***
Вчера на тренировке Минхо сказал всем, что место их сбора — раздевалка. В десять тридцать. Томасу не составляет труда слушаться капитана, но нервозность по поводу предстоящей игры была сильнее слов Минхо, поэтому ровно в десять он уже восседает на скамье, одинокий и сонный. Томас понятия не имеет, что будет делать эти полчаса, потому что все попытки собираться медленнее ни к чему не привели. Поэтому ему ничего не остаётся, кроме как сидеть здесь и пытаться не думать о том, что сегодня может пойти не так. Он соврёт, если скажет, что больше всего его волнует победа, потому что, во-первых, это действительно так, во-вторых, куда больше его беспокоит Ньют. Несмотря на то, что он из другой команды, и в рамках лакросса приходится Томасу лишь соперником, Нейланд начинает нервно трясти ногой всякий раз, когда вспоминает последние пару дней. Не то чтобы Ньют игнорирует его или не появляется в комнате, просто Томас по-тихоньку начинает забывать, что у него есть партнёр. Он не понимает, что случилось, не знает, почему Ньют вновь закрылся от него; почему так часто молчит и не проявляет к нему практически никакого интереса. Томас думал о депрессивной фазе, но сейчас этот вариант был не слишком хорош: Томас видел, как Ньют спокойно ходил по университету, и даже смеялся с шуток Фрайпана. Томас старается не оглядываться по сторонам, чтобы лишний раз не замечать отсутствия Ньюта за своей спиной. Но ему приходится оглядываться назад в своей голове каждый раз, когда образ Ньюта атакует его сознание, потерянный и невзрачный, доступный теперь лишь во снах, и только во снах. Мрачно понурив голову, Томас впивается невидящим взглядом в носки своих кроссовок. Он страшно не выспался, потому что тревога и возбуждение не давали ему уснуть вплоть до трёх ночи. Эта безжалостная бессонница забрала у Томаса и без того хрупкую надежду на то, что сегодня всё пройдёт хорошо. Ньют же эту надежду окончательно растоптал. И тут до Томаса доносятся обрывки чьих-то фраз из коридора. Это точно Галли и Алби. И говорят они о Ньюте. Точнее о его отсутствии. — Ты уверен? — Я, по-твоему, слепой? — раздаётся раздражённый голос Галли, — Никто его не видел. Ни я, ни другие. — Может, Томас в курсе? — задаёт вопрос озадаченный Алби, и Томасу становится сильно не по себе от такого вопроса. — Ему откуда знать? — недружественный тон Галли режет уши. — Ну, они всё-таки соседи по комнате. Томас, не сумевший больше терпеть, наконец осторожно высовывается из-за дверей раздевалки и видит, как Алби пожимает плечами в продолжении своего ответа. Галли нервно трёт виски пальцами. Из-за выражения лица он кажется ещё более устрашающим, чем обычно. — Блять… — только и удаётся вымолвить Галли. Он прячет руки в карманах брюк, осматриваясь по сторонам, и Томасу приходится молниеносно спрятаться за дверью, чтобы не быть пойманным. — Я говорил, что из-за него у нас будут проблемы, — мрачно напоминает Алби, заставляя Галли вспомнить о каком-то их давнем разговоре, и, похоже, не совсем приятном — Галли на слова Алби мрачно морщится. — Разберёмся, — заканчивает разговор Галли, так медленно, будто сам в свои слова не верит, — Постараемся найти его. Не мог же он испариться. — Да с этим парнем… — Алби отчего-то прекращает распинаться, совсем замолчав, словно вспомнил о чём-то в самый последний момент. — Пошли, — Галли, всё такой же мрачный, направляется в другую от Томаса сторону, и Алби плетётся за ним, раздражённый и растерянный. Томас только и усаживается обратно на скамью, обескураженный услышанным. Они не шутили? Ньюта действительно не могут найти? Хочется броситься искать его самому, потому что Ньюта знает только Томас, насколько это вообще возможно — узнать его. От этого факта уши горят огнём, и в животе расползается тепло. Но сейчас совсем не до чувств, и Томас уже готов мчаться по этажам, если бы не Минхо, как некстати оказавшийся в дверях раздевалки. — Ты уже здесь? — Минхо, кажется, удивлён, — Самый ответственный. Поэтому ты вице-капитан, — довольно заключает азиат, проходя в раздевалку и бросая сумку куда-то под