Fight if you can, trust if you dare

      Томасу не верится, что он дождался, нет, дожил до момента, когда ему нужно будет возвращаться в университет. После тех злосчастных событий Томас думал, что это время никогда не наступит.       Последние несколько дней до возвращения на учёбу он размышлял о том, как ему лучше поговорить с Ньютом, как выиграть в предстоящем матче, как не оставить Кейтлин в больнице совершенно одну. Он застрял между «повременить с учёбой и заботиться о Кейтлин» и «нельзя бросать сокомандников, когда на носу матч, нельзя бросать Ньюта, который и без того пропал на несколько недель, нельзя подводить Минхо».       Его буквально разрывало на части, и Томас был не в состоянии прийти к логичному умозаключению, пока врач не убедил его, что за Кейтлин не стоит беспокоиться, что она в надёжных руках. Томас никогда не доверял незнакомым людям; он никогда не доверял врачам. Но он был бессилен.       И сейчас он молча открывает дверцу автомобиля, где у руля сидит его мать, такая же молчаливая и пустая, как его израненное сердце. Кажется, инцидент с Кейтлин стал последней каплей, спусковым крючком для их обоюдного молчания. Ни Томас, ни Кассандра больше не знали, что могут сказать друг другу. Отчасти это облегчение, отчасти — скорбь. Скорбь по тому, что больше не будет как раньше.       Томас не знает, как теперь ему возвращаться домой, где вокруг — немой лёд, режущий уши, где каждый шаг — не движение, а замирание, где лестница — не ступени, а сплошь красные пятна под белым покрывалом.       Томас хлопает дверцей и ничего не говорит. Кассандра молча провожает его строгим взглядом, и ни мускула на её лице не дрожит, как обычно бывает, когда хочешь заговорить.       «Кейтлин, прости, что оставил тебя. Я никак не хотел бросать тебя. Мне только нужно время, может, я смогу приехать…»       — О, эй! Томас! Томас! Бэмби, эй!       Томас подскакивает от испуга, сжав лямку рюкзака онемевшими пальцами с неимоверной силой. Он обретает голос только с третьей попытки.       — Минхо, эй, — передразнив азиата, Томас насмешливо улыбается.       — Это что? — Минхо в недоумении сводит брови к переносице, — Только я могу дразниться. Ай! — он отстраняется от Томаса, который только что по-дружески пнул его в щиколотку, — Больно вообще-то.       — Ну да, ну да, — отмахивается Нейланд. Он хочет пошутить, но все слова вылетают из головы, потому что в мгновение он оказывается в объятиях Минхо.       И Минхо, и Томас знают, что это ничем не поможет, но Минхо страшно хочется сделать хоть что-нибудь, чтобы Томас не утонул (только не на его глазах). И Томасу страшно не хочется рассыпаться, потому что у него нет на это времени.       Ему удаётся ощутить, как лёд перестаёт вспарывать его вены, тая и отступая, пока Минхо продолжает обнимать его.       Ощущение, что они стоят вот так вечность, на лестнице, прямо напротив входа в здание, и продолжат так стоять, пока у обоих не отмёрзнут ноги и носы, пока часы входа в общежитие не истекут, пока снег снова не охватит территорию вокруг них, осыпая обоих кристальными хлопьями.       Но Томасу приходится поубавить свой пыл и прижучить яму, разрастающуюся в его груди от осознания того, что он не один, что его держат, что его не бросят, потому что он случайно переводит взгляд куда-то в сторону. Его встречают холодные глаза, смотрящие в его глаза с презрением и отторжением, словно невозможно поверить, что Томас сейчас стоит здесь, что он существует, ходит по этой земле.       