***
Томас со скучающим видом развозит еду по тарелке, игнорируя пристальный взгляд Кейтлин и очередную тираду матери. Кажется, она снова говорит Кейтлин о том, что лакросс ему не нужен. Она отчего-то решила, что игра отвлекает Томаса от учёбы. Если это и правда, то её эта тема никак не касается. Проглотив очередной приступ ярости, Томас наконец обращает взор в сторону Кассандры Нейланд. — Что? — Как «что»? Томас, ты меня вообще слушаешь? — вдруг взрывается мать, и Томас ненароком вздрагивает, сжав вилку до боли. — Да, я слушаю, мам, — Томас искоса смотрит в сторону Кейтлин, взгромоздив локоть на стол подперев щёку внутренней стороной ладони. Та лишь подмигивает ему, этим действием заставив его улыбнуться. — И нечего мне тут улыбаться, — вновь вклинивается мать, и Томасу вновь приходится давиться собственным гневом, — Так как дела с твоими проектами? — Ну, я всё сдал, — уклончиво отвечает Томас, не совсем понимая вопроса матери, ведь проекты они сдают не каждую неделю, — Иначе бы я тут не сидел. На колкость Томаса Кейтлин отвечает тем, что прыскает себе под нос, а мать, вперившись в него оскорблённым взглядом, сжимает губы в тонкую линию. — Не стоит дерзить мне, Томас, — предупреждающе отчитывает его Кассандра. Немного поковырявшись в еде вилкой, она вновь поднимает взгляд на своего сына, — А что там с твоим лакроссом? Как дела? Этот вопрос приводит Томаса в недоумение, потому что он прекрасно знает, что она думает о его страсти к этой игре. — Нормально, — неуверенно отвечает Томас. Он думает о том, что, возможно, стоило ответить более развёрнуто, что-нибудь рассказать, но эта мысль испаряется буквально за секунду, потому что мать снова открывает рот. — Нормально, — эхом повторяет Кассандра Нейланд, словно в первый раз произносит это слово, — Тебе не кажется, что лакросс отнимает у тебя всё время? — Это почему? — Томас в мгновение вспыхивает, защищая игру как родного человека, — У меня хорошие отметки, с чего бы игре мешать… — Томас, прекрати! — одна фраза на повышенных тонах, и Томас тут же умолкает, вперившись грустными глазами в тарелку. — Мам, ну чего ты пристала к нему? — Кейтлин вмешивается в назревающий конфликт в попытке защитить брата, — Он давно не маленький, я думаю, он сам может расставить приоритеты, верно, Том? Не успевает Томас и кивка сделать, как мать со всей дури стучит ладонями по столу и смотрит на Кейтлин стеклянными глазами. Та лишь выгибает бровь в немом недоумении, видимо, ожидая от своей матери объяснений. — И снова ты начинаешь! Думаешь, можешь перебивать меня? Я лучше знаю, что Томасу нужно, а ты сама ещё далеко не взрослая! — она выставляет ладонь, этим жестом приказав Кейтлин заткнуться, когда та начала возражать, — Думаешь, раз ты уехала из этого дома, то можешь раздавать советы о том, как лучше жить? — Мам, перестань чушь молоть, — огрызается Кейтлин, уже не на шутку разозлившись, — Я уж тем более не ребёнок, раз живу отдельно и могу зарабатывать себе на жизнь сама, — последние слова деловито подчёркиваются надменным взглядом. Томас, вжавшись в спинку стула, прилип взглядом к столу, не в силах поднять глаз ни на мать, ни на сестру. Потеряв дар речи на какие-то мгновения, он дал буре разрастись, и теперь ему точно нужно что-то сделать, иначе словесная перепалка спокойно перерастёт в настоящее побоище. — Я думаю, что могу сам разобраться со своей учёбой, — своей неожиданной репликой Томас привлекает внимание других к себе. Он пугливо поднимает взгляд на мать, что вылупилась на него, словно никогда раньше не видела, — Лакросс правда не мешает мне учиться, а если Минхо сделает меня со-капитаном или вице-капитаном, я буду получать стипендию. — Что ещё за чёртов Минхо? — вместо радости за сына Кассандра вновь бросает в атаку свой неуместный вопрос, и волосы на голове Томаса становятся дыбом, но вовсе не из-за страха, а от злости, — Твой очередной дружок? Он из таких, как ты, да? — Мам, — предостерегающе бросает Кейтлин, одарив беглым взглядом своего брата. Томас, казалось, был готов сверлить