина не скрывал от глаз возлюбленного свои горькие слезы счастья и рыдал. Рыдал так сильно, так громко, отчего мокрые тяжелые капли впитывались в любимый шерстяной свитер Арсения, заранее надетый на киборга. — Помню, как сидел в кресле, — начал вновь киборг, его губы предательски задрожали, а брови вновь изогнулись в печали, — твоё лицо напротив, и глаза, полные страха. А потом темнота. Шаст, ты выглядишь, словно не спал несколько суток, — отстранился от своего возлюбленного Арсений и взглянул на обросшее колкой щетиной лицо и огромные мешки с синевой под покрасневшими глазами. — Я отключился? Почему я не помню, как оказался тут? Лицо Попова наполнилось эмоциями непонимания, мужчина действительно не уразумевал, что месяц назад в буквальном смысле умер под прицелом мощного оружия одного из роботов-убийц, а затем сгорел изнутри заживо. В его памяти он все тот же парень, который минуту назад сидел в кресле под огромным железным шлемом. А Антон плакал. Стоял рядом и вновь не сдержался. Мужчина чувствовал пронзающую все тело боль, не в силах решить, как сообщить своему возлюбленному правду. Ноги подкосились под гнетом мощных эмоций, но Арсений во время ухватил ученого за подмышки, тем самым удерживая на болтающихся непослушных ногах. — Арс, — проскулил Антон и шмыгнул носом, — я люблю тебя. Я чертовски сильно люблю тебя, Арс. Арсений обмяк, ‘сердце’ укатилось в пятки, и мужчина вновь сковал Шастуна в своих объятиях. Антон чувствовал сквозь имитацию кожи холод железа, от чего все тело вновь оккупировали мурашки. Не важно, каким образом, важно, что Арсений сейчас рядом и обнимает обессилевшего ученого со всеми любовью и осторожностью. — И я тебя люблю, Тох, — спустя несколько секунд парировал Попов не менее искренне, — но, скажи, что стряслось? Антон выпрямился стрункой и затаил на мгновение дыхание. — Ты помнишь наш эксперимент, Арс? — с толикой надежды спросил учёный и исподлобья взглянул в опустившиеся в пол голубые глаза. Арсений поднял взор, полный наваждения, на мужчину и заметно кивнул. — Так вот, он удался! Ты сейчас не в своём теле. Это… — Антон ухватил ладонями плечи мужчины и оценивающим взглядом прошёлся вдоль его тела. — Созданный мною футляр для твоего сознания, проще говоря — твоё новое тело, бессмертное, Арс. На последних словах в зелёных глазах загорелся огонь, и свой неистовый пляс начали черти. Арсений лишь открыл в полном непонимании рот, совсем не веря сказанным словам, а затем указательный палец пустился вверх по щеке, до виска, и нащупал круглый разъём диаметром в сантиметр. Арсений был обескуражен, пронзая холодным, но в то же время тёплым взглядом мужчину перед собой. Антон с эйфорией смотрел на свою работу и не верил собственным глазам. Ведь у него правда получилось ‘воскресить’ Арсения. Его Арсения. — А как же ты? — незамедлительно спросил Попов, как только пришёл в себя. Его обеспокоенный взгляд петлял по бледному виску ученого. — У тебя нет разъёма, Шаст… — А мы и не успели полностью скопировать мое сознание на накопитель, любовь моя. Там моей памяти лет до двадцати пяти всего, — полным миндальности голосом оповестил своего любимого Шаст и пустил руку тому в смоляные волосы. Имитация шевелюры на ощупь была не различима с волосами Арса, отчего учёный прикрыл в блаженстве глаза. — Но этим мы с тобой и займёмся. Загрузим оставшиеся пять лет жизни. Зелёный взгляд, обрамлённый красными капиллярами, метнулся от Арсения левее. Сбоку от мужчин стояла накрытая точно такой же тканью, что сейчас валялась на пыльном полу, фигура рост в рост с ученым. Грудь Арсения наполнилась надеждой, а голубые глаза вновь оживились. — И мы будем вместе… — …Всегда. Попов прикрыл глаза и потянулся за поцелуем. Потресканные тёплые губы ученого легли поверх его, тем