Томас бросает неоднозначную улыбку в сторону Галли. Тот лишь упрямо и молча смотрит на него в ответ, и в его глазах отражается ещё одна эмоция, которую Томасу не удаётся расшифровать. Ему хочется как можно скорее отстраниться от Минхо, выбраться из его объятий, потому что он не желает получить в нос где-нибудь в углу коридора общежития (тот необъяснимо злостный удар в лицо от Галли до сих пор временами маячит у Томаса перед глазами).       Вскинув голову и бросив взгляд в бок, Минхо, похоже, тоже замечает Галли. Он лишь живо улыбается в ответ на угрюмое выражение лица Адамса, но и не думает выпускать Томаса из объятий. Конечно, с чего бы ему? Ведь это Томас познал боль от… от общения с Минхо? От знакомства с ним?       Вообще-то, Томас так до конца и не разобрался в том, какими эмоциями был вызван тот удар на хэллоуинской вечеринке. И также он до сих пор сомневается в том, почему именно Галли так сильно его не выносит. То ли от ревности к Минхо, то ли от того, что Томас — новенький в их компании, или просто потому, что Галли зануда и заноза в заднице. Но Томас, конечно же, вслух о своих мыслях никогда не распространится.       — Вау, ты вернулся. Вау, — повторяет Минхо каким-то бесцветным голосом, уже выпустив Томаса из объятий, из-за чего тот чувствует какое-то облегчение, — Как дела, ледяной человек?       Галли лишь грузно моргает, не удостоив Минхо ответом. Томасу тут же кажется, что они поссорились, но, переведя взгляд на азиата, он наблюдает за тем, как тот просто продолжает улыбаться Галли, словно он и не ждал от него никакого ответа.       Ситуация вдруг становится для Томаса некомфортной, и он прячет замёрзшие руки в карманах крутки, уставившись себе под ноги.       — Я не верю, что мы действительно вернулись в эти помои на пару недель раньше, — привычно морщится Галли, направляясь в сторону Михно и Томаса (последний на автомате делает пару шагов назад, в попытке увеличить расстояние между собой и Галли), — Лучше бы я поспал лишние десять дней.       — Увы и ах, но ты выбрал играть в лакросс, так что, будь добр, стань благоразумным хотя бы на эти полторы недели, — Минхо расплывается в довольной улыбке, когда видит, как лицо Галли принимает недовольное выражение.       Томас вновь решается бросить взгляд в сторону Галли, и на этот раз его глаза цепляются за охапку стиков в его руках, лихо перехваченных тейпом, чтобы их было удобнее нести. Это означает, что тренировка уже сегодня. Сердце Томаса вскипает от предвкушения.       — А ты Алби не видел? — Минхо вопросительно смотрит на Галли, — Этот чёрт хрен пойми куда подевался.       — Может, уже в раздевалку направился, — Галли пожимает плечами, — Хотя, он не такой фанатик, как ты, поэтому, может, просто есть пошёл, — он принимается наблюдать за реакцией Минхо, но тот лишь тупо уставился на Галли в ответ, видимо, не оценив шутки.       Томасу становится совсем неуютно, и он вновь чувствует себя немного лишним, поэтому он косится в сторону входной двери и предпринимает попытку пробраться туда незамеченным, но не успевает сделать и шага, как в его ладонь впиваются знакомые холодные пальцы.       — А ты куда сбежать решил? — Минхо весело щурится и смотрит на Томаса, ожидая ответа.       Томас растерянно смотрит на Минхо в ответ. Он не планирует отвечать, во всяком случае до того момента, пока не встречается глазами с Галли. Тот недобро смотрит на него, буквально наблюдает, будто пытаясь прочесть его; планирует узнать ответ раньше, чем Томас его озвучит, хочет распознать неподдельные эмоции на его лице.       Неуютность ситуации подлетает до ста баллов, и Томас сжимает губы, переведя взгляд на Минхо, потому что так ему хотя бы не становится страшно. Минхо, похоже, понимает чувства Томаса, потому что в следующее мгновение делает шаг назад и переводит своё внимание на Галли.       — А ворота, кстати, у кого?       — А я знаю, что ли? — Галли хмурит брови в недоумении, — Я думал, они остались в универе.       — А, да? — Минхо будто бы по-настоящему задумывается, — Ладно, плевать, если что, спрошу у тренера.       Галли с подозрением наблюдает за Минхо, но в итоге просто принимается двигаться в сторону входной двери; он окидывает вновь непонятным Томасу взглядом и его, и Минхо, и скрывается в дверях общежития.       — Ну что, ворвёмся на тропу войны? — радостно спрашивает Минхо, уперев руки в бока и бросив на Томаса свой удивительный, горящий взгляд, какой у него бывает, когда он чего-то очень ждёт, когда находится в предвкушении, готовый принять вызов и ринуться в бой.       Томас, облегчённо улыбаясь, кивает ему в ответ. Даже нехотя, он всегда улыбается ему в ответ, потому что невозможно игнорировать ту энергию, что исходит от Минхо, когда он находится совсем близко. Минхо каким-то образом способен заражать своей нескончаемой, бешеной энергией рядом стоящих ему людей, а особенно Томаса.       Потому что когда-то Минхо решил потратить свою энергию на Томаса, позволил ему подзаряжаться каждый раз, когда тот чувствовал себя на грани угасания. Потому что когда-то Минхо выбрал его себе в сокомандники, товарищи, друзья. И Томас когда-то пообещал себе, что обязательно поделится чем-то своим взамен, когда у него будет это «что-то», что способно озарять, а не отбирать.

***

      Томас довольно вдыхает позабытый, но привычный носу запах жжёного кофе и сигарет, царивший на общей кухне. Ему кажется, что он не был тут вечность. А ещё он ловит себя на осознании того, что он скучал по этому месту. Сильнее, чем ему думалось и хотелось.       — Том! — радостный возглас глушит Томаса на одно ухо, и он недовольно морщится, но не может не улыбнуться, потому что тут же узнаёт бодрый голос, с привычной для него хрипотцой и акцентом.       — Тереза, — отчего-то удивлённым голосом отвечает Томас, судорожно разгоняя нависший над столом сигаретный дым правой рукой.       Он оглядывает девушку с ног до головы, подмечая её кудри, кажется, впервые собранные в высокий хвост, и пудрового цвета свитер с высоким горлом (его он тоже видит впервые). В холодном свете морозного дня она выглядит моложе своих лет, слегка по-детски, что никак не вяжется с её обычным образом. Томасу приходится признать, что она очаровательна.       — Мы так давно не общались, ужас какой, — жалобно проговаривает Тереза, с досадой вдавив бычок в пепельницу.       — Это точно, — соглашается Томас, немного обиженный тем, что Тереза не писала ему за всё то время, что они были в разлуке. Хотя, если подумать, он ведь тоже не писал ей. И даже если ему было немного не до этого…       — Извини, мой телефон вышел из строя под конец путешествия, я никак не могла ни спросить у Минхо твой номер телефона, ни вообще позвонить ему, — Тереза грозно уставилась на свой мобильный, покоившийся на столе, — Придётся покупать новый, твою мать.       Томас поджимает губы, нырнув в размышления о том, отчего Тереза сразу не обновила телефон. Он знает… да весь университет прекрасно знает, что её семья богата, так почему ей просто не купить новый телефон? И тут до Томаса доходит кое-что ещё.       — Слушай, а почему ты здесь? — спрашивает Томас, и Тереза косится на него, как на идиота. Вопрос действительно вышел идиотским, и Томасу приходится уточнить: — Я думал, только спортсменам нужно приезжать сюда раньше, чем закончатся каникулы.       — А, ну да, — Тереза небрежно отмахивается, — Я ведь черлидерша, нам тоже нужно репетировать. К тому же, моё путешествие в Египет закончилось буквально пару дней назад, а дома торчать ещё дополнительные пару недель мне не хотелось, — Тереза морщит нос в подтверждение своих слов, — Лучше тут с вами позависать.       