тарелку пустыми глазами целую бесконечность, но он решается поднять взгляд на мать, поджав покрасневшие от ярости губы. — Как я? А кто я, мам? Скажи, кто я, — с вызовом бросает Томас, игнорируя предупреждающие взгляды Кейтлин. — Прекрати этот концерт, — отрезает Кассандра, выпрямив спину и вновь взяв вилку в руку. — Концерт? Да я… — Томас, я сказала всё, — с присущей ей нахальностью, она перебивает Томаса и принимается за еду как ни в чём не бывало. — Минхо мой друг, мам, — с нажимом начинает Томас, всё продолжая и продолжая игнорировать встревоженные взгляды своей сестры, — Но у меня есть сосед. Я подумываю с ним встречаться. Да, вот так, — Томас преувеличенно пожимает плечами, внаглую смотря матери в глаза, когда та, опешив, уставилась на него, — И, ух ты, он тоже гей. Как и я. Ты ведь об этом хотела сказать? Такой, как я — это гей, так? — Заткнись! — вскрикнув, Кассандра бьёт кулаком о стол, на что Томас лишь с бесстрастным лицом смотрит на неё в ответ, подавив свой страх перед резкими движениями и криками. На самом деле он не знает об ориентации Ньюта наверняка, но это не имеет значения, равно как и то, что ему стоило бы заткнуться ещё минуты три назад. Но время вспять не повернёшь, а Томас никогда не мог повернуть обратно, если начинал спор. — А что в этом такого? Что за супер страшное слово? — Томас поднимается из-за стола, уперев ладони в края столешницы, и устремляет на мать бесстрашный взгляд. Адреналин в крови давно разогнал страх, оставляя лишь агрессию и желание противостоять, — Или ты думала, что смогла выбить из меня мою сущность своими кулаками или посудой? Значит, ты действительно идиотка, если рассчитывала на это. Слева от себя он слышит шёпот своего имени, но не сводит глаз с обескровленного лица матери. Ему в миг стало плевать на последствия, на свои страхи и панику. Ему не верится, что он сделал это. Что он сказал это матери в лицо, что он наконец оскорбил её. Уголки его губ дрогнули в попытке улыбнуться, но его действия прерываются вспышкой боли, когда вилка прилетает ему в руку. Томас, ухватившись за место ранения, пялится на мать ошалелым взглядом. — Живо марш в свою комнату, Томас Нейланд, — мать шипит таким низким голосом, что даже Кейтлин неосознанно вжимается в свой стул. Каждый раз, когда мать причиняет Томасу вред, он отчего-то продолжает удивляться, и в сердце становится совсем гулко и больно; будто не он каждый раз запирается в комнате, надеясь, что ему всё приснилось. Будто не он сам обрабатывает все свои раны, полученные от рук его злобной и обезумевшей матери. И сегодняшний вечер не исключение. — Да я с радостью, — гневно бросает Томас осевшим от обиды и злости голосом. Томас переходит на бег и перепрыгивает через ступеньки, поднимаясь наверх, мечтая взлететь. Он запрыгивает на кровать и слышит в ответ протестующий визг пружин матраса. Он утыкается носом в телефон, нетерпеливыми пальцами тыча в экран и ища в контактах Ньюта. Томас отчего-то вновь пишет ему, где-то в глубине души надеясь, что тот всё-таки ответит, но, конечно же, ответа не следует. Разочарованный, он кладёт телефон себе на грудь, нетерпеливо дыша, и давит кулаками себе на веки, мечтая, чтобы мысли вышли из головы вместе с искрами. Гнев растекается под кожей, словно яд, и Томас в немом отчаянии принимается избивать подушку, будто та в чём-то провинилась. Задыхаясь от собственного гнева, он бросается к окну и распахивает его настежь. Судорожно вдыхая морозный воздух, он вдруг осознаёт, что начинает давиться слезами, больше не в силах совладать с собой. Томас подносит трясущийся кулак к губам, таким образом пытаясь заставить себя прекратить. Миллионы осколков внутри него, зажатые раненным сердцем и слезами, снова просыпаются, пронзая внутренние органы и лёгкие. Когда-нибудь они разорвут его на части, не оставив после себя ничего, кроме напоминания о том, что они начали дырявить тело ещё когда оно было совсем юным. Когда Томас понимает, что успокоиться самостоятельно у него не получится, он забирается на подоконник и снова лезет