самым заменяя кислород всей атмосферы. Темные реснички слегка дрогнули, а сердце совершило кульбиты. Шастун уложил свою ладонь на затылок Арсения и прижимал с каждым разом все ближе, желая большего. Ученый целовал киборга со всей своей любовью, оттягивая материю холодных губ. — Подожди, — нехотя отстранился Арсений, а Антон перевёл внимание на покрасневшие, словно у настоящего человека, щеки, — давай не будем терять времени и скопируем твоё сознание? Антон не мог вновь перестать любоваться глубиной глаз цвета морской волны, утопая с каждой секундой в их пучине. — Арс, больше всего на свете я не хочу потерять тебя вновь. — Сердце в груди дрогнуло при одном лишь упоминании о минувшем дне. — Даже если у нас не получится вновь, дай мне сейчас сполна насладиться тобой? Фраза Антона прозвучала больше не как вопрос, а как просьба. Со всей болью и иронией, но с теми же любовью и добротой. Арсений не мог отказать тому, кому пренадлежит его ‘сердце’. Поэтому, с лаской пройдясь наполненными вселенской любовью глазами по взволнованному лицу ученого, он вовлёк мужчину в очередной поцелуй. На этот раз он не кричал от нехватки друг друга, а взвывал от желания быть друг с другом. Любить друг друга, пока есть время. Целовать друг друга, пока хватает сил. Желать друг друга, пока не сгорело тело. Мужские руки переместились со смоляной шевелюры на холодную шею и, с надавливаниями подушечек пальцем скользя вниз, забрались под колючий свитер. Слегка отросшие ногти ученого гуляли по гладкой спине чуть выше лопаток, а горячие губы что есть мочи впивались в неживые губы Арсения. Пальцы пострадавшей руки слегла обжигало изнутри, но Антон не обращал внимания. Старший мужчина насупился от правящего разумом желания и прижал ученого ближе резким движением, чувствуя каждую клетку его тела, ощущая каждую его взрывающуюся цветастым фейерверком эмоцию. Холодные словно фарфор пальцы скинули с широких плеч лёгкий халат и забрались под короткие рукава чёрной футболки. Мышцы на плечах Антона напряглись под горячими прикосновениями холодного тела, а поцелуй становился все быстрее, все эмоциональней, пока самый большой фейерверк в его голове не взорвался тысячей ярких эмоций. Антон возбудился. Арсений моментально почувствовал пахом напрягшийся орган и непроизвольно закатил глаза от собственного подходящего возбуждения. Без стука ворвавшись в голову, оно обволокло неживое тело, подчиняя полностью эмоциями. Антон переместился с губ на белую манящую шею, оставляя на губах Арсения тянущуюся слюну. Прикусывая зубами тонкую кожу, Антон уловил краем уха сдавленный стон своего партнера. Мужчина самодовольно улыбнулся и опалил горячим дыханием покрасневшую от укуса материю. Попов двинулся вперёд тазом, тем самым задевая просящийся из ткани наружу орган. Антон почувствовал, как до невозможности наливается тяжестью низ и от рвущегося желания прикусил чуть ли не до крови собственную губу. — Ш-Шаст? — на выдохе спросил Арс и закатил глаза. Смоляной затылок уперся в металический стеллаж, от чего тот пошатнулся. Шастун был уверен, чего хочет Арс, и не менее самоутверждался в том, что желает того же. Руки киборга бродили по напряженной спине ученого, изредка царапая от просящегося на свободу желания, а затем разглаживая повреждённое место подушечками холодных пальцев. От таких прикосновений у Антона образовывались многочисленные мурашки, заставляя все тело содрогнуться. Арсений тяжело вздымал грудь и протяжно, томно выдыхал воздух, пока Шастун не решился наконец стянуть со своего партнера колючий и абсолютно не греющий свитер. Как только предмет одежды миновал руки и голову, Арсений тут же вцепился в пухлые розовые губы перед ним. Язык хозяйничал во рту ученого, облизывая чуть ли не каждый его идеально белый зуб, пока