Томас скептично выгибает бровь, тем самым отреагировав на её «позависать». Что это ещё за слово? Что оно должно означать? Ему всегда казалось, что такое выражение подразумевает под собой курение травы, или чего похуже.       — У вас сегодня вечером тренировка, да? — Тереза с вопросом в глазах смотрит на Томаса, и тот неопределённо дёргает плечами. Она в ответ фыркает, — Не может такого быть, что ты не заешь расписания тренировок, задрот.       — Задрот? — Томас вскидывает брови, вспыхнув от недовольства, — Кто нас так называет и почему?       — Я, — Тереза пожимает плечами, ни капли не смутившись бурной реакции Томаса, — Да вы постоянно только о тренировках и говорите. К тому же, носитесь со своими стиками, как с детьми.       — Неправда, — парирует Томас, будучи неуверенным в своём ответе, — А даже если так, ну и что? Нам хотя бы есть чем заняться.       — Не поняла, — Тереза бросает озадаченный взгляд на растерянного Томаса, — Думаешь, я неинтересная?       — Что? Нет! — Томас отступает на шаг, защищаясь, — Когда я такое сказал?       — Ну, ты сказал, что мне нечем заняться, что подразумевает под собой то, что я скучная. Нет?       — Я не это имел ввиду, — честно отвечает Томас, но Тереза не сводит с него упрямого взгляда, и ему больше ничего не остаётся, кроме как начать оправдываться, — Я просто…       — Смотрите-ка, уже ссоритесь, надо же! — Минхо врывается в двери кухни с таким стремлением, что задевает плечом косяк, — Ай, блин. Так в чём причина возмущений? — интересуется Минхо, потирая место ушиба.       — Да Томас как всегда, — Тереза машет в сторону Томаса в подтверждение своих слов, — Сначала говорит, потом думает.       — Я не…       — С дамами просто общаться не умеет, не принимай близко к сердцу, — Минхо вклинивается в разговор, прервав гневное возмущение Томаса.       — Господи, трещите как трещотки, мы собрались все вместе лишь минут пятнадцать назад, — с этими словами Галли угрюмо появляется в дверях и направляется в сторону кофеварки, — Заткнитесь.       — Какие мы любезные, — кисло замечает Тереза, с недовольством взглянув на недовольного Галли.       — А то, — язвит Адамс, открыв дверцу навесного шкафа и принявшись искать пачку кофе.       — Скучал по этому дерьму, да, — с ностальгическими нотками в голосе признаётся Минхо, усаживаясь рядом с Терезой. Той приходится подвинуться. Минхо переводит радостный взгляд на Томаса, — А ты как? Воспрял духом за время… каникул? — похоже, Минхо хотел сказать «отдыха», но тут же сообразил, что времяпрепровождение Томаса отнюдь не назовёшь отдыхом.       — Да на все сто процентов, — саркастический ответ Томаса сопровождается ухмылкой Галли и недовольным взглядом Минхо, обращённым в его сторону. Томаса забавит эта сцена, не только от того, что Галли — о господи — отреагировал на его шутку, но ещё и потому, что на Галли всегда реагирует Минхо, а это забавно. Он сдерживает свой порыв усмехнуться, — Хочу на тренировку.       — Не ной так, сегодня в шесть вечера — добро пожаловать на площадку! — торжественно объявляет Минхо, удостоившись улыбки Терезы и закатывания глаз Галли.       — Кстати, а Ньюта никто не видел? Он приедет? — неуверенным от страха голосом, боясь выдать себя, спрашивает Томас.       На несколько секунд в воздухе виснет непроглядная тишина. Томас замечает, как Минхо и Галли переглядываются; подмечает, что Галли едва мотает головой на вопросительный взгляд Минхо. Нужно запомнить.       Минхо, осознав, что именно ему придётся исправлять ситуацию, пожимает плечами.       — Без понятия вообще.       Тогда Томас переводит притворно-любопытный взгляд на Галли.       — Так, ну а ты? Вы ведь в одной команде.       — Ну и что? — спрашивает Галли, пожимая плечами и уставившись на Томаса так, словно он действительно ни о чём не знает, — Поверь, не все отчитываются перед капитанами, куда пропадают. Я ни о чём не знаю.       Ярость в груди Томаса моментально вспыхивает, но он не собирается раскалываться и говорить, что всё знает, поэтому лишь устало вздыхает, сделав вид, что поверил обоим. Он замечает, что Минхо хотел что-то сказать, но промолчал, вместо этого просто уставившись в сторону. Томас на автомате повторяет действия Минхо.       На пороге стоит Алби, улыбающийся во все тридцать два зуба, свежий и отдохнувший. В руках он держит набор инструментов, видимо, предназначенный для лепки из глины, или чего-то другого. Томас не сильно разбирается в процессе скульптурирования.       — Ничего себе, смотрите, кто объявился! — радостный возглас Минхо пугает Терезу, и девушка от неожиданности бьёт Минхо ладонью по плечу.       — Господи, ещё один шумит… — устало ворчит Галли, принявшись наполнять стакан свежесваренным кофе.       — И я рад тебя видеть, — Алби вскидывает бровь, устремив на Галли насмешливый взгляд. Он хочет сказать что-то ещё, но Минхо, налетевший на него, буквально сдавливает его в объятиях, — Господи, Минхо, убьёшь ведь! Аккуратнее, бро.       — Конечно, конечно, — отмахивается Минхо, наконец выпустив Алби из объятий.       Алби пересекает половину кухни, наклоняется, чтобы обнять Терезу; улыбается Томасу, даёт Галли хилый пинок в голень, за что получает гневный взгляд в затылок. Он усаживается по правую сторону Терезы, и бедной девушке приходится положить ногу на ногу, чтобы всем хватило места. Томас подмечает, что она не жалуется на это, и он отчего-то улыбается.       Устав стоять как вкопанному, Томас решает украсть стул, что стоит рядом с плитой (похоже, последним здесь побывал карлик, раз не смог дотянуться до средней полки, висевшей над плитой), и усаживается близко к их семейному застолью, но не слишком, чтобы было удобнее наблюдать.       Тереза начинает рассказ о своём путешествии, когда Алби приходит в голову попросить у неё историй со своего отдыха, и Томас откидывается на спинку, уже успев устать от неё. Он бросает скучающий взгляд в сторону Минхо, и тут же его лицо принимает заинтересованное выражение, потому что он понимает, что Минхо не слушает Терезу, а смотрит на Галли.       Томас из любопытства переводит взгляд в сторону Адамса, потому что, если быть честным, ему всегда было интересно, реагирует ли Галли на то, что Минхо частенько на него пялится (Томас подозревает, что это замечает не только он, а буквально все, просто им всем хватает тактичности молчать об этом. Ну либо же остальные принимаются стебать Минхо вне ушей Томаса).       Томас с удивлением подмечает, что Галли устало смотрит на Минхо в ответ, с каким-то вопросом в глазах, но без напряжения или хмурости в лице, каким обычно привык видеть его Томас.       Он никак не может понять, что за странный разговор они ведут лишь одними глазами, что за странная связь между их взглядами и мыслями. Они что, таким образом действительно могут понять друг друга?       Томасу кажется, что он никогда не поймёт эту химию между ними, не застрахованную от взрывов, падкую на сложные переплетения, на солнце и лёд у них над головами. Но он, конечно, запомнил историю, что рассказывал ему Минхо, об их знакомстве. Наверное, ему и не нужно это понимать, просто это не его дело, не его отношения, не его химия. Химия…       Томас с тоской принимается рассматривать носки своих кроссовок, надеясь на то, что Ньют появится хотя бы к началу тренировки. Ему о стольком нужно спросить, о стольком рассказать.