скамью. Томас на это натянуто улыбается, не прекращая дрожать от тревоги, что пожирает его душу с каждым вдохом и выдохом. На самом деле он никогда не был ответственным. Хроническая тревога снова всё делает за него. — Кстати, я тут краем уха слышал, что Ньют пропал, — Минхо неожиданно меняется в лице, бросая на Томаса обеспокоенный взгляд, — Всё нормально? — Не знаю, — честно признаётся Томас, отчего-то внезапно разозлившись, — Было бы здорово, если бы знал, — огрызается Нейланд, но не на Минхо, а куда-то в пустоту. Минхо удостаивает реакцию Томаса недоумением в глазах и обеспокоенной линией плотно сжатых губ. Он разворачивается к своему шкафчику, пытаясь найти там… что-то. В одно мгновение он совершенно позабыл и о том, что ему нужно было найти, и то, почему он вообще здесь стоит. Все мысли начинает занимать Томас и его состояние. Минхо знает, что тот не может не волноваться. А он начинает волноваться о том, что из-за долбанного Ньюта игра пройдёт не так гладко, как он надеялся. Твою мать. — Эй, — Минхо мягко зовёт Томаса, и тот на удивление окликается. Минхо видит, как сильно Томасу хочется скрыть тревогу и панику на своём лице. Но он не может не замечать, как плохо это у него получается, — Всё будет хорошо. Галли и Алби ищут его. Не беспокойся слишком сильно, — когда азиат не получает ответа на свои слова, он поворачивается к Томасу всем корпусом, заставляя того смотреть на себя. У Минхо наконец получается полностью завладеть вниманием Томаса, — Я уверен, он в порядке. Слышишь? Томас слегка кивает, будто растерянный ребёнок, повинующийся тому, что ему говорят, но не верящий в это. Минхо закусывает пухлую губу, поборов желание покачать головой. Он понимает, что его слова на самом деле бессмысленны, но сейчас он не может ничего сделать. — Томас, ты… — Минхо начинает движение в сторону Томаса, но ему приходится остановиться и порасти льдом, когда в раздевалку врывается остальная часть команды. Минхо, чувствующий себя так, словно его застали врасплох, безмолвно стоит на месте, глазея на Томаса смущённо и сочувствующе, а тот, как-то умудрившись сквозь толпу уловить его взгляд, глядит на него в ответ, в неясном ожидании. Они оба так и застыли, окружаемые взбудораженным потоком людей, похожие на неподвижные, восковые фигуры среди хаоса, состоящего из живых, в отличие от них, тел. Минхо удаётся отвести взгляд первым. Порыв обнять Томаса до хруста костей приходится подавить, и он смирённо обращает своё внимание на шкафчик позади себя. Теперь отогнать беспокойные мысли становится ещё тяжелее, а вместе с ними просыпаются другие чувства, о которых Минхо ну совсем не хочется думать. Или вообще обращать на них внимание. Этого же ему хотелось и тогда, когда он впервые увидел Томаса в поле своего зрения. Этого же хотелось ему в тот момент, когда с его уст слетала фраза «встречайся со мной». Ему никогда не хотелось обращать внимание. — Ну и чего вы все встали, как пугала? — сокрушительный голос тренера заставляет подпрыгнуть на месте всех поголовно, — Живо переодевайтесь и на поле! Минхо обречённо вздыхает и вскидывает голову к потолку, проклиная этот день, осознавая, что всё уже идёт по одному месту, и что его мысли занимает вовсе не игра. Это дурной знак. Такого давно не было. Как же он устал думать не о лакроссе. Как же он устал пытаться не думать обо всём, что вращается вокруг него, превращаясь в вихрь без его ведома. Напоследок как следует хлопнув дверцей своего шкафчика, Минхо шагает в сторону поля, сильно разозлившись и на Ньюта, и на себя, и на Томаса. Он просто надеется на выпуск агрессии и адреналина во время этой игры, всё сильнее теряющей хоть какой-то смысл.***