сам мужчина дрожащими пальцами расстёгивал ширинку собственных брюк. Попов с ехидной ухмылкой уловил движение мужчины и с наглостью оттолкнул его руки от себя же. Самостоятельно стянув с него штаны, парень ухватился за упругие ягодицы в тканевых боксёрах и, сжав их в своих ладонях, притянул ближе. Налившийся кровью член запульсировал, как только ощутил Арсения так близко. Не желая терпеть ни секунды, Арс стянул с себя собственные джинсы, неуклюже, но на скорую руку, лишь бы скорее вновь ощутить вплотную к себе горячее тело партнера. Антон стянул с себя футболку и отправил восвояси, вслед за полетевшими джинсами Арсения. Довольно улыбнувшись и мельком оценивая количество одежды на обоих, Шастун вновь прилип к своему мужчине. Поцелуй набирал обороты и казался уже не нежным, а страстным, горячим, желанным. Возбуждающим. Уже покрытая алым рука нахально накрыла над тканью боксеров чужой орган, вызывая с уст Арса вылететь просящий стон. — Люби меня, Шаст, — проскулил с зажмуренными глазами Арсений и поддался вперёд, глубже толкаясь в ладонь Антона. — Люблю тебя, я люблю тебя, — лихорадочно прошипел в шею возлюбленному сумасшедший учёный и прикусил нежную кожу шеи Попова, оставляя на том месте фиолетовый синяк. Бесцеремонно заводя холодные пальцы под тугую резинку боксеров Антона, Арс прикусил собственную щеку. Совсем немного и большая ладонь нащупала напряженный сочащийся член. Разум окончательно попрощался с Арсением, и парень принялся энергично водить вдоль стояка ладонью. Шастун застонал и закатил глаза. Сладкие бледные губы пропустили через себя горячий воздух, прежде чем оказались заткнутыми губами Арсения. Попов скалился сквозь поцелуй, покусывая и без того шелушащиеся губы мужчины, и не переставал дрочить ему. Антон, ещё не совсем потеряв рассудок, ослабленными руками скользнул к последнему предмету одежды брюнета и без предупреждений стянул их до бёдер. Напряженный член Попова, как только выбрался наружу, скользнул по низу тёплого живота Шастуна, вызывая у того ещё больший приступ похоти. Прозрачные стекла в стеллажах уже начали понемногу запотевать, а челка на лбу Шастуна намокла. Огромная ладонь ученого схватила поддавшийся вперёд член Арса и в унисон с движениями мужчины принялась водить вверх-вниз по облившемуся собственной смазкой пенису. Хриплые, пошлые стоны отскакивали от полки к полке, от стеллажа к стеллажу, опускаясь на горящие краской уши друг друга. — Арс, — выдохнул второй мужчина, не в силах раскрыть сомкнутые от удовольствия глаза, — давай уже сделаем это. Фраза прозвучала, словно призыв, заставляя скопившееся тепло перебраться с низу живота до паха. Без лишних слов Попов потянулся за поцелуем, тем самым показывая Шастуну свою готовность. Ученый матернулся себе под нос и прорычал в губы Арсению, бесцеремонно ухватывая того за ягодицы и разрешая запрыгнуть на себя. Арс тут же обхватил холодными ногами сильное тело Шастуна. Мужчина не медлил и, снося на пути стеллаж с колбами и какими-то необходимыми приборами, посадил Попова на стоящий неподалёку металлический стол. Не глядя смахнув с холодной поверхности все предметы канцелярии, Антон уложил на спину своего мужчину и принялся покрывать горячими поцелуями его грудь. Арс не переставал закатывать глаза от удовольствия и искусывать собственные губы. Тонкие холодные пальцы нащупали движущуюся ржаную макушку и забрались в скомканные волосы. Арсений оттянул за корни шевелюру Антона, вызывая у того полустон—полурык. Ученый моментально накинулся на брюнета и, окончательно стягивая с себя уже мокрые боксеры, за бёдра притянул ближе извивающееся тело. Головка члена уткнулась в промежность Арса, что не осталось для того скрытым. Почувствовав сочащийся орган у своего прохода, мужчина прося завопил и