***

      Тренировка подходит к концу. Ньют так и не появился. Сердце Томаса продолжает изнывать от гнева и тревоги.       — Томас, собери конусы и мячи, — просит Минхо, нет, скорее приказывает, как всегда в своём излюбленном тоне, когда он находится на корте.       — Да почему я? — жалобно спрашивает Томас, плюхнувшись на траву так, что чуть не отбивает себе зад.       — Да потому что, — безразлично отвечает Минхо, — Так сильно устал, что ли? — он бросает недоверчивый взгляд в сторону Томаса. Тот, насупившись, тупо смотрит на него в ответ. Минхо удивлённо вскидывает брови, — Надо же, перерыв в тренировках тебе явно не пошёл на пользу. Реально обмяк уже весь.       Минхо, присев на корточки рядом с Томасом, тычет пальцем ему в скулу. Оскалившись, Томас отмахивается от прикосновений Минхо, на что азиат лишь смеётся.       — Да я шучу, ладно, я приберусь здесь. Иди отдохни.       Томас непонимающе уставился на Минхо, потому что никак не ожидал такой доброты в свою сторону, ну, учитывая поведение Минхо в пределах поля. Прошлый Минхо не позволил бы Томасу просто так отлынивать от работы. Может, это связано с тем, что случилось с ним на каникулах? Томасу не хочется доставлять проблем. Он не хочет, чтобы его жалели.       — Я уберусь, — Томас поднимается, отряхнув шорты от травы, и направляется вперёд, принимаясь выглядывать мячи, что разбросаны по всему периметру поля.       — Ты уверен? Я правда могу сам, — Минхо остаётся неуклюже сидеть на корточках, наблюдая за Томасом с неожиданным волнением.       — Да, всё нормально, иди, — Томас машет рукой в сторону Минхо, даже не взглянув на него. Он запоздало понимает, что сейчас ведёт себя определённо грубо, ведь Минхо просто предложил помощь… Застыв на месте, Томас разворачивается к азиату и слабо улыбается ему, — Спасибо, Минхо, я правда справлюсь.       — Ну смотри, — всё ещё неуверенный в решении Томаса, Минхо поднимается и шагает в сторону раздевалки.       Томас, совершенно обессилив после тренировки, падает обратно на траву, сомкнув челюсти от вспышки боли, пронзившей весь позвоночник и таз. Он действительно не понимает, почему так устал за сегодня, ведь раньше нагрузка была той же, да и он все каникулы выходил на пробежку и не отлынивал от кардио и силовых… Может, ему правда не стоило отдыхать от тренировок? Но у него не было возможности практиковаться со стиком, отрабатывать обманные движения и обход защиты. Может, летом получится купить себе собственный стик, и ворота, и мяч…       Томас принимает сидячее положение, потому что в уши ему врезается знакомый, любимый голос. Ньют?       Он озирается по сторонам, и когда понимает, что звук исходил из коридора, то подскакивает с места и, путаясь в обмякших ногах, бежит в сторону выхода. Он не может его упустить, даже если они неизбежно встретятся в комнате, он должен сделать это сейчас. Без свидетелей, без лишних ушей.       Томас буквально влетает в раздевалку, вовремя ухватившись за косяк, чтобы не прорыть носом дыру в полу. Забавно, но Ньют действительно оказывается здесь, одетый в бесформенную тёмно-серую кофту и чёрные джинсы, вымазанные в краски, кажется, всех цветов.       — Ньют…       Ньют вскидывает голову, и его глаза расширяются по мере того, как он начинает понимать, кто перед ним стоит. Томас как будто застрял в дверном проёме, а Ньюту будто зашили рот, и они оба стоят, молча и забыто, словно мерещатся друг другу. Томас рассчитывает на то, что двинется первым, сможет обнять его, оторвать от земли, закружить… Но неожиданно Ньют ринулся к нему сам.       Томас давится воздухом от невообразимости происходящего; потому что ощущает тепло от тела Ньюта, его рук, что обвили его шею, и его дыхания, что обжигает ему ухо. Томас чувствует, что задыхается.       — Я так рад тебя видеть, — еле слышно шепчет Томас, не в силах выпустить Ньюта из объятий, не в силах взглянуть на него. Их разлука не была долгой, но Томасу показалось, что он не видел его целую бесконечность, — Где ты, что ты…       — Не шуми, — всё, что выдаёт Ньют в ответ, каким-то неестественным для него голосом.       И Томас слушается, потому что не помнит, когда его в последний раз так яро кто-то обнимал, как будто он вот-вот исчезнет.