Когда Томас открывает глаза, он ещё не знает, что ему случайно разбили нос, как-то умудрившись через забрало шлема боднуть стиком. Того агрессивного защитника посадили на две минуты, а Томаса уложили на скамью под испуганный взгляд Минхо. Галли, кстати, заметил бессознательный порыв Минхо броситься вслед за покалеченным сокомандником, но тренеру удалось так злобно зыркнуть на него, что азиату ничего не осталось, кроме как играть дальше. Галли же просто отвернулся, сделав вид, что не заметил этого. А внутри закипал от гнева всё то время, что стоял на месте в ожидании стартового свистка. Вот только когда сигнал был подан, он не смог сдержать свою ярость и, со всей дури толкнув соперника в спину, заставил того кубарем полететь носом вперёд, за что получил жёлтый флаг и две минуты штрафа. Алби казался недовольным, Минхо — обеспокоеннее прежнего, и лишь Томас оставался спокойным, и только от того, что валялся без сознания. К сожалению или к счастью, Томас приходит в себя за две минуты до того, как игра будет окончена. Он чувствует необъятную досаду и злость за то, что ему не удастся забить в последние минуты, что его нет на поле вообще. Зато ему удаётся пронаблюдать за тем, как Минхо, ловко обходя защитников противоположной команды, делает две удачные передачи. В момент, когда мяч вновь оказывается в его стике, он вкладывает всю силу в тот удар, что оказывается последним: он забивает, когда судья отсчитывает последние пять секунд. Удар получается таким сильным, что вратарь противоположной команды только и успел, что сесть на пятую точку. Томас кричит от восторга, когда оглашают о последней секунде. Краем глаза он замечает Алби, агрессивно бросающего стик на землю, да с таким рвением, что тот чуть не ломается пополам. Это значит, что они выиграли. Неужели… Томас не без боли принимает сидячее положение, приставляя ладонь к носу, если кровь вдруг вновь соизволит пойти. И действительно: счёт пятнадцать — одиннадцать в их пользу. Томас не может в это поверить. Когда это произошло? И как долго он пробыл в отключке? Томас принимает решение наплевать на кровь, что может вновь хлынуть из носа, и поднимается со скамьи, намереваясь направиться навстречу своей команде. Навстречу радостному Минхо. Когда он вылетает на поле, Минхо уже со всех ног мчится к нему, успев стянуть шлем с насквозь мокрой головы. Наверное, это должно быть очень неприятно — обниматься, когда форму обоих можно выжимать, но им плевать. Потому что они победили. — Ну ты, блять, шкет, — смеётся Минхо, закинув руку Томасу на плечо и обхватив его шею, — Не верю, что ты вырубился! Кровищи столько было, жесть, — он всё продолжает болтать, сопровождая свою речь искренним смехом, — А как ты красиво забил! Даже я такого не ожидал. Томасу приходится напрячь мозги, чтобы понять, о чём толкует Минхо. Он думает, думает, но не понимает. — Я? Забил? — Томас недоумённо пялится на Минхо, чья улыбка начинает медленно, но верно сползать с лица. — Ну да, ты забил гол, — Минхо недоумённо кивает в знак утверждения, — Ты чё, совсем всё забыл? Тебе ещё и мозги повредили? — последний вопрос сопровождается усмешкой. Томасу удаётся лишь пожать плечами, как его вновь сжимают в объятиях, горячих и сильных, и ему на мгновение становится плохо от нахлынувших эмоций и высокого кровяного давления. — Ты забил шесть голов. Последний был практически перед тем, как в тебя тот долбан влетел, — Минхо на мгновение становится свирепым, — Найду я его, бля, — качая головой, заканчивает Минхо, и на его лицо вновь натягивается улыбка. И вновь искренняя, — Ты молодец! — закричав, Минхо приближается к Томасу на совсем близкое расстояние и, стукнувшись с ним лбом, победно улыбается, — Я так горжусь тобой. Искры из глаз Томаса летят бесконечно долго, но не от удара, а лишь от одного взгляда на Минхо. Он не может вспомнить, когда Минхо выглядел таким счастливым, довольным и гордым. И его улыбка, вовсе не поддельная и живая, смотрится на нём так же превосходно, как его глаза горят в те моменты, когда он понимает, что ему не нужно притворяться. — Спасибо, — на выдохе произносит Минхо, всё ещё не отстраняясь от лица Томаса, смотря ему в глаза и не переставая натягивать улыбку на свои потрескавшиеся губы. — Тебе спасибо, — вопросительным тоном благодарит Томас, глупо улыбаясь в ответ. Ему становится совсем невыносимо жарко от того, как сильно горит его лицо: он не знает, было ли когда-то так, чтобы ему улыбались так долго и энергично, засматриваясь так