изогнулся в спине. — Тише, солнце моё, — слетел шёпот с уст Антона, а длинный палец пустился к заднему проходу, обводя напряженное колечко тёплой подушечкой пальцев. Попов извивался на столе, подобно змее, а его голубые глаза пронзали заискивающий взор Шастуна. Зеленые радужки блестели от желания. Лихорадочно пустив алую от касания лепестка руку в ящик стола, Антон вскоре отрыл молочко для тела. Не смазка, но тоже пойдёт. Ловкими движениями рук мужчина выдавил какое-то количество на свои пальцы и вновь переместился к просящей заднице. Арсений не перераставал просить о большем, лёжа на холодном столе и разведя ноги в стороны, а Шастун любовался открывшимся для него видом и ласкал кожу родного ему человека. — Шаст, — выпалил Арсений и приподнял голову. Мужчина сглотнул. — Давай же. И словно по велению Арс вновь изогнулся в спине, укладывая затылок на железной поверхности, так как указательный палец мужчины без церемоний вошёл внутрь. Прокрутив в узком колечке палец, Антон приготовился вставлять второй. Арсений вновь застонал под ним, а у Шастуна в который раз снесло крышу. Сделав перерыв на мокрый, страстный поцелуй, Антон вернулся к немного растянутой дырочке. Как же ученый мог не предугадать, что ему предстоит когда-то делать это с новым телом. Мог бы продумать не такой долгий подход. Улыбнувшись собственным мыслям, учёный принялся двигать двумя пальцами внутри своего любовника, довольствуясь слетающими с его уст ругательствами и стонами. Собственный член уже изнемогал и сильно ощутимо пульсировал. Невозможно было смотреть на извивающееся в удовольствии тело под ним и не ощущать собственного возбуждения от такой картины. Два раза толкнувшись на всю длину и без того некоротких пальцев, Антон развёл ‘ножницы’ под сладкие стоны партнера. Не желая медлить ни секунды более, Шаст без церемоний заменил пальцы сочившейся от смазки головкой. Горячий орган прислонился к узкому проходу, и Антон чуть не сорвался, чтобы вставить в мужчину член на всю длину, но все же плавно пронзил его сначала розовелым концом. Арсений был готов провалиться сквозь землю от этих ощущений, пуще прежнего извиваясь под ухватившими его талию руками. Антон, как только Арс вздымал живот, тут же прижимал его обратно к столу грубой, но осторожной хваткой. Ещё немного смазав из тюбика член, Шастун приготовился потихоньку входить на всю. Медленно двигаясь внутри мужчины, ученый с каждым толчком вставлял все глубже, а сознание Арсения с каждым толчком пропускало через себя новые взрывы эйфории. И вот Шаст вошёл в своего возлюбленного на всю длинну упругого пениса, от чего яйца с шлепком удалились о ягодицы мужчины. Это ещё больше завело ученого, и тот прибавил темп. Осторожно двигаясь внутри Арсения под хриплые приглушённые стоны, он начал вбиваться энергичнее, пока не поймал ритм. Вцепившись ногтями в холодные бедра киборга, Антон толкался вперёд, ощущая обволокшие стенки вокруг своего члена, а затем вбивался уже в ту самую заветную точку. Не замечая, как левая рука окрасилась алым уже до плеча и внутри сгорала, Антон вдалбливался в Арсения и, изредка матерясь, постанывал. Не от схватившей руку боли красного пожара, а от удовольствия, что получал от близкого контакта со своим любимым. Уцелевшая рука опустилась на лежащий на бледном животе член Арсения и принялась энергично дрочить в такт с собственными толчками. Пора за порой на плече стремительно окрашивалась в красный, тонкими нитями обматывая кожу ученого, но Антон не обращал внимания. Все своё внимание он уделял Арсению, взглядом, полным любви бродя по извивающемуся идеальному, словно фарфоровому телу, не переставая двигаться внутри него. С каждым толчком и движением руки оба мужчины все больше ощущали подходящий апогей эмоций. В то время нити