***
Недели идут невероятно долго и непростительно однотипно. Спустя десять дней учёбы на Томаса сваливается столько новой информации, пар, домашней работы и тренировок, что он попросту не знает, как ему выбраться из-под эвереста заданий, при этом не сломав себе шею. Но самым главным оказывается один вопрос, мучающий его похуже домашнего задания: куда спрятаться от Минхо? Вопреки ожиданиям, он предстал перед Томасом совсем не тираном и задирой. За всё время тренировок Томас выяснил, что Минхо не такой уж и надоедливый, как ему казалось. Он даже может пошутить и посмеяться вместе с сокомандниками, общаться так, будто они закадычные друзья. Но есть одна поправка: эти положительные качества Минхо демонстрирует исключительно вне поля. Во время же тренировок каждому из игроков хочется как можно скорее сбежать с поля и скрыться в раздевалке, лишь бы не стать следующей жертвой. Минхо не даёт никому отдышаться, и даже мысль присесть на секунду является здесь роскошью. Когда Томас начинает терять сознание от недостатка кислорода, он понимает, что с него достаточно слушать своего капитана-барана. Нужно, необходимо сесть на скамейку, чтобы хотя бы прийти в себя и не затеряться в тумане разума. — Ну и чего это мы тут расселись? — раздражённый голос сверлит мозг насквозь. Томас морщится от неприятного чувства, попутно вытирая влажный от пота лоб тыльной стороной грязной перчатки. Ощущения не из приятных. — Я просто сижу. Минхо, дай отдышаться, — голосом умирающего стонет Томас. Азиат упирает руки в бока и вскидывает бровь, показывая всё своё недовольство поведением подопечного. — Вот значит как. Здорово. Но, — Минхо присаживается на корточки, пытаясь заглянуть в глаза опустившего голову Томаса, — я не разрешал отдыхать. Или мне память отшибло? — холодные карие глаза упираются прямо в тёмную макушку Томаса, — Нейланд. Томас сжимает челюсти от раздражения и, еле заметно выдохнув через нос, поднимает голову и упрямо смотрит на Минхо в ответ. — Не отшибло. Не говорил, — чуть ли не сквозь зубы процеживает Томас. Он не говорит этого «разрешал», потому что чёрта с два ему кто-то будет разрешать или запрещать что-то, — Это уже не лакросс, а какая-то армия! Ты нас так загоняешь. — Гонять вас будут в постели, а я просто тренирую, — незамедлительно отвечает Минхо, пропустив укоризненный, уже привычный на колкие фразочки взгляд Томаса, — Если мы не будем выкладываться на полную, если расслабимся, нам размажут по полю. Ты этого хочешь? Я думал, что ты, Томас, меня поймёшь. Я собрал вас всех вместе, чтобы вы улучшали свои навыки, выносливость и игру в целом, а ты мне говоришь, что хочешь отдохнуть? — тут Минхо пожимает плечами, слишком преувеличенно для правды, — Нет, я не против, можешь сидеть и разминать лодыжки хоть часами на пролёт, но когда мы проиграем из-за всех этих ваших отдыхов, не жалуйтесь и не вините в этом свою неопытность. Во всём будет виновата ваша лень и жалость к себе. В грудь впивается желание послать Минхо к чертям, развернуться и уйти в раздевалку, но Томас не может позволить себе этого сделать, иначе потеряет место в команде. И давно отдых приравнивается к жалости к себе? Томас об этом ничего не слышал. Но дельные наставления Минхо, даже если они не доброжелательные и лестные, заставляют задуматься. Это не так сильно бесит, как считал Томас. И именно в это мгновение до Томаса доходит, что Минхо делает всё это не для себя самого, а старается для каждого его окружающего, для своей команды. А позже он поймёт, что Минхо станет для него самым близким другом, который не даст ему истощиться и пропасть. Может, именно эти руки Томаса когда-нибудь и вытащат из самой глубокой ямы, поймают и вернут обратно к жизни.***