беззастенчиво и искренне, что становится как-то по-хорошему тоскливо и трогательно. Им приходится отлипнуть друг от друга, когда Минхо замечает приближение остальной команды. Не обходится без того, что все остальные парни наваливаются на своих капитанов, заставляя их кричать и смеяться. Позже Томас пытается вспомнить ещё какие-нибудь значительные моменты сегодняшней игры, но всё прошло перед его глазами так быстро, что кажется, будто матч длился всего пять минут, а не четыре тайма по двадцать. Ну, если учитывать ситуацию Томаса, то три тайма по двадцать, и четвёртый, длившийся всего семь минут. Томас помнит, как он лихо увернулся от соперника, сумев убежать настолько далеко, что тот в итоге просто забил на него и оставил без своей защиты. Он помнит, как старался удрать от самого страшного человека на поле — Галли, когда того выпустили как защитника. Но как бы Томас ни пытался убежать, Галли выше него на пол головы и, соответственно, ноги его тоже длиннее. И факт того, что Томас весит меньше него, не спас. Галли всё же догнал его и одним резким движением выбил мяч из стика Томаса своим. Чувствуя невероятную злость на Галли, Томас помчался дальше, надеясь на то, что кто-нибудь остановит его. И он оказался доволен: Минхо, подлетевший откуда не возьмись, сделал обманчивое движение и, заставив Галли развернуть практически весь корпус в другую сторону, ловко выбил мяч из его стика и уверенно помчался вперёд, сумев обогнать и его, и ещё двух других соперников. Минхо действительно был неотразим. Ньюта так и не объявилось, и в какой-то момент Томас поймал себя на том, что ему немного всё равно. Его злость распространялась на поступок Ньюта не только от того, что тот пропал без предупреждения, но ещё и потому, что он просто взял и не пришёл на игру. Просто взял и не пришёл. Это было так важно, а он просто всё пропустил. И Томас понимает, что если бы не отсутствие Ньюта, шанс на их победу в любом случае снизился бы. Возможно, им просто повезло с этим фактом, но Томас не чувствует радости от этой удачи. Сейчас он чувствует расслабление, такое, словно с него сняли пятнадцать килограмм груза. А ещё опустошение. Так происходит каждый раз, когда эмоции захлёстывают Томаса слишком сильно, и когда долгожданное событие проходит. А ещё он чувствует бесконечное раздражение, обиду и боль. Так происходит каждый раз, когда Ньют обещает быть рядом, но не приходит. Потому что Томасу очень хотелось сразиться с ним. Потому что Томас, словно ребёнок, желающий внимания от недоступного родителя, хотел, чтобы Ньют смотрел на него. Чтобы он увидел, как Томас забивает свой первый гол. Чтобы Ньют бился с ним на равных. Чтобы он был. С рвением приземлившись спиной на кровать, Томас недовольно изучает потолок своей пустой комнаты, сведя брови к переносице. Он не знает, что ему думать, потому что Ньюта нет и здесь. Он не понимает, что должен делать, потому что его позвали отпраздновать победу, но от Ньюта до сих пор никаких новостей, и если что-то станет известно, то Томас не узнает об этом первым, если уйдёт сейчас. Но как бы там ни было… Делая решительные шаги в сторону выхода из общежития, Томас кутается в тёмный шарф, пряча ледяные руки в карманах куртки. Он устал постоянно сторожить. Он устал биться в клетке без дверей и окон, не зная ничего о том, что происходит извне. Томас устремляет взгляд на подъезжающий джип кристально белого цвета, за рулём которого видит Минхо. Он продолжает идти и идти, пока не садится на пассажирское сидение. Дверцей машины хлопают так сильно, что окна дрожат от ударной волны. И этот удар олицетворяет всё, что бушует внутри Томаса. И ставит точку на том, что он обычно делал всё это время: боялся, ждал, изнывал и топтался на месте. Пристегнувшись, Томас кивает Минхо, и тот трогается с места. Бликующие квадратики окон общежития мелькают за стеклом автомобиля, и Томас заставляет себя отвести взгляд от окон их с Ньютом комнаты. Под шинами леденеет асфальт, а сердце Томаса, уже давным-давно истлевшее, бьётся в такт его мыслям, осточертевшим и совершенно бессмысленным.