смерти перешли на тонкую шею ученого и покрыли практически всю грудь. Попов раскрыл глаза и, увидев разгорающуюся заразу, был готов остановить мужчину, несмотря на приближающийся оргазм, но Шастун вновь повалил любовника в исходное положение и начал вдалбливаться ещё быстрее и глубже, что окончательно выбило Арсения из колеи. Все конечности киборга ослабли, словно сделались не железными, а ватными. А Антон потихоньку сгорал от действия смертоносных алых роз. Большая половина тела сгорала изнутри, но мужчина не останавливался. Низ живота крутил, а Арсений под ним стонал пуще прежнего. Зажмурив глаза от боли вперемешку с удовольствием, ученый ощутил на своей ладони что-то липкое, тёплое. Он даже и подумать не мог, что киборги умеют кончать, но так и было. Арсений вовсе пребывал в огромной эйфории и закатывал глаза с блаженной улыбкой на лице. Ещё пару мгновений и Антон кончил следом, а затем пошатнулся на месте и закричал. Крик был подобен нечеловеческому, что тут же вернул Попова на землю. До того умиротворенная физиономия сменилась чистым ужасом. Антон пред его глазами пал на колени, полностью алый, подобно лепестку метровой розы. Спустя мгновение шока из голубых глаз прыснули слезы. Арсений сумел заплакать, несмотря на то, что это было ему вовсе не свойственно, как груде металла. Да и кончать, собственно, тоже, но… — Арс! — выкрикнул Антон и в агонии свалился на бетонный пол. Алый пожар медленно тянулся вверх по шее, переходя на подбородок. Попов округлил два шара, наполненных горькими слезами, и в панике спрыгнул со стола с грохотом на бетон, засим кинулся к мужчине. На его глазах умирала его любовь. — Шаст, вставай, — истерично начал кричать Арсений, хватая за руку ученого в попытках поднять. Кожа любимого обжигала, но Попову было все равно. Ничего не имело значения кроме спасения своего любимого мужчины. — Шаст, пожалуйста, вставай! Антон! Арсений плакал и тащил ученого к кожаному креслу, чтобы скорее посадить и начать копирование. Как же мужчина корил себя за то, что не остановил Антона раньше. Ведь сгорающее изнутри тело на полу, обжигающее кончики его пальцев, — это полностью вина Попова. Арсений плакал, руки готовы были отняться, но тащили кричащего от боли мужчину к креслу. Пелена слез, накинувшаяся на голубые глаза, мешала обзору, но Арсений продолжал наугад тянуть тяжелое умирающе тело Антона. Смахнув ловко свободной рукой слезы со стеклянных глаз, Арс мельком взглянул на сгорающего ученого. Сердце, или то, что вместо него, готово было разорваться от одной картины, как пожар окрасил в алый каждую клеточку тела Антона, оставляя лишь зеленые, наполненные нечеловеческим ужасом глаза. У мужчины уже не оставалось сил кричать, поэтому он, напрягая полыхающее горло, жутко и умоляющее хрипел. Арсений взвыл и бросился на колени, тут же стирая их чуть ли не до металла о бетон. Обожженные ладони, материя на которых оголяла серебристое железо, накрыли полыхающие щеки возлюбленного, а капли слез тут же срывались с лица Попова и падали на кожу Шастуна, шипя и растворяясь паром на раскалённой коже. Арсений плакал, как никогда ранее, он выл, подобно зверю, а грудь разрывалась от нарастающей боли ближайшей потери. Материя на ладонях киборга сгорела до тла, но Попов, не отводя взгляда от движущихся нитей смерти к глазным яблокам мужчины, смело нагнулся к алому лицу и напоследок оставил поцелуй на полыхающих губах. Получив ожог, Арсений не спешил отстраняться, а все ещё касался горячих, истлевших под гнетом роз губ. Почерневшие губы отстранились, а голубой, наполненный нетерпимой болью взгляд лицезрел перед собой лишь полностью алое бездвижное тело, а до того счастливые зеленые радужки обволоклись угольным чёрным. Арсений закричал во все горло, срывая голос, и пустил железные пальцы в свои смоляные волосы. Он не успел спасти своего мужчину. Но даже не подозревал, что, однажды, Антон также не сумел спасти его. Похороненное алое тело Попова навеки заточено под метрами сухой, сгоревшей также земли возле разрушенного дома. И тело Антона теперь подлежит той же участи под истерические крики и рыдания Арсения, пока его чувства сгорали вслед за ученым внутри, до адской боли в груди.…