в телефон, с паникой в глазах стараясь найти в контактах номер Минхо. Спустя несколько попыток высмотреть его имя среди прочих, Томасу наконец удаётся поймать невидящим взглядом букву «М». Он бездумно строчит ему сообщения с просьбой поговорить с ним, моля вселенную о том, чтобы тот незамедлительно ответил ему. Потому что если Минхо не ответит сейчас, у Томаса, он в этом уверен, случится нервный срыв. Раскачиваясь из стороны в сторону, Томас старается выровнять дыхание, обхватив себя дрожащими руками. А слёзы почему-то никак не хотят уходить, как бы сильно он их ни просил. Заслышав знакомые крики на нижнем этаже, Томас прикрывает мокрые от слёз веки и сильно зажмуривается, позволяя солёной жидкости обжечь щёки. Паника и злость снова пытаются прорваться внутрь сознания, но все негативные эмоции разом выключаются вместе с заветным уведомлением. Томас бросается к телефону, словно от этого зависит вся его жизнь. Его сердце постепенно успокаивается, когда он читает сообщения Минхо. Минхо не стал интересоваться, чем Томас занимается, не хочет ли он поговорить о том, что его беспокоит. Он лишь отпустил колкую шуточку, потом рассказал, как у него дела, а также напомнил Томасу о том, что все спортсмены обязаны вернуться в общежитие на полторы недели раньше для тренировок. Взгляд Томаса был прикован к последнему предложению, наверное, целую бесконечность. Осознание того, что ему осталась лишь неделя заточения здесь, заставило его плечи расслабиться. Прерывисто выдохнув несколько раз, Томас закрывает глаза, запрокидывая голову, и позволяет снегу ворваться в его комнату через открытое окно.***
Когда Минхо встречает Галли у крыльца своего дома, его сердце уходит в пятки от зрелища, открывшегося его взору: лицо его друга — один сплошной синяк, костяшки рук и пальцы сбиты в кровь, и залитая кровью куртка делает эту картину ещё более устрашающей, чем она есть. — Ебать, Галли, что случилось? — Минхо с нескрываемым испугом на лице подбегает к Галли и, когда не удостаивается ответом, заводит его в дом. Галли бросает на него вопросительный взгляд, и Минхо отрицательно качает головой, понимая, чем интересуется Галли: нет ли дома его родителей. Да будь они дома, им было бы всё равно. Минхо сомневается, что они вообще когда-либо видели Галли или хотя бы слышали о нём. — Сиди тут, я принесу аптечку и… — Минхо метается из стороны в сторону, пытаясь быстро сообразить, как лучше поступить, — Нет, пошли в ванную. — Нахера? — с усталым выражением лица интересуется Галли. Жёсткая линия плотно сжатых губ говорит о том, что ему сейчас невообразимо больно. Минхо видит, как сильно его трусит, но на его лице он не может найти ни намёка на страх или панику. Похоже, сейчас его тело и мозг работают в дисбалансе. — Нам нужно умыть тебя, потому что… потому что ты весь, блять, в крови, — на выдохе заканчивает Минхо. Его голос медленно скатывается в шёпот, — Для начала нужно остановить кровь. Боже, ты действительно ковылял ко мне в таком виде? — вскинув брови, Минхо оглядывает недовольного Галли с головы до пят. — Будто у меня был выбор, — огрызается Галли, утирая рукавом куртки кровь с ложбинки над верхней губой. — И то правда, — неохотно соглашается азиат и, пожав плечами, ведёт Галли в сторону ванной комнаты. Он останавливается у двери, освобождая Галли проход, и наблюдает за тем, как тот замирает у зеркала, хлопая своими светлыми ресницами, и просто смотрит на своё окровавленное отражение. — Охуеть, — вырывается из уст Галли, и Минхо грустно усмехается, качая головой. — Я об этом и говорил. Галли бросает на отражение Минхо грозный взгляд, а тот лишь указывает на раковину. — Давай умывайся. — Ты думаешь, я сам не разберусь? — интересуется Галли, но всё-таки принимается отмывать своё лицо от крови. — Ты-то разберёшься, вот только если бы не стоял сейчас как вкопанный, словно увидел вместо себя в зеркале приведение… — Так ты принесёшь аптечку или как? — проигнорировав попытку Минхо пошутить, Галли ощупывает свой нос на признаки повреждения. — Ладно, сейчас, — кисло