Осень отчаянно хочет заявить о себе, холодная и мрачная, вынуждая всех студентов кутаться в шарфы и паковать себя в куртки. Всем всё больше хочется сидеть в комнате, и всё меньше — ходить на пары. Многие старшекурсники это младшим и советуют, мол, пока есть возможность. Томас этим советом пользуется в радость. Ему, конечно, не хочется портить статус завидного студента, но последний месяц учёбы так сильно измотал его и душу, и оболочку, что по утрам он просто не может заставить себя подняться с кровати и доползти хотя бы до ванной. Есть ему приходится всё так же на ходу и всё так же не на кухне. Томас всё никак не может привыкнуть к компании третьекурсников несмотря на свои бесчисленные попытки примириться с ними. Лишь Минхо общается с ним тепло и иногда даже по-дружески, с остальными же дела идут куда хуже: Тереза общается с ним хоть и без предвзятости и неприязни, но то и дело подшучивает над ним с излюбленным ею, поразительным издевательством. Алби и Галли же попросту игнорируют его, и даже если Алби может перекинуться с ним парой фраз или передать сахарницу, то Галли же принял для себя решение вообще исключить Томаса из списка ходящих по этой планете. Этим Томас остаётся вполне доволен, ведь чем меньше внимания, тем больше шансов на его спокойное существование. Что касается соседей — Томас не видел Ньюта уже больше недели, а Фрайпан постоянно торчит в комнате, мониторя сайты с сериалами и музыкой. Томас как бы невзначай пытался выяснить у соседа, куда пропадает Ньют, но тот клялся, что ничего не знает и сам находится в недоумении. И что-то Томасу не особо в это верится, но поделать он ничего не может. Не выбивать же из Вуда правду шантажом или кулаками. В один из холодных осенних вечеров Тереза приглашает Томаса сходить с её компанией в какую-то забегаловку неподалёку от общежития. Томас долго думает, соглашаться или нет, но перспектива открыть для себя хотя бы какую-то информацию о всех четверых берёт верх, и Томас даёт добро. Всем ребятам приходится ждать, пока Тереза наведёт марафет и выберет подходящий, как ей кажется, наряд. И все эти невероятно растянутые, кажется, нескончаемые тридцать минут Томасу только и остаётся, что слоняться по коридорам, попутно разглядывая комнаты старшекурсников, если двери тех открыты настежь. Он останавливается около комнаты Минхо, Алби и Галли (о том, что они все делят одну комнату, Томас узнал, когда сам застал Галли, тащащего пьяного Минхо на шестой этаж, и которых ждал Алби, кажется, поселившись в дверях). Дверь здесь лишь немного приоткрыта, но даже так Томас вполне может расслышать диалог, явно не предназначенный для его ушей. — А она что? — А что она может? Ты её видел? Одни кости. Голос первого человека Томас пока не может распознать, но второго признал сразу — Галли. — Господи боже… — эта проклятая молитва сопровождается тяжёлым вздохом, — Галли. — Чего? — Давай помогу. Столько раз ведь предлагал, — голос первого едва ли не умоляющий, но уверенный. — Сколько ты предлагаешь, столько я буду отказываться. Мы это обсуждали тысячу раз, — недовольный, напоминает Галли, — Отстань. — Ну чего ты такой упёртый! Это действительно так сложно? Теперь Томас узнаёт голос и второго — своего капитана. О чём они спорят, чёрт возьми? — Я сам разберусь, достал уже. Не лезь… ай, блять! Аккуратнее. Минхо лишь цокает в ответ, отчего-то решив промолчать в ответ на весьма грубые слова в свой адрес. Томас понимает, что совсем ничего не понимает. Попытавшись сопоставить свои домыслы и диалог этих двоих, всё становится ещё невразумительнее. С чем Минхо так отчаянно хочет помочь Галли? И почему тот выругался? Услышав приближающиеся к двери шаги, Томас подрывается и как можно скорее мчится в сторону лестницы. Да, ему стоит быть осторожнее в своих шпионских замашках, так и попасться недолго. Впрочем, Томас ведь попался однажды — Ньют застукал его за подслушиванием. Одно воспоминание об этом вызывает приступы тошноты и зуд по всему телу. Поведение Ньюта и его грубые действия хочется напрочь стереть из памяти. Томас спускается в холл в ожидании остальных — шататься по общежитию стало утомительно и скучно. Вот если бы ещё на него не глядела вахтёрша, как на террориста, было бы проще. На самом деле Томас к этому уже привык. Он, кажется, ко многому начал привыкать. Наконец показывается вся компания. Алби, смерив Томаса скептическим взглядом, переводит вопросительный взгляд на Минхо, на что тот лишь с улыбкой пожимает плечами в ответ. Томас бросает взгляд в сторону Минхо и Галли. О чём же был тот разговор? Минхо спросил «а она что?»