Песня: aurora - nature boy Темные хмурые тучи в который раз обволокли Москву. На горизонте полыхали последние небоскрёбы и с приглушённым грохотом обрушивались на сожженную землю. Конец всему живому настал. Арсений немым взглядом наблюдал жуткую картину: неподалёку от накинутого красным пожаром здания раскинулся небольшой завод. Казалось, что звон шестеренок друг о друга слышался даже через километры, а алая жидкость не переставала закипать в огромнейшем, подверженном коррозии котле. Плотными чёрными клубами дым из высокой, словно утыкающейся в само небо, трубы не переставал валить ни днём, ни ночью. Пристрастившиеся к труду военные машины правили заводом по изготовлению себе подобных. Когда-то это здание не несло за собой никаких бед и служило постоянным местом работы Антона Шастуна. До того самого рокового дня. Эксперимент с отравлением атмосферы на территории врага вышел из-под контроля, вызывая у роботов встроенный рефлекс на образовывающиеся свинцовые тучи. И не тучи они оказались на самом деле, а ядовитые клубы дыма из трубы того самого завода, наполненные смертельными химикатами. Осадки этих химикатов представляют из себя лепестки алых роз. При взаимодействии с материей кожи человека лепесток оставляет после себя ожог в виде алой отметины и тут же скукоживается в сухой лист. Спустя время отметина увеличивается, заставляя под кожей все болезненно полыхать огнем, пока не разрастается, охватывая каждую клетку кожи человека своим адским пожаром. А затем тот заживо сгорает. Арсений ухмыльнулся своим мыслям. Месяцы назад он и подумать не мог, что конец света наступит таким путём. Так страшно. Навевая нечеловеческий ужас на все живое, оставляя после себя испепелённые, уже каменные земли и ядовитые клубы пара в окрашенном в оранжевый небе. Алые пятна вновь показались над головой, а Попов, без каких-либо эмоций взглянув на проклятое небо, вальяжной походкой удалился в уже обугленный дом. Ступени под его весом гулко скрипнули, а свет при одном нажатии окинул всю душную комнату. С каждым днём ад перебирался на землю, и становилось все жарче. Но киборг этого не чувствовал. Озадаченный взор гулял по включённому несколько минут назад компьютеру. Электричества в реакторе осталось всего на пару часов. Все программы были запущены, осталось только согласие Арсения одним нажатием клавиши. Брюнет изнемогал от желания скорее совершить задуманное, но боялся опешить, боялся, что все выйдет из-под контроля и крахом обвалится вместе с последними осколками надежды. Приглушённый топот раздавался по тяжелому бетонному покрытию, а руки, до того ютившиеся в карманах тёмных джинс, уже направлялись к клавиатуре, стертой под пальцами Антона. Знакомая переполненная флеш-карта передавала всю необходимую информацию в ПК, пока тонкие холодные пальцы отбивали нервно ритм на деревянной поверхности стола. Одобрительный гул из динамиков усведомил мужчину о полной готовности. Затаив дыхание, Арсений запустил процесс. ‘Сердце’ с каждым мгновением билось все быстрее, а ‘желудок’ не переставал совершать кульбиты до неприятного ощущения внутри. Ещё пара секунд и зелёная полоска добралась до своей границы. Одобрительный гул повторился. ‘Сердце’ окончательно остановилось. Пульс отбивал где-то в висках. А зеленые глаза распахнулись. — Арс? «И мы с тобой построим новый мир на этом пепелище.»