соглашается Минхо и направляется в сторону гостиной. Когда он снова показывается в дверях, Галли сидит на ванной, облокотившись на раковину и прикрыв подрагивающие веки. — Держи, — Минхо передаёт аптечку в руки Галли, и когда тот тянется забрать её, он замирает, медля с ответом. — Что? — Галли тоже застывает, тупо уставившись на белую крышку аптечки. — Ты… тебе помочь? — осторожно спрашивает Минхо, переводя неуверенный взгляд на своего друга. — Всё нормально, я справлюсь, — уверяет его Галли, с бесстрастным лицом забирая аптечку из его рук. — Ладно, тогда я… — Минхо мнётся у выхода, будто никак не может решить для себя, что ему делать, — Я в гостиной, если что. — Угу, — спокойно кивает Галли, уже раскрыв аптечку, и принимается искать нужные ему мази, хирургическую иглу и вату с антисептиком. «Постой, а гостиная на каком этаже-то?» — недоумевающий голос доносится до ушей Минхо, когда тот уже сидит на диване. Азиат лишь весело усмехается и, переключив своё внимание на телевизор, пытается сосредоточиться на том, что говорят какие-то люди в какой-то неясной для него программе. Когда Галли заканчивает приводить себя в порядок, за окном давным-давно начала надвигаться ночь. Минхо открывает сонные веки и, оценивающим взглядом оглядев друга с головы до пят, отчего-то кивает и двигается влево, освобождая Галли место. — Ты в порядке? — интересуется Минхо, и обеспокоенное выражение на его лице сменяется кислым, когда он осознаёт, насколько этот вопрос прозвучал глупо и неуместно. — Да, — коротко отвечает Галли, рассматривая стены, — Чёрт, я так давно у тебя не был. Даже странно. — Это точно, — усмехается азиат и поднимается с дивана, — Я так понимаю, есть ты не будешь? — он бросает взгляд в сторону Галли, и когда ловит скептичный взгляд, брошенный ему в ответ, то понимающе кивает и отворачивается к окну, — Снег всё идёт и идёт… жесть. — Давненько такого мороза не было, — соглашается Галли, водрузив локти на спинку дивана. — Похоже, в последний раз такие снегопады были в тот год, когда мы познакомились, — Минхо улыбается своим воспоминаниям, прищурив глаза, будто пытается высмотреть что-то за горизонтом. — И правда, — удивлённо соглашается Галли, аккуратно вскинув брови, чтобы не дать швам над ними разойтись. — Забавно. Похоже, погода действительно знает о том, что такое знаки и совпадения, — хохочет азиат, развернувшись в сторону Галли. — Думаешь? — Галли скептично выгибает бровь, уставившись куда-то в пол. Хотя, вообще-то, он согласен с Минхо. Иначе с чего бы снегу вновь идти с такой силой, если это только не знак того, что судьба снова соединяет их жизни в одну? Галли дёргается на месте, когда чувствует, как ему на колени приземлилось что-то мягкое. Плед. Он беспорядочно моргает, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Поднимая глаза, он видит Минхо, что с вопросительным видом смотрит в его сторону. — Тебе нужно поспать, — улыбается азиат, зажав подмышкой подушку, облачённую в алого цвета наволочку. Взгляд Галли цепляется за вид за окном, и, судя по тому, что снегопад наконец прекратился, он успел задремать. Надо же, а он и не заметил. За это время пространство вокруг него успело окутать себя в темноту, засыпая вместе с ним. Галли хлопает сонными глазами и лишь молча кивает, когда понимает, что у него нет сил даже на то, чтобы ответить Минхо простое «да». И Минхо конечно же это понимает, поэтому лишь отдаёт Галли подушку. Сжав его плечо почти до боли, он поджимает губы, а потом улыбается. — Тогда до завтра, снежный человек, — под недоумевающий взгляд своего друга Минхо скрывается на втором этаже. Просидев в тишине и темноте ещё какое-то время, Галли наконец даёт себе немного времени на отдых, поудобнее устроившись на диване и прикрывая уставшие веки. В ушах тихо щебечет тиканье настенных часов и неспешные, знакомые шаги этажом выше. И, уже засыпая, Галли ловит себя на мысли, что, может быть, он зря отказывался от проживания здесь, потому что он не помнит, когда в последний раз засыпал с таким тихим сердцем.