… Кто такая «она»? Томас подозревает, что вряд ли когда-нибудь разгадает эти загадки, ведь не особо верится, что он подружится настолько близко хотя бы с одним из них. Томас задерживает взгляд на Галли: его лицо украшают припухшая губа и чёрный синяк на подбородке. Это вводит Томаса в ступор, и он продолжает во все глаза разглядывать повреждённое лицо, пока вдруг не соображает, что Галли уже довольно продолжительное время смотрит на него в ответ. Томас поспешно отводит взгляд, пытаясь найти глазами хоть что-нибудь, за что можно зацепиться, но в его поле зрения сейчас попадают только лестницы да Минхо с Алби. Минхо с какой-то настороженностью смотрит на Томаса, но его лицо моментально принимает приветливое выражение, словно его кто-то подменил. — Так ты с нами? Ничего себе! Оказывается, ты умеешь общаться. Я прямо заинтригован. Минхо сопровождает свои слова улыбкой и уже знакомым всем подмигиванием. Пройдя вниз по лестнице, он оставляет Томаса позади себя, рассерженного и закатывающего глаза. До места назначения, оказывается, можно пройти пешком, поэтому вся компания поспешно вываливается из общежития, толкаясь и смеясь. Томас же идёт позади всех, стараясь не привлекать к себе внимания. Но как тут его не привлечь, когда третьекурсники такие общительные (читать как дотошные). От Томаса не укрывается то, как Минхо начинает сбавлять шаг, явно намереваясь поравняться с ним. Они идут в молчании несколько минут: Томас, смотрящий себе под ноги, и Минхо, прячущий руки в карманах куртки. Первым не выдерживает третьекурсник. — Слушай, ты с кем-нибудь вообще общаешься? Всё, что я вижу каждый день — как ты мечешься из комнаты к кухне и обратно, ну и… всё, — как-то растерянно заканчивает Минхо, сжато пожав плечами и не сводя взгляда с нахохлившегося Томаса, — У тебя что, проблемы с общением? — Не угадал, — резкая реакция Томаса говорит о многом, — Просто… было бы ещё с кем, — тут он пугается, что был слишком резок и сейчас его слова воспримут в штыки, но Минхо в ответ усмехается, выпуская пар изо рта и глядя куда-то в небо. — Да, в общем-то ты прав, Бэмби. Тут мало кто может быть настоящим другом, — азиат с непривычным ему теплом косится в сторону Галли и Алби, после чего возвращает взгляд на синее небо, затянутое облаками, — Но! Выбирать не приходится, так что… — после своих слов Минхо вдруг начинает смеяться. Томас, сбитый с толку таким скачком эмоций собеседника, хмурится и прячет подбородок в горловине куртки. Он замечает, как Минхо смотрит на него, вероятно, ожидая реакции, поэтому пожимает плечами в знак ответа. Минхо довольно улыбается, совсем не натянуто, и снова вскидывает голову к небу. Томас — странно —, но не чувствует себя скованно рядом с Минхо. Это кажется чем-то до безумия странным и даже настораживающим, ведь, по правде, он его раздражает уже больше месяца. Своими вечными шутками, странными репликами и какими-то понятными только самому Минхо подкатами. Иногда Томасу кажется, что он попросту не может быть серьёзным, разве что на поле, во время тренировок. На сегодняшний день Томас выявил две личности Минхо: одна, которая с ним каждый день, — громкая, с хитрой, искренней лыбой и огненными, живыми глазами. Вторая же проявляется лишь на тренировках, то есть когда Минхо действительно, на полном серьёзе чем-то увлечён. Он становится волком, отрешённым от своей первой личности. И с этим, как понял сам Томас, нужно просто мириться, потому что Минхо есть какой есть. Наверное, остальным его оба образа уже приелись, они привыкли, но Томас… ему проще вообще никак не взаимодействовать ни с одной из этих личностей, однако, его решения каждый день канут в небытие, потому что Минхо буквально окружает его и в университете, и на поле, и в общежитии. Даже на кухне Томас не может хлебнуть кофе без судорожного кашля — так сильно он удивляется окликаниям Минхо. Почему-то. Поддавшись своему потоку мыслей, Томас и не заметил, как они дошли до той самой «забегаловки». Краем глаза он замечает, как Минхо порывается сказать ему что-то ещё, но за одно мгновение передумывает, отвернувшись от него и отдав своё внимание заведению. И, кстати, забегаловкой это место у Томаса язык не поворачивается назвать. Походит скорее на маленький ресторанчик, чем на кофейню, или что там Тереза имела ввиду. Просидели они там немного, часа полтора или около того. Томас на самом деле не считал. Он слушал звон бокалов, стук вилок о тарелки и безудержный смех ребят. Галли ничего не заказал, лишь изредка отпивал у Минхо какой-то синеватого цвета коктейль. Тереза постоянно, в шуточной манере дерзила Алби (того, кстати, это никак не задевало) и смеялась с шуток Минхо, в то время как сам он травил странные истории с первого и второго курсов, много шутил и громко ругался, когда тема касалась того, что его злило или бесило. — Да пошёл на хуй этот Дэвис, если он ещё раз подойдёт ко мне, я ему зубы выбью, а затем вобью их в его голову, — гневно рычал Минхо, вынуждая своим криком Галли мрачно отодвинуться от него. Томас на это только вскидывал брови и усмехался. Больше всего времени у него заняло изучение скатерти. Впрочем, никакой новой информации он не получил, лишь увидел пьяных Алби и Минхо, и матерящегося Галли. В остальном вечер прошёл неинформативно и странно.***
Проливные дожди загоняют всех удручённых студентов в комнаты. Мало кто выбирается на прогулки, разве что в кофейни да дешёвые забегаловки — есть-то где-то нужно. Дожди с каждым днём льют всё сильнее, будто убивая город, и Томас убивается вместе с ним. Скучные пары клонят в сон, а вместе с серостью и унынием за окном хочется уехать в другую страну. С каждой неделей Томасу становится всё скучнее и грустнее. Он так ни с кем и не заговорил; с третьекурсниками начал разговаривать чаще, но недостаточно для того, чтобы это могло вывести его из хандры, да и Томасу кажется смешной сама мысль о том, что кто-то из них может оживить его жизнь. Он несколько раз пытается вновь завести разговор с Ньютом, если тот внезапно объявляется, но он лишь отвечает односложными предложениями, либо, когда всё совсем плохо, посылает его на хуй. Тогда Томас грустно вздыхает и начинает разговор с Фрайпаном, усаживаясь к нему на кровать. К счастью, Вуд умеет находить общий язык со многими, поэтому с радостью отвечает Томасу. Иногда они смотрят вместе фильмы и помогают друг другу с домашней работой. Конечно, они учатся на совершенно разных факультетах, но это не мешает им помогать друг другу. Бывает так, что Фрайпан знает ответы на вопросы задания Томаса, и наоборот. Томас подмечает, что Вуд очень эрудированный. Он знает то, чего Томас не знает и в чём не разбирается, хотя должен — всё-таки это предметы его факультета, а не его соседа. А ещё Томас каждый раз ругает себя за бесчисленное количество попыток наладить контакт с Ньютом. Умом он понимает, что из этого ничего выйти не может, потому что Ньют — взбалмошный, дикий анархист с факультета живописи. Он прогуливает пары, ругается с преподавателями и разбрызгивает краски по всей аудитории, если его что-нибудь взбесит. Со всем его полноценным портретом он никак не вписывается в жизнь Томаса. Тогда зачем так рваться узнать его? Просто чтобы унять любопытство? Томас всегда чувствовал, когда его ясный ум разрывало любопытство, только сейчас этого почувствовать никак не мог. Тогда что? К середине месяца он настолько зачах в комнате, что без раздумий соглашается на предложение Терезы сходить в какой-то клуб, в который она и её компания ходили ещё будучи первокурсниками. — Минхо ещё со школьного возраста знаком с владельцем этого клуба, поэтому вход бесплатный, плюс огромные скидки на выпивку, — разглагольствует Тереза, пытаясь попасть в ушной прокол длинной миниатюрной серьгой. Томас сидит у неё на кровати, изредка бросая взгляд на девушку и рассматривая комнату. Он знает, что по правилам общежития им можно было находиться в девичьем корпусе только до восьми вечера, поэтому он бросает боязливый взгляд на часы: стрелки давно перевалили за девять. «Хоть бы не попасться», — эта мысль оказывается единственной в голове Томаса на тот момент, когда он покидает комнату третьекурсницы. Клуб находится в часе езды от общежития. Томас не знал (хотя должен был догадаться), что у многих учащихся есть свои автомобили. В этот раз они поехали на белом джипе Минхо. Азиат сидит за рулём, остальная компания благополучно располагается на задних сидениях, поэтому Томасу не остаётся ничего другого, кроме как сесть на переднее сидение. А ещё он удивляется, что сегодня с ними едет Галли. Он думал, что такой человек как Галли не любит всю эту тему с тусовками, но нет, вот он: сидит с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сидения. Всю поездку ребята о чём-то разговаривают, лишь изредка Тереза и Минхо переговариваются с Томасом, спрашивая о его поездках и о том, был ли он хоть раз в клубе. На отрицательный ответ следует недоумение, а затем безудержный смех. Томас лишь закатывает глаза и, подперев лицо рукой, разглядывает городской пейзаж. Да, всё-таки ночной город привлекает куда больше. Они входят в клуб без проблем: у них не попросили ни паспортов, ни денег. То есть все третьекурсники совершеннолетние, но не Томас. Поэтому всю дорогу он кусал губы и размышлял, пропустят ли его или выбросят за дверь, но ничего такого не произошло. Тереза говорила, что у них не будет проблем, но внутреннее напряжение Томас утихомирить всё равно не смог. Как только они входят в клуб, по ушам резко ударяет музыка. Томасу даже кажется, что он оглох. Толпы студентов заполняют всё пространство, причём настолько, что пройти без толчков и усилий не получается. Алби с Минхо сразу же ринулись занимать только что освободившийся столик. Тереза, Томас и Галли идут к бару. — Что будешь, красавчик? — обращается Тереза к Томасу. Тот бездумно вглядывается в брошюру, что лежит на стойке, но толком ничего не отвечает. Тогда девушка пожимает плечами и, бросив «окей, сама тебе закажу», зовёт бармена. Томас тем временем решает осмотреться: среди танцующих фигур он замечает несколько однокурсников, парочку людей со своего факультета и множество третьекурсников. Здесь находятся и последние курсы, но большинство — вторые и третьи. Понятно. Никому не хочется усыхать в комнатах за домашней работой, не одни они такие смекалистые. Томас от нечего делать бегло оглядывает пространство позади себя и замечает знакомую фигуру, сидящую за дальним столиком в какой-то непонятной компании. С неожиданностью он признаёт в ней Ньюта. Этот эффект неожиданности вынуждает Томаса развернуться всем корпусом к залу. Что здесь делает Ньют? Как его пропустили? И что за странная компания с ним? Томас сгорает от желания узнать обо всём, просто поздороваться, но он и подумать об этом не успевает — Тереза легонько толкает его локтем в плечо, помотав головой в сторону столика, успешно занятого Минхо и Алби. — Ты там чего застрял? Пошли. Томас замечает огромный поднос с напитками у неё в руках. «Хороший вечерок будет, ничего не скажешь», — с досадой думает Томас и направляется вслед за девушкой. Галли рядом с ними не оказывается. Около часа вся компания распивает напитки, заедая всё это разными закусками, лишь Томас притрагивается к коктейлю лишь раз, да и то по наставлению Терезы. Ему странно от того, что в последние недели она начала с ним общаться, да ещё и помогать с чем-то. Он помнит, как Тереза насмехалась над ним, подкалывала и часто попросту не обращала на него внимание. Отчего такие перемены — непонятно, но Томасу не хочется играть с судьбой и всё портить. В самый разгар вечеринки Минхо с Терезой отправляются на танцпол, подцепив с собой и Алби, который поначалу отказывался от танцев, но устав противиться, всё-таки поплёлся за ребятами. Лишь Галли так и остался сидеть за столом, отпивая у Минхо коктейль и следя за происходящим. Да почему он не может заказать себе коктейль сам, а вечно объедает бедного Минхо, причём не спрашивая его разрешения? Томас лишь пожимает плечами и, оставив Галли в полном одиночестве, чему тот, кажется, только рад, направляется в сторону бара. Можно подумать «зачем?», но ответ рисуется сам: взлохмаченный и пьяный, там стоит Ньют. Он облокотился на стойку, одной рукой держа стакан с чем-то явно очень крепким, а в другой — подозрительно свёрнутую в трубочку бумагу. Это что, косяк? Томас миллион раз жалеет о том, что у него вообще хватило духу подойти к Ньюту вновь, но вот он снова здесь. Видимо, Ньют замечает движение в его сторону, потому как сжимает стакан с напитком. В его плечах Томас замечает напряжение. — Эй, привет, — да уж, Томас, лучше ты разговор начать не мог? — Ты чего здесь делаешь? Ньют смотрит на него как на дурочка. — А ты что, сам не видишь? — он скептически вскидывает бровь, — Тот же вопрос тебе. — Я, мы… просто… — на этом все размышления Томаса заканчиваются. Будто его мозг кто-то сбросил в глубокую яму, и думать ему больше нечем, — Я думал, сюда не пускают несовершеннолетних. — И снова промах, Нейланд, — довольно отвечает Ньют, улыбаясь чему-то, — Ты ведь такой же. Несовершеннолетний. Это твои третьекурсники-пташки решили проблемы со входом? Томас в один момент чувствует и смущение, и раздражение. Кажется, так умеет делать только Ньют. Ну и Минхо, конечно. — Верно, — Томас решает не припираться, — Вижу, ты с компанией, — он смотрит в сторону дальнего столика. Ньют лишь кивает в ответ, подтверждая слова Томаса, — Слушай, я о нашем общении, наверное… Почему ты так ко мне относишься? Томас смотрит вперёд, когда понимает, что вопрос вышел слишком прямым. С опаской бросив взгляд на Ньюта, он отмечает, что тот с интересом разглядывает его с головы до пят. Томас смущённо опускает глаза. — А не знаю, — в итоге выдаёт Ньют. Томас не находит никакого ответа в этой фразе, а потому ждёт, что тот объяснится. К счастью, Ньют продолжает: — Ты просто бесячий иногда, дотошный, — он выпивает коктейль до дна, в миг опустошив стакан. Томас не может уловить смысл сказанного Ньютом. Это он-то дотошный? Неужели он действительно так много раз пытался завести с ним разговор? Неожиданно Ньют одним резким движением ставит стакан на стойку, наконец отклеившись от неё, тем самым прерывая всю мозговую активность Томаса. — Ну хорошо. Я дам один шанс. Томас в мгновение напрягается. Складывается впечатление, что за своими словами Ньют прячет нечто большее, жирное и неприятное. Как огромная свинья, которую подкладывают, когда хотят навредить. И спустя мгновение Томас убеждается, что интуиция у него работает на все сто: Ньют делает два шага вперёд и, ухватив его за волосы на затылке, с неестественной жаждой впивается ему в губы своими острыми зубами. Томас слышит, как сердце его гулко колотится о рёбра, забив тревогу. Его качает назад, и ему приходится ухватиться за высокий стул позади себя, чтобы не рухнуть на пол. Что Ньют только что сделал? Его оглушающее действие —этот поцелуй — настолько выбивает из равновесия, что Томас забывает и о том, где находится, и о том, какой сейчас день. Ньют же спокойно облокачивается на стойку, словно всё так и планировалось с самого начала. — Я подумаю, общаться с тобой или нет. Я здесь не то чтобы никому не доверяю. Я всех ненавижу, — закончив фразу с такой угрозой, что у Томаса волосы дыбом встают на загривке, Ньют, шатаясь, направляется к своему столику. Томас рассчитывал на что угодно: на удар, на маты, на игнорирование, но никак не на это. Не на такую реакцию. Не на поцелуй, причём без стеснений или замешательства. Ньют просто взял и… сделал это. Твою мать. В полном замешательстве Томас принимается расталкивать танцующие толпы, мечтая поговорить с Минхо и Терезой. Сейчас даже с ними он будет чувствовать себя хоть в какой-то безопасности, в своей тарелке, не боясь вновь наткнуться на острозубую